Щука с золотыми сережками

Глава 27 Письмо из прошлого

Утром вокруг лодки, в которой лежала щука, толпился народ. Чуть ли не все колхозники пришли посмотреть на водяного.

Профессору еще ночью послали две телеграммы. В первой было написано:

Эту телеграмму подписали трое: Игнат Перфильевич, Петя и Саша. А вторую послал Забавин лично:

Сначала Петя пытался добавить это сообщение к первой телеграмме, но Саша и Игнат Перфильевич запротестовали. Они тоже видели эти слова на метке, но считали, что могут ошибаться и профессор сам разберется в надписи. Саша и Петя чуть из-за этого не поссорились.

Саша обиделся за профессора, потому что Петино дополнение к телеграмме звучало слишком вызывающе, обиделся и за себя: как только охота была закончена, Петя снова вылез на первый план. Саша обвинил его в ячестве, которое неприлично комсомольцу, а Петя рассердился и заявил, что это именно он открыл существование щуки Петра Первого и не позволит умалять своей роли в открытии. Игнат Перфильевич принял сторону Саши, но Петя не сдался и тут же написал вторую телеграмму.

По высокому небу плыли легкие облака, порой закрывая солнце и бросая зубчатую тень на озеро и берега. Было уже за полдень, а люди все не уходили и продолжали рассматривать щуку.

Она изредка встряхивала головой. Тогда ее сережки позванивали, и те, кто был у самой лодки, могли различить знаки на пластинках. Знаки эти почти стерлись, но некоторые буквы сохранились, я можно было прочесть:

Петя разобрал надпись раньше всех:

Каждый мог убедиться, что Петя совершенно правильно предположил происхождение этих золотых пластинок. Только Саша усомнился и спросил, почему последнее слово кончается буквами «ия», тогда как надо бы написать «ии». Петя очень быстро нашел ответ: во времена Петра Первого еще не было обязательного среднего образования и дьяк, выбивавший надпись, мог ошибиться.

Это Петя всегда умел — уйти от существа спора да еще выставить себя же обиженным… Потом Петя вспомнил, что теплая вода вредна их пленнице, и Саше пришлось разрешать новую проблему. Щука уже начала засыпать, дыхание ее становилось все медленнее и медленнее. Саша предложил поставить на берегу моторчик с длинным шлангом. Шланг отвели на глубокое место, моторчик начал качать воду, и щука стала оживать.

Серая машина зашуршала колесами по гравию и остановилась у самой воды. Из машины выскочил профессор. Увидев Сашу, он спросил:

— Ну как, жива?

Не ожидая ответа, он пошел к лодке. Толпа расступилась, пропуская его, а за ним и тех, кто поймал щуку.

Викентий Иванович нагнулся к лодке и бесстрашно просунул руку сквозь прорезь в сетке прямо к жабрам щуки, на которых поблескивали острые зубы. Ухватив пластинку, он повернул ее к свету.

— Она самая! — удовлетворенно сказал он и, улыбаясь, обернулся к Саше и Пете: — Ну, здравствуйте… Молодцы! Право слово, молодцы!

Леня, вертевшийся до приезда профессора у самой лодки, а теперь оттесненный назад, отчаянно пробивался сквозь толпу. Наконец он сумел просунуть голову из-за чьей-то спины:

— Если бы не я, они бы и не поймали!

Петя зашипел было на него, но Леня уже протолкнулся к Викентию Ивановичу, да и Саша поддержал братишку:

— В самом деле, Викентий Иванович, это все Леня.

Профессор притянул к себе Леню, поднял его и поставил на нос лодки в таком близком соседстве со' щукой, что Леня сразу поджал одну ногу и некоторое время простоял на ней, как гусь на красной лапке.

— Как же это ты ухитрился? — спросил Викентий Иванович. — А ну-ка, Леня, рассказывай, это для науки интересно!

— Я и посоветовал им по-научному…

Окружавшие лодку колхозники засмеялись. Леня даже смутился: а не сказал ли он какую-нибудь глупость?

Профессор поднял руку, умеряя возникший вокруг шум: — Тише! Дайте человеку говорить… Так что же ты им, Леня, посоветовал?

— Я им сказал, чтобы они ловили щуку электричеством!

— Электричеством? — удивился Викентий Иванович и тут только увидел металлические листы и провода, лежавшие возле лодки. — Как же это ты придумал?

— Я не придумывал… Я еще не мастер, я еще только перешел в пятый класс. Это они мастера. — Он указал на брата и Петю. — Только они никак не могли ее поймать, а я сказал: «Викентий Иванович рассказывал об электрической ловушке — почему же вы не можете поймать электричеством?» Они и поймали!

— Ну что же, Леня, будешь моим помощником? — Викентий Иванович поднял его, прижал к груди и поцеловал.

К берегу торопливой походкой подошел Дмитрий Николаевич. Саша и Петя переглянулись. Появление директора детского дома не обещало им ничего хорошего. За хлопотами они и забыли предупредить вчера, что уходят на ночную ловлю. А когда щука оказалась пойманной, им уже стало совсем не до того. Вся их «научная экспедиция» не отходила от лодки до утра. Обменивались впечатлениями, вспоминали подробности охоты и при свете факелов рассматривали пластинки сережек. Им-то, конечно, это можно было бы простить — они все-такй взрослые. Но вот как будет с Леней? Не его ли ищет Дмитрий Николаевич?

Дмитрий Николаевич прошел между зрителями, поздоровался с профессором и, пожимая руку Викентию Ивановичу правой рукой, левой вытащил Леню из-за спины профессора.

— Вот ты где, Голубков! — Дмитрий Николаевич так посмотрел на Леню, что тот смутился. — А ты знаешь, Леня, что весь наш коллектив беспокоится о тебе? Из-за тебя дежурный твоей группы, староста и пионервожатый получили от меня выговор.

Леня выпрямился и взглянул прямо в строгие глаза Дмитрия Николаевича:

— Простите меня, Дмитрий Николаевич, я виноват… Но я же это сделал не для озорства — меня наука увлекла… Вы только посмотрите сюда… — Он потянул за рукав Дмитрия Николаевича, заставив его обернуться к лодке. — А я больше, вот честное пионерское, никогда так поступать не буду! Мы просто не могли раньше времени говорить о том, что будем ночью щуку ловить: а вдруг бы ничего не получилось?

Губы у него дрожали, но он был серьезен и, даже как будто спокоен.

Дмитрий Николаевич, выслушав Леню, шагнул вперед, и все перед ним расступились. Склонившись над щукой, директор детдома долго оглядывал ее. Рука его сделала непроизвольное движение и обняла Леню.

— Да вы не волнуйтесь, Дмитрий Николаевич, — проговорил Леня из-под его руки, — это было не так уж опасно — мы ее при помощи науки осилили.

— Ах ты научный работник!..

Тут щука ударила хвостом, взбаламутив воду в лодке.

Дмитрий Николаевич отступил вместе с Леней на шаг, как бы желая защитить его от этого чудовища.

— Но ты запомни: нельзя так заставлять беспокоиться людей, которые отвечают за тебя.

— Не буду, Дмитрий Николаевич! Честное пионерское, больше не буду! — воскликнул Леня повеселевшим голосом — он понял, что директор уже простил его.

Профессор, слушая этот разговор, продолжал пристально разглядывать щуку.

— Давайте-ка перевернем ее, — обратился он к стоявшим около лодки колхозникам.

Несколько рук подсунулось под твердое, обомшелое туловище рыбы. Профессор прочитал надпись на второй метке, выпрямился и спросил Сашу:

— Взвешивали?

— Как же ее взвесишь!

— На весах! — усмехнулся Викентий Иванович. — Есть у вас десятичные весы? — спросил он Игната Пер- фильевича.

Председатель колхоза попросил одного из колхозников привезти весы на подводе.

Дмитрий Николаевич, все еще прижимая Леню к себе, опять подошел к щуке и долго стоял, покачивая головой. Потом он заговорил с профессором, расспрашивая, какое научное значение имеет поимка этой рыбы. В их разговор вмешался Леня и опять принялся объяснять, как трудно было ее поймать и как рыболовы применили все научные способы лова. Но при директоре Леня держался скромнее и не так уж подчеркивал свое личное участие в этом подвиге.

Привезли весы. Викентий Иванович попросил рыбаков вытащить щуку из сети.

— А она не вырвется? — забеспокоился Саша.

— Нет, нет, не беспокойся. Она устала.

Рыбаки начали распутывать сеть. Илья Евстигнеевич обращался с нею очень бережно. Он был уверен, что при помощи такой ловушки очень скоро избавит озеро от щук и заселит его промысловой рыбой.

Освобожденная от теснившей ее проволоки, щука шевельнула хвостом, словно примериваясь, куда ударить, но тут же затихла и только часто-часто дышала жабрами.

— Нет ли парусины? — спросил Викентий Иванович.

Двое рыбаков побежали к лодке и сняли с нее небольшой парус.

Профессор сам смочил парус в воде. Затем он накинул его на щуку и, когда та забилась в темноте, ловко подтолкнул под щуку концы парусины, словно пеленал ребенка.

Три человека, по знаку профессора, подхватили щуку и положили на весы. Кладовщик лихо перекинул грузик на коромысле и вытаращил глаза от удивления. Потом он заглянул под весы, на весы, пошевелил их поднатужась, но коромысло показывало ту же цифру. Наконец кладовщик очнулся и отрапортовал громким голосом:

— Семьдесят два килограмма шестьсот пятьдесят граммов!

— Не может быть! — удивился Терешкин. — Весы стоят правильно?.. Это с десятичными бывает: чуть дашь перекос — они и наврут.

— По пуду, по два щуки бывают, это точно, но чтобы на четыре с половиной пуда — таких я не видывал! — сказал Игнат Перфильевич.

— И другие редко когда видс-ли! — подтвердил Викентий Иванович. — Щуки в наших водах живут теперь не больше десяти-пятнадцати лет — их успевают выловить. А этой щуке… — Он нагнулся, вытер парусиной бок рыбы, вынул из кармана лупу и начал разглядывать чешую, пошевеливая губами, будто считал что-то, затем выпрямился и сказал: — Этой щуке уже больше тридцати лет.

— Как — тридцати лет? — закричал Петя. — Ей двести шестьдесят лет! Вы же сами сказали — она самая! Значит, это петровская щука!

— Увы, Петя, ты ошибся. Эта щука помечена первой советской ихтиологической экспедицией, и в этом огромная научная ценность находки. Впрочем, ты это сейчас сам увидишь.

Викентий Иванович помог уложить щуку обратно в лодку, отвернул парусину, открыв голову рыбы, достал из кармана пилку и попробовал ее на ногте. Два рыбака держали щуку, прижав ее к днищу лодки. Профессор ловко распилил жаберную кость, в которую вросла проволока. Потом он осторожно вытащил проволоку, и золотая сережка из правой жаберной кости оказалась у него в руке.

— Что на ней написано? — спросил он Петю.

— «Петр Первый, император России»! — твердым голосом сказал Петя.

— Ты читаешь отдельные буквы и угадываешь по ним те слова, которые хочешь увидеть. Но не всегда желаемое совпадает с существующим. Ты не учитываешь пропуски между буквами. А на самом деле здесь написано: «Петроградская первая ихтиологическая экспедиция». Ведь надпись кончается буквами «ия»? Почему же ты решил, что тут слово «России»? В третьем слове сохранились только буквы «и» и «т», но они стоят через один стертый знак, а в слове «император» между ними было бы пять знаков. Затем, слово «Петр» явно оборвано, между ним л следующим словом большой пропуск. Как же ты этого не заметил?

— Эх, ты! — не выдержал Саша. — «При Петре среднего образования не было»! — передразнил он друга. Но, взглянув на его лицо, тут же пожалел Петю: — Да ты не огорчайся, ведь Викентий Иванович сказал, что для науки и эта находка ценная…

— Оставь! — огрызнулся Петя.

Ему было очень обидно, что так хорошо и умно построенная им научная теория лопнула.

— А надпись на оборотной стороне ты читал? — спросил Викентий Иванович.

— К такой щуке-то и подойти боязно! — вступился за Петю Ирнат Перфильевич.

Профессор положил сережку на Петину ладонь:

— Читай.

Другая сторона пластинки, все время прижатая к телу рыбы, хорошо сохранилась. Буквы выделялись четко:

Петя опустил голову.

— Ничего, Петя, — спокойно сказал профессор, — ты еще сделаешь свои открытия! Только надо помнить, что всякое открытие требует труда и тщательной проверки. Утверждать свою правоту можно только тогда, когда у тебя налицо все доказательства… Но одно важное открытие вы, молодые люди, сделали: вы открыли следы первой советской ихтиологической экспедиции, которая когда-то погибла на берегах этого озера. И это открытие, я думаю, важнее того, которое ты, Петя, надеялся сделать. Вечером, если хотите, я расскажу вам об этой экспедиции все, что мне удалось выяснить. А пока что давайте закончим нашу работу!

Он снова нагнулся над щукой, приподнял жаберную крышку и ловко просверлил ее чуть в стороне от надреза. Затем просунул в дырку проволоку, вынул из кармана какую-то бляшку, повернул проволоку три раза, и бляшка повисла на том же месте, где была прежняя метка. Петя с удивлением смотрел на его действия:

— Зачем это?

— Это наша метка — института. На ней написано, что мы пометили щуку двадцать восьмого июля тысяча девятьсот пятьдесят первого года. На метке указан наш адрес.

— Да ведь щука-то уже выловлена?

— А мы ее сейчас снова пустим в воду, — невозмутимо сказал Викентий Иванович. — Ведь и работники первой экспедиции когда-то выловили ее и отпустили. Мы сделаем так же. Когда-нибудь ее снова выловят, найдуг вместе с первой меткой нашу и напишут нам в институт, сколько лет она прожила еще на воле.

— Жалко отпускать… — обиженно сказал Петя. — Ловили-ловили, и вот… Может быть, отвезти ее в зоологический сад, пусть она там живет?

Петя со свойственной ему живостью воображения представил себе медную дощечку на стеклянном аквариуме, на которой написано: «Щука первой ихтиологической экспедиции 1918 года. Выловлена Петром Забави- ным и Александром Голубковым на Преславном озере в 1951 году». Пусть даже на дощечке его имя будет упомянуто последним, а впереди идут имена всех, кто помогал ловить щуку, — все равно, было бы приятно прийти в сад с друзьями, как бы нечаянно подвести их к аквариуму и подождать, когда кто-нибудь вдруг прочтет табличку и спросит: «Петр Забавин? Это что, однофамилец?» — «Нет, это я», — скромно ответил бы Петя…

Но Викентий Иванович разрушил его мечту:

— Нет, она там жить не станет! Пусть уж у нас останется доказательство скромных подвигов людей советской науки — их метка. А кроме тою, каждый из участников ловли напишет свой рассказ о том, как была поймана щука. Эти рассказы мы опубликуем как достоверное доказательство той работы, которую вела здесь погибшая экспедиция. А о результатах этой работы напишут сами рыбаки. Они ведь знают, что после гибели членов ихтиологической экспедиции остались следы их дела: озеро стало опять богато рыбой и с тех пор ежегодно приносит пользу народу.

— Правильно, товарищ профессор! — подтвердил бригадир Ситков.

Викентий Иванович продолжал:

— Омут мы оставим под наблюдением рыбаков. Они всегда могут установить, там ли щука или ее уже нет. Можно построить над омутом вышку. С вышки увидеть щуку в воде легко, а для наблюдения с поверхности воды я оставлю колхозному рыбоводу поляроидные очки. И пусть Илья Евстигнеевич не волнуется за своих карпов — в этом возрасте щука ест очень мало.

Он протянул Илье Евстигнеевичу футляр с очками, и тот немедленно стал примерять их. Но так как вода у берега оказалась мелкой, он столкнул лодку — в нее подсело еще человек пять, — а затем с озера только и слышалось:

— Вот чудеса-то!

— Каждая галечка видна!

— Дай-ка и мне! А рыба-то, рыба-то как кормится!

Громче всех раздавался бас Ильи Евстигнеевича:

— Осторожно, не уроните очки! Да я теперь каждого карпа по крапинкам узнавать буду с такими-то очками!.. Эй, Митя, — окликнул он своего помощника, — смотри учись сквозь воду видеть!

Профессор снял с плеча фотоаппарат и начал фотографировать щуку со всех сторон. Он попросил приподнять ее рыло и снял сначала метку первой экспедиции, потом новую метку. Отошел назад и снял лодку вместе со щукой, затем один ее хвост. Наконец он поставил рядом с лодкой Леню, Сашу, Петю, Светлану, Нину, рыбовода, председателя колхоза, словом — всех участников охоты, и снял так, что щука лежала у их ног. Потом сам встал рядом с охотниками и попросил одного любителя щелкнуть аппаратом.

Когда съемка была закончена, он скомандовал, чтобы лодку столкнули в воду. Следом колхозники спустили все лодки. Так целой флотилией и поплыли к щучьему омуту. Кто-то пожалел, что такую большую рыбину не съели, но Викентий Иванович напомнил, что мясо старой щуки невкусно, и все пробовавшие уху из утятницы согласились с ним.

Над щучьим омутом лодки выстроились, как в хороводе. Викентий Иванович и Игнат Перфильевич накренили лодку, в которой лежала старая щука. Когда в лодку начала вливаться свежая вода щучьего омута, старая щука как будто почувствовала, что вернулась домой. Она. зашевелила плавниками, пробуя силу, потом вдруг рванулась вверх и одним прыжком выскочила из лодки. Раздался удар. Над омутом пошли волны.

Старая щука стала медленно погружаться. Рыболовы еще долго видели ее. Должно быть, она очень устала и с трудом сжимала свой плавательный пузырь, чтобы спуститься на дно.

Стало очень тихо. Если бы не флотилия лодок на воде, можно было бы подумать, что озеро пустынно. Людям как будто недоставало чего-то. Может быть, того, что щука не простилась с ними?

В это время на том месте, куда была сброшена старая щука, появился пузырек воздуха, а затем высунулось острое щучье рыло. Щука действительно пришла проститься! Она медленно обвела всех своими черными глазами, потрясла головой, на которой зазвенели серьги — старая и новая, — затем вильнула хвостом и уже быстро, совсем освоившись, ушла на дно. И тогда все — и взрослые и ребята — закричали:

— Прощай, старая щука!

— /Киви еще много лет!

— Доброго тебе здоровья!

— В сеть не попадайся, а то не выпущу больше! — напутствовал щуку бригадир Ситков, все еще не забывший свою первую встречу с нею.

Профессор щелкал своим аппаратом, снимая лодки, берега, омут, коряги возле омута, словно хотел унести с собой на память весь этот уголок.

Но вот он убрал аппарат и сел на весла. Лодку, в которой целые сутки жила старая щука, подтянули, вычерпали из нее воду. Несколько человек пересело в нее. Флотилия тронулась. С весел стекали струйки воды, отражая малёнькие радуги. Зазвенела песня.

Петя задумчиво глядел на воду, на струйки, разбегавшиеся от лодок. Ему было о чем подумать, пока другие разговаривали о щуке.

Итак, щука побывала в руках Пети. Огорчаться ли ему тем, что она оказалась совсем не такой, какую он надеялся выловить?

Он писал историю щуки со всем старанием, на какое бывает способен человек, открывший в себе дар ученого. Что из того, что он оказался неправ! Куда важнее другое: принесли ли ему "пользу занятия в юрезанском музее, знакомство с Павлом Петровичем Масленниковым, с инженером Караваевым?

На этот вопрос он может честно ответить: да, он получил большую пользу! Он понял, что значит научная работа. И пусть первый блин получился комом, но Викентий Иванович когда-то правильно сказал, что они еще успеют сделать свои открытия!

Об этих своих мыслях он не скажет пока никому, даже Саше. Перед ним большая жизнь, и он еще только учится искать в ней свое место.

Саша тихо сказал Пете:

— Вот и окончен наш отпуск. Пора в город, на работу… Ты доволен или нет? По правде!

— Какой же это отдых… — поморщился Петя. — Мы с тобой только то и делали, что работали.

— Э, молодой человек, — сказал профессор, — вот тут ты неправ! Отдых в том и заключается, что человек временно меняет свои занятия. Ты, Петя, посмотри на себя и па Сашу. Разве вы не поздоровели? Да я гляжу на вас и не верю, что прошло всего лишь два месяца с того времени, как мы виделись в Москве. Тогда Сашу называли заморышем, правда? А кто теперь его так назовет? Прямо- таки богатырем стал!

И Петя невольно рассмеялся. Попробовал бы кто-нибудь назвать Голубкова заморышем!

Леня вдруг вздохнул. Ребята обернулись к нему.

— Что с тобой, братишка?

— Вы уедете, а я опять останусь один…

— Это же ненадолго! — утешил его Петя.

— Знаю я — ненадолго… а приедете через год… Я хотел на рыбовода учиться… — Под глазами у него заблестели слезы. — Может, я бы еще раз старую щуку встретил…. —.

— Ну, в этом тебе помочь нетрудно! — Саша обнял брата за плечи. — Вот кончишь десятилетку — и пойдешь в рыбоводный институт. Только зачем же об одной старой щуке мечтать? Научишься — и станешь много полезного делать: и новые ловушки выдумывать и рыбу разводить, чтобы никогда не переводились рыбьи стаи…

Петя слушал, какие умные слова говорит Сапщ Разве месяц назад он говорил что-нибудь подобное? Тогда он думал только об одном — об электротехнике.

— Правильно, Саша! — подтвердил Викентий Иванович. — Только зачем же вам с братом разлучаться? Он уже вырос. Возьми его к себе, и пусть он учится у тебя на глазах. А жить он может пока у меня.

— У вас? — спросил Леня, и лицо его сразу высохло, словно обогретое солнцем. — И я увижу рыбьи чучела? И книги? И карты водных ресурсов?

— Однако вы ему много чудес рассказали о моем кабинете!.. — усмехнулся Викентий Иванович, глядя на Сашу и Петю. — Конечно, увидишь! А к тому времени, когда ты будешь учиться в нашем институте, по советской земле потекут новые реки, возникнут новые моря, и мы, рыбоводы, станем заселять их самыми лучшими рыбами, создавать для них водную растительность и отыскивать наилучшие условия для их жизни, как делают теперь животноводы для своих стад. Вот что будет у тебя впереди, если ты пойдешь в наш институт.

— А я к тому времени уже стану историком! — сказал Петя. — С этой осени мы начнем работать на заводе. Мы с Сашей осенью поступим в школу рабочей молодежи, чтобы сдать за девятый и за десятый классы. А потом в институт…

— Ну, вот видишь, — улыбнулся Викентий Иванович, — какие у тебя будут учителя! С ними да с желанием можно в любой институт подготовиться.

Леня так и расцвел. А Викентий Иванович прижал его голову к своей широкой груди. И Саша невольно позавидовал младшему брату. Ему бы и самому хотелось такой ласки, но он был уже взрослый — он мог и потерпеть.

Вечером, после ужина, все старшие детдомовцы и почти все колхозники собрались в клубе. И Викентий Иванович начал свой рассказ.