Сахар на обветренных губах

Глава 28

Сон без телефона под рукой начал аукаться уже в автобусе по пути домой.

Пропущенные звонки от мамы и от отчима. Смс-ки от Вики с вопросами о том, куда я пропала сразу после драки. И почему я, вообще, полезла в эту драку без неё?

Будто меня кто-то спрашивал о том, когда мне удобнее всего драться.

Несколько сообщений от Колесникова с вопросами о том, всё ли у меня хорошо.

Пока я не попала домой, у меня всё просто отлично.

Перезванивать родителям не стала. И дураку понятно, что ничего хорошего от них я не услышу.

Если мама может звонить по так пустякам, как сказать, что купить на ужин, то отчим звонит только в крайний случаях: либо, когда пьян и хочет, чтобы я купила добавки, либо, чтобы купила сигарет, и самый нежелательный повод для его звонков — команда «быстро домой». Значит она, что через звонок бить меня ему неудобно.

Мысленно молюсь о том, что родители снова начали пить и звонили, чтобы я купила добавки. Но интуиция моя подсказывала мне, что слухи о драке дошли до них.

Всё-таки, не зря отчим козырял знакомыми в деканате. Наверняка, ему уже позвонили и обо всём рассказали в самых ярких красках.

Теперь и мне придётся рассказать, как всё было на самом деле.

Я открыла дверь своим ключом, вошла в квартиру, где помимо уже въевшегося во все стены запаха жаренного лука, почувствовала, насколько наэлектризована атмосфера.

— Алёнка… — успела только обронить мама, дрогнувшим голосом.

Последнее, что я успела разглядеть в её глазах — страх и жалость.

— Пришла?! — отчим церемониться не стал. Широкими шагами, словно вбивая свои ступни в пол, он шёл из комнаты точно на меня. Я не успела даже наклониться к ботинкам, чтобы расшнуровать их, как отчим схватил меня за грудки. Он крепко сжал ткань куртки в кулаках и тряхнул меня так сильно, что рюкзак свалился с моего плеча, а сама я даже толком не успела среагировать. — Ты что творишь, сука?! — в лицо ударило вонючее облако дерьма и сигарет. — Ты знаешь, сколько я сегодня дерьма наслушался? Знаешь?! Знаешь, кто мне звонил? — он снова встряхнул меня. Капли его слюней летели точно мне в лицо. — Ты хоть соображаешь, чья она дочка? Да её папаша может всех нас с кишками купить и чучела из нас сделать!

— Папа, не надо! — из своей комнаты вылетела заплаканная Катька и попыталась оттащить от меня отца. — Папа, она так больше не будет!

— Не лезь, Кать! — мама прикрикнула на Катю и, подхватив ту на руки, унесла обратно в комнату.

— Чё ты молчишь, тварина?! — ещё немного, и у меня точно будет сотрясение от тряски, что он мне сейчас устроил.

— Она первая начала, — процедила я, глядя ему прямо в болотистые глаза. — Я просто шла в универ и никого не трогала.

— Не трогала она, — выплюнул отчим и брезгливо оттолкнул меня от себя. Не успев вовремя среагировать, я пошатнулась и едва успела ухватиться за висящие рядом куртки. Твёрдо встав на ноги, встала прямо, смотрела на отчима и просто ждала, что он сделает дальше. — Как дал бы! — сдавленно бросил отчим и замахнулся пятерней с широко расставленными пальцами. Я машинально втянула голову в плечи и зажмурила глаза, но удара не последовало. Отчим начал расхаживать из стороны в сторону и оправлять растянутую, застиранную футболку на выпирающем пузе. — Завтра же пойдёшь и извинишься перед этой девкой. Поняла?

— Нет, — с каменным лицом я смотрела на его краснеющую морду и давала понять, что моё решение — окончательное.

Отчим замер на месте, перестав мерить прихожую шагами. Несколько секунд он взглядом сверлил в моём лицо дыру, а затем подошёл ближе, чтобы снова обдать меня вонью из своего рта.

— Я сказал, пойдёшь и извинишься, — его голос опустился до тихих угрожающих ноток. — Поняла?

— Я не буду. Перед ней. Извиняться, — процедила я, желая каждое сказанное мной слово вдолбить молотком прямо ему в лоб.

Хлёсткая пощёчина на мгновение ослепила и дезориентировала. Он снова схватил меня за куртку, но теперь поволок за собой в мою комнату. Открыл дверь и закинул меня в темное пространство.

Я вновь ободрала ладони. Левое колено, уже повидавшее сегодня мало приятного, прострелило острой болью.

Отчим церемониться и ждать, когда я встану, не стал. Пнул меня в задницу, из-за чего я, с трудом удержавшись на руках, едва не угодила лбом в пол.

— Мало я тебя воспитываю?! — кричал он, разбрасывая что-то по моей комнате. Старая пластинка, которую я слышала миллионы раз. — Я столько бабла в тебя вложил, тварь неблагодарная! Все эти шмотки…

Именно их он сейчас разбрасывал по комнате. Даже свет не поленился включить, чтобы видеть, что лучше всего ломать.

Пока он разрушал мою комнату, я отползла к шкафу и села, оперевшись о него спиной. Вздрагивала каждый раз, когда что-то пролетало рядом со мной. На всякий случай прикрывала лицо руками, чтобы в него не прилетали осколки.

— Борь… Боря! Хватит, — мама пыталась докричаться до отчима. Он затих и, тяжело дыша, обернулся. — Может, Алёнка правда не виновата. Мало ли что той избалованной девке не понравилось…

— А меня не ебет! — его крик, наверное, слышала вся многоэтажка. — Меня сегодня как пацана отчитали! Я извинялся, хрен знает, за что! А эта сука… — швырнул он в меня подушку. — …весь день где-то проебалась, ни на звонки не ответила, ни в универе не появилась! Ещё и извиняться не хочет. Я, блядь, извинился, а эта сука выёбывается!

— Борь, ну, ты же её даже не выслушал.

— Я сказал, что она завтра извинится, значит она пойдёт и завтра же извинится перед этой девкой. А если та попросит, то и ботинки ей целовать будет. Поняла?! — гаркнул на меня отчим и навис надо мной, ожидая ответа.

— А ты много извиняешься, когда нас ни за что бьёшь? — спросила я, поймав взгляд отчима.

Его лицо перекосилось от ярости.

— Закрой рот, сука!

Удар, от которого я успела спрятаться, прикрыв голову руками, угодил почти в ухо. Второй в плечо.

Он бил ладонями, поэтому было не так больно, как если бы кулаками.

Вместо того, чтобы плакать, я начала улыбаться. Потому что я права. И он это знает. Но признать это — для него равносильно поражению. А он никогда не согласиться с тем, что может быть в чем-то не прав.

— Боря! Боря, хватит! Ты же убьёшь её, Боря! — мама вцепилась в футболку отчима, хватала его за плечи и пыталась оттащить от меня.

А отчим, видя мою улыбку, лишь распалялся ещё сильнее.

В конце концов, я просто начала истерично смеяться, и, кажется, это ввело отчима в тупик. Он перестал меня бить и возить по полу. Смотрел на меня сверху вниз как на прокаженную, а потом молчаливо пришёл к выводу, что лучше меня не трогать.

Плюнув напоследок в мою сторону, вышел из комнаты. А затем, когда я подобралась и села спиной к шкафу, он заглянул, чтобы вынести приговор:

— Никаких сегодня срать и жрать! Только попробуй выйти из своей комнаты, отпизжу так, что мать не узнает.

Дверь хлопнула, меня обдало поток воздуха от неё.

Вытянув перед собой ноги, я обессиленно уронила руки на пол по сторонам от себя и просто пыталась привести дыхание в норму.

Отчим что-то ещё хлопал и топал в квартире. Кричал на маму и Катю, внушая им, чтобы те не подходили к моей комнате и не открывали дверь ни под каким предлогом. А во мне всё кипела и кипела злость. Я бы тоже сломала что-нибудь в своей комнате, да больше нечего. Отчим хорошо постарался.

Телефон в кармане куртки ударил короткой вибрацией. Не глядя, я расстегнула молнию и вынула его.

Вновь сообщение от Колесникова:

«Обиделась?»

Я смотрела на экран и не понимала, чего хочу больше. Послать его или…

«Хочу увидеть тебя. Сейчас», — отправила я ему ответ.

В строке состояния начали прыгать три призрачные точки.

Долго.

Исчезли и через несколько секунд вновь появились.

Я уж было начала думать, что он там поэму пишет.

«Через десять минут подъеду», — коротко ответил Колесников.

«К подъезду», — конкретизировала я.

Не дожидаясь ответа, заблокировала телефон. Сидя у шкафа, подтянула колени к груди и сложила на них руки. Глухо ударилась затылком о дверцу и прикрыла глаза.

Всего десять минут. Нужно подождать десять минут. И плевать, что будет дальше. Я настолько устала, что мне уже всё равно, где быть. Лишь бы не дома. Хотя бы сегодня.

Отчим кричал на маму. Моё имя или нелестные прозвища пролетали через слово.

Из моей груди вырвался сардонический смешок.

Это даже забавно.

Как же сильно его задело то, что нашёлся некто, способный одним словом превратить его в плаксивого щенка.

Я даже прониклась уважением к отцу Миланы.

Интересно, у него нет желания собрать пару своих друзей и приехать к моему отчиму для воспитательной беседы? Я бы на это посмотрела. Хочется узнать, станет ли отчим целовать ботинки отцу Миланы? Или вылежит их без прелюдий?

Время шло. Отчим топал по квартире, наверняка, с самым суровым из имеющихся у него лицом. Хлопал дверью холодильника, рычал на маму за то, что нечего жрать. Она попрекала его тем, что не на что купить продуктов. Отчим напомнил ей о кошельке в моём лице и о том, что я не должна «жрать на халяву».

«Я у подъезда», — смс от Колесникова.

«Пять минут», — мой ему ответ.

Заблокировала телефон, убрала его в карман куртки и застегнула карман. Шнурки ботинок спрятала в ботинки, чтобы они не развязались в самый ответственный момент.

Придерживаясь за пол и шкаф, встала на ноги, оправила одежду и поняла, что рюкзак мой остался в прихожей.

— У меня кровь! — крикнула я так, чтобы меня могли услышать даже в соседних квартирах. — Дайте мне мой рюкзак! В нём специальные пластыри! Пожалуйста!

Я замолчала и прислушалась к тому, что происходило в квартире.

— Куда?! — рявкнул отчим.

— Алёна же попросила, — робкий Катин голос вынудил моё сердце дрогнуть.

— А больше ей ничё не надо? Потерпит, — цинично выплюнул отчим, руша мой план.

— Уже вся толстовка мокрая. В крови! — кричала я, прислонившись ладонями к дверному полотну. — Просто дайте мне рюкзак. Я сама всё сделаю. Хоть на неделю меня здесь закрывайте потом.

— Борь, ну, пусть хоть кровь остановит, — потребовала мама. — А если там что-то серьёзное? Ей и от девки той досталось, и от тебя ещё. А как порезал её, забыл уже?

Длинная заминка, при которой я не дышала, боясь пропустить хоть слово.

— Делайте, что хотите, но из комнаты её не выпускать. Жрать и пить пусть тоже не просит, — постановил отчим, а затем я услышала хлопок двери. Кажется, он зашёл в туалет.

По быстрым легким шагам поняла, что к моей двери приблизилась Катя.

Мы одновременно открыли дверь. Сестрёнка вбежала в мою комнату, за ней следом мама, которая на ходу расстегивала рюкзак.

На её лице читались страх и паника. Она лихорадочно рассматривала меня и при этом пыталась сдержать, выступившие из-за чего-то слёзы.

— Где у тебя тут что?! — психанула она, не зная, в какой карман рюкзака заглянуть.

— Дай, — бросила я спокойно и протянула руку, в которую мама не сразу, но вложила лямку рюкзака. Я застегнула карманы склонилась к уху сестры, которая смотрела на меня заплаканными глазами, и тихо произнесла. — Ничего не бойся. Я вернусь.

Выпрямившись, я улыбнулась Кате уголками губ и мягко ущипнула её за щёку. Последний раз посмотрела на маму.

Пока мама не пришла в себя, я со всех ног выбежала из комнаты. В узкую прихожую и к двери. Пара поворотов, два щелчка замка, и я вылетела из квартиры. Даже дверь за собой закрывать не стала.

Перепрыгивая через несколько ступенек, едва не подворачивая ноги, я бежала от самого страшного кошмара — своей жизни.

Выскочила из подъезда, едва не выломав тяжелую металлическую дверь. Взглядом сразу нашла приметную машину Колесникова. Сам парень тоже меня увидел и уже выходил из машины, чтобы открыть мне дверь. Но я его опередила, уже плюхнувшись на пассажирское.

— Поехали! — выдохнула я шумно. Тяжело дыша, как преступница смотрела на подъездную дверь, ожидая, что из неё вот-вот выскочит отчим и вновь утянет меня в Ад.

— У тебя всё нормально? — хмуро спросил Колесников, вместе со мной поглядывая на дверь.

— Не спрашивай. Просто поехали.

Вадим явно хотел сказать что-то ещё. Его лицо с каждой секундой становилось всё серьёзнее и вдумчивее.

Но, наконец, он завёл двигатель и резко сорвался с места, унося меня с собой.

Я ещё долго смотрела в зеркало заднего вида. Чувство, что за мной гонятся, крепко вцепилось в затылок и тянуло за волосы назад.

Зачем я это сделала? Дура!

Откуда такие рвения к бегству?

Сейчас он поставит Катю в угол, отыграется на маме, а потом, когда я вернусь домой (а я вернусь), достанется и мне. И гораздо сильнее, чем было минут двадцать назад.

Зачем я убежала? Что мне это даст? Очередную порцию проблем — вот, что даст мне этот поступок.

Можно было бы просто потерпеть. Пересидеть в своей комнате.

Как обычно.

Но я устала. Я просто по-человечески устала. И совершенный мной побег яркое тому подтверждение.

И, если подумать, возвращаться домой не так уж и страшно. Что он сделает? Побьёт? Он уже столько раз бил меня, наказывал всеми возможными способами от бессонницы до голодовки, что мне уже тупо плевать.

Страшно только за Катю. Да и за маму тоже.

Хотя, есть надежда, что Катю он трогать не станет. Её он не бьёт. Никогда. Максимум — грубо схватит за руку, чтобы закинуть в комнату или поставить в угол. А вот мама…

Ей, пожалуй, достанется. Но, с другой стороны, ей не привыкать. Да и она сама его выбрала и выбирает снова и снова после каждого удара. А я больше не могу его выбирать. У меня не осталось никаких сил, ни моральных, ни физических.

Зажмурив глаза, с силой ударилась затылком о подголовник и испустила долгий выдох. Немного пришла в себя. Опустила голову, открыла глаза и поймала на себе задумчивый взгляд Колесникова.

— Ты нормально? — поинтересовался он, сжимая руль одной рукой.

— Нормально. А что?

— Просто… — он как-то неопределенно повёл плечом и отвернулся к лобовому. — Ты так влетела в тачку, будто за тобой кто-то гнался.

— К тебе спешила. Боялась, что кто-то угонит тебя у меня из-под носа. Зря я, что ли, с твоей бывшей сегодня дралась? — я хохотнула, и Вадим подхватил мой смешок.

Скрывать боль за улыбкой — это то, что я умею лучше всего. Очень выручает, когда не хочешь, чтобы кто-то копался в том, что болит.

— Кстати, извини за это.

— Ты уже извинялся сегодня.

— И всё равно не могу отделаться от чувства, что всё вышло так стрёмно. Мы с ней в разбеге. Я думал, нормального разговора будет достаточно, но, походу, её жёстко перекрыло.

— Конечно, — фыркнула я, не пытаясь скрыть сарказма. — Такого красавчика из-под носа уводят! Самого Вадимку Колесникова!

— Эй! — возмутился парень наигранно и подарил мне легкую улыбку, мимолётно глянув на меня. — Могла бы хоть сделать вид, что я и для тебя тоже красавчик.

— Ну, если только вид…

Я отвернулась к боковому стеклу и сосредоточилась на проплывающем мимо городе. Солнце скрылось за горизонтом, на зданиях начала загораться иллюминация. Яркие вывески, фонари, свет фар становился всё более ярким по пере того, как темнело небо.

И я только сейчас заметила, что в салоне машины не играла музыка. Похоже, Вадим тоже не так уж расслаблен внутри, каким кажется снаружи. Обычно, музыка у него не замолкает.

— Ты поговорил с ней? — я перевела взгляд с вечернего города на его профиль.

— С кем? — спросил Вадим, но по вновь собравшимся над переносицей бровям и тому, как он сжал руль, стало понятно, что он понял, о ком я.

— Со своей бабушкой. Вадим, не тупи.

— Поговорил.

— Думаешь, в этот раз она послушает тебя?

— Я приехал к тебе от её бати, — сказал Вадим, и я поняла, что он напряжен. По движению желваков было понятно, что поездка вышла так себе.

— Ты жаловался на свою бывшую её отцу? — мои брови сейчас подпрыгнули очень высоко.

Вадим не спешил смотреть в мою сторону. Его внимание всё сильнее утопало в дороге, которую он видел перед собой.

— В этот раз она перегнула, Алён. Ладно… — он нервно дёрнулся в сиденье, словно не зная, какие слова подобрать. — Хрен с ним, шмотки в бассейн закинуть! Но бить толпой одну девчонку и снимать всё это на телефон… Короче, я этой херни не понял.

— Её папа сегодня звонил моему отчиму и заставлял извиниться. А завтра я должна извиниться перед Миланой.

— Угораешь?! — теперь очередь бровей Вадима подлетать к взъерошенной чёлке. — Больше ты ничё ей не должна?

— Не знаю. По обстоятельствам пойму. Завтра.

— Не вздумай. Я поговорил с её батей. Он ровный тип. Хотя, он не поверил, что его принцесса может кого-то валить толпой. Пришлось показать видос.

— Видос? Какой, блин, видос?

— С камер. Оказалось, одна камера на универе как раз бьёт в то место, где вы закусились.

— А какого хрена ты, вообще, решил с этим видео припереться к её отцу?

— Потому что понял, что меня она не понимает, а вот батю своего она жёстко боится. Короче, считай, что я решил действовать через главного босса.

— А если бы она раньше тебя ему что-нибудь наплела? Если бы он тебя слушать не стал?

— Ну, закусился раз. Потом послушал.

— Закусился? — я всем корпусом повернулась к Вадиму. — Он тебя ударил?

— Да так… — Вадим легкомысленно повёл плечом. — По касательной прошёл. Херня.

— Покажи.

— Алён, — нервно дёрнул он головой. — Говорю же, херня.

— Покажи, сказала, — авторитетно потребовала я.

— Мы на скорости, Алёнушка. Тормознём и покажу. Наверное. Кстати, где тормознём? Куда хочешь? Кафе, рестик, клуб?

— Не хочу в публичное место. Хочу тишины и, чтобы вокруг не было людей. Вообще никого. Знаешь такое?

Вадим задумался, постучал пальцами по рулю и зажевал нижнюю губу. Мыслительный процесс затянулся.

— Моя квартира, — сказал он, наконец. — Поедешь?

Он заглянул мне в глаза. Его взгляд оказался нечитаемым. Будто он всеми силами пытался показать равнодушие относительно озвученного предложения.

Его квартира. Мы вдвоём. Что может случиться? Да всё, что угодно! Но, отчего-то, Колесников не вызывал у меня опасений. Возможно, минимальные, но не так, как это делал Одинцов.

— Поеду, — выдохнула я уверено.