Глава 17 Мал золотник, да дорог

Весь вечер Леня не подходил к брату, сердясь на него за то, что он не сумел помочь Светлане. Мертвая уточка не выходила у него из головы.

На рассвете, не дожидаясь пробуждения Саши, он ушел в сад очищать светоловушку.

Выключив лампу, он встряхнул мешок, в котором еще продолжали жужжать насекомые, и пошел привычной тропинкой к рыбьим прудам. Шел и думал о том, что брат и его приятель, которые, казалось, всё умели, опозорились перед всем колхозом на таком простом деле.

Потом он начал понемногу извинять брата: «Конечно, дело-то не такое уж простое, если ни один рыбак до сих пор не изловил эту утятницу. Но все-таки Саша должен был что-то придумать!» Вера во всемогущество брата опять начала брать верх над его сомнениями. Может быть, он еще и придумает. Но когда? И чем бы Леня мог помочь брату?

Медленно бредя по запретной зоне, он встряхивал мешок, когда какой-нибудь беспокойный жук умудрялся просунуть лапу сквозь мешковину и больно царапнуть шею. С тех пор как брат поручил ему уход за светоловушкой, Леня стал желанным гостем в запретной зоне и чувствовал себя здесь полным хозяином. А ведь всего неделю назад он не осмелился бы и подойти к товарищу Терешкину, которого все детдомовцы почему-то побаивались.

На берегу большого пруда догорал костер, а двое людей в лодке что-то делали на самой середине пруда. Может быть, вылавливали карпа?

Леня узнал Терешкина и Митю. Рыбовод и помощник вытаскивали из воды кормушки и складывали их в лодку. Леня уже знал о несчастье, постигшем рыбовода: карпы устроили голодовку. Он с особым удовольствием таскал на пруды насекомых, надеясь, что эта-то пища придется по вкусу привередливым питомцам Терешкина. И теперь терпеливо ждал, пока рыбоводы окончат работу, чтобы разузнать у них новости.

Гулкое эхо повторяло голоса рыбоводов, и по их голосам Леня определил, что дела тут поправились. Они говорили громко, весело, а Илья Евстигнеевич даже запел:


Любви все возрасты покорны,

Ее порывы благотворны…


Да, видно дела пошли хорошо!


И юноше в расцвете лет,

Едва увидевшему свет…

И закаленному судьбой

Бойцу с седою головой…


Рыбоводы приблизились к берегу, и Леня крикнул:

— Дядя Илья, как ваши карпы?

Хотя Терешкину не было еще и двадцати пяти, его все ребята в селе называли дядей из уважения к его занятию. Шутка ли, человек разводит рыбу! На берегу такого озера рыбаков было сколько угодно и они большим авторитетом не пользовались, но дядя Илья не просто рыбак, а рыбовод!

— Всё в порядке, свет-Ленечка! — пробасил Терешкин и резким толчком въехал вместе с лодкой на песчаный берег. — Едят, едят, голубки! Ну, а ты гостинцев принес?

— Полный мешок, дядя Илья!

Сегодня при виде Терешкина трудно было оставаться безучастным или скучным. Хотелось смеяться, как и он, говорить так же громко. А давно ли Леня приходил сюда, как на похороны! Карпы ни за что не желали питаться по расписанию. А ведь дядя Илья точно запланировал их рост и рассчитал, сколько добудет рыбы из пруда. Во время голодовки. карпов рыбовод ходил мрачнее тучи.

— Как же вы их вылечили? — спросил Леня.

Он уже знал, что рыбовод любит расспросы. А сам он в такой же мере любил слушать и теперь ждал обстоятельного рассказа. Илья Евстигнеевич, тяжело ступая резиновыми сапогами, привязанными к поясу, подошел к огню, пошевелил его и, широко раздув ноздри, понюхал сладкий запах печеной картошки.

— К счастью, лечить не пришлось, а то я уж собирался в Москву на консультацию их везти.

— Всех?

— Не всех, конечно, а выборных! — засмеялся Терешкин. — Но дело оказалось проще. Кормушки-то мы ставили на одно и то же место, а карп — рыба аккуратная, он не желает есть там, где дно запачкано. Пока мы до этого додумались, он нам всю кровь испортил. Как перенесли кормушки — пожалуйста, он сразу в вес пошел!.. Митя, дай-ка нам образчик.

Митя принес ведро, в котором плескался маленький карпик, выращенный в этом году. Таких, Леня уже знал, называли сеголетками. Леня попытался поймать его, но рыбовод отвел его руку от ведра:

— Э, брат, этого у нас нельзя! Рыба не любит, когда ее трогают. На ней есть слизистая защитная оболочка. Сотрешь ее — рыба заболеет. Осенью, когда мы будем урожай снимать, тогда пожалуйста! Хоть руками лови, хоть за сетью иди, хоть со дна бери, когда воду из пруда выпустим, Вот тогда увидишь рыбу. Сеголетков этих мы зимовать оставим, а двухлетков из откормочного пруда — на базар! И людям приятно, и нам полезно.

Он говорил все это с таким вкусом, что Лене захотелось попробовать жареного карпа. Илья Евстигнеевич усмехнулся и разгреб костер.

— До ухп уже недалеко, а пока попробуй-ка картошечки… Митя, поезжай, разбрось насекомых — очень карп эту пищу любит.

— А… а щуки у вас есть? — задал Леня вопрос, который мучил его всю дорогу. Не может же рыбовод не знать все о щуках!

Илья Евстигнеевич с удивлением взглянул на него и довольным тоном сказал:

— А ты, я вижу, в самом деле нашим хозяйством интересуешься! Ну что ж, может быть в рыбоводы выйдешь. Профессия неплохая!

Он привстал на колени, заставив и Леню подняться, и обвел рукой свое хозяйство:

— Видишь, мы залив на прудки разделили. Вон в том, что в конце залива, у нас нерестовые и маточные места. А вот этот пруд, побольше и поглубже, — выростной: здесь карп вес набирает. Тот, что пониже, за плотиной, — зимовальный пруд. Там живет карп по второму году. Осенью мы двухлетков всех выловим, а сеголетков отсадим туда — пусть зимуют. Так вот, чтобы очистить наши пруды от сорной рыбы, мы пускаем в них щуку…

— От какой? От сорной? — переспросил Леня.

До сих пор он знал о сорных травах, а о сорной рыбе…

— Вот именно; сорная!.А как иначе ее назовешь? Есть товарная рыба: судак, скажем, карп, сазан, лещ — одним словом, крупная рыба. Ее специально разводят в прудах, в озерах. Слышно даже, будто в реки стали выпускать ценную рыбу на вырост. А есть сорная рыба, как сорняк в поле: всякие пескари, уклейки, ерши, вьюнки, верховки. Они только пищу поедают, а пользы от них никакой нет. И плодятся они, как сорняки. Никакого учета, никакого контроля не наведешь. Кажется, пруд чист, запускай карпа или карася. А глядишь, этой сорной рыбешки расплодилось столько, что карпу и есть нечего… Вот мы и напускаем на эту рыбешку главных помощников рыбовода — щук.

— А как же карп? Ведь щука может и карпа съесть, она у него не будет фамилию спрашивать!

— Э, нет, тут дело хитрое! Щуку-то мы пускаем икринками и только в тот пруд, где живет карп по второму году. Он уже крупный, и щурята его в росте не догонят. Вот они и поедают сорную рыбу, а нам от этого польза. Двухлетний карп жиреет — он мелких щурят не боится, вся пища идет ему, а пруд от ненужной рыбы освобождается. Да и щурята, как лето поживут на приволье, тоже становятся полезной добычей. Так что осенью у нас двойной улов: и карпы и мелкие щуки. Домашние хозяйки мелкую щуку любят — она мягкая, жирная, вкусная, тиной еще не пахнет, как старая щука.

— Значит, щуку пускают икринками! — разочарованно сказал Леня. — А я думал…

— А ты думал, что мы в наши пруды настоящих щук пустим? Они и так вот где у меня сидят! — сердито ударил Илья Евстигнеевич по своей красной шее. — Если бы не эти вредные щуки, я бы давно заселил все озеро карпами. И откуда только она взялась, эта щука! Старые рыбаки рассказывают, что перед революцией в нашем озере почти вся рыба вывелась. Тут раньше были большие купеческие тони, ловили рыбу артелью, неводами — метров по пятисот каждый невод. Ну, известно, хищничали кто как умел. И негашеной известью рыбу глушили. Бросят бутылку с известью — известь закипит и взорвется, а рыба — вот она, вверх брюшком плавает, только собирай. А потом и гранатами начали уничтожать и динамитом — время было смутное, никому до рыбы дела не было. Так что лет тридцать назад тут почти что пустыня стала водяная. Кроме плотичек да уклеек, почитай, ничего и не водилось. Рассказывают, что приезжала сюда какая-то экспедиция, чтобы промысел наладить, да напали на нее белобандиты. Неизвестно, удалось п. м что сделать или нет, только щука в озере появилась. А вот когда в нем воду подняли да соединили с другими озерами, тут столько рыбы расплодилось, что кругом рыболовные хозяйства завели. Не так давно, кроме щук, появились в озере судаки — они любят новые места заселять. Теперь судак щуку с глубоких мест вытеснил, а только щука все равно большой вред озерному хозяйству приносит. У нас, в прудовом хозяйстве, она в помощь, а в озерном — враг. Каждую весну я спускаю в озеро тысячи штук карповой молоди, а по осени раз десять невод затянешь — глядишь, всего два-три карпа, всех щуки уничтожили!

Терешкин помолчал немного, глядя на озеро, и снова заговорил:

— Одна надежда: может, ученые выдумают что- нибудь для борьбы с этой подлой щукой. Знаешь, как Мичурин говорил: «Мы не можем ждать милостей от природы…» А ведь эта щука не только карпа — она птицу уничтожать научилась… Слушай, Леня, спроси брата, не может ли он какую-нибудь ловушку приспособить для щук?

Это было так неожиданно, что Леня только глазами заморгал. Илья Евстигнеевич понял его замешательство и отвернулся к костру, выбирая для гостя картошку покрупнее.

— Понимаю, дело сложное… — пробормотал он.

Леня, который только что собирался у самого Ильи Евстигнеевича просить помощи и совета, молча дул на картошку, перекидывая ее с руки на руку.

Но вдруг новая мысль мелькнула в голове мальчика. Ведь дядя Илья хотел найти ловушку, чтобы поймать сразу много щук. А как же он-то сам ловит их, когда ему нужна щучья икра? Нет ли у него какого-нибудь секретного способа лова? И Леня с тайной надеждой спросил:

— А где же вы берете щучью икру для ваших прудов?

— Ну, это дело пустое. Весной, во время икрометания, застрелишь одну-двух самок с икрой да самца — вот и все. Икру из. щуки добывают, поливают ее молоками от самца — она и в искусственных условиях хорошо развивается. А потом, когда щурята начинают проклевываться, их в пруд…

— Постойте, постойте, дядя Илья, а как же щук стреляют? Они же в воде…

— В том-то и дело, что икру они мечут во время водополья, на мелких местах, на травке у бережка где-нибудь. Вот тут их и стреляют прямо с берега… Это не то, что стрелять на глубоком месте. Бывает, взрослая щука ворвется с полой водой в пруды — беды не оберешься. И рад бы ее пристрелить, да ведь не найдешь! Иной раз приходится среди лета пруд спускать, чтобы ее выловить. А знаешь, какие это убытки!

Но Леня уже не слушал его. Конечно, «их» щука не на мелком месте плавает, но она ведь постоянно кормится у фермы. Что, если выследить ее? Например, поставить приманку?

Мысли эти были так заманчивы, что надо было немедленно поделиться ими с братом. Леня поблагодарил дядю Илью за угощение, свернул пустой мешок и побежал к птицеферме. Брат и Петя, наверно, уже там…

Рыболовов нигде не было видно. Лодка лежала опрокинутая на берегу. Гуси и утки еще не выплыли на озеро. Двор фермы заполнили куры. Они белоснежной массой толпились у полных кормушек, а более ленивые всё еще сидели на заборах, деревьях, крышах, тесно прижавшись одна к другой. Леня пошел к ферме, шагая, как по сугробам, высоко задирая ноги и ставя их прямо, словно ходули, чтобы не наступить на кур.

Окна птичника светились каким-то странным синим сиянием. Леня заглянул в окно и увидел брата и Светлану. Они стояли под синими лампами, которые гирляндами свешивались с потолка по всему помещению. И под каждой лампой копошились маленькие желтенькие комочки — цыплята, только что вынутые из инкубатора.

Леня одной ногой стоял на камне, лежавшем у стены, и держался руками за подоконник. Вдруг нога сорвалась, и, падая, он загремел железом, прикрепленным, к стене для защиты окна от дождя.

— Кто там? — тревожно спросила Светлана.

Саша подошел к окну, высунулся из него и посмотрел на Леню так сурово, что тот готов был провалиться сквозь землю. Но из-за Сашиной спины выглянула Светлана:

— Зайди, зайди, Леня, посмотри, какие чудеса придумал твой брат!

Леня, уже через дверь, вбежал в птичник. Желтые комочки на соломенных ножках испуганно рассыпались по углам, но через минуту снова начали собираться в кучки, стремясь подобраться поближе к синим лампам.

— Смотри, Саша, эти уже совсем отогрелись! — показала Светлана на крохотных цыплят, которые проворно бежали к кормушкам.

Она осторожно поймала одного из них и подула на него. Пушок встал дыбом, обнажая сухое, теплое тельце. Но Леня втиснулся между Сашей и Светланой и мешал любоваться цыпленком. Сашу это очень раздражало. Присутствие Лени здесь вообще не входило в Сашины планы. Саша все еще чувствовал себя виноватым перед Светланой за то, что не поймал утятницу, и нарочно пришел сюда пораньше, чтобы хоть устройством лечебного света успокоить ее. Потом можно было бы поговорить с ней, признаться, что он не знает, как поймать эту проклятую щуку. А тут этот Ленька…

— Ты зачем сюда пришел? — спросил его Саша. Леня привстал на цыпочки и шепнул брату в ухо:

— Я узнал, как поймать утятницу…

— Да будет тебе небылицы придумывать! — отмахнулся Саша и обратился к Светлане: — Значит, надо провести еще одну линию ламп. Мы включим их последовательно…

— Я же правду говорю! — Леня говорил уже во весь голос и дергал брата за рукав. — Ее можно застрелить!

Лицо Саши мигом, изменилось.

— Что? Что?.. Нет, подожди! — И Саша торопливо спросил Светлану: — Ничего, если мы эти лампы поставим вечером?

— Конечно, конечно! А что случилось?

— Да так, пока еще ничего… Это Ленька все баламутит, — пробормотал Саша, пятясь к двери.

Леня понял, что брату хочется поскорее остаться с ним наедине.

Загрузка...