С чего начинается Родина

СОРМОВСКАЯ «ТРИДЦАТЬЧЕТВЕРКА»

«Красное Сормово» — боевой арсенал Красной Армии. — Вместо судов — танки Т-34. — Мастера — золотые руки. — Организация массового производства танков.

Поезд идет из Кирова в Горький. Думаю о заводе «Красное Сормово». Завод знаком мне лишь по литературным произведениям и устным рассказам. Сормово было связано когда-то с Коломенским машиностроительным заводом. Два крупнейших завода России в годы первой мировой войны входили в единый концерн «Сормово — Коломна». Сормовский завод старше Коломенского на 14 лет. Он построен в 1849 году. Заводы роднило многое: мастерство рабочих, сходство условий производства и быта рабочих, их высокое классовое самосознание, революционные выступления против самодержавия.

Продукция, которую выпускали заводы, тоже во многом схожа: паровозы, суда, дизели. В отличие от Коломны, на Сормовском заводе вырабатывают стальной прокат. Здесь в 1870 году инженером А. А. Износковым была установлена первая в России мартеновская печь. С той поры началось отечественное сталеварение по этому методу. Мартеновская печь позволила Сормовскому заводу стать во главе прогресса техники в этой области. Это было известно мне еще со студенческой скамьи.

Некоторое представление о заводе давал перечень основной продукции: выплавка и прокат стали, чугунное, стальное и цветное литье, поковки, артиллерийские снаряды, колесные пары, паровые котлы и машины, дизели, компрессоры, краны, прокатные станы, чугуновозы, шлаковозы, вагонетки для изложниц, формовочные машины, металлические конструкции, бронепоезда, артиллерийские установки на платформах, станки металлорежущие, драги, землечерпалки, баржи, землесосы, речные пассажирские пароходы и теплоходы, буксиры, речные канонерки для Волжской военной флотилии, морские танкеры. В свое время по заданию Ленина сормовичи изготовили танк по типу французского «Рено».

Мне также было известно, что в данный момент, летом 1942 года, сормовичи выпускают танки Т-34. О них ходили легенды. Некоторый опыт постройки танков, приобретенный на Коломенском заводе, радовал и в то же время, если говорить откровенно, настораживал меня. Говорят, не боги горшки обжигают. Но Т-34 довольно сложный «горшок»: стальное броневое литье, высокомарганцовистая сталь, точные штамповки, легированные металлы, сложная термическая обработка и многое другое, что входит в этот металлический «бак-цистерну», если учесть английское происхождение слова «танк» (tank).

Я волновался и радовался предстоящей встрече с городом Горьким, или как его еще называл кое-кто по-старинному — Нижним Новгородом. Мне доводилось в нем бывать и прежде, и всякий раз я не мог налюбоваться величественной и прекрасной панорамой красавца-города, привольно раскинувшегося на берегах двух больших русских рек. Нижегородский Кремль всякий раз вызывал в памяти события давней истории. У его стен Минин поднимал народ на борьбу с иноземным врагом. У Нижнего Новгорода — Горького — славное прошлое. О городе и его замечательных людях рассказывали историки, художники, поэты, общественные деятели: В. Г. Короленко, И. Е. Репин, А. Н. Толстой. А сколько знаменитых людей родилось в этом городе: математик Н. И. Лобачевский, изобретатель И. П. Кулибин, литературный критик Н. А. Добролюбов, писатель А. М. Горький…

В Нижнем Новгороде несколько раз бывал Владимир Ильич Ленин. В городе останавливались Александр Сергеевич Пушкин, Тарас Григорьевич Шевченко. Здесь жил Владимир Иванович Даль, словарь которого я почитал настольной книгой. Не раз в трудные для страны дни город оказывал гостеприимство эвакуированным. В Отечественную войну 1812 года в Нижний Новгород был переведен ряд государственных учреждений, а также переехали известные деятели того времени Н. М. Карамзин, В. Л. Пушкин (дядя А. С. Пушкина) и др. В. Л. Пушкин даже сочинил стихотворение «К жителям Нижнего Новгорода», в котором есть такие строчки:

Вот и сейчас, в тяжкие для Родины дни, в Горьком сосредоточены многие специалисты промышленности, рабочие и ученые из Москвы, Ленинграда и других городов страны.

Поезд въезжает в Горький. Начинаются предместья города. Они такие же, как и во многих крупных населенных пунктах того времени: маленькие домишки, дырявые пошатнувшиеся заборы, разнокалиберные сарайчики, овраги, заросшие крапивой и лебедой, кое-где березки, тополя, иногда ветлы. Вокруг оврагов непременные миниатюрные, но от этого не менее неприглядные свалки. На веревках сушится белье. По нему легко определить состав семьи, в известной мере и уровень жизни… Наконец вокзал, и через 20 минут я в заводском поселке. Недолгие хлопоты по устройству с жильем в 5 минутах ходьбы от завода.

Первая встреча с директором завода, знакомство с секретарем парткома, с работниками отдела главного металлурга завода. Обход цехов мне посоветовали начать со сборочного танкового цеха. Так вот он каков, легендарный танк Т-34! Теперь я его вижу и снаружи и внутри. Внушительная броня и вооружение, широкие гусеницы, мощный мотор, ладно сделанная башня. По сравнению с ним явно проигрывают танки, с которыми приходилось мне иметь дело. Т-34 требует от противника бдительности и хорошей артиллерийской защиты, отличной маскировки, в общем, всего комплекса боевой выучки и, конечно, смелости. От наших танкистов — умения владеть этим грозным оружием, отличное знание материальной части, тактики боя и вождения таких машин.

Да, «горшки», которые предстояло «обжигать», внушали убедительное почтение. Танк Т-34 не просто соединение нескольких тысяч узлов и деталей. Это, скорее, сгусток технической и военной мысли, опыта мирового машиностроения, приборостроения, металлургии, вооружения. Это сплав труда интеллектуального и физического, воли и квалификации, культуры производства всех участников сложного процесса, каким является конструирование и изготовление боевых машин. Когда говорят о весе танка, под этим не подразумевают его сложность в техническом отношении, это, скорее, характеристика мощности артиллерийского вооружения и брони, относящихся к его тактико-техническим свойствам. Техническую сложность танка характеризует комплекс механизмов, приборов, вооружения, материалов, а также скорость, проходимость, надежность и многое другое. Преодолеть эту сложность не просто. Изготовление таких танков требует специализированного массового производства. Высокая культура такого производства, всех звеньев завода — главное требование и главная трудность.

Дело осложнялось еще и тем, что Сормовский завод почти не знал массового производства, за исключением разве что артиллерийских снарядов. Изготовление снарядов тоже требует много умения, но, не в обиду артиллеристам и заводским работникам этой отрасли, могу утверждать, что танковое производство намного сложнее. Если в изготовлении снарядов участвует сравнительно небольшой коллектив, а технологический процесс главным образом заключается в рамках механической обработки металлов, то в производстве танков должны были участвовать абсолютно все: металлурги, судостроители, дизелисты, паровозники. Впрочем, так оно и получилось. На освоение производства танков были брошены главные силы предприятия. Городская партийная организация умело и деловито организовывала сормовичам помощь других предприятий. В кооперированных поставках участвовало много заводов города и области: автомобильный, станкостроительный, Кулебакский металлургический, «Красная Этна» и др.

Сормовский завод располагал замечательными кадрами. Рабочие умели делать практически все, что требовалось для постройки первоклассного судна. Слесарь-сборщик делает любой узел. Гибщик труб — это настоящий виртуоз, из труб он может сделать чуть ли не кружева. По праву можно назвать искусством работу формовщика в литейном цехе, когда он изготовляет форштевень или паровозный цилиндр, блок цилиндров крупного дизеля или компрессора. Мастера так называемой свободной ковки могли изготовить гребной или коленчатый вал, отковать вагонную ось, паровозное дышло. Да мало ли сложных и ответственных деталей проходило через их золотые руки. Токари, расточники, фрезеровщики обеспечивали завод отличными деталями с высокой точностью изготовления. Их не пугал самый крупный станок немецкой фирмы «Шисс-Дефриз», который занимал целый пролет механического цеха. На этом станке выполнялся комплекс операций: фрезеровка, расточка, строжка, сверловка, настоящий комбинат — уникум. Подобных станков в Советском Союзе в то время было только два. О станке сормовичей знали на многих заводах и нередко просили произвести на нем обработку уникальных деталей. На станке работали опытнейшие рабочие. Могу добавить, что загрузка станка планировалась из Москвы.

Надо отметить, что технологические службы завода были укомплектованы опытными инженерами и техниками. На заводе работали ученые. Конструкторы тоже оказались на высоте, хотя дело касалось проектирования не привычных пассажирских пароходов, землечерпалок, буксиров и барж, а совсем других изделий. Сормовичей-конструкторов, которых не без иронии называли «баржевиками», подчеркивая судостроительный характер завода, не смутила конструкция танка. Впрочем, дело облегчалось и тем, что конструкция танка была достаточно хорошо отработана еще до войны.

Уместно упомянуть главного конструктора танка Т-34 М. И. Кошкина, умершего незадолго до начала Отечественной войны и его преемников — конструкторов А. А. Морозова и Н. А. Кучеренко. О них следовало бы написать целые книги. И я уверен, что они будут написаны.

Позволю себе небольшое отступление. Иногда можно услышать, что в военной мемуарной литературе мало пишут о работе промышленных предприятий. Но на военных мемуаристов обижаться нельзя. Пусть эту критику примут руководители промышленности, которые в прошлом возглавляли то или иное предприятие, ту или иную отрасль промышленности. Кто лучше их знает, что было сделано промышленностью в предвоенный и военный периоды? Давно пора сделать достоянием общественности и широкого круга читателей операции грандиозного масштаба на индустриальном фронте. Промышленная армия сыграла не меньшую роль, чем действующая армия. В промышленности были свои солдаты и офицеры, генералы и маршалы. Мы должны низко поклониться им, как и воинам Советской Армии. Только органически тесная, совместная деятельность армии и тыла могла обеспечить победу над коварным и сильнейшим врагом. Вот почему так важно сохранить для потомков события этой совместной деятельности, факты будничных и героических дел тыла. Труд, потраченный на создание этой летописи, будет оправдан, ибо он нужен новым поколениям.

Центральный Музей Советской Армии сделал попытку своими средствами показать советскую оборонную промышленность и ее роль в Великой Отечественной войне. Но сделано это в весьма ограниченных масштабах. Вряд ли в пределах музейной экспозиции можно значительно расширить этот раздел. Впрочем, если бы даже не один, а несколько музеев захотели воспроизвести героическую эпопею советского тыла, гигантской кузницы, ковавшей оружие победы, они и в малой степени не смогли бы исчерпать этой грандиозной темы. Ведь речь идет не только о специализированной оборонной промышленности, как таковой, а обо всем советском тыле. Рабочие, крестьяне, мужчины, женщины, старики, подростки — весь советский народ, организованный и вдохновляемый Коммунистической партией, совершил великий трудовой подвиг, снабжая героическую Советскую Армию всем необходимым для достижения победы в единоборстве с лютым врагом. Сормовичи гордятся тем, что в Музее Советской Армии красуется модель танка Т-34, который производил завод «Красное Сормово». Эта модель в свое время была подарена сормовичами маршалу бронетанковых войск Я. Н. Федоренко.

Самым сложным для нас оказалась технология изготовления танка, несмотря на то, что основы ее были получены с завода, делавшего эти танки еще до войны. Помощь от группы работников других заводов, приехавших на подмогу сормовичам, еще не успела сказаться.

Внешне казалось — есть все для выполнения непрерывно возрастающего плана: чертежи, технология, люди. Но план по производству танков не выполнялся. Не хватало времени. Оно нужно было для освоения новой технологии, обучения инженеров и рабочих принципам массового производства. Требовалось строительство и организация ряда производств: термической обработки брони, отливки деталей из броневой стали. Необходимы были крупные мартеновские и электроплавильные печи. Требовалась замена свободной ковки штамповкой, ручной формовки машинной. Нужны были штампы, металлические модели, огромное количество специального инструмента. И конечно в первую голову кадры, владеющие техникой производства танков.

В период войны сила промышленности заключается в том, чтобы суметь быстро организовать свою перестройку для выпуска военной продукции, необходимой фронту, даже если производство ее тех или иных видов не предусматривалось мобилизационным планом. Опыт мировых войн со всей очевидностью показывает, что запасы оружия, боеприпасов, техники, сырья и тому подобного, созданные в мирное время, как бы велики они ни были, не могут полностью обеспечить нужды всего периода войны. К тому же развитие новой военной техники и внедрение изобретений требуют подготовки соответствующих видов производства в самые короткие сроки, часто немыслимые в мирное время.

И здесь доминирующую роль играет наличие мощных средств производства и квалифицированных кадров. Трудно сказать, что более сложно: комплектовать действующую военную или промышленную армию? Совершенно правы те советские специалисты, которые утверждали, что современная война является состязанием науки и техники, если не касаться таких первостепенной важности вопросов, как мировоззрение, идеология и политическая направленность войн. Со всей очевидностью это было видно на примере Сормовского завода. Работа огромного объема была начата с первого же дня войны. Проведена была уйма мероприятий, как принято говорить о заводской практике, когда речь идет о решении трудной задачи. Отстранялись руководители, которые не обеспечивали выполнения плана в жесточайшие сроки. Война не терпела промедления. Прошлые заслуги в счет не принимались. Работу надо было выполнять сейчас, немедленно.

Бывает так: обработана почва, посеяно зерно, нужно время, чтобы колос созрел, но всем страшно хочется как можно скорее снять предполагаемый урожай. Иначе говоря, одни руководители сделали большую черновую работу, подготовили базу для резкого подъема производства, но до самого успеха не удержались.

И все же, зная всех этих товарищей по совместной работе, могу сказать, что приезд нового директора Е. Э. Рубинчика, способного организатора, был весьма полезен для дела. Его энергия, огромная трудоспособность, колоссальная память, преданность делу, умение заставить всех работать в нужном направлении, изменить стиль работы, выполнять задание при любых трудностях были весьма полезны заводу. Все эти достоинства с лихвой перекрывали его недостаточное знание конкретной технологии, конструкции и иных тонкостей инженерной науки, что должно было быть уделом специалистов. Ефим Эммануилович прекрасно знал дело материально-технического снабжения, отлично владел искусством применения материальных и моральных стимулов производства. В прошлом партийный работник, он тактично и умело использовал помощь партийной организации. Он не просто опирался на нее, как принято говорить, а был в ее строю, в первых шеренгах, работал вместе с товарищами. И это давало большой эффект. На заводе быстро почувствовали, что, если есть задание, его надо выполнять и трудности тут ни при чем. Конечно, о них можно поговорить, отвести душу, но задание не будет пересмотрено, оно во что бы то ни стало должно быть выполнено.

Приверженность к некоторым техническим традициям мешала заводу осваивать массовое изготовление боевых машин; нельзя было скидывать со счетов, что прежнее производство на заводе базировалось на универсалах-умельцах, на принципах индивидуального и мелкосерийного производства, на привычных канонах судостроения. Поэтому сложность заключалась больше в перестройке психологии всего коллектива, нежели в реконструкции самого завода. Но на стороне коллектива была сила патриотизма, исключительное трудолюбие, понимание своей роли в происходящих событиях. Сормовичи шаг за шагом постигали умение строить танки. Завод стал выполнять план. Но трудности не уменьшались, так как потребность в боевых машинах возрастала и план их выпуска постоянно увеличивался.

Узким местом стало производство литых башен и звеньев гусениц — траков. От ручной формовки башен надо было переходить к машинной. Но таких машин не было, да если бы они и появились, ставить их все равно было негде. Решили отливать башни в металлическую стальную форму — кокиль. И тут же, как водится, выявились противники и сторонники новой технологии.

Старый рабочий-формовщик коммунист А. И. Храмушев, работавший на башнях, сразу оценил преимущества новой технологии. Вместе с инженером Н. Ф. Косариковым он взялся за проведение опытных работ. Александр Иванович дал ценные советы по конструкции металлической формы и самой башни. До самого конца войны башни отливались именно таким способом.

Всякий раз теперь, много лет спустя, когда я вижу фотографии танка времен войны или боевую машину на постаментах памятников, безошибочно узнаю сормовский танк. Одна из последних встреч с нашим танком была у меня в 1969 году в Польской Народной Республике, где в районе Гданьска и Гдыни на постаменте стоит сормовская «тридцатьчетверка».

Другая проблема — производство траков — потребовала для решения более длительного времени. Отливка траков являлась как бы супермассовым производством. На каждый танк шло полторы сотни звеньев, не считая поставляемых в запас. Делались они из стали Гадфильда с содержанием марганца 11—14 %. Износоустойчивость этой стали, трудность ее механической обработки и другие свойства специалистам известны давно. Интересно, что ее вязкость и износоустойчивость образуются только после закалки в воде. Производство траков было запроектировано и организовано без учета характера изделий. Пришлось многое переделывать. А тем временем конвейер сборки испытывал настоящий голод на траки. Производство гусениц определяло объем выпуска танков. Но и с качеством их дело обстояло не лучше. На испытаниях звенья быстро изнашивались и рвались. Цех работал по принципу поточного производства, использующего конвейер, пусть примитивный, не такой, как в литейных цехах Коломенского или автомобильных заводов, но все же конвейер. Надежность механизмов в этом конвейере должна быть самой высокой.

Сормовичи сами изготовили почти все машины для литейного цеха. Исключением являлись электромоторы, шарикоподшипники и электропечи. У проектировщиков вначале не было опыта. И это, разумеется, сказалось на надежности механизмов. Во всяком случае, на первых порах весь ремонтно-механический цех завода был занят изготовлением оборудования для нового литейного производства. Проектировщики, да и мы тоже, убедились, что непрерывно работающее оборудование литейного цеха должно иметь по крайней мере десятикратный запас прочности. В первый момент конструкторам казалось, что они все делали правильно, по справочникам, по общепринятым нормам. Предусматривался даже повышенный запас прочности, была попытка ввести поправочные коэффициенты.

Однако настоящие, самые жесткие поправки делала жизнь. Пришлось ввести ремонтные дни. Люди, казалось, выдерживают, пасовало оборудование. Время показало, что мы стоим на правильном пути, организовав профилактический ремонт. Конечно, здесь ничего нового нет, просто до этого казалось, что мы можем обойти законы, по которым обеспечивается надежная работа оборудования. Первая же неделя после ремонтного дня дала лучшие результаты, хотя работа шла с некоторыми задержками — к началу рабочей смены не успели собрать два формовочных станка из десяти. Потом, правда, мы уже имели постоянно несколько резервных, полностью отремонтированных и проверенных станков.

К концу 1942 года цех стал работать ровнее, но напряжение далеко не было снято. Оставалось много проблем и узких мест. Более того, появились новые. Это и естественно. Танк Т-34 все время совершенствовался. Фронтовой опыт давал импульсы к изменению конструкции и технологии производства. Иногда едва заметное перемещение линий на чертеже вызывало груду работы, требовало новой оснастки, оборудования, а самое главное — времени. Так случилось и с гусеницей. Известно, что половина звеньев гусеничной цепи имела выступы, так называемые гребни. Конфигурация и размер гребня изменились так же, как, впрочем, и сам трак. Нужно было осваивать новый стержень. Литейные стержни делались вручную, и требовались они в больших количествах. Все старания стержневого отделения пока были тщетны. Каждый рабочий должен был делать за одиннадцатичасовую смену по крайней мере 200 штук, но более 100 никто не изготовлял.

Я вспомнил, что в Сормове работает несколько бригад формовщиков и стерженщиков, эвакуированных с Коломенского завода. Среди них был и мой старый знакомый стерженщик высокой квалификации Юрий Петрович Рожков. Он работал в старом сталелитейном цехе «Красного Сормова». К нему-то я и пошел в обеденный перерыв. Встретились как друзья. Всю жизнь он проработал на Коломенском заводе в литейном цехе. Вспоминали мы с ним Коломну, выяснили, кто где из наших общих знакомых оказался в эту трудную пору. Гляжу, Юрий Петрович на меня испытующе посматривает: не за этим же инженер Смеляков пришел к нему, оставил цех.

Ну тут я ему и предложил, чтобы он в нашем цехе показал лучшие свои приемы работы. Объяснил, зачем это нужно. Просил его, чтобы он наглядно доказал рабочим: можно перешагнуть рубеж, можно сделать за смену 300 штук стержней.

Юрий Петрович задумался.

— Дайте, — говорит, — время, обмозговать нужно. Тут ведь проваливаться негоже.

Целую неделю он готовился к демонстрации. Подготовил дополнительный инструмент, потренировался на набивке стержня и только потом дал согласие. Настало время показа. В таких случаях у рабочих, а тем более одной профессии, всегда наблюдается повышенный интерес. Вначале не обошлось без острот и шуток, хотя все понимали серьезность положения. Большинство рабочих — женщины, хорошо освоившие стержневое производство. Стояла задача делать каждому не менее 200 стержней в смену. Наконец подан знак. Юрий Петрович, высокий, худощавый, чисто выбритый, встал за обычный стержневой верстак. Там уже припасена стержневая смесь, стержневой ящик и инструмент, которым обычно пользовались все рабочие участка. Мастер стержневого отделения точно выполнил мое приказание не создавать для Рожкова каких-то особых условий. Все должно быть обычным. Я хорошо знал старые наши привычки. Нередко для рекорда организовывались тепличные условия, позволявшие произвести благоприятное впечатление, но не дававшие потом какого-либо практического результата.

Юрий Петрович снял темный пиджак, аккуратно залатанный, надел фартук, в котором всегда работал, достал дополнительный немудреный инструмент. Взял стержневой ящик, проверил его исправность, разложил инструмент в привычном для себя порядке. Делал все это не торопясь и не волнуясь. Когда было все готово, спросил разрешения начать работать.

Юрий Петрович работал как бы не спеша. Его длинные, ловкие пальцы, однако, быстро завершали одну операцию за другой, заполняя сушильные плиты готовыми стержнями. Казалось, инструмент, стержневой ящик, наконец, сам готовый стержень в руках рабочего невесомы. Никакого видимого напряжения. Четкий ритм.

— Споро работает, — бросил кто-то из присутствующих.

— Мужику-то можно так работать, — добавила женщина, стоявшая рядом со мной.

Незаметно прошел час. Сделано 40 стержней. Цифру вслух никто не произносит. Считают молча. Чувствуется, что ведет счет и сам демонстрант. Дело простое, на каждой плите 10 штук готовых стержней. А изумительные руки этого человека продолжают вынимать из ящика все новые и новые стержни. Кто он, этот рабочий — фокусник, маг? Нет, конечно. Это мастер своего дела, отдающий ему всего себя.

Так же незаметно прошел и второй час работы. Сделано еще 50 стержней, качеству которых позавидует любой стерженщик. Неторопливость, четкий, все нарастающий ритм работы и красота движений, отсутствие суетливости. Это уже настоящее искусство, которое буквально заворожило присутствующих. Никаких реплик или разговоров. Все наслаждаются хорошо организованным трудом. А пальцы мастера продолжают работать…

Прошло пять часов. Счет точный: 300 стержней.

Юрий Петрович сделал короткую передышку, впервые посмотрел на обступивших его рабочих и спросил меня:

— Нужно ли еще делать стержни?

Я поблагодарил его и ответил, что не нужно.

Показ, конечно, уже сыграл свою роль. Не осталось скептиков, нет задиристых шутников. Всем ясно, что 200 стержней за долгую военную смену можно давать. Можно и больше.

Юрий Петрович снял и аккуратно сложил фартук, надел видавший виды пиджак. Свой инструмент оставил на верстаке, сказав:

— Может быть, кому-нибудь пригодится.

Прощаясь, я еще раз с удовольствием пожал ему руку. Ю. П. Рожков, большой любитель острого словца, видимо, отдавал должное торжественной обстановке и на сей раз ничего не сказал, кроме обычного:

— До свидания!

На другой день мы послали ему премию — рабочие ботинки.

Мы понимали, что такое количество стержней может делать далеко не каждый рабочий-мужчина, даже высокой квалификации. А в стержневом отделении работали почти одни женщины. Но проблема была решена. Мы перешли Рубикон. Вскоре был изготовлен несложный инструмент конструкции Рожкова и вручен каждому рабочему. Норма 250 стержней стала обычной. Лучшие стерженщицы делали по 300 штук в смену, а иногда и более.

Провели мы в цехе и другие весьма важные мероприятия. Так, в частности, установили дуговую электроплавильную печь с механической загрузкой. Ее быстро освоили, но мощности плавильного отделения все равно были еще недостаточны. И виной тому признали технологию. За ее усовершенствование взялись молодые инженеры Александр Васильевич Хрипков и Николай Павлович Майоров. В Сормово приехал сталинградец сталевар Дмитриев, специалист по выплавке стали Гадфильда методом простого переплава. Его способ почти наполовину сокращал цикл плавки, но требовал хорошо организованного шихтового хозяйства. Это было уже легче сделать, хотя качественного металлолома не хватало. Особенно трудно было с электродами, так как Сормово перестало получать их со специализированных заводов. Иногда привозили электроды, но в недостаточном количестве, с тех заводов, которые только начали их осваивать. Пришлось «изобретать» собственный способ изготовления их из электродной массы непосредственно в цехе. Иного выхода у нас не было.

Война, как ничто другое, испытывает и закаляет человека, проверяет, как он способен преодолевать самые разнообразные трудности. Только победишь одну, на смену приходят две новых. А наших литейщиков трудности подкарауливали на каждом шагу. Едва перевели дух, решив проблему электродов, начались перебои с ферромарганцем, без которого не сваришь нужной стали. Применяли все, что можно было достать, чтобы получить сталь Гадфильда. Одно время применяли даже марганцевую руду. Работники отдела снабжения завода, недостатка в расторопности у которых не наблюдалось, прилагали прямо-таки героические усилия, лишь бы не оставить цех без сырья.

Однажды начальник отдела снабжения металлом С. П. Кузнецов и заместитель директора завода по финансам и материально-техническому снабжению С. П. Русинов пригласили меня поехать посмотреть обнаруженные вне завода залежи ферромарганца. Склад принадлежал государственным резервам. Различные металлы, в том числе и ферросплавы, говорил один из моих спутников, валяются под открытым небом. По их словам, получалось: приезжай и бери. И впрямь мы обнаружили нужный до зарезу материал в полузаброшенном железнодорожном тупике. Металл содержался в полном беспорядке, перепутанный по маркам. И все же это была настоящая находка. Мы немедленно организовали сортировку и сдачу металла на химический анализ. Цех был обеспечен по крайней мере на месяц бесперебойной работы. От радости в связи с находкой нас ударило в философию: бывает же так, что вопиющий беспорядок преподносит по тому времени подарок.

Однако вслед за ферромарганцем встала проблема огнеупоров. Нужны были первоклассные огнеупорные пробки и стаканы.

Без этого не разольешь плавку, на которую уже затрачен труд и которую ждут готовые формы. Хорошие, привозные, кончились, пришлось изготовлять их в цехе огнеупоров Сормовского завода. Но цех выпускал только простейшие огнеупоры и к производству сложных изделий не был приспособлен, да к тому же мы не располагали нужным сырьем.

Короче говоря, пришлось переходить на огнеупоры собственного производства. Их качество, особенно вначале, было плохим. Фасонный огнеупорный кирпич для электропечей и ковшей со специализированных заводов мы тоже давно не получали. А он особенно был нужен для сводов электропечей. Цех выручали печники, которые с большим искусством тесали обычный кирпич и клали из него прекрасные своды. Печники, их я хорошо запомнил, — А. С. Абалдуев и В. Н. Бордов — выполняли иногда, казалось, невозможную работу. Признаться, мы вспоминали о печниках тогда, когда предстояло выполнить сложную операцию в кратчайший срок и в трудных условиях. Портретов этих воистину незаменимых людей в газетах не помещали, а зря. Ведь без печников можно было лишь фантазировать о выплавке металла.

Поток трудностей не покидал ни цех, ни завод. Приходилось обращаться за помощью к заводам города Горького и других городов. Как правило, в большинстве случаев удавалось находить приемлемые решения. Часто это делалось в такие сжатые сроки, которые в других условиях вряд ли могли быть достигнуты даже при самом мощном «давлении» сверху. Так, группа работников Сормовского завода была на одном из уральских заводов, который тоже выпускал танки. Нас приняли как родных, мы получили техническую помощь, увидели гигантский завод, который выпускал сложнейшую машину на конвейере. Впечатления от встреч с главным инженером этого предприятия Юрием Евгеньевичем Максаревым у нас остались самые лучшие. Каждый видел, что он, как руководитель, по горло занят собственными заводскими делами, но тем не менее все же нашел время прекрасно организовать наше знакомство с технологией производства танков, снабдил чертежами, инструкциями.

За короткое время сормовичи многому научились и воодушевленные вернулись на родной завод.