Сахар на обветренных губах

Глава 44

До сих пор не могу поверить в то, что сегодня произошло то, о чём я долгие годы боялась даже мечтать.

Казалось, мечта о том, что однажды отчим поплатиться за всё, куда более несбыточная, чем единорог, скачущий ко мне по розовы облакам.

В голове снова и снова звучат слова судьи, удар молотка и отчаянный вопль отчима, который понимает, что на этом всё. Его судьба решена.

Я не желаю ему смерти, но надеюсь, что из тюрьмы он так и не вернётся. Знаю, что подобное желание не красит меня, как человека, но я хочу и после тринадцатилетнего срока продолжать чувствовать себя в безопасности.

Мягкий порыв ветра ударил в лицо.

Я прикрыла глаза и вдохнула полной грудью, понимая, что завтра мне нужно будет уйти из этой квартиры и искать свой путь самостоятельно.

Подписка о невыезде была отменена ещё на первом судебном заседании, но Костя настоял на том, чтобы я пожила у него до тех пор, пока судом не будет вынесено окончательное решение по делу.

Сегодня это случилось, а завтра я хочу начать новую жизнь. Настолько новую, что в ней не останется места ни слезам, ни боли, ни разочарованиям, как было много лет до этого дня.

Я понимаю, что выстраивать всё с нуля очень сложно и непредсказуемо. Но мне так хочется попробовать. Так хочется очистить поле своей жизни от разбросанных сейчас по нему руин и выстроить, наконец, то, что станет для меня вечным, надежным, настоящим.

За спиной послышался тихий шорох гирлянды. Рядом со мной плечом к плечу встал Костя, как и оперся локтями об узкий балконный подоконник и тоже втянул носом приятную прохладу ночной улицы.

— Мечтаешь о том, как завтра от меня съедешь? — произнес он тихо и с легкой улыбкой посмотрел на меня.

— Типа того, — смутилась я и опустила взгляд во двор, где стояли машины.

— Эх… — нарочито громко вздохнул он и вместе со мной стал разглядывать улицу. — А я к тебе уже привык за эти полтора месяца.

— Полтора?! — вскинула я удивленно брови и посмотрела на него. — Как время пролетело. Я даже и не заметила. Будто всего неделя прошла, не больше.

— Полтора месяца. А завтра я опять буду сидеть вечером на кухне. Один. Как дебил.

— Ну, я бы так не сказала, — усмехнулась я. — За ноутом ты сидишь с очень даже умным видом.

— Это только вид. В моей голове в это время обезьянка бьёт в тарелки. Если бы не морда кирпичом, то я бы себя давно выдал. Вот… — Костя протянул мне пакет, который я не заметила в его руке, когда он подошёл ко мне.

— Что там?

Я насторожено приняла пакет и заглянула внутрь. Не сдержавшись, хихикнула.

— Я всё откладывал эту покупку на потом. И в итоге… Ну, хоть последний вечер ими воспользуешься. Подольше постоишь на балконе, как тебе нравится.

Радуясь, как ребенок, я вынула из пакета мягкие плюшевые тапочки в форме зеленых лап динозавра

— Какие классные! — взвизгнула я и сразу надела их на ноги. Мгновенный комфорт и тепло. Я хотела было его обнять, но одёрнула себя, понимая, что, наверное, на сегодня ему уже было достаточно от меня объятий в суде. — Спасибо! У меня, вообще-то, для тебя кое-что есть. Правда, я купила их ещё две недели назад, но не знала, как и когда их лучше всего подарить тебе. Я сейчас.

Я быстро зашла в квартиру. Закатав рукава толстовки, присела на корточки рядом с кроватью и достала из-под неё пакет с приготовленным для Кости подарком. Прижимая его к груди, снова вышла на балкон и, чувствуя учащенное сердцебиение, отдала пакет.

— Если что, я старалась, когда их выбирала.

С предвкушающей улыбкой Костя приоткрыл пакет и тихо хохотнул.

— Так и знал, — он вынул из пакета плюшевые тапочки в виде котиков. Несколько секунд разглядывал их в свете гирлянды.

— Размер я подсмотрела на твоих кроссовках, — произнесла я, глядя на то, как Костя надевал эти тапочки, а затем забавно пошевелил в них пальцами.

— Я тоже — на твоих кроссовках. Ну… спасибо, — ухмыльнулся он, глядя на свои тапочки. — Теперь я главная модница подъезда.

— А почему динозавры? Я то ещё ископаемое?

— Ты такая же… мощная, — закончил он как-то неуверенно. — Вообще, я просто себе такие хотел, но детский магазин не в курсе существования принцесс с сорок пятым размером ноги.

— Грусть-печаль, — прыснула я.

— Ладно, — вздохнул Костя. Смял мой и свой пакеты в кулак и прочесал светлые волосы свободной рукой. — Предлагаю устроить наш последний ужин на балконе. Заодно расскажешь мне о своих планах.

— Хорошо.

— Тогда ставь стол, стулья. А я всё принесу. У меня уже всё готово.

— Ого! А что там?

— Сюрприз, — протянул Костя, будто смутившись. — Ну, или фигня получилась. По твоей реакции пойму, короче.

Пока Костя гремел посудой на кухне, я разложила столик, наши маленькие стулья и осталась ждать на балконе.

Вновь посмотрев на ночной город, с грустью осознала, что действительно вижу его таким последний раз.

Завтра меня ждёт неизвестность, в которой у меня имеются только призрачные пометки о том, как всё должно быть.

Костя тихо вышел на балкон, неся в руках тарелки. Одна из них оказалась накрыта салфеткой, и увидеть, что там, не было возможности. Зато на другой тарелке я четко увидела кружочки вареной колбасы, которые Костя обжарил.

— Чтобы ты не сразу забыла о жизни голодного студента, — пояснил Костя, ставя передо мной тарелку с колбасой. — Пища богов.

— А там что? — указала я аккуратно на тарелку, покрытую салфеткой.

— А это сюрприз. На десерт. Раньше времени не открывай. Я за чаем.

Костя снова исчез внутри квартиры, а я, закусив нижнюю губу, смотрела на салфетку, желая хотя бы подглядеть, что там под ней. Любопытство было сильным, но не сильнее меня. Поэтому к салфетке я так и не притронулась, а затем и вовсе сделала вид, что не замечаю тарелку с таинственным содержимым.

Ну, разве что глубоко внутри себя надеялась на то, салфетку сдует ветром, заглянувшим к нам на балкон.

Костя принёс чай, и мы сели за стол. Подцепили вилками по кружочку колбасы и с наслаждением умяли их со свежим хлебом.

— Ну, как? — поинтересовался Костя.

— Очень вкусно! — ответила я с набитым ртом. — Мы будто в походе. Ещё эти стульчики под нами… — усмехнулась, коснувшись складного стульчика подо мной.

— Была когда-нибудь в походе?

— Маленькая. С папой. Помню только, что обожгла рот и руки печеной картошкой из костра. Даже фотография где-то у мамы есть, где я вся чумазая, будто в уголь упала.

— А я только студентом в походы ходил. Но, в принципе, после печеной картошки выглядел так же.

— Но, правда, странная штука — внутри сырая, снаружи уже уголь. А взрослым нравится.

— Романтика, — повёл Костя плечами. Запил бутерброд сладким чаем и посмотрел прямо на меня. В его светлых глазах читалась, как серьёзность, так и расслабленность. — Рассказывай, какие планы? Что придумала?

— Хм, — с моих губ сорвалась усмешка. Я тоже отпила немного чая и обтерла руки салфеткой, которую затем начала мять в своих руках. — Честно говоря, даже не верится, что я могу строить планы. Хотя, я раньше даже близко не могла предположить, что буду обращаться к тебе на «ты» и просто по имени. Думала, буду краснеть и заикаться каждый раз. А потом забиваться в угол стыда и позора.

— И это говорит мне девушка, которая по утрам уже по-хозяйски двигает меня с место на место.

— Всего два раза-то было! — возмутилась я нарочито. Главное, не вспоминать, как после этого горели ладони.

Те два раза вышли как-то сами собой. Костя, как обычно утром, стоял у плиты сонной амёбой и варил нам кофе. А мне нужно было добраться до сковороды — первый раз, и второй — до тарелок. Вместо того, чтобы пританцовывать вокруг него и ждать, когда он отойдёт сам, я просто пару раз сдвинула его чуть в сторону, обхватив ладонями обнаженные плечи.

Правда, я была уверена, что он оба раза ничего не понял, так как смотрел на меня всё так же сонно и лениво моргая.

— Но было же. Чувствуешь себя, как дома. Кстати, что придумала с новым жильём? Или вернёшься в квартиру к сестре и маме?

— Они, кстати, только сегодня вернулись в эту квартиру. Печать с неё сняли ещё до первого суда, но мать отчима настояла на том, что за ней нужно ухаживать, пока её сынка не оправдают. А сегодня после приговора она выгнала из своей квартиры и маму, и Катю. Катя мне в девять вечера звонила с маминого телефона, говорила, что у них там генеральная уборка. А я… — я снова и снова складывала салфетку пополам. — Я думала о том, чтобы вернуться в свою комнату и жить в квартире так, будто мы в коммуналке. Но понимаю, что теперь находится рядом с мамой не смогу. Её слова, показания в суде… Я не хочу находится рядом с таким человеком. Меня буквально передёргивает от мысли, что мы будем сталкиваться в одной кухне, в коридоре, делить холодильник… Не хочу. Так что я присмотрела для себя маленькую квартирку-студию. Завтра созвонюсь с хозяйкой и поеду смотреть. Если понравится, сразу въеду. Недалеко от работы и Катиной школы. И вторую работу я тоже присмотрела, кстати. По утрам я же теперь свободная, в универ ходить не нужно ближайший год. Так что теперь у меня две работы и своя маленькая жилплощадь. Хоть и съёмная, но своя.

— Взрослая жизнь, получается, — как-то невесело усмехнулся Костя, а в глазах его отразилось что-то, напоминающую тоску или даже разочарование. — На новоселье-то пригласишь?

— Конечно. Тебя я не могу не пригласить. Ты всего за месяц сделал для меня столько, сколько для меня за всю жизнь не сделал никто. Поэтому на маленький тортик в свою маленькую квартиру я приглашу тебя первым.

— Если бы не твоё желание и решимость бороться за себя по-настоящему, то я бы не сделал ничего. Да и, по сути, я ничего и не сделал. Ты со всем справилась сама. Стоило только перестать молчать, и дело сдвинулось с мертвой точки. Только и всего.

— Говорить не так-то просто, как кажется. Особенно непросто говорить о том, что годами считала постыдным и грязным. В любом случае, без твоей поддержки я бы не вывезла этого всего.

— Кстати, я и моя поддержка круглосуточно здесь. Можешь остаться в комнате. Делим кухню и холодильник мы отменно.

— Нет, — хохотнула я и положила сложенную многократно салфетку на стол. Уперлась локтем в коленку и подперла щеку ладонью, посмотрев на Костю. — Я хочу попробовать сама. Ну, знаешь, как настоящая взрослая.

— Серьёзное заявление, — с уважением закивал Костя. Подался вперед и придвинул ко мне тарелку, накрытую салфеткой. — По такому случаю был бы уместнее тортик, но я старый дурак.

— Можно? — кивнула я на тарелку.

— Конечно. Открывай.

Я подцепила пальцами край салфетки и резко потянула вверх. Планировала пошутить, но слова застряли комом в горле.

— Вау, — только и смогла я тихо выдохнуть, глядя на бутерброды с маслом, посыпанные кристалликами сахара.

— Масло фермерское. Сказали, самое вкусное. По крайней мере, я надеюсь, что не зря ездил с утра загород.

— Спасибо, — выронила я едва слышно.

Кое-как сдержала слёзы, оставив на губах лишь улыбку. Взяла один из бутербродов и щедро откусила.

Вкус, яркой вспышкой ударивший по рецепторам, мгновенно отбросил в беззаботное детство, где у меня всё хорошо, а в мечтах должно было быть ещё лучше.

Я снова сижу с папой на багажнике машины и болтаю ногами, зная, что завтра у меня всё будет так же хорошо и вкусно.