- Блядвы курляндские!
Комья грязи ударили в стекла кареты и ленивыми струями поползли вниз. Густель фон Бюрен извернулся на сиденье и с удовольствием наблюдал в заднее окошко, как с задором винтит хулигана тайная полиция.
- За что они нас ненавидят? – сестрица Бенигна закрыла лицо ладонями и, кажется, уже приготовилась рыдать.
- Не вас, сестренка, меня – я слишком уж похож в профиль на собственного брата, и русские патриоты частенько принимают меня за него. Мне уже прилетали за этот месяц и камень, и прокисший хлеб.
- Что дурного мы им сделали? – прошептала в отчаянии Бенигна.
- Жаль, что вы незнакомы с конной выездкой, сестренка. Первое правило дрессировки – крупные животные понимают только силу. Одну только силу, а мы все пытаемся – лаской, лакомствами. Не выйдет, увы.
Молодой майор глянул искоса на свою спутницу. Бенигна, жена его старшего брата, нравилась ему, как, впрочем, и всем без исключения мужчинам. Узкая талия, узкие плечи – и тут же замечательно развитый бюст. Густель делал титаническое усилие, чтобы при разговоре смотреть невестке в глаза, и вряд ли позже он смог бы в подробностях припомнить, какое у нее лицо. И отчего-то ему хотелось злить ее – он, словно в детстве, дергал за косички девочку, которая нравится, но не видит его в упор.
- Выходит, люди ненавидят нас за то, что мы добры? – вопросительно проговорила Бенигна, - И нам следует сделаться злыми?
- Следует скрепить сердце, - с улыбкой подтвердил майор, - И особенно моему брату. Он в последние дни совсем уж подался в самаритяне. Он еще слушает вас, сестренка, когда вы даете ему советы?
- Уже нет, - вздохнула Бенигна, - Гензель невыносим. Он слушается разве что муттер, и еще Гасси Левенвольда – оттого, что боится его. Боится, что Гасси его отравит, он ведь у нас великий отравитель. А что натворил мой грешный ангел на этот раз?
Густель криво усмехнулся, задумался на мгновение, но потом все же ответил:
- Мой брат, подобно Ланцелоту, вступился за деву в беде. Муттер порешила было отправить кузину свою, цесаревну Лисавет, в монастырь, из-за разгульного образа жизни, который ведет эта легкомысленная особа, и все советники ее были за. И лишь ваш супруг, сестрица, решительно выступил против. Он не был убедителен в аргументах, но взял нахрапом. Он столь страстно декламировал: «Это жестоко! Это неправильно!», и рычал, и топал – гонители принуждены были отступить. Дева извлечена из беды и радует двор очередными нетрезвыми выходками, а брат мой – получил репутацию пацифиста и добросердечного мямли.
- Уж будьте точны – мямля или страстный нахрап? – тонко улыбнулась Бенигна. Она представила схему русского престолонаследия – четко, словно вышивку на канве – и мгновенно разгадала немудреную игру своего супруга. И в самом деле, он прав – не стоит класть все яйца в одну корзину, должна присутствовать и запасная.
Густель, ожидавший взрыва – ревности, гнева – глядел на спутницу свою с неподдельным изумлением.
- Я не стану упрекать Ланцелота, - продолжила Бенигна, - Все равно никто не поверит, что подобное имело место. Страшный, злобный граф Бирон – и вдруг сказал доброе слово? Увы, злодейская репутация его неколебима. Даже ваша милейшая невеста, фройляйн Меншикофф, не так давно меня же убеждала, что муж мой – сам дьявол. Эта юная девица была в нашем доме третьего дня, и припадала к моим стопам, в надежде смягчить участь собственного брата. Ей ударило в голову, что брат ее похищен, что мой злодей и негодяй Гензель удерживает юношу силой в застенках, и шантажом вымогает у бедняжки то ли авуары, то ли банковские счета, - Бенигна невинно улыбнулась, - Ну не глупости ли это, любезный мой братец?
Майор густо покраснел, даже шея его под моднейшим кроатским галстухом залилась краской.
- Глупость, сестричка, - подтвердил он лающим голосом, - Повеса сей изволит где-то пить и предаваться блуду. Мне так думается. Уж точно брат его не крал.
Бенигна улыбнулась еще нежнее. «Квиты, братец». Она знала наверняка, что «кназ Меншикофф», сынишка знаменитого Ижорского дюка, пребывает в тенетах узилища «Бедность», и пробудет там до тех пор, пока банковские счета его покойного отца не перекочуют благополучно в приданое сестры его, невесты Густава фон Бюрен. Я знаю, что ты знаешь, что я знаю. И не считай меня такой уж дурочкой, майор.
- Мы приехали, ваше сиятельство! – провозгласил возница.
Карета остановилась возле пруда. Копьями торчал прошлогодний камыш, утки плыли, оставляя на воде стрельчатый след, и за ними следом, цепочкой – утята. Лакей распахнул дверцу, опустил ступеньку – Бенигна смотрела, прищурясь, на зеркало вод, на песчаный берег, на дальние сосны.
- Какой пейзаж – без пяти минут Брейгель, - произнесла она с упоенным умилением, - Братец Густель, вы же поможете мне – поставить мой этюдник?