Школа на краю империи

Глава 5

Обтекаемый стальной паровоз высотой с трёхэтажный дом мчался сквозь город, оглашая предгорья механическим гулом. Эта штуковина смахивала на утюг, раздувшийся до невообразимых размеров. В верхней части, прямо во лбу монстра, разместился цилиндр фонаря. Труба была утоплена в корпус, оттуда валил чёрный дым. Из-за этого поезд смахивал на кита, разогнавшегося до сорока километров в час.

Я не сразу заметил окошко кабины машиниста. Совсем крохотное, оно притаилось над исполинской фонарной шайбой. По бокам я увидел колёса в человеческий рост и нечто, отдалённо смахивающее на радиаторные решётки. За локомотивом тянулась вереница обтекаемых пассажирских вагонов — многоярусных, с футуристическими входными люками и ангарными воротами, в которые можно загнать целый вездеход. Мне показалось, что эта махина вылезла из реликтовых болот, чтобы жрать людей, гудеть и грохотать.

Когда поезд поравнялся с моим домом, я оценил его величие в полной мере. Идеально ровные стыки, три ряда окон, оранжевое покрытие и круглая эмблема на одном из вагонов. Двуглавый орёл, удерживающий в лапах гаечный ключ и молоток. Под эмблемой выделялись буквы: «РЖД». В середине состава обнаружились новые символы: «ТКЛ-125». Последний вагон оказался техническим, с выпирающими по бокам турбинами. Со своего наблюдательного пункта я видел только одну турбину, о существовании второй лишь догадывался…

Поезд взвыл, врубая турботягу.

Мне заложило уши.

Внезапно вся эта махина ускорилась, за несколько секунд превысив сотню… и унеслась в неведомые дали, продолжая разгоняться.

— Нагорная по ту сторону железной дороги, — сказал домоморф. Видишь серую пятиэтажку?

Я всмотрелся в скопление развалюх, напоминающее трущобный квартал. Все здания были одинаково серыми и неприглядными.

— Допустим.

— Это сорок пятый дом.

— А мы где?

— Станционный переулок. Между семнадцатым и девятнадцатым домами. Здесь был небольшой пустырь, я создал временный адрес.

— Что? — вырвалось у меня.

— Переулок Станционный, дом семнадцать дробь два. Табличка будет висеть на стене.

— Хочешь сказать, мы живём по несуществующему адресу? Его же не отыщешь на картах.

— Конечно, — с гордостью подтвердил Бродяга. — В этом вся прелесть.

О да.

Лучше не придумаешь для профессионального киллера, выбирающего век за веком одно и то же ремесло. Ускользающий дом-артефакт, отсутствие родни, никаких друзей и знакомых. Хотя… знакомые у этого тела вполне могут быть. Я просто их не помню.

— Мне надо прогуляться. Сделай дверь на первом этаже.

— Готово.

На сборы у меня ушло совсем немного времени. Тетради, учебники, спортивную форму и кастет я выложил, оставив рюкзак пустым. Если на меня и нападут, оружие я достать не успею. А портфель пригодится, раз уж в ночлежке остались мои вещи. От формы шёл не очень приятный запах, и я решил, что надо бы её постирать. Займусь этим позже. Хоть бы местные жители додумались до стиральных машин…

Поразмыслив, я решил не надевать туфли.

В матерчатом пакете обнаружились не то кеды, не то мокасины… что-то лёгкое, матерчатое и невероятно удобное. Ногам сразу стало легче. Рубашку я не стал заправлять — в жару это лишнее. Футболки или майки у меня нет…

Бродяга врезал в стену вполне приличную металлическую дверь с глазком и кнопкой электрического звонка снаружи. Ключ лежал на тумбочке в свежеиспечённой прихожей.

Крыльца не было.

Дверь вела прямо на тротуар пропылённой шумной улочки. Здесь ездили в основном раздолбанные рыдваны и грузовики, причём фуры были настолько эпичны, что заслуживали особого упоминания. Каждая — произведение фантасмагорического искусства. Мощный тягач с турбинами, колёса в половину моего роста, лесенка в кабину и чадящая выхлопная труба на уровне второго этажа. Ну, и кузов с полуприцепом. В два раза больше всего, к чему я привык в старом мире. Тут вообще производители техники страдают гигантоманией, как я погляжу.

Осматриваюсь.

Несколько домов за двухметровыми каменными заборами. Кто-то обшил столбики клинкерами, а остальное оштукатурил. Кто-то собрал конструктор из доломитовых глыб или установил красивую кованую решётку. Моё жилище смотрелось не лучше и не хуже, чем у соседей, но Бродяга забил болт на приусадебный участок. Тоже вариант — выглядело органично и дорого-богато. Без фанатизма, опять же. Чтобы соседи не обзавидовались. На углу дома и впрямь красовалась табличка: «пер. Станционный, 17/2».

Слева от меня располагался подвальчик с навесом, под которым сидела на складном стуле сонная старуха. Женщина торговала заношенным тряпьём, висящим на стенах и разложенным на импровизированном прилавке из картонных коробок. Справа, через два дома, я увидел скопление машин прямо на тротуаре. Там расплагался ангар автомойки, из которого доносилось характерное шипение. По бетонному скосу текли струйки воды — их путь заканчивался у канализационной решётки.

Я зашагал к автомойке.

Мне надо попасть к железнодорожному переезду, а уж там рукой подать до ночлежки.

В ангаре молодой парнишка лет шестнадцати полировал водной струёй пузатый автомобильчик неизвестной модели. Эмблема, сложенная из молнии и овала, отдалённо напоминала «опель», но я бы не сделал ставку на этого производителя. Хотя бы потому, что молния била сверху вниз…

К моим ногам стекала грязная вода вперемешку с мыльным раствором.

Ещё две тачки дожидались своей очереди.

Обогнув ангар, я перебежал через стрёмную двухполоску и очутился на переезде.

Мимо прогрохотала смесь внедорожника и походной кухни — странная цистерна на колёсах с надписью «КОМСЛУЖБА» по всему кузову.

Семафор горел зелёным.

Очередная перебежка — и я у обшарпанного фасада здания с цифрой «45».

Уличное движение не то чтобы плотное, но какое-то… безбашенное. В прошлой жизни мне доводилось бывать на Кавказе, в Средней Азии и даже в Таиланде, так вот — возникло чувство дежа вю. Водитель всегда прав, пешеход — не человек. Приходится вспоминать былые навыки и лавировать в транспортном потоке. Ну, или просто ждать окна возможностей.

Здание ПСП было обычной панелькой — обшарпанной и неказистой.

Без балконов и лоджий.

С единственным подъездом и столовой на первом этаже.

Всего этажей было пять. Все рамы в окнах деревянные, почерневшие от старости. Между ПСП и соседними домами протянуты тросы, на которых сушится бельё. Ещё одна «сушилка» оборудована на крыше. Там же я заприметил несколько телевизионных антенн.

Дверь подъезда распахнута настежь.

Вхожу и оказываюсь в тесном вестибюле, пропахшем общепитовской едой. Вижу длинный коридор с унылыми голубыми стенами, письменный стол и полную женщину неопределённого возраста, клюющую носом над раскрытой тетрадью в клеточку.

— Добрый день, — поздоровался я.

— Серёженька, — улыбнулась женщина. — На ночёвку?

— Ага, — не стал я спорить. — И покушать бы.

— Конечно-конечно, — женщина потянулась к ручке. — Только запишу тебя. Ты это… постельное уже две недели не сдаёшь. Постирать надо.

— Обязательно, — согласился я.

Сообщать о своём выселении я не хочу. Переезд вызовет нездоровый интерес и кучу дополнительных вопросов. А мне лишнее внимание ни к чему.

На груди женщины красовался бэдж:

Ничипорук

Марфа Игнатьевна

КОМЕНДАНТ

— У тебя там сосед новый, — сообщила женщина, делая пометку о продлении. — Не обижайте там её.

— Добро, — кивнул я, не сразу уловив подвох.

Комендантша протянула руку к деревянному стенду, сняла ключ с биркой «27» и протянула мне.

— Спасибо, Марфа Игнатьевна.

Несмотря на то, что меня тянуло к арке столовой, я решил сконцентрироваться на главной задаче. У меня есть вещи, их надо забрать. А для этого придётся посетить двадцать седьмую комнату.

Иду по коридору, но меня окликают:

— Ты куда? Живёшь-то на втором этаже.

Демонстративно хлопаю себя по лбу:

— Запамятовал, Марфа Игнатьевна.

Разворачиваюсь к лестничной площадке.

— Замордовали вас в этой гимназии, — пробурчала сердобольная женщина. — Не бьют хоть?

— Не бьют, — заверил я и юркнул в спасительный проём.

Комендантшу явно тянуло на задушевную беседу, а я ни черта не помню из жизни предшественника. Надо забрать вещи, быстренько перекусить и свалить из этого ПСП.

С верхних этажей слетела стайка детворы — всем по десять-двенадцать лет. Выглядели беспризорники вполне прилично — загорелые, в поношенных, но добротных шмотках. Футболки, шорты, сланцы. Ребята перебрасывали друг другу футбольный мяч и явно намеревались провести остаток дня за игрой.

В коридоре второго этажа было шумно. Двери нараспашку, дети и подростки ходят туда-сюда, ржут, задирают друг друга, грызут яблоки, пьют что-то оранжевое из стеклянных бутылок… Стеклянных, Карл! Никакого пластика, меня аж ностальгия проняла.

Останавливаюсь перед комнатой № 27.

Дверь плотно закрыта, внутри слышатся сдавленные крики и возня. Шлепок или удар… Такое ни с чем не спутаешь. Соседи решили выяснить друг с другом отношения.

Я бы и позже зашёл.

Вот только дел у меня по горло.

Прохлаждаться некогда.

Нажимаю ручку. Дверь отворяется, и я вижу неприглядную картину. Грубо оштукатуренные и выкрашенные голубым стены, некогда белый потолок, дощатый пол. Четыре двухъярусных кровати, расставленных вдоль противоположных стен. И распахнутое настежь окно. Вот там, на подоконнике, и происходила дичь, от которой у нормального человека волосы встали бы дыбом.

Пара здоровенных лбов зажали девушку моего возраста у окна с явно недобрыми намерениями. Один, длинноволосый и широкоплечий, прижал девчонку грудью к подоконнику, заломав ей руки за спину и широко раздвинув ноги. Второй, низкорослый и весь какой-то нескладный, пытался снять с несговорчивой подруги шорты, одновременно уклоняясь от пинков. Жертва истошно орала и брыкалась, но силы были неравны.

Я не стал ничего говорить.

Быстро покрыв расстояние, отделявшее меня от придурков, пнул ближайшего носильника по яйцам. Неудачником оказался стягиватель шорт. Бедолагу сразу скрутило, и прыти в нём поубавилось.

— Суукаа, — простонал мой озабоченный сосед.

И сполз на пол.

Я уже бил его приятеля по почкам.

Широкоплечий охнул и наотмашь попытался ударить неведомого обидчика, то есть меня. Девушку волосатый отпустил. Меня бы впечатало в кровать, да только реакция из прежних жизней не подвела. Нырнув под ручищу здоровяка, я рубанул коленом в открытый живот, добавил открытой ладонью в челюсть. И поставил точку этой же ладонью — ложбинкой между большим и указательным пальцами. Прямо в кадык. Не смертельно, но глаза имбецила выпучились, он захрипел и утратил всякую связь с действительностью.

Девушка испуганно обернулась.

— Ты его не убил хоть?

— Минут через десять оклемается, — спокойно сообщил я.

Конечно, ударом по кадыку можно и отправить в мир иной. К счастью, я умею рассчитывать углы и силу, так что несостоявшийся насильник выживет.

Девочка выглядит своеобразно.

Стройная, даже худая. Почти не видно груди. Максимум — первый размер. При этом очень красивые и длинные ноги. Джинсовые шорты, выцветшая красная футболка и обувь, подозрительно напоминающая земные кроссовки. Личико у девушки было очень миловидным. Так сразу и не определишь национальную принадлежность. Турчанка? Арабская кровь? Кожа не просто загорелая, она смуглая от природы. Густые чёрные брови, длинные ресницы, пухлые губы… и восхитительно курносый носик.

И — глаза.

Чёрные, в них проваливаешься, словно в бездонный колодец.

А дальше начинается шок-контент. Роскошная копна тёмных вьющихся волос… подрезана самым безбожным образом. Под каре. Только каре — явно не та история, с которой моей новой знакомой следует начинать свою жизнь. Ей бы отрастить гриву до пояса… но нет. И, самое главное, стрижка явно делалась не в парикмахерской. Слишком неровно и уродливо.

— Чего уставился? — выдало чудо с каре.

— Есть одно хорошее слово, — заметил я.

— Какое?

— Спасибо.

Выдав эту мудрую мысль, я утратил к спасённой всяческий интерес. Меня больше занимала другая проблема — где мои вещи.

— Козёл, — выдохнул нескладный коротышка, скукожившийся на полу. — Я тебя…

— Ты меня — что?

— Ууу… дай только встать.

Длинноволосый лежал на спине, хватал ртом воздух и благоразумно молчал.

Я присмотрелся к тумбочкам. Прямо недокомоды какие-то, а не тумбочки. Высокие, металлические, похожие на сейфы. С прорезями в дверцах и выемками вместо ручек. Каждая дверца пронумерована. Судя по заправленным кроватям, нас здесь четверо. А комната рассчитана на восьмерых беспризорников.

— Что ты ищешь? — заинтересовалась девушка.

— Свои вещи.

— Они же в боксах.

— И где мой?

— А ты не помнишь?

— Представь себе.

Девушка переступила через длинноволосого, обогнула меня и указала пальцем на нижнюю секцию дальней от меня тумбы.

— Хм. Уверена?

— Попробуй открыть.

— Чем?

— Жетоном самостоятельности.

Я потрогал кругляш, висящий на моей шее. Снял цепочку, повертел непонятную хрень в пальцах. По размеру — старая пятикопеечная монета. Я думал, что это медальон. А там выбиты мои имя и фамилия, сложный цифробуквенный код и невразумительная загогулина. Вроде китайского иероглифа, сросшегося с шумерской клинописью.

Забрасываю жетон в приёмную щель бокса.

Цепочку не отпускаю.

Внутри что-то щёлкает, сдвигаясь. Бокс открывается — и я вижу две полки со своими скромными пожитками. Плюс выдвижной ящичек, как в письменном столе.

— Как тебя зовут? — бросаю через плечо.

Помедлив, девушка представилась:

— Джан.

— Красивое имя. Спасибо за помощь, Джан.

— Ты ведь заснёшь, — раздался голос коротышки. — Мы тебя ночью придушим.

Я не ответил.

Снял рюкзак, расстегнул молнию, и переложил внутрь все шмотки, которые лежали в боксе. Трусы, носки, шорты, пара футболок и клетчатая рубашка. Весь мой нехитрый скарб. Учебники нашлись в ящике. Три книги, штук пять тетрадок и ручка. А ещё — мятая купюра и горсть медных монеток. Деньги я распихал по карманам брюк.

Закрыв бокс, достал из щели жетон.

Повесил на шею.

— Ублюдок, — просипел очухавшийся друг коротышки. — Ты нас знаешь, Серёга. Мы это так не оставим.

— Мне насрать, — направляюсь к двери. — Пока, Джан.

Уйти далеко я не успел.

В коридоре меня догнала Джан.

— Ты куда?

— Есть хочу.

— Я с тобой.

Сворачиваю к лестнице, быстро сбегаю вниз и, не отвечая на последнюю реплику, иду к столовой. Арка встречает меня умопомрачительными запахами, звоном посуды и классической атмосферой советского общепита. С той лишь разницей, что попал я не в СССР, а в чудом сохранившуюся Российскую империю.

Джан — симпатичная девушка.

Но я искренне хочу, чтобы она отвязалась.

— Мне в комнату возвращаться нельзя, — сказала моя новая знакомая, когда мы взяли подносы. — Да и тебе тоже.

— А я и не собираюсь.

Большинство обитателей ночлежки, судя по всему, уже пообедали. Работники столовой убирали объедки, расслабленно что-то помешивали в громадных кастрюлях и крайне недовольно посматривали на опоздавших. То есть, на нас.

— Что значит, не собираешься? — опешила девушка. — И где ты спать будешь?

— Не здесь, — отрезал я.

— На улице?

— Не твоё дело.

— Грубый ты.

— Я же не спрашиваю, как ты оказалась в мужской комнате.

— Меня там поселили, кретин.

— В самом деле?

— Это же ПСП. Странный ты какой-то.

Шарообразная повариха нехотя стала накладывать нам еду. Суп с фрикадельками, где большая часть фрикаделек исчезла в желудках работников столовой. Рисовую кашу с микроскопическим кусочком масла и столь же ничтожными котлетками. Салат из огурца с луком. И нечто, отдалённо напоминающее компот. Также нам досталось по половинке лаваша. Платить за всё это я бы не стал, но на халяву и уксус сладкий.

— Ясно, что ПСП, — уклончиво ответил я, шагая к окну. — И что?

— Парней и девчонок селят вместе. Здесь только душ раздельный. И туалет. В подвале.

— Круто, — я начал выгружать на липкую столешницу нехитрую снедь.

— Ты же здесь жил. Не в теме?

— У меня проблемы с памятью.

Развить тему мы не успели.

Боковым зрением я отметил паренька-грузина, который с самодовольной усмешкой на лице двигался в нашу сторону. Ну, может и не грузина, а турка. Я их всегда путал.

— Здорово, брат.

По глазам засранца я понял, что подвезли очередную порцию неприятностей.