Сахар на обветренных губах

Глава 31

После спорного заявления Вадима о том, что я его девушка, и того поцелуя, что он решил при всех мне подарить, наше общение не клеилось.

Два дня я отвечала на его смс достаточно односложно и поверхностно. Внутри будто включился какой-то блок, не позволяющий этому парню подобраться ко мне ближе.

К счастью, эти два дня я работала в доставке и поэтому сослаться на занятость и усталость не составило никакого труда. Из плюсов только заработанные мной деньги. Ещё немного, и побег мой станет осуществим.

Но сегодня снова нужно в универ. Придется опять встретиться лицом к лицу со всеми действующими лицами конфликта, начавшегося на прошлой неделе и постараться не вляпаться в новый.

В квартире с утра суета — вот-вот должна приехать мама отчима. Оно и к лучшему, я хоть смогу помыться спокойно, пока она будет здесь терроризировать мою маму «ценными» советами.

Сам отчим с утра пораньше играет в образцового сыночка. Уже надел новую футболку и джинсы, чтобы мамочка оценила и похвалила, пока у его жены задница в мыле от того, что она с пяти утра вымыла квартиру и приготовила любимую шарлотку для свекрови.

Я в этом всём не участвовала. Для галочки изображала бурную деятельность, будто убираюсь в своей комнате. Катя делала примерно то же самое.

Наконец, когда мама уже вся извелась и была готова выть от занудства отчима о пыли на шкафу и грязной обуви в прихожей, явилась свекровь. Людмила Петровна. Каждый раз я надеюсь на то, что её огромная задница не пролезет в дверной проем и она не сможет попасть в квартиру, но каждый раз эта бабка умудряется проскользнуть к нам боком.

Её сальное жирное лицо, в которое провалились глаза, не вызывает у меня ничего, кроме раздражения. Мы сразу друг друга невзлюбили. Хотя, я думаю, её неприязнь ко мне в разы превышает мою к ней, потому что даже отчим смотрит на меня с большим уважением, чем его горячо любимая мамочка.

— Неужели — открыли, — буркнула эта ведьма, когда дверь ей открыли только после второго звонка. И плевать, что второй последовал без паузы сразу за первым, но сам факт, что их было целых два уже стал поводом для того, чтобы начать сворачивать кровь мне и маме уже с порога.

— Здравствуйте, — выдавила я кое-как из себя приветствие.

Злобная бабка окинула меня придирчивым взглядом и брезгливо поморщилась. Казалось, даже кучерявый чубчик на её макушке, колышущийся в такт её движениям, изобразил ко мне отвращение.

— Девочки должны носить платья, а не эту рванину.

Я не стала отвечать на её выпад. Себе дороже. Молча отошла в сторону, чтобы её образцовый сынок смог взять у неё большую спортивную сумку с продуктами.

— Я тут напекла пирогов и сварила тебе нормального борща, Борюсик. Твоя-то нихрена не умеет, — вещала эта ведьма, на что мама, стоящая передо мной, шумно вздохнула, но тоже промолчала. — Катюша, солнце, подойди, обними бабушку, — вот для кого эта ведьма становилась нежной и ласковой. Я и мама всегда воспринимались ею только в качестве прислуги, которая обязана обхаживать её сыночка.

Моя мама — потому что должна быть благодарна за то, что её золотой сынок принял её с подкидышем. А я — очевидно, примерно по той же причине, только из чувства благодарности, что он воспитывает меня, как родную.

Знала бы она, как он меня воспитывает… Хотя, думаю, она бы возмутилась, что он слишком мягок.

— Привет, бабуля, — Катя обрадовалась ей натянуто, приобняла для галочки и тут же отошла в сторону, встав рядом со мной.

— И что вы все встали тут? Музей вам, что ли? — возмущенно потрясла щеками старуха. — Чай я сама себе наливать буду?

— Да, мама, проходите к столу, — мама с нажимом произнесла слово «мама». Она всегда акцентировала на нём внимание, чтобы старуха не цеплялась за неуважительные интонации в её адрес.

— Исхудал, — ворчала ведьма, выкладывая на стол из сумки вонючие продукты в газетах и пакетиках, пока я, глядя на жирное пузо отчима, пыталась понять, в каком именно месте он исхудал. — Совсем тебя не кормят? Эта… — кивнула она в мою сторону. — …вон какая кобыла, уже сама могла бы обеспечивать семью, а не сидеть у тебя на шее, Борюсик. Ты же зашиваешься на работе! Каждый день!

Отличительная особенность этой ведьмы говорить о ком-то в его же присутствии так, будто этого человека рядом нет.

— Мама, ну, ты же понимаешь, что я всё для семьи? Себя не жалею. Так уж ты меня воспитала.

— Конечно, понимаю, Борюсик.

Очень сложно слушать весь этот бред и не заржать, поэтому я предпочла аккуратно проскользнуть в свою комнату, чтобы взять полотенце и гигиенические принадлежности, чтобы по-быстрому помыться, пока мать дьявола песочит мою мать.

На всё у меня ушло минут десять. Когда я вышла из душа, старуха ворчала на маму за то, что шарлотка вышла сухая и пресная. Ничего нового. Она всегда цепляется к одному и тому же.

В своей комнате я быстро переоделась. На завтрак сегодня даже не стала надеяться. Пока эта ведьма здесь, мне в горло кусок не полезет. Я уж молчу о том, что она посчитает каждый кусок, а потом предъявит мне, что я много жру. А такое уже бывало и неоднократно.

Из комнаты я сразу прошла в прихожую, чтобы быстро одеться и уйти.

— Я что пришла-то… — услышала я громкий голос старухи. — У меня в выходные юбилей. Не забыли?

— Ты что, мама?! Конечно, мы помним, — какая потрясающая актерская игра у отчима. Такого отвратного хорошего мальчика ещё надо суметь изобразить. Но самое ужасное, что это он не старается. Он действительно боготворит свою мать, считая её едва ли не святой женщиной.

— Так вот… — продолжила тем временем старуха, уже что-то жуя. — В квартире моей надо убраться. Генеральную провести хорошую. Гости приедут. Не пылью же им дышать, в самом деле?

— Мама, можешь не переживать. Девчонки всё уберут, — заверил её отчим.

— А я и не переживаю. Я хочу напомнить о том, что всё должно блестеть.

— Я не смогу, — тут же крикнула я из прихожей. — У меня учёба и работа всю неделю.

— Эта кобыла, вообще, хоть что-нибудь по дому делает? Или только жрёт и срёт? Раз в год попросила её по-хорошему помочь мне… — старуха негодовала.

— Алёнка останется со мной, мам. Дома уберется. У нас тоже надо прибраться, — успокоил её отчим.

— Я вижу, — высокомерно выплюнула старуха. — Как в свинарник зашла…

Я предпочла не слушать, что ещё она может сказать, и поскорее сбежала из квартиры, заглушив мысли громкой музыкой в наушниках.

Хоть и настали первые дни весны, но потеплением на улице пока не пахло. Снег стал грязным и серым. Говорят, что так он быстрее растает. Скорее бы уже. Хочется тепла хотя бы на улице.

У крыльца универа я встретила Милану, которая с понурым видом выходила из машины. Дверь ей открывал, похоже, водитель, существование которого она профессионально игнорировала. Её ждали две подружки, успевшие окинуть меня брезгливыми взглядами. Ведь это я виновата в бедах их королевы, которой теперь вместо того, чтобы ездить за рулем своей машины, приходится ездить на пассажирском с водителем. Бедная девочка.

В коридорах универа с утра нет никакой суеты. Народ ещё не до конца проснулся, хоть и пытается изображать деятельность. Вяло текущий поток людей разбредался по кабинетам или лип к подоконникам и батареям.

У подоконника остановилась и я. Ленивым взмахом руки поздоровалась с одногруппниками, которые ответили мне примерно тем же. Пока из них не проснулся никто. Некоторые парни оказались расслабленными настолько, что просто стекли по стене и села на полу, подтянув колени к груди. Хорошо, что коридор, в котором мы сегодня ждали препода для пары, оказался достаточно широким, чтобы в нем можно было столь вальяжно сидеть.

Одним ухом я слушала музыку в наушнике, а другое оставила открытым, чтобы слушать и контролировать происходящее вокруг.

Вадим мне сегодня с утра не писал и не обещал появится к первой паре, поэтому его я особо не ждала. Мне кажется, с его ночными катками ранний подъём для него равен пытке.

Скрестив руки на груди, я стояла у окна и иногда поднимала голову только для того, чтобы поздороваться со спешащими куда-то преподавателями. Вот те единственные люди в универе, которые с утра бывают бодры, а кто-то даже весел.

— Константин Михайлович, ну, как же вас так угораздило?! — сокрушался смутно знакомый женский голос, а я, какого-то чёрта, рефлекторно подняла голову на звук знакомого имени и тут же об этом пожалела.

По коридору, совершенно никуда не спеша, шёл Одинцов, а на его покалеченной в пятницу руке висела та самая преподавательница, которая явно неровно к нему дышала. Наманикюренными длинными пальцами она робко держала его кисть, поглаживала заклеенные пластырем костяшки и с неподдельной тревогой заглядывала в океанические глаза.

— Всё хорошо, Светлана Валерьевна. Просто рука сорвалась с ключа, когда менял колесо, — не скажу точно, но голос мне его показался раздраженным. Либо он, как нормальный человек, не рад раннему подъёму, либо его выбивает из равновесия чрезмерное внимание к его персоне от коллеги.

Я тоже не сдержалась и посмотрела на его руку. Видно было, что пластырь на основаниях мизинца и безымянного пальцев был новый и чистый. Стало быть, наклеил сегодня утром.

«Аккуратист, блин», — хмыкнула я мысленно. Подняла глаза и тут же наткнулась на взгляд Одинцова, который в ответ на мою легкую растерянность и страх, что он может читать мысли, коротко приветственно кивнул. И сам взглядом пробежался по всей мне, заострив внимание на лице, на котором уже почти прошли Миланины царапки.

Честно говоря, я ждала, что они загниют от её токсичности, но этого не произошло.

А ещё я, наконец-то, смогла позволить себе не прятать шею, потому что синяки на неё почти прошли. Остались совсем бледные следы, но они отлично маскируются тональником.

— Выглядит, наверное, ужасно, — нарочито поморщилась преподавательница, всё ещё не собираясь отпускать руку Одинцова, когда они проходили мимо.

— Обычное человеческое мясо. Сырое. Почти свежее, — меланхолично ответил Одинцов.

Его слова вызвали у меня улыбку, которую я тут же подавила. Преподша шокировано воздохнула на столь, наверное, циничные для неё слова. Оранжерейный цветочек.

— Прямо до мяса и костей?! — даже не глядя на неё, я точно знала, что она прямо сейчас театрально прижала ладонь к груди и выпучила глаза.

Интересно, Одинцов понимает, что к нему клеится? Или, может, между ними давно что-то есть, но он в силу своей холодности умеет держать себя в руках на работе, а она нет?

И какого хрена я, вообще, задаюсь этими вопросами? Мне-то какое до них дело?

Все пары сегодня прошли на удивление хорошо. В основном, конечно, я имею в виду перерывы между ними, во время которых меня никто не пытался ни побить, ни унизить. Милана со своей подтанцовкой пару раз попалась в коридорах, но обошлась лишь презрительным взглядом в мою сторону.

С занятиями на сегодня было покончено, поэтому я со спокойной душой шла к гардеробу, чтобы забрать куртку и поехать на работу в магазин, где смена начнётся через полтора часа. Стало быть, у меня ещё осталось время на какой-нибудь перекус.

— Знаешь, что я заметил?

Я вздрогнула от того, насколько близко прозвучал этот вопрос и как чья-то руку поднырнула под мою. Только повернув голову и узнав возмутителя своего спокойствия по профилю, я облегченно выдохнула.

— Напугал, блин! И что ты заметил?

— Заметил, что с тобой я стал какой-то слишком косячный, — ответил Колесников. Немного пройдя, он отпустил мой локоть, а затем завел мою руку так, что за его локоть теперь держалась я. И выглядели мы, как самая ванильная парочка всего универа.

— Косячный — это как?

— А это я сам ещё не понял, — Вадим взял у меня номерок и вместо меня отдал его гардеробщице. Сам же принял мою куртку и помог мне её надеть. — Всё у нас как-то не так, Алёнушка.

— Неужели заметил? — хмыкнула я саркастично. — А я думала тот факт, что мы друг другу не подходим никому незаметен.

— Я не об этом, — Вадим нервно свёл брови. — Я о том, что ты ведешь себя не так, как я привык. Это и бесит, и злит, и бросает мне вызов. А я же самец, хищник… Ну, ты и сама это видишь, — улыбнулся он обольстительно и подмигнул мне так, будто снова начал клеить.

— Что-то такое мелькало в тебе, ага. Но я думала, это катаракта, — я окинула его нарочито оценивающим взглядом и первой пошла по лестнице, ведущей с цокольного этажа, где находился гардероб, к выходу из универа.

Колесников следовал за мной, периодически здороваясь со всеми, кого встречал. Всё-таки, он слишком заметен в пределах нашего университета, да и за его границами, думаю, тоже.

Я вышла на крыльцо, порыв холодного ветра подхватил и швырнул мне в лицо мои же волосы. Колесников снова нарисовался рядом и в этот раз предпочел сохранить между нами дистанцию, очевидно, поняв, что при всей своей напускной улыбчивости и шуточках, я всё ещё на него злилась.

Мы спустились с крыльца, Вадим подошёл к своей машине и с легкой улыбкой кивком головы предложил проехаться с ним.

— Мне нужно успеть на работу и пообедать, — под сказанным я давала понять, что с ним мои планы станут мало осуществимыми.

— Организуем, — пафосно заявил Вадим и открыл для меня пассажирскую дверцу. — Прыгай, принцесса.

Тихо хохотнув, я на мгновение закатила глаза, но к его машине пошла. Колесников придержал для меня дверцу, но сесть не дал. Почти зажал меня между собой и машиной, оперся ладонями о крышу по сторонам от меня и поймал мой возмущенный взгляд.

— Ты же помнишь, что я не боюсь драться? — вопросила я, глядя в его темные глаза без капли смущения.

— Помню, — кивнул парень плавно. — И, кстати, не делай вид, что тот поцелуй тебе не понравился. Ты не сопротивлялась, Алёнушка, и даже охотно ответила. За мной косяк только за не в тему брошенные слова про то, что ты моя девушка, но и за них я могу ответить.

— И как? — повела я бровью, а у самой что-то внутри плавилось от этой его решительности и одновременно мягкости, с которой он ко мне обращался.

— Сделаю тебя своей девушкой.

— То есть моё мнение опять учитываться не будет?

— Ладно, перефразирую, — вздохнул Вадим. В своих мыслях он явно назвал меня душнилой. — Ты сама захочешь стать моей девушкой.

— Угу, — кивнула я и отвела взгляд в сторону, будто начала размышлять о чем-то. Мимо проходили люди, которые бросали на нас косые взгляды и будто ухмылялись. — То есть по голове меня бить собираешься?

— С чего ты взяла?

— Просто я не знаю других способов, при которых я добровольно захочу стать твоей девушкой. Только если я буду на голову отбитая.

Вадим с легкой улыбкой изучал моё лицо несколько секунд. Аккуратно убрал от лица пряди волос, заправив их за уши. А затем совершенно неожиданно клацнул перед носом зубами.

— Так и съел бы, — рыкнул он низко.

— Дурак, — рассмеялась я смущенно.

Как бы то ни было, но с Колесниковым я могла чувствовать себя свободно и спокойно, но только тогда, когда мы оставались вдвоём и когда у него нет необходимости играть на публику крутого парня.

Он и так крутой. Крутой в своей легкости. Крутой в свойственной ему открытости и крутой в честности, которую в себе несёт. Честен он хотя в том, что не пытается быть для всех хорошим, он просто кайфует от жизни и от того, что она ему даёт. И, что удивительно, его эгоизм не кажется раздражающим или отталкивающим. Лично мне рядом с ним комфортно, хоть я сама же этому чувству сопротивляюсь. Думаю, не будь на моих плеча всего того багажа, что я вынуждена ежедневно нести на себе, мы бы уже давно друг друга заметили и стали парой. Хорошей парой. Легкой.

Вадим завёз меня в какое-то пафосное кафе, в котором его, естественно узнали. И снова он заказал кучу всего, чем можно было бы накормить компанию из пяти-шести человек, но ели мы всё это вдвоем.

— Как в тебя так много помещается? — я смотрела на то, с каким аппетитом Вадим поглощает теплый салат и просто кайфует от вкуса и чувства насыщения.

— Я ж спортсмен.

— Разве? Я думала, ты обычный задрот, который не отлипает от приставки до двух ночи.

— И это тоже, — усмехнулся парень. — Но я ещё играю в волейбол за областную команду. Капитан, кстати. Можешь гордиться своим парнем, — поиграл он густыми бровями. — А ещё я иногда играю в футбол. Но волейбол прикольнее.

— Потому что там меньше бегать?

— А ты меня хорошо знаешь, Алёнушка. Ну, в принципе, ты же готовишься быть моей девушкой, — заявил он самоуверенно.

— Отвали, — я качнула головой, но застенчивая улыбка сама растеклась по лицу.

Всё-таки, какой он тёплый. Об него прям хочется греться, и плевать, какую чушь он иногда может нести.

После обеда Вадим отвёз меня в супермаркет на работу, где я заняла свое место на кассе. Он недолго был рядом со мной, а потом уехал.

К вечеру, когда я уже смирилась с тем, что сегодня его больше не увижу (разве что в ночной переписке), он снова появился на пороге магазина и, кажется, довёл одного из наших охранников до нервного срыва.

Колесников копировал его позы и даже суровое выражение лица. А ещё он достал некоторых посетителей тем, что ходил за ними и следил, что они набирают в корзины. И, стоя рядом со мной у кассы, настойчиво навязывал карты магазина и фирменные пакеты, в то время как я предлагала всё это для галочки, ибо уже привыкла, что от всего этого отказывается девяносто девять процентов посетителей магазина.

— А тебе домой не пора? Там приставка, поди, уже паутиной покрылась, — спросила я, пока моя касса была свободна, а Колесников просил покататься на ленте вместо продуктов.

— Вместе поедем. Когда у тебя, кстати, смена кончается?

— Через сорок минут.

— Кайф. Схожу пока на пост охраны.

— Отстань от Анатолия Сергеевича, — цокнула я.

— Жалко его. Стоит, скучает…

Я молча закатила глаза и проводила взглядом Вадима, который реально пошёл к охраннику. И я даже с расстояния услышала, как тяжело вздохнул Анатолий Сергеевич, увидев Вадима. Бедный дядька, он сегодня даже покурить ещё не выходил. После Вадима, наверное, сразу пачку вдохнёт, чтобы успокоиться.

— Это твой? — громкий игривым шепотом привлекла меня соседка по кассе.

— Мой кто?

— Ой. Алёнка! Будто я молодая не была. Видно же, что шуры-муры у вас, — Светлана одобрительно и оценивающе посмотрела в сторону Вадима. Улыбнулась чему-то ещё шире, а затем вновь посмотрела на меня, мечтательно вздохнув. — Эх, мне бы ваши годы. Ух, я бы тогда ему так дала!

— Света! — поморщилась я возмущенно и даже немного приревновала.

Дала бы она ему. Ага, сейчас!

После смены Вадим в машине дождался, когда я закрою кассу и сдам смену.

— И так каждый день? — он хмуро заглянул мне в глаза и кивнул в сторону магазина, но при этом, очевидно, говорил не только о нём, а обо всём распорядке моего дня.

— Не каждый, но почти, — повела я плечами и расслабленно откинулась на мягкую спинку сиденья, позволив, наконец, себе расслабиться. Прикрыла глаза и шумно выдохнула. Как же хорошо, что хотя бы сегодня до дома не нужно будет тащиться на автобусе.

— Капец, — буркнул Вадим. Кожаное сиденье под ним скрипнуло, из-за чего я открыла глаза и посмотрела в сторону парня, который показался мне раздраженным. — Слушай, Алён. Если тебе нужны деньги, ты скажи, и я тебе их дам. Нахрена тебе всё это? Тебе двадцать-то есть?

— Почти.

— Реально?! Тебе даже двадцати нет, а ты уже как тётка на кассе сидишь.

Он злился, а меня это забавляло, но ещё немного обижало.

— Ты меня стыдишься? — спросила я и поймала его взгляд.

— Нет, — ответил он сразу. Кажется, не соврал. — Просто в твоём возрасте надо кайфовать от жизни, а не впахивать с утра сначала в универе, а потом на работе. Но зато теперь понятно, почему ты меня отшиваешь. Если бы каждый мой день проходил так же, я бы тоже слал всех лесом.

— А где ты собираешься брать деньги, чтобы мне давать?

— У меня на карте всегда есть бабки.

— Но они же не сами собой там появляются, правильно? Тебе их дают родители, которые, я уверена, работают примерно в таком же темпе, если не хуже. Так что кайфуй, Вадим, от этой жизни, пока у тебя есть возможность. А мне чужие деньги не нужны. Сама заработаю.

— Это я уже понял, — вздохнул он. — Может, есть хочешь?

— Не хочу. Я устала и просто хочу спать.

— Ладно. Поехали.

В дороге мы даже музыку не слушали. Судя по сведенным над переносицей бровям, Вадим крепко о чем-то задумался. Я не стала тревожить его мысли, тем более у самой в голове гулял ветер. Едва ли я способна прямо сейчас сгенерировать тему для разговора. Обычно этим занимается Вадим, который сейчас предпочёл молчать.

Машина остановилась у подъезда, я шумно вздохнула. Пора возвращаться в свой маленький ужасный мирок, сказка закончилась. Я отстегнула ремень безопасности и вышла из машины, в уже открытую для меня Вадимом дверь.

— Спасибо, что подвёз. И за обед спасибо, — я поправляла лямки рюкзака на плечах, не зная, что делать дальше и куда смотреть, пока Вадим неотрывно и почти не моргая смотрел на меня сверху вниз.

— Не буду тебе сегодня писать, — сказал он вдруг и мягко притянул меня к себе, приобняв за талию.

— Разочаровался? — я старалась удерживать дистанцию между нашими лицами, но Вадим, кажется, желал обратного.

— Хочу, чтобы ты отдохнула и выспалась. Я сегодня, походу, даже в приставку вечером играть не буду. Устал, кажется, больше тебя.

— Добро пожаловать в реальную жизнь, золотой мальчик, — хмыкнула я.

— Ничего. Когда-нибудь я тебя из неё украду.

— Из жизни?

— Из этой жизни, — кивнул он на многоэтажку.

— Посмотрим. А пока, прекрасный принц, ты не украл меня, мне пора показаться родителям. Поздно уже.

— Да неужели вспомнила? — от голоса отчима, раздавшегося за спиной, у меня буквально волосы встали дыбом на затылке. Я отпрянула от Вадима и отошла от него на пару шагов, повернувшись к отчиму, который шёл откуда-то, дымя сигаретой. — Ты на часы смотрела? А это что за хрен?

Отчим явно пытался отыгрывать какого-то мафиози или авторитетного типа, но выходило карикатурно. У Колесникова не дрогнул ни один мускул на лице, пока он без особых эмоций осматривал моего отчима с ног до головы. А в конце я увидела отвращение к своему ненастоящему родителю.

— Алёнин друг. А вы её отец? — спросил Вадим достаточно дипломатично и даже протянул руку, чтобы поздороваться с отчимом. Но тот лишь глянул на протянутую в его сторону ладонь и мерзко сплюнул в сторону, оставив на асфальте у кроссовка Вадима вспененную белую лужицу.

— Отчим, — бросил он лаконично и, посмотрев на меня, кивнул в сторону подъездной двери. — Быстро домой. Расскажешь мне, какого хрена себе за сигаретами я должен ходить сам?

— А ты не опух, дядя?! — взорвался вдруг Вадим и поймал меня за руку, когда я пошла к подъезду, чтобы скорее увести за собой отчима и закончить эту отвратительную стычку. Колесников завел меня за свою спину и, чуть приобняв рукой, без слов заставил остаться там. И сейчас, глядя на отчима, я понимала, что место за его спиной — самое безопасно место из всех сейчас возможных. — Девчонка с утра в универе, вечером на работе. Подними свой пердак и сам сгоняй за сигаретами. Тебе даже полезно будет подвигаться.

— Вадим, не надо, — взмолилась я тихо, чётко понимая, что ничем хорошим это не закончится.

— Надо. Кто он такой? Он тебе даже не папа. Пусть мечты о личной Золушке запихает себе в задницу.

— Вадим…

— А тебя кто, гондон, спрашивал? — отчим отщелкнул остаток сигареты в сторону и вплотную подошёл к Вадиму, стукнувшись о его лоб своим. — Сел в свою машинку, петушок, и уехал отсюда, пока ноги целы, чтобы педальки нажимать.

— Иначе что? — Вадим тоже толкнул его своим лбом. — Что ты мне сделаешь?

Отчим не нашёлся с ответом. Скорее всего, его ввела в ступор та прыть, с которой Вадим встал на мою защиту и не собирался отступать.

Поэтому он не придумал ничего умнее, кроме как направить весь гнев на меня. Ведь так ему было привычнее и безопаснее, потому что от меня сопротивление было минимальным. Да и что я могу против его ста с лишним килограмм?

— Алёнка! Быстро домой! Иначе от твоего защитника мокрого места не останется, — отчим грубо поймал меня за руку и дёрнул так сильно, что у меня на куртке надорвался рукав.

— Лапы убрал от неё! — Вадим толкнул отчима, из-за чего тот пошатнулся и опешил. Сам он привык бросать угрозы, которые никогда не воплощались в жизни и, похоже, не ожидал, что от кого-то угрозы могут быть вполне реальными и осуществимыми.

— Вадим, не надо, — я испугалась за Колесникова и, поправив рукав куртки, бросила отчиму. — Пошли домой.

— Пошла! — отчим не постеснялся с силой толкнуть меня в спину, когда я повернулась к подъездной двери.

— Слышь, боров… — окликнул его Вадим.

Я тоже повернулась и в этот момент увидела, как четко Вадим попал отчиму кулаком точно в лицо. Кажется, что-то хрустнуло.

Первое, что я испытала мгновенно, глядя на то, как отчим упал на колени, схватившись за нос, — абсолютный восторг. Чистейшее счастье от того, что он, наконец, получил по заслугам. Меня буквально распирало изнутри от счастья и понимания, что кто-то за меня заступается. Впервые! Кто-то, не жалея себя, готов драться за меня и наказать обидчика.

Но затем, когда Вадим потянул меня за себя, чтобы вновь спрятать за своей спиной, пока отчим корчился от боли и что-то невнятно мямлил, я поняла, что у всего этого будут последствия. Плохие последствия. И только для меня.

— Ты что наделал, говнюк?! — отчим отнял от лица ладони, которые оказались окрашены кровью. — Ты кто, блядь, такой?!

Неуклюже отчим поднялся с асфальта, опираясь на окровавленные ладони. Рукавом куртки стёр кровь и сопли с подбородка и губ. Ошалелым взглядом смотрел на Вадима, который стоял, закрывая меня собой.

— Вадим, не надо. Он всё понял, — бросила я глухо, глядя на отчима.

Я не испытывала к нему жалость. Ни капли. Это не было проявлением стокгольмского синдрома, поэтому о каком-либо сострадании к человеку, от которого я годами терплю физическое насилие, речи не шло. Просто прямо сейчас я думала о последствиях, которые будут ждать меня дома. И, скорее всего, не только меня. Отчим не поленится отыграться на всех.

— Тебе добавки? Или ты уже домой торопишься? — нарочито спокойно вопросил Колесников.

— Я тебя запомнил, — закивал отчим, двигаясь в сторону подъезда. — И машину твою, ушлёпок.

— Запоминай лучше, потому что теперь ты будешь видеть меня чаще, — Вадим молча проследил за тем, как отчим скрылся за тяжелой подъездной дверью, бросив мне напоследок «чтобы через пять минут была дома!».

— Зачем ты это сделал? — спросила я, обессиленно опустив руки вдоль туловища. — Ты же даже примерно не понимаешь, что будет, когда я… Господи! — выдохнула я, едва сдерживая слёзы.

Спрятала лицо в ладонях, чтобы дать себе секунду для того, чтобы взять себя в руки. Провела ладонями в сторону волос и сжала их в кулаках, с ужасом взглянув на подъездную дверь.

— Зато я отлично понимаю, как некоторые отцы ведут себя с настоящими детьми, и как с теми, кто им не родной, — у Колесникова играли желваки. Он спрятал руки в карманы куртки, но в его глазах всё ещё горела ярость. Наверное, он с радостью нанёс бы ещё несколько ударов по жирному лицу моего отчима. И мне не за что его осуждать.

— Откуда тебе знать, как некоторые отцы ведут себя с неродными детьми? У тебя разве неродной отец?

— Родной, — уверенно кивнул парень. — Но он… Короче, знаю, — осекся Вадим и отвёл взгляд в сторону. Несколько секунд собирался с мыслями, а затем снова посмотрел на меня. — Поехали ко мне. Переночуешь сегодня у меня. Поспишь в моей комнате, а я в гостиной.

— Я не поеду, — тут же ответила я и взяла себя в руки.

— Какого…?! — возмущенно поморщился Вадим. — Ты реально сейчас собралась возвращаться домой?

— У меня там младшая сестра и мама, — указала я наверх на окна квартиры, едва не перейдя на крик. — Или их тоже можно взять с собой и пожить у тебя?

Вадим замялся, неопределенно дернул головой, будто размял шею и, чему-то кивнув, произнес:

— Я тебя провожу.

— Не надо. Ты уже достаточно сделал.

Теперь, когда эйфория от удара схлынула, меня начала душить злость. Захотелось возвести между мной и Вадимом высокую кирпичную стену и, желательно, перед этим стереть ему память с помощью вспышки из «Люди в черном».

— Я провожу, — Вадим настойчиво пошёл за мной в подъезд, поднялся на мой этаж и ждал, когда я открою дверь ключом.

— Всё, иди, — бросила я ему, когда открыла дверь и не увидела на пороше отчима с ремнем или палкой от старой стиральной машинки.

— Сначала я посмотрю, что ты нормально зайдёшь в квартиру, — Вадим был несвойственно ему серьёзным. Это и восхищало, и раздражало.

Услышав, что дверь квартиры открылась, из своей комнаты вышел отчим с опухшим лицом и явным намерением навалять мне. Но ему пришлось застыть на месте, так как вместе со мной в квартиру, какого-то чёрта, вошёл Вадим.

— Завтра утром я приеду за Алёной и заберу её на пары. Если на ней будет хоть одна царапина, которой я ещё не видел, я сломаю тебе нос ещё раз. И не только нос. Твою рожу и номер квартиры я запомнил, — отчеканил Колесников словно не своим голосом. — Понял меня?

Отчим молчал, сверля Вадима взглядом.

— Не слышу! — рявкнул Вадим.

Он явно перебарщивал с гонором, но, похоже, это было именно то, что сейчас нужно было для устрашения моего отчима.

— Понял, — буркнул отчим едва слышно.

— Тогда до завтра, папаша, — с едкой насмешкой бросил Вадим и чмокнул меня напоследок в висок.

Дверь за парнем закрылась, а мы с отчимом так и остались стоять друг напротив друга, будто в перестрелке на Диком Западе.

Но вот я неспешно сняла ботинки и куртку, накинула рюкзак на плечо, а отчим рванул ко мне.

Абсолютно молча, не издавая ни малейшего звука, он схватил меня за волосы и поволок в сторону моей комнаты. Открыл дверь и швырнул меня на пол, как грязную тряпку.

Я успела выставить руки, чтобы не упасть в пол лицом и сразу отползла к кровати. Выставила вперед ногу и накрыла голову руками, приготовившись защищаться. Но услышала лишь сильный хлопок двери и громкое ворчание отчима:

— Защитничка она, блядь, нашла!.. Чтобы до утра носа не показывала! Убью, нахуй!