С чего начинается Родина

ЧЕЛОВЕК И МАШИНА

Техника шагает вперед. — Колесный центр и механизация труда. — Непрерывная разливка стали. — Рабочий-интеллигент. — Человек управляет машиной и процессом. — Энтузиазм и автоматика. — Хозяйственный и подрядный способы строительства. — В рабочем кабинете В. И. Ленина.

Сразу же после окончания войны на Сормовском заводе довольно широко развернулась механизация трудоемких работ. Надо сказать, что из-за постоянной нехватки электрооборудования, приборов, кабеля, металла даже небольшие мероприятия по механизации процессов давались не просто. Но инициатива, желание сделать что-то существенное владело всеми, и это помогало преодолевать трудности, придавало отдельным работам уникальное значение. В отделе главного металлурга родилась идея построить новую нагревательную печь для слитков вагонных колесных центров, избавить с ее помощью рабочих от изнурительного и тяжелого ручного труда по кантовке слитков. Кантовка слитков представляла собой воистину адскую работу. На всем протяжении зоны высоких температур печи через специально устроенные окна слитки весом около 300 кг перекантовывались вручную. Каждый рабочий вооружался металлической штангой, похожей на весло, и при нестерпимой жаре целый день ворочал раскаленные добела куски металла. Правда, действовали две смены рабочих бригад. Но люди все равно не выдерживали трудоемкой и физически тяжелой кантовки слитков от места загрузки к месту выдачи под штамповку и часто выходили из строя. Это был, пожалуй, самый тяжкий труд из всего металлургического цикла. К тому же в печи на поверхности слитков интенсивно образовывалась окалина, что влекло за собой не только большой угар металла, но и быстрое нарастание шлака на подине в зоне высоких температур. Объяснялось это тем, что образовавшийся слой окалины разрушается при кантовке слитка и не предохраняет от дальнейшего окисления поверхности заготовки. К тому же из-за большого количества кантовальных окон происходил значительный подсос воздуха. Печь оказывалась недостаточно стойкой, свод сгорал через какие-нибудь полтора месяца. А перекантовка слитков вызывала разрушение стен, что приводило к частым остановкам печи на ремонт и требовало удаления нароста на подине.

Печь с вращающимся подом, которая, по мысли наших специалистов, должна была прийти на смену старой, обладала рядом преимуществ: она позволяла транспортировать слитки от места загрузки к месту выдачи без применения каких-либо направляющих и ручного труда. Новая — диаметром 12 м печь состояла из довольно сложных и мощных узлов. Наружный диаметр кладки — двенадцать и ширина вращающегося пода — полтора метра. Этой огнедышащей махиной тем не менее было легко управлять, и она произвела коренные изменения в условиях труда людей и их производительности. Рабочие, в буквальном и переносном смысле слова, выпрямили спины и высоко подняли головы. Авторами проекта печи были инженеры Михаил Яковлевич Кузелев и Алексей Анатольевич Скворцов, оба коренные сормовичи. Конечно, у них было немало помощников, но мои коллеги Кузелев и Скворцов были первыми, кто начал работу над воплощением новой идеи в жизнь.

Каждому понятно, что задумать новую печь и построить ее далеко не одно и то же, особенно в условиях действующего цеха, когда лозунг «Даешь вагонные колеса» висел всюду и всюду им руководствовались. Сами посудите, сколько нужно было усилий, чтобы изыскать средства на это дело, разместить заказы и добиться их выполнения. Лишь тогда, когда эти проблемы были разрешены, кипы чертежей стали превращаться в живой организм печи. Изготовление новой печи зависело не только от Сормовского завода. Нужны были мощные электромоторы и комплектующее оборудование, которое производилось на других предприятиях. Конечно, все самое основное было сделано на нашем заводе. Но энтузиазм не заменял приборов автоматики, хотя и помогал их изготавливать или находить.

Скворцов и Кузелев приняли на свои плечи главную ответственность, технический риск. К этому времени они не были младенцами в конструировании техники, были умудрены опытом. Но все же, когда настал момент пуска кольцевой печи, когда был нагрет и отштампован первый слиток, а печь к этому времени подготовила следующий, люди как бы возмужали, обрели, что называется, твердую походку. Нет, речь идет не о зазнайстве, а о твердости шагов, направленных к решению новых проблем. Многим можно поставить в пример таких инженеров, которые, обладая нужной грамотностью и смелостью, не чуждались черновой работы и были достаточно организованны, внутренне собранны, целеустремленны в движении к поставленной цели.

…Несколько лет спустя в кабинет директора пришел Алексей Анатольевич Скворцов и скромно, как бы стесняясь, обратился ко мне с просьбой отпустить его с завода на преподавательскую работу в высшем учебном заведении. Чтение лекций Скворцовым в институте для меня не было новостью. Подобное полезное совместительство оформлялось разрешением руководства завода. Теперь речь шла уже о другом, об уходе в институт насовсем. «Ну, а кто же, как не он, должен учить молодое поколение?» — подумал я, подписывая его заявление. Теперь временами слышу, что Алексей Анатольевич Скворцов, доктор технических наук, успешно справляется с подготовкой кадров и не порывает своих связей с заводом. И таких специалистов на Сормовском заводе немало. Предприятия, подобные Сормовскому заводу, — это неиссякаемый источник кадров для нашей промышленности. Только при наличии подобных кадров можно было решать крупные технические задачи. В качестве примера можно привести создание промышленной установки непрерывной разливки стали.

В один из приездов в Москву я впервые познакомился на заводе «Серп и молот» с наклонной установкой для непрерывной разливки стали системы инженера Голдобина. При пробной разливке присутствовали автор машины академик И. П. Бардин, министр транспортного машиностроения Ю. Е. Максарев, крупный специалист-металлург А. А. Котовщиков и многие другие. Но добиться хороших результатов разливки стали новым способом пока не удалось. В заготовке было много трещин, плохой оказалась и поверхность. Но способ-то новый, в нем много сложного, неизведанного, всегда есть и рациональное. Найти рациональное зерно не так-то просто. Я его, скорее, интуитивно почувствовал, нежели ясно увидел. Спустя некоторое время в Горьком на соседнем заводе я тоже наблюдал нечто подобное тому, что видел на «Серпе и молоте». Но и здесь было совсем не то, что нужно для промышленности, если говорить о больших масштабах. Короче говоря, был получен специальный заказ: нужно создать принципиально новый метод разливки стали.

Своими соображениями на этот счет я поделился с товарищами по заводу, рассказал им о виденных установках на заводе «Серп и молот» и на другом предприятии. Товарищи, которым я рассказывал, загорелись идеей. Начались месяцы напряженного творческого труда, как это всегда происходит при рождении нового механизма, машины… Мы назвали свое детище УНРС, что означает: установка непрерывной разливки стали. Я не собираюсь живописать шаг за шагом все этапы ее рождения. В их своеобразии столько всеобщности, что каждый, кому довелось заниматься созданием нового, меня поймет, а тот, кто с этим незнаком, вряд ли получит полное представление при любом описании сложностей и трудностей, встречающихся на пути изобретателя. И все же я не могу не рассказать о первой разливке, о том, как она проходила.

На верхней площадке установки рабочие, мастера, начальник мартеновского цеха деловито готовятся к приему первой, пробной плавки. Инженеры, разработавшие конструкцию и технологию машины, разумеется, волнуются более всех. Они обращают взгляды к приборам, что-то говорят рабочим-операторам, минуя мастера, забывая, что тем самым нарушают субординацию. Затем бегут то в отделение автоматики, то в зону газовой резки. По всей видимости, в этом и нужды не было, все проверено. Но лучше двигаться, чем стоять и ждать. К тому же повторная проверка готовности и исправности оборудования никогда никакому делу не мешала, тем более что речь шла о серьезном испытании новой технологии, нового сложнейшего агрегата.

Дело заключалось в испытании принципиально новой, оригинальной по своему существу технологии. Причем испытание проводилось в промышленном масштабе. С помощью новой технологии устранялся тяжелый и опасный труд рабочих, занятых традиционным, если можно так выразиться, классическим способом разливки стали в изложницы. Ликвидировались неизбежные при старом способе потери металла, сокращались расходы на огнеупоры, изложницы, на сборку и подготовку канавы, на обрубку слитков. Учитывая масштабы производства стали в нашей стране, экономия в случае удачи должна была составить ощутимую величину. Поэтому понятен энтузиазм всех участников разработки и внедрения нового способа непрерывной разливки стали. Кажется, теоретические расчеты надежны, их делали квалифицированные люди. Агрегаты машины опробованы вхолостую и с имитированной нагрузкой. Но сколько бы раз ни проверялась правильность расчетов, как бы тщательно ни изучались суждения оппонентов, главным, самым надежным способом проверки является испытание действием. Выражаясь военным языком — проверка боем.

Сталевары со всей тщательностью варили металл, который должен отвечать самым строгим требованиям заказа по химическому составу, температуре, жидкоподвижности. С особым старанием готовился ковш для разливки. Рабочие отлично понимали — нельзя допустить даже самой малой погрешности, чтобы не подвести своих товарищей, не сделать напрасными труд и старания большого коллектива, проводящего важный эксперимент. Электрики, слесари, крановщики уж в который раз проверили механизмы разливочных кранов, автоматику управления, подсоединение кислорода, водяных насосов и др., одним словом, все, что доступно проверке с помощью самого точного и чувствительного прибора, имя которому рабочая совесть. С чувством непосредственных участников испытания они ждали разливки. Теперь дело за выпуском плавки. Все механизмы готовы. Каждый исполнитель на своем месте. Напряжение нарастает.

Как ни ограничили вход для так называемых посторонних лиц, людей на разливочной площадке все прибывало. Видимо, никто не желал считать себя посторонним. Каждому хотелось присутствовать при рождении нового, невиданного до сих пор. Инспектор по технике безопасности уже несколько раз обращался к начальнику цеха, требовал принять дополнительные меры к ограничению количества людей вблизи разливочной машины. Молодой и темпераментный начальник мартеновского цеха Николай Сергеевич Агазарянц и без инспектора знал, что дело серьезное, что с жидким металлом шутить опасно. Но есть ли предел любознательности человека? Может ли, скажем, канавщик, рабочий, который готовит канаву к приему плавки, отказать себе в том, чтобы посмотреть новую сложную и интересную машину, которая призвана облегчить его труд? Конечно нет! По соседству с разливочной машиной оказались даже рубщики слитков, главный шихтовщик и другие. Кому хотелось посмотреть, ощутить, узнать, поволноваться и порадоваться вместе со всеми, а может быть, чем-то при случае и помочь.

Последние минуты перед выпуском плавки… Это не простое зрелище, которое захватывает любого человека, даже того, кто многократно его видел. Мне много раз приходилось присутствовать при выпуске плавки. Видел я и Ниагарский водопад. Поток стали, безусловно, производит более сильное впечатление. Когда расплавленный металл устремляется в ковш, понимаешь, что это «водопад» стали и море труда, вложенного рабочими, инженерами, добывающими руду, уголь, чугун… Не впадая в преувеличение, можно сказать, что сталь — эта сплав труда людей самых разных профессий.

Плавка выпущена. Огромный ковш с жидким металлом поднялся над приемным устройством машины. На разливочной площадке непосредственные участники и ответственные за эксперимент: инженеры А. В. Хрипков, К. П. Коротков, Н. Л. Камандин, Н. П. Майоров, Н. С. Агазарянц, Л. Б. Шендеров, рабочие А. В. Петухов, С. В. Новиков, Ф. Г. Сухарев. Тут же представители Центрального научно-исследовательского института черной металлургии. Все это специалисты советской металлургической школы — кто моложе, кто старше… Одни из них еще в юном возрасте прошли через горнило революции, другие — активные участники первых пятилеток; позднее все они вместе трудились в годы Великой Отечественной войны, варили броневую сталь, делали танки, снаряды. После войны их трудолюбивые руки строили паровозы, вагоны, суда, котлы и многое другое.

Все волнуются. Это ясно видно. Мы стоим вместе с главным инженером завода П. А. Черноверхским на площадке и, естественно, тоже переживаем, много курим и почти молчим. Эксперимент труден и опасен. Волнение у людей сказывается по-разному. Некоторые делают много лишних движений, чрезмерно порывисты, торопливы и суетливы. Но все они знают свои обязанности и готовы их выполнить, каждый понимает свой маневр. Расстановка и подготовка исполнителей отличная. Их сознательное отношение к делу не вызывает сомнения. Партийная организация хорошо поработала с каждым, кто назначен выполнять любую операцию на любом участке, связанном с большим экспериментом. На самых опасных и ответственных местах — коммунисты, как на фронте. Но все это не снимает чувства беспокойства за судьбу дела, нового, большого шага в технике. Решается вопрос государственной важности.

…Первая струя живого металла, первые слепящие глаза искры. Лица присутствующих озарились багряным светом. Все ожило, механизмы пришли в движение. Люди работают спокойно и слаженно. Наступила как бы разрядка. Жидкий металл вошел в чрево машины, благополучно миновал кристаллизатор, где обрел необходимую твердость, попал в зону газовой резки. Перворожденный слиток — красный, внушительный, долгожданный — показался на транспортере. За ним второй, третий… Разливка продолжается успешно. Машина работает исправно. Люди — выше всякой похвалы. В шутку можно сказать, что машина работала отлично, несмотря на присутствие большого начальства. А ведь практика знает немало случаев, когда, словно нарочно, именно в такие моменты машина начинает капризничать, хотя до этого работала хорошо.

Мартеновская печь, выдавшая металл, вновь загружается шихтой для очередной плавки. Хобот завалочной машины, подобно гигантской руке человека, сжатой в кулак, легко и быстро входит в открытое печное окно, плавно поворачивается и возвращается обратно, чтобы взять следующую порцию шихты. Все это машина повторяет много раз, послушно выполняя волю одного человека, управляющего механизмом. Это прекрасно, грандиозно.

Итак, 28 мая 1955 года установка непрерывной разливки стали на заводе «Красное Сормово» была закончена строительством и сдана в промышленную эксплуатацию. Ее «крестными отцами» мы считаем министра транспортного машиностроения Юрия Евгеньевича Максарева и академика Ивана Павловича Бардина. Параллельно с Сормовским над УНРС работал Ново-Тульский завод.

Ныне никто не удивляется, что миллионы тонн металла разливаются на этих машинах и что в ближайшие годы этим способом будут разливаться десятки миллионов тонн стали самого различного назначения. Сооружаются гигантские комплексы по выплавке в конвертерах и непрерывной разливке стали, вроде Ново-Липецкого металлургического завода. Создаются новые, более совершенные разливочные машины. Труд металлургов стал неузнаваем. И сделано это усилиями рабочих, инженеров и ученых за многие годы упорного труда. Какое же огромное расстояние прошла наша металлургическая промышленность, если сравнить с годами первых пятилеток! На наших глазах все настойчивее пробивает себе путь новая технология разливки стали с помощью УНРС. Но старое уходит с боем. Есть еще люди, которые не только сомневаются, но и пытаются усложнить проблему, пугают неудачами, низким качеством, авариями, взрывами, сложностью механизмов и автоматики установки. Что об этом можно сказать? Металла без шлака не сваришь. Новое неотвратимо побеждает.

Теперь этот процесс разливки получил всеобщее признание. Он поставлен на службу коммунизму.

Не скрою, мне, как одному из участников создания УНРС, было приятно прочитать спустя несколько лет в книге «Рабочий класс и технический прогресс», написанной авторским коллективом Института философии Академии наук СССР, следующие слова: «Сравнительная фотография рабочего дня показала, что если раньше в основном преобладал физический труд, то при непрерывной разливке около 50 % времени занимает управление производством и 25—30 % — подготовка рабочего места, в том числе проверка всех агрегатов перед началом работы». И нельзя не согласиться с утверждением наших философов о том, что развитие творческого отношения к труду в конечном счете продукт социальной революции. Изменение характера труда и превращение его в творческий зависит от технической революции, от изменения объективной связи между машиной и человеком.

Радостно сознавать, что сормовская УНРС позволила труду стать качественно иным, позволила вывести оператора установки за пределы стандартного представления о рабочем, вызвала у него появление научных навыков. Рабочий-оператор, благодаря тому, что умственные операции занимают у него более трех четвертей рабочего времени, становится интеллигентом, оставаясь на своем рабочем, «классовом» месте. Это блестяще подтверждает справедливость идей марксистов о том, что развитое коммунистическое общество не будет, естественно, состоять из одних Ньютонов и Рафаэлей, но оно, это общество, откроет все условия для беспрепятственного развития и применения способностей каждого, в ком «сидит» Ньютон или Рафаэль. Научно-технический прогресс в условиях коммунистического общества превращает человека из элемента технической системы в командира технических систем.

Советский способ непрерывной разливки стали все шире распространяется за рубежом. Проданы лицензии во Францию, Японию, Индию, Италию. В Японии действуют три установки, построенные по чертежам и с помощью специалистов Советского Союза, в Финляндии — три. Это поднимало еще выше авторитет советской науки и техники, имело большое политическое значение.

Быстрое распространение метода непрерывной разливки стали было вполне закономерным. Он наблюдался не только в Советском Союзе, но и в США, Канаде, Англии, ФРГ, Японии, Австрии. В цветной металлургии непрерывная разливка пробила дорогу в жизнь значительно раньше. Работники черной металлургии с большим вниманием занялись изучением технологии непрерывной разливки стали. На ряде заводов Советского Союза и за рубежом ускоренно строились эти установки. О преимуществах нового способа разливки лучше всего говорят экономические показатели. В частности, Центральный научно-исследовательский институт черной металлургии — одно из самых авторитетных научных учреждений нашей страны в этой области — оценивает снижение себестоимости слябов, изготовленных с помощью непрерывной разливки, в пределах от 2 до 8 % и рост производительности труда — на 25 %. Видный специалист по металлургии, заместитель директора ЦНИИЧЕРМЕТ Михаил Степанович Бойченко, активно помогавший сормовичам в создании установки непрерывной разливки стали, приводит данные, которые говорят о том, что если прежде от низа и верха слитка качественной стали в отход удалялось до 25 % металла, то при использовании непрерывной разливки вполне достижим выход 95 % годного металла.

Экономические показатели первой УНРС на заводе «Красное Сормово» были достаточно хорошими. В течение нескольких лет затраты, произведенные на установку, окупились, и сормовичи построили вторую. Обе машины и поныне работают хорошо. Отпала необходимость в изложницах, поддонах, в сталеразливочном припасе, в операции «раздевания» слитков. Ликвидирована головная и донная обрезь при прокате слитков непрерывного литья. Технология непрерывной разливки стали создает условия не только для механизации, но и автоматизации почти всех операций, что уменьшает затраты на рабочую силу. Сокращается количество операций при прокатке, снижаются капитальные затраты. Что особенно важно, новый способ разливки стали позволяет увеличить производство стали без расширения разливочного пролета. Но преимущества нового способа далеко не исчерпываются экономическими показателями. Механизация процесса разливки стали освободила людей от тяжелейшей работы на канаве. Сокращается цикл получения катаной заготовки. Открывается возможность непрерывности перехода от разливки к непосредственной прокатке заготовки. Кстати говоря, нечто подобное уже сделано. Этот процесс мне довелось наблюдать в 1969 году на экспериментальном заводе.

По данным академика А. И. Целикова, уже на начало 1969 года в Советском Союзе было построено и работало более 30 УНРС. Работа продолжается. Появились установки с радиальными кристаллизаторами вместо вертикальных. Казалось бы, дело двигается в нужном направлении и нужным темпом. Однако это не совсем так. Некоторые капиталистические страны, особенно в последнее время, усиленно сооружают установки непрерывной разливки стали. С 1965 по 1968 год за рубежом было построено 158 установок. Наибольший рост произошел по радиальным установкам. Если в 1964 году их было 5, то через четыре года эта цифра увеличилась почти в 18 раз.

В 1967 году в мире в эксплуатации находилось примерно 150 установок непрерывной разливки стали, насчитывающих около 450 ручьев для получения слитков общей годовой мощностью 26,5 млн. т, что составляет около 5 % мировой мощности по выплавке стали. С 1961 года общая годовая мощность вводимых в эксплуатацию машин приблизительно удваивалась каждые два года, то есть за это время увеличилась более чем в 10 раз — с 2 млн. т в 1961 году примерно до 26 млн. т в 1967 году. Между тем рост общей мощности по выплавке стали за тот же период увеличился только на 40 %.

Непрерывная разливка стали развивалась не только в таких странах, как СССР, США, Япония, и некоторых европейских странах, но и в тех, где вообще выплавка стали началась сравнительно недавно, например в Индии, Финляндии. Эта технология применяется не только на новых металлургических заводах, но и на действующих, где существовали обычные, традиционные способы разливки стали. Совершенствование процесса непрерывной разливки стали идет во всем мире. Определились тенденции к повышению производительности машин, подбору соответствующего плавильного оборудования, интенсификации использования установок непрерывной разливки путем применения принципа, «плавка на плавку», когда одна плавка идет вслед за другой, расширения автоматизации управления процессами и создания новых типов разливочных машин. Ведутся крупные работы по улучшению качества заготовок, повышению стойкости огнеупоров, стандартизации отдельных узлов машины, использованию новых материалов, специализации установок. Принципиальным является решение проблемы полной непрерывности не только самой разливки стали, но и последовательно идущих операций, связанных с контролем качества, устранением дефектов отлитой заготовки, подачей в прокатный стан и прокаткой. На пути к достижению такой организации стоят серьезные проблемы. Но есть основания полагать, что непрерывная разливка будет развиваться еще быстрее, чем прежде. Металлургия стоит накануне автоматической синхронизации и программирования отдельных процессов и циклов производства.

К сожалению, нами в известной мере утрачены завоеванные позиции по непрерывной разливке стали, хотя условия для ее развития ныне лучше, чем в прошлом. У нас нередко так получается: возьмемся — сделаем, и даже раньше других, но сделав, расслабим мускулы, а в результате упускаем дело и время. Потом опять воспылаем энтузиазмом, но стать в строй впереди идущих уже требуются куда большие силы, чем раньше. Все мы знаем, что это негодный стиль, но знать об этом еще мало, надо действовать, надо избавляться от него. Для развития установок непрерывной разливки стали необходимы постоянная работа в общегосударственном масштабе, постановка экспериментов, достойных этой техники.

Не могу забыть, сколько трудов и забот было положено, чтобы поставить на «Красном Сормове» экспериментальные работы, добиться выделения средств. Многих удивляло в ту пору, что мы расходовали на опыты так много металла и средств. Отлитая экспериментальная плавка в 25, а иногда в 50 т вызывала критику; на начальника мартеновского цеха и главного металлурга писались «обличительные» заявления. Каждый раз по этим заявлениям приходилось терпеливо объясняться, тратить время и силы. В качестве довода обычно мы приводили практику зарубежных промышленных предприятий, например таких, как фирма «Мак-Лаус» (США). Эта фирма, чтобы исследовать вопросы непрерывной разливки стали, касающиеся только низкоуглеродистой кипящей стали, провела около 2 тыс. плавок общим весом более 100 тыс. т. Иначе и нельзя. Процесс должен быть отработан надежно, во всех направлениях, так как потом по отработанной технологии будут отливаться десятки миллионов тонн.

Отрицательное влияние отдельных ведомств на развитие непрерывной разливки стали в стране продолжает сказываться и до сих пор, несмотря на принимаемые положительные решения. К 1967 году намечалось построить 75 УНРС мощностью 22 млн. т. Наступил этот срок. Решение не было выполнено. Ставилась новая задача: к 1970 году довести количество УНРС до 32 штук мощностью чуть более 7 млн. т в год, то есть в 2 с лишним раза меньше по количеству и в 3 раза меньшей мощности, чем предусматривалось раньше. Такая тенденция наносит серьезный ущерб развитию советской металлургической техники.

Заканчивая разговор об установках непрерывной разливки стали, мне остается лишь с гордостью сказать, что за создание и освоение в промышленном масштабе непрерывной разливки стали на Сормовском и Ново-Тульском металлургическом заводах группе специалистов была присуждена Ленинская премия. Ободряет также и то, что способ непрерывной разливки стали в девятой пятилетке существенно возрастает.

Когда меня, как директора завода, спрашивали, может ли завод изготовить такую-то машину, мой ответ был один, и он часто ошарашивал собеседника:

— Сормовский завод может сделать все. Вопрос только в том, сколько это будет стоить и к какому сроку нужно.

При этом ответе я исходил не из чувства квасного патриотизма или бахвальства. Просто за годы работы в Сормове я ощутил мобильность предприятия, его огромные производственные, широкого профиля мощности, сильнейший маневренный снабженческий аппарат, налаженные технические службы, а главное, конечно, его изумительные кадры рабочих и инженеров. К тому же я знал, что за свою долгую историю завод делал различные сложные машины и механизмы. О них немало написано, но далеко не все. Поэтому, когда такая громада, как Сормовский завод, берется за какое-либо дело под руководством сильной и многочисленной партийной организации, успех, как правило, будет обеспечен. А если разжечь в людях энтузиазм, поднять их на соревнование, то дело будет наверняка выполнено быстро и хорошо.

Иногда руководители местных организаций удивлялись, что план строительства хозяйственным способом, то есть силами самого завода, выполняется регулярно, тогда как специализированные строительные тресты с самыми замысловатыми названиями почти никогда не сдавали объекты своевременно. Проще всего на этот вопрос было бы ответить, сказав, что все зависит от умения руководить, от внимания к строительству. Но ответив так, мы будем все еще далеки от истины, хотя, несомненно, эти факторы имеют большое значение. Дело совсем в другом. Не подлежит сомнению, что в принципе специализация производства, в том числе и в строительстве, имеет ряд преимуществ перед хозяйственным способом. Но в ряде случаев на практике можно убедиться в обратном. Разве может, скажем, сравниться любая строительная организация с крупным заводом, таким, например, как «Красное Сормово», с его возможностями? По крайней мере, так было в 50-е и в 60-е годы в Горьком и области. В чем же тут дело? Сказывалось налаженное снабжение завода материалами. Пока, к примеру, строители неделями и месяцами выколачивают какие-то полсотни тонн проката, директор завода отдает приказ прокатному цеху, чтобы к утру сверх плана нужный аварийный прокат был готов. Или взять цемент, особенно летом, когда он особенно дефицитен и строители часто простаивают из-за его отсутствия. На заводе цемент был всегда, может быть, не в большом количестве, но его хватало, чтобы строители не простаивали из-за цемента; а когда подобное случалось, это рассматривалось как чрезвычайное происшествие. Цемент нам поставляли несколько заводов, в том числе и расположенные на Волге. Речники часто, особенно в сезон перевозки зерна, овощей и т. п., подводили строителей, не доставляли цемент вовремя. Не хватало барж и буксиров. Но, спрашивается, какое дело до транспортных неурядиц Вольскому цементному комбинату? Цементные заводы заинтересованы в непрерывной отгрузке своей продукции, так как складские емкости быстро заполняются и предприятия вынуждены притормаживать производство. Сормовскому заводу, имеющему свои речные суда, которые обеспечивают завод гравием, формовочным песком, известковым камнем, лесом, выделить под цемент две-три баржи с буксиром или самоходку не представляло никакой проблемы. Раз нужно — по согласованию с цементным заводом они посылаются немедленно. Через несколько дней цемент на заводе.

А кто в состоянии взять, скажем, такой завершающий аккорд в строительстве жилых домов, кроме завода? Разве кто-нибудь из строителей располагает дополнительной рабочей силой в двести, триста или пятьсот человек? Да не какой-нибудь, а такой, которая именно сейчас нужна и имеет самую высокую квалификацию, будь то сантехники, маляры, столяры, электромонтеры. Не забудем, что завод всегда может оказать помощь своим строителям автомобильным транспортом, ремонтом механизмов и машин. Конечно, завод не бездонная бочка и его возможности имеют пределы. Я обычно заранее знал, в какое время появится в кабинете начальник Управления капитального строительства (УКС) завода И. А. Милюков и что он будет просить. Могу добавить, что личное наблюдение директора завода за строительством всегда было ничуть не меньшим, чем за сдачей основной заводской продукции — судов.

Что касается качества строительства, то и здесь тоже была существенная разница в пользу заводских строителей. Конечно, были недоделки и у них, но они носили другой характер. После предварительной сдачи жилого дома директор завода вместе с руководством УКС неоднократно проверял качество строительства. Я брал в руки два-три куска мела и отмечал дефекты. Все, что выявлялось, исправлялось немедленно, в порядке жесточайшего принуждения. Подобная практика имела свое положительное значение для настоящего и служила уроком на будущее. Если же говорить о качестве строительства, выполняемого специализированными строительными подразделениями и крупными трестами, то, положа руку на сердце, часто нужно иметь очень крепкий миокард, чтобы спокойно перенести форму организации строительства и конечных ее результатов. Я далек от обобщения, но в поисках хороших образцов строительства мне в то время не удавалось найти даже нечто приближенное к желаемому. Было о чем подумать, поразмыслить, поискать причины и пути повышения качества продукции вообще и строительства в частности.

Размышляя в то время о качественной стороне деятельности промышленности, я нередко приходил к выводу, что наше вынужденное увлечение количеством тормозило решение многих задач народного хозяйства. Об этом будет сказано в своем месте. Поспешность, с какой иногда ставились на производство новые машины, без отработки чертежей, без проведения объективных всесторонних испытаний, несомненно, играла свою отрицательную роль. Плохо было и другое: немало руководителей заводов, инженерно-технического персонала были недостаточно информированы о развитии отечественной и мировой техники. Этот недостаток существовал в довоенные годы и в неменьшей степени стал ощущаться после войны. Поэтому, когда в апреле 1955 года некоторых руководителей промышленности и крупных специалистов пригласили в Кремль на совещание, мы были обрадованы.

Совещание проводилось в Свердловском зале Кремля. Мне не приходилось бывать в нем раньше, хотя в здании, где помещается правительство, я бывал неоднократно. Директор «Красного Сормова» вызывался в Кремль нечасто, потому что завод работал ровно и выполнял план. Иногда, однако, за выпуск особо ответственной продукции приходилось отчитываться не только в министерстве, но и в правительстве.

Совещанием в Кремле руководили члены Президиума ЦК КПСС. Среди приглашенных я встретил немало знакомых. Тут были министры, их заместители, директора крупных машиностроительных предприятий, руководители наиболее важных научно-исследовательских институтов, ответственные работники ЦК КПСС, Совета Министров, Госплана, ВЦСПС и т. п.

Во вступительном слове, которым открылось совещание, было сказано, что ряд отраслей отстает в развитии техники и слабо внедряются современные технологические процессы. Затем начались выступления. Говорили все больше именитые ученые, министры, главные конструкторы. Выступающие, подогреваемые репликами из президиума, находили все более острые слова. Одни выступления носили характер самобичевания, другие ораторы, увлекаясь и критикуя других, забывали сказать критическое о себе, отходили от главного, от понимания того, что промышленность не самоцель, а средство развития всего народного хозяйства. Совещание, несомненно, было полезным. Оно встряхнуло многих, заставило по-иному подойти к оценке своей работы и предпринять какие-то действия.

После совещания в Кремле мы небольшой группой побывали в квартире Владимира Ильича Ленина. Это была моя давняя мечта. Я многое читал, слышал о квартире, но видеть до этого не доводилось. С волнением осмотрели мы скромную обстановку, разнокалиберную простенькую посуду, незатейливые хозяйственные принадлежности, мебель, не блистающую новизной и единством стиля. Все предельно просто и удобно. В квартире царил человек, а не вещи. Вещам было отведено свое место, они не давили, их было столько, сколько необходимо для небольшой семьи. Затем нам показали служебный кабинет Владимира Ильича. Кабинет очень небольшой, но в нем продумано все до мелочей. Знаменитые «вертушки» (вертящиеся этажерки) стояли по сторонам стола. Они сделаны по заказу Ленина, чтобы удобно было пользоваться документами, которые всегда должны находиться под рукой и не загромождать письменный стол. В коридоре, рядом с рабочей комнатой, установлен телеграфный аппарат. Зал заседаний примыкает к кабинету Ленина, так же как и секретариат.

Вот что рассказывает о кабинете Ленина секретарь Совнаркома старейшая коммунистка Лидия Александровна Фотиева, с которой мне впоследствии довелось познакомиться: главная черта этой небольшой скромной комнаты в два окна — простота и целесообразность. По желанию Владимира Ильича на дверях и окнах кабинета не было драпировок. На письменном столе, стоявшем почти посередине кабинета, всякая вещь имела свое место и назначение. На столе было несколько всегда хорошо очиненных карандашей, ручки и другие письменные принадлежности, а также клей в пузырьке с резиновым наконечником, который Владимир Ильич называл «гуммиарабик с носом». Он сам заклеивал особо секретные письма. В кабинете Ленина была небольшая библиотека. Книги подбирались те, к которым он чаще всего обращался. Лишних книг не держалось. В рабочей комнате-кабинете Ленина все располагало к работе. Кабинет не сковывал волю того, кто приходил к Ленину, будь это рабочие или крестьяне-ходоки, иностранные корреспонденты или работники советских учреждений. Ничто не давило на посетителя, а их бывало много. Речь, конечно, идет не об уюте и тем более не о респектабельности. Именно деловая обстановка соответствовала самой сути названия: рабочее место, оборудованное на уровне техники того времени.