Сгореть дотла

Восемь

РАЙАН

Я не знаю, разрешено ли мне отлучаться из кампуса в обеденный перерыв, но мне было на самом деле наплевать. Что-то не давало мне покоя все утро. Я должен был разобраться в этом, и я не стал ждать до окончания школы, так как это задержало бы процесс еще дольше. Я злюсь, что это отвлекло меня от изучения этого города, но мой разум просто не хочет успокаиваться.

Кроме того, я терпеть не могу быть в школе и видеть, как все эти гребаные девчонки весь день таскаются за мной по пятам. Если мне придется общаться и притворяться, что мне не все равно, когда какая-нибудь Барби встанет передо мной, желая познакомиться поближе, я, наверное, взорвусь. Я достиг своего социального предела. Люди, кажется, не знают границ.

В Академии Физерстоун я известен как мудак. Мудак, который получает киску, когда захочет, но все равно мудак. Если я хочу здесь слиться с толпой, я должен вести себя лучше, и это меня чертовски бесит.

Обычно я оказывался в столовой с Бенджи и несколькими другими друзьями из нашего общежития, и простой кивок или подмигивание давали девушке понять, что я заинтересован, но они никогда не подходили ко мне сами. Они знали, что это верный способ занять последнее место в моем списке на трах.

Забираясь в свой грузовик, я кладу сумку на пассажирское сиденье рядом с собой. Я смотрю на нее некоторое время, прежде чем покачать головой. Пути назад уже нет, и чем дольше я смотрю на это, тем больше запутываюсь в себе. Я отказываюсь тратить время на размышления о том, что, если. Я уже купил его и не собираюсь сдавать обратно.

Я пристегиваю ремень безопасности и завожу грузовик. У меня есть пятнадцать минут, чтобы вернуться в школу, найти ее, а потом притвориться, что ничего не произошло. Слава Богу, на тротуаре рядом с тем местом, где я припарковался, был киоск с хот-догами, иначе я бы остался без еды.

Направляясь в школу Эшвилл, я позволяю своим мыслям вернуться к Бетани и пытаюсь разобраться в собственных чертовых действиях. Она сбивает меня с толку. Полностью. Я так себя не веду, и я более чем чертовски сбит с толку.

На первый взгляд она тихоня, зануда, тихая девочка-мышка, которая счастливо прячется от мира и предпочитает, чтобы так оно и было. Но, похоже, никто не заглянул глубже. Я вижу боль в ее кристально-голубых глазах. Как никто раньше этого не замечал?

Она отказалась дать мне много информации, но то, как она отреагировала, говорит мне о том, что кто-то в ее доме избил ее, и она либо убежала оттуда в страхе, либо ее выгнали. От одной мысли об этом по моим венам снова бежит адреналин.

Улавливать социальные сигналы людей, язык тела и быть проницательным — это часть моего обучения. Это крайне важно для того, чтобы быть участником инфильтрационной группы Физерстоуна, и я отношусь к этому очень серьезно.

Но в любом случае, это снова поставило ее на моем пути прошлой ночью, ситуация, которую я не пытался организовать, и я не могу отделаться от потребности защитить ее.

Это заставляет мое собственное прошлое и травмы всплывать на передний план в моем сознании, но я не могу заставить себя пойти туда прямо сейчас, желательно не делать этого вообще, и все же часть меня как будто просто не может сидеть сложа руки и наблюдать, как это происходит.

С точки зрения статистики, мужчина в том доме, скорее всего, причиняет ей боль, и это бесит меня еще больше.

Я не потворствую домашнему насилию ни в каком виде — ни детям, ни мужьям, ни женам, никому. Это только говорит мне, что кто-то отчаянно нуждается во власти и контроле, ни того, ни другого они не заслуживают.

Я бы хотел посмотреть, как этот ублюдок сразится со мной, но я должен напомнить себе, что это не моя битва. Возможно, я хотел бы сделать это своей борьбой, но я должен лучше понять ситуацию, и я не смогу этого сделать, если Бетани будет крепко держать рот на замке.

Я поворачиваю, чтобы заехать на школьную парковку, и в моей памяти вспыхивает воспоминание о том, как я давал ей ключ от пляжного домика этим утром.

Ключ. Блять. От. Пляжного. Мать. Его. Дома.

Я не знаю, что на меня нашло, но когда я отправил ее садиться в грузовик, а сам побежал наверх, чтобы накинуть рубашку, я поймал себя на том, что инстинктивно тянусь за запасным ключом. А теперь еще и сумка рядом со мной.

Черт.

Я бросаю на это взгляд краем глаза и вздыхаю, когда паркую грузовик, разочарованно проводя рукой по лицу.

Что такого есть в этой девушке, из-за чего я все это делаю? Будь я проклят, если знаю, но я знаю, что все это будет стоить того, когда она расскажет мне правду о Найт-Крик и наставит меня на путь истинный, чтобы убраться отсюда к чертовой матери.

По крайней мере, я так себе говорю. Чувство вины угрожает захлестнуть меня при мысли о том, что я использую ее для своей личной выгоды.

Остепениться или даже привязаться к кому-то вообще, не говоря уже о Найт-Крик, кажется нереальным.

Снова вздыхая, я хватаю сумку и вылезаю из грузовика, направляясь прямо к ступенькам, имея в запасе пять минут. Несколько человек сидят на траве перед входом, но все остальные либо в кафетерии, либо по пути на следующее занятие.

Я опускаю взгляд на сумку, пытаясь решить, стоит ли мне искать ее сейчас или просто направиться в раздевалку. Мой легкий укол сомнения по поводу всего этого заставляет меня вместо этого направиться в раздевалку.

Когда мы возвращаемся в раздевалку Академии Физерстоун, мы переодеваемся в тренировочную форму, чтобы попрактиковаться в бою, в котором мы владеем всеми исполнительскими навыками, от джиу-джитсу до крав-мага. Здесь это означает, что они попытаются привлечь меня к участию в каком-то виде спорта. Нет, блядь, спасибо. Только если серфинг внезапно станет приемлемым.

Мне кажется, я пробирался сквозь толпу людей незамеченным, пока не услышал свое имя.

— Райан! Привет, Райан! — Я слышу, как какая-то девчонка кричит, и меня раздражает, что по тону ее голоса я могу сказать, что это та самая сучка, которая на днях нагрубила Бетани на уроке.

Несмотря на то, что я на самом деле хочу сделать, я останавливаюсь и, обернувшись через плечо, вижу, что она направляется ко мне. Мое тело напряжено, и кажется, что все, кто проходит мимо, чувствуют мою ауру "Не смотри на меня, блядь", обходя меня стороной.

Я смотрю, как она расправляет свою белую юбку и майку, чтобы ее грудь казалась больше, и я сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза.

— Я целую вечность звала тебя по имени, — жалуется она, подходя и становясь рядом со мной, проводя рукой по моей руке. Мне удается отодвинуться прежде, чем она успевает прикоснуться ко мне, маскируя это под пожатие плечами.

— Чего ты хочешь? — Спрашиваю я, переходя прямо к делу, и это заставляет ее надуться. Жаль, что на ней это не смотрится мило. Она продолжает пытаться придвинуться ближе, но я стараюсь, чтобы между нами оставался хотя бы фут. Запах ее духов похож на репеллент, слишком фальшивый, и у меня нет на это времени.

— Ты пойдешь на игру в эти выходные? Я капитан команды поддержки, и я подумала, что ты…

— Нет. Спасибо, но нет, — перебиваю я, наблюдая, как ее глаза расширяются от удивления, прежде чем повернуться и продолжить путь к раздевалке, не оглядываясь.

Я слышу, как она ворчит у меня за спиной, но просто игнорирую ее. Она не похожа на человека, который принимает отказ независимо от того, сколько раз кто-то это говорит, поэтому я не собираюсь давать ей даже намека на надежду. Ее трусики, вероятно, поднимаются и опускаются больше, чем у проститутки.

Мне плевать, что я создаю на счет нее стереотипы, она тоже осуждала Бетани.

Черт.

Перестань защищать ее, придурок.

Я просто ничего не могу с собой поделать.

Быстро останавливаюсь у своего шкафчика, кладу сумку внутрь и хватаю спортивную сумку как раз в тот момент, когда звенит последний звонок, но скорость не увеличиваю. Я бы предпочел опоздать, чем быть выбранным играть в команде. Доставая из кармана расписание, я бросаю быстрый взгляд на то, каким видом спорта я на самом деле занимаюсь, поскольку ни хрена не помню, когда записывался, и я доволен, что это занятие по баскетболу, а не по футболу.

Думаю, я смогу с этим справиться. Это мой любимый вид спорта из двух, и я слышал, какая ужасная здесь футбольная команда. Нет, спасибо.

Проходя через двери мужской раздевалки, я с удивлением вижу, что большинство парней все еще слоняются без дела и шутят. Похоже, что в Найт-Крик все занятия физкультурой проходят вперемешку, а это значит, что тот засранец, которого я видел на днях, Чед, который, как я узнал, является квотербеком команды школы Эшвилла, здесь.

Я молча двигаюсь влево, где есть свободное место, довольный тем, что парни игнорируют меня настолько, что позволяют мне заниматься своими делами, в то время как они продолжают нести чушь о девушках.

— Братан, прошлой ночью Хлоя отсосала мне, как пылесос. Клянусь, гребаные семь баллов из десяти, — говорит один из парней, и я закатываю глаза. Думаю, мои стереотипы были точны.

Я игнорирую их, и это как еще один шаг вперед, оценив навыки той же девушки, моя собственная зрелость вызывает гордость, поскольку я не участвую в этом дерьме.

Боже, в каком возрасте они собираются это пережить? Я думаю, у этих парней пока нет реальной причины взрослеть. Проживая свою беззаботную жизнь без беспокойства или нависшей над ними смерти, я полагаю, все становится намного проще. Принадлежность к Физерстоуну не гарантирует завтрашнего дня.

В любом случае, это чертовски неловко.

Доставая одежду из спортивной сумки, я провожу рукой по волосам, поворачиваясь спиной к остальным в комнате.

— Привет, новенький, Райан, верно? — кричит кто-то, и я вздыхаю, прежде чем обернуться, чтобы посмотреть, кто со мной разговаривает, и, к моей радости, это мой братан, Чад.

— Что случилось? — Я отвечаю, стягивая футболку через голову и заменяя ее черной спортивной футболкой, прежде чем проделать то же самое со своими брюками.

— Просто интересно, какой тип женщин ты предпочитаешь, раз уж на днях ты открыто выбрал сидеть рядом с неудачницей, а не с Хлоей у которой явно отличные сиськи, — замечает он, смеясь вместе со своими друзьями, пока я сажусь на скамейку, чтобы завязать шнурки на кроссовках.

— Определяет ли место, которое кто-то выбирает для сидения, куда он хочет засунуть свой член? — Возражаю я, приподнимая бровь. Многие парни в комнате заливаются смехом, что, кажется, раздражает Чеда, потому что это вызывает больший отклик, чем его комментарий, хотя он и пытается скрыть это, смеясь вместе со всеми.

— Не, чувак, но тебе следует быть осторожным, имидж — это все в школе Эшвилл, а ты новенький, так что… — Он замолкает, придвигаясь ближе ко мне с ухмылкой на лице, и я киваю, когда он пытается запугать меня.

— Чак, верно? — Я отвечаю, намеренно перепутывая его имя, просто чтобы позлить его, поскольку чувствую, что все наблюдают и ждут, что произойдет между нами. Его глаза вспыхивают от гнева, но ему удается хорошо подавить его.

— Чед.

— Верно, Чед, — бормочу я, закатывая глаза и поднимаясь на ноги, когда кто-то в толпе хихикает. — Ты, блядь, не знаешь, кто я такой, и мне действительно насрать, кто ты, но, чтобы было понятно, мне похуй на свой имидж. Я пробуду здесь недолго и определенно не буду соответствовать тем социальным правилам, которые у вас, кажется, есть. Я буду разговаривать с кем захочу, сидеть с кем захочу и трахаться с кем захочу, — заявляю я, встречаясь с ним в центре комнаты и подначивая его. Все придвигаются ближе, поглощенные нашим обменом репликами, пока я наблюдаю, как его руки сжимаются по бокам. — И я сделаю все это, не нуждаясь в вашем одобрении, но спасибо, что предупредил.

Я похлопываю его по плечу чуть сильнее, чем необходимо, и не упускаю из виду, как он слегка вздрагивает, прежде чем пройти мимо него и направиться к другой двери. Все расступаются с широко раскрытыми глазами.

Я не задерживаюсь, чтобы послушать, что будет дальше, но многие ребята провожают меня до двери. Те, кто стоит прямо за мной, бормочут о том, что давно пора найти кого-то, кто готов сбить с этого мудака спесь или две.

С гребаным удовольствием.

У меня вертелось на кончике языка сказать, что вчера она провела ночь у меня дома, а сегодня утром я привел ее милую попку в школу, но я воздержался, не опускаясь до их интеллектуальных игр, зная, что это, скорее всего, причинит ей больше боли, чем им. Такие школы, как эта, — это мельницы для сплетен.

Напротив раздевалок находятся крытые спортивные сооружения, поэтому я направляюсь туда, пока команды по легкой атлетике, футболу и бейсболу выходят на улицу.

Как только я переступаю порог, тренер заставляет нас выполнять упражнения, против чего я не возражаю. Это поможет мне вернуться в Физерстоун в хорошей физической форме, и когда придет время сыграть несколько игр, я сделаю все возможное, чтобы присутствовать на них, не будучи при этом кучей дерьма а гребаной звездой.

Сливаться с толпой — это все, что мне нужно сделать, и, кажется, никто не жалуется, когда я делаю несколько снимков, пока я здесь. Сегодня у меня нет ни времени, ни терпения слушать, как они пытаются завербовать меня в настоящую команду.

К концу урока я весь взмок и готов принять душ. Я захожу в раздевалку и обнаруживаю, что остальные все еще на поле, и напряжение, которое нарастало внутри меня при подготовке ко встрече с этими придурками, покидает мое тело.

Я быстро принимаю душ и переодеваюсь, прежде чем без помех возвращаюсь к своему шкафчику. Одного беглого взгляда на мое расписание хватает, чтобы понять, что следующим у меня английский. Идеально.

Я снова меняю сумки у своего шкафчика, и парень, у которого шкафчик рядом с моим, впервые оказывается там. Я практически чувствую исходящий от него запах марихуаны. Я думаю, что он, возможно, сам превращается в растение, или он просто стал ходячей рекламой своего дилера.

Я беру сумку со своей покупкой в городе и закрываю дверцу шкафчика, затем мне в голову приходит идея, когда я поворачиваюсь лицом к парню рядом со мной.

— Эй, я дам тебе двадцать баксов, если ты скажешь, куда мне следует обратиться, чтобы получить информацию о людях и этом городе, — небрежно говорю я, доставая из кармана бумажник.

Он улыбается, убирая с лица свои растрепанные каштановые волосы, и встречает мой пристальный взгляд ярко-красными горящими глазами. — Договорились, — соглашается он, протягивая руку за наличными, прежде чем ответить мне. Я кладу двадцатку ему в руку, которую он мгновенно убирает в карман, кивнув, прежде чем отойти и прислониться спиной к своему шкафчику. — Я полагаю, ты хочешь знать все грязные, мрачные секреты? — уточняет он, и я просто поднимаю бровь. Это очевидный вопрос. Если бы мне нужна была какая-то другая информация, я бы не предлагал за нее деньги этому обкуренному парню.

— У меня нет времени на весь день, — говорю я ему, когда он продолжает осматривать коридор. Я не уверен, пытается ли он убедиться, что нас никто не слышит, или ищет кого-то конкретного. Его паранойя, вероятно, берет верх над ним.

— Если ты хочешь разорвать каждого ученика на части, то все секреты хранятся у Брэнди. Она гребаное хранилище знаний, чувак. Отрывочные сделки, связанные со школой, скорее всего, будут проводиться в главных офисах, и, что удивительно, все контракты, сделки и акты хранятся в ратуше Найт-Крик, если это вообще поможет.

Я киваю один раз, прежде чем уйти. Это был общий обзор, и я уверен, что если бы я предложил больше денег, он бы углубился в детали, но он сказал достаточно, чтобы помочь мне начать. Мне нужно отправиться в ратушу, в офисы здесь, в школе Эшвилл, и поговорить с Брэнди, кто бы это ни был, черт возьми. Звучит как отличный контрольный список, но сначала мне нужно избавиться от этой сумки и предмета, который в ней.

Сосредоточившись и вернувшись к тому, ради чего я на самом деле здесь, я направляюсь на английский, где нахожу Бетани, сидящую точно на том же месте, что и в прошлый раз.

Не говоря ни слова, я опускаюсь на стул рядом с ней и ставлю сумку перед ней на стол. Ей требуется мгновение, чтобы поднять взгляд от листа бумаги, лежащего перед ней, и только тогда я понимаю, что она делает наброски.

Это маленький феникс, но детали феноменальны, показывая огненную птицу, восстающую из пепла. Мне это нравится. Я не могу поверить, что она умеет так рисовать.

— Что это? — спрашивает она, прерывая мое созерцание ее рисунка, когда прикрывает его руками и скрещивает их на груди. Моргая, я поднимаю на нее взгляд.

У меня вертится на кончике языка похвала потрясающему произведению искусства, но эмоции, бурлящие в ее глазах, умоляют меня не делать этого, поэтому я на мгновение прикусываю язык, прежде чем прочистить горло и вспомнить вопрос, который она только что задала.

— Это для тебя, — отвечаю я, пододвигая рисунок поближе к себе, когда она убирает рисунок и качает головой.

— Мне это не нужно.

— Ты даже не знаешь, что это такое, — парирую я, игнорируя остальных в классе, поскольку чувствую, как вокруг нас образуется небольшой пузырь, как будто нас только двое. На моем лице появляется хмурое выражение, и она пожимает плечами, искоса поглядывая на сумку.

— За подарки всегда приходится платить, — как ни в чем не бывало заявляет она, и это ошеломляет меня, когда она подвигает его ко мне самым кончиком пальца. Я наблюдаю, как она заметно сглатывает комок в горле, но продолжаю.

— Только не за этот, — наконец говорю я, демонстративно отодвигая его, и она бросает на меня острый взгляд, неловко ерзая на своем стуле.

— Я не…

Я прервал ее, схватив пакет и вытащив из него коробку. Я наблюдаю, как ее глаза практически вылезают из орбит, когда она смотрит на упаковку и тут же начинает качать головой.

В ее глазах вспыхивает паника. — Что за черт… — Ее слова замолкают, когда она смотрит на коробку с телефоном, которую я кладу на стол. — Почему ты…

Она переводит взгляд на меня, и я пытаюсь вести себя так, будто не вижу слез, наворачивающихся на ее стеклянные голубые глаза, и пожимаю плечами. Я не знаю, что за этим стоит, я не могу этого объяснить, но я также не буду пытаться копаться глубже в своем сознании, чтобы рассказать ей чистую правду.

Я потираю затылок, нервно откашливаюсь и подталкиваю коробку к ней. — Чтобы мы могли обсудить сексуализацию, — бормочу я, и это самая большая гребаная ложь, которую я когда-либо слышал, но я держу рот на замке, чтобы не зарываться еще глубже в яму.

Я слышу, как закрывается дверь, когда миссис Джонс обращается к классу, но мое внимание по-прежнему приковано к Бетани, пока я наблюдаю, как ее глаза, полные внутреннего конфликта, мечутся между мной и сумкой.

— Райан, я не могу принять это, — шепчет она, и я качаю головой. — Нет, правда, я не могу отправиться с ним домой. Это определенно сделало бы для меня все намного хуже.

Боль на ее лице смешивается со страхом, когда она пытается заставить меня понять. Такое чувство, что она сжигает мою душу, и я не знаю почему.

Я наклоняюсь ближе, зная, что мои слова, скорее всего, будут резче, чем я хочу, но, черт возьми, она должна понять.

— Разберись с этим нахуй, Бетани, потому что однажды они причинят тебе такую сильную боль, что тебе придется звать на помощь, потому что это дойдет до вопроса жизни и смерти, мать твою. Ты действительно хочешь рисковать этим? Своей жизнью?

Она прикусывает нижнюю губу и едва заметно качает головой.

Нет, я, блядь, так не думаю.