Синие звезды

Глава 10. Летеция

Дым клубами поднимался вверх.

Император Клойз V стоял на балконе, размышляя о доставленной ему с утра депеше, с тоской смотря на стелющиеся за лесом клубы черного дыма. Орды варваров в очередной раз грабили его страну. Или, точнее сказать, то, что осталось от некогда великой Иннатской империи.

Последние столетия Иннатская империя переживала время упадка. Вышедшие четыреста девяносто три года назад из дремучих лесов варвары перешли реку Пауз, и как саранча, опустошали все на своем пути.

Единственный подконтрольный Клойзу клочок земель пал сегодня утром. Осталась лишь расположившаяся на возвышенности в окружении дремучих лесов и топких болот крепость Ренна, где последние двести лет проживала императорская семья.

Император отхлебнул чай из предложенной ему слугой чашки.

— Как там поживает мой родственничек Никос? — бросил император бесшумно подошедшему канцлеру.

— Наши люди прибудут в Лицию со дня на день, — канцлер опустил глаза, — и если Никос нам не откажет…

-То в ближайшие дни мы не погибнем от рук варваров, — закончил за него император и, усмехнувшись, добавил: — А погибнем в ближайшие месяцы.

Союз его сестры Стефании с вистфальским принцем Францем таил в себе большие надежды. Но судьба распорядилась иначе.

— Бедная Стефания, да прибудет она в Звездных чертогах Акилина, — вздохнув, произнес император.

— У вашей племянницы скоро юбилей, наши послы как раз прибудут в его канун.

— Ах, да, — император что-то попытался вспомнить, — кажется, ее зовут Лицития.

— Летеция, ваше величество, -поправил его канцлер

— Ваша светлость, пора вставать, — произнесла вошедшая в покои Летеции служанка.

Принцесса открыла глаза. Она не спала и так. Как можно быть спать в такой день. Сегодня было ее четырнадцатилетие.

В коридоре стоял гул голосов, и слышался топот идущих ног. И даже иногда раздавался такой редкий для дворца Никоса смех.

Аристократы, съехавшись из разных концов необъятной страны, ждали ее. Она должна была быть звездой сегодняшнего бала. Сотни глаз будут устремлены в ее сторону. И среди сотен незнакомых глаз, она будет одна…

— Где придворные? Почему все залы дворца закрыты? — донеслись до Летеции слова какого-то малыша.

— Потому что его величество боится собственной тени, — замолкнув на полу слове, ответил ему старший брат, видимо приметив стражника.

— У его величества такая страшная тень? — снова пропищал детский голос.

— Ваше праздничное платье, ваша светлость, — произнесла служанка, помогая принцессе одеться.

Зеленое платье, словно капельками росы, было украшено россыпью прозрачных камней.

Летеция вздохнула. Как бы ей хотелось стать такой же незаметной капелькой росы на чьем-нибудь платье, чтобы видеть всех, но быть недоступной для их взора…

Городские часы пробили десять утра.

Кареты запаздывающих аристократов все еще подъезжали к Королевской роще. И, спешившись, аристократы вальяжной походкой направлялись к дворцу. А кучера тем временем, достав трубки и собравшись в кучу, обсуждали за спинами своих господ.

У Ферона не было ни кареты, ни кучера. Снятая им бричка, доковыляла до центра Лиции, остановившись за несколько кварталов перед Королевской рощей.

— Дальше нельзя. Дорога закрыта. Большие господа собрались, — фыркнул пожилой кучер. — Что-то вас, господин, лихорадит. Синяя чахотка небось? У меня два года назад сын от нее помер. Синяя чахотка- болезнь нашего времени, — проворчал кучер в след Ферону.

И без того бледное лицо Ферона сегодня было бледнее обычного. А руки, предательски дрожа, выдавали внутреннее волнение. Судьба их великого дела, судьба его сестры Ольны, судьба Вистфалии… сегодня зависели от него. Пути назад не было.

— Бом, бом, бом, — медленно отбивали стрелки городских часов, сокращая отведенное на выполнение задания время.

— Какие люди! Да это же сам лорд Флеманский! — окликнул Ферона вылезающий из кареты одногруппник. Это был толстый несуразный парень, одетый в висящей на нем мешком дорогой бархатный фрак. Взглянув на пешего Ферона, он презрительно фыркнул: — Мог бы попросить, мы бы тебя уж подкинули.

— Богатство лордов Флеманских — славные предки, наше золото — верность Вистфалии, а честь — серебро, — подняв глаза, гордо произнес Ферон известный всем в Лиции девиз лордов Флеманских.

Одногруппник усмехнулся:

— Какие слова то умные, а в кармане пусто. -А затем, похлопав Ферона по плечу, добавил: — Ты чего такой напуганный? Словно не праздновать приехал, а собрался кого-нибудь убить, — и захохотал от собственной шутки.

Ферона изнутри пробрал холодок.

Стражники с мрачными лицами монотонно осматривали входящих во дворец людей.

Из дворца вышел граф Дэлеван. Как показалось Ферону, ярко-синие глаза графа сквозь людскую толпу смотрели прямо на него.

«Он не может ни о чем знать. Не может. Не может. Не может», -унимая дрожь, хаотично думал Ферон.

А граф медленно приближался.

«Он не за мной. Не за мной», — думал Ферон, по-прежнему чувствуя на себе взгляд его ярко-синих глаз.

Они оказались друг напротив друга:

-Лорд де Флеманс, вы арестованы за государственную измену, –с усмешкой в ярко-синих глаза произнес граф.

Стражники, скрутив Ферона, вытряхнули содержимое его карманов. Звякнув, из внутреннего кармана на землю выпал спрятанный там небольшой кинжал.

-Ничего себе, — раскрыв от удивления рот, ошарашенно произнес одногруппник Ферона, наблюдая за происходящим.

— Что значит, мой Ферон арестован? — прошамкала герцогиня Флеманская.

Служанка, такая же древняя, как и герцогиня, зачитала присланное послание. Герцогиня встала, тяжело опершись на толстую трость.

Легкий ветерок подул в раскрытое окно, занося запахи росшего под окном сада. Герцогиня повернула голову, устремив свои побелевшие от старости глаза в сторону окна. Она уже много лет была слепа.

-Оба моих сына погибли, защищая Вистфалию. Они проливали за нее кровь. Никос не может отказать мне в приеме, — и она с силой стукнула тростью по мраморному полу. — И я уж у него-то выясню, что такого сделал мой внучок. Я Ферона вырастила, и я знаю: все лживые обвинения чей-то злой оговор, — прошамкала герцогиня.

Бом-бом-бом, — пробили часы час дня.

-Госпожа, вам подарок, — кхыкнув, заглянул в покои герцогине швейцар, занося небольшой деревянный ящик. — Какой-то молодой человек передал, просил доставить лично вам. Мне показалось, он друг Ферона.

Герцогиня недовольно фыркнула:

-Какие нынче подарки? Он разве не знает, что мой внучок арестован?

Швейцар, пожав плечами, поставил ящик на стол.

Герцогиня открыла крышку. Служанка, схватившись за голову, закричала от ужаса.

Герцогиня удивлено достала содержимое. Это были чьи-то волосы, прицепленные к чему-то похожему на мяч, только липкому и холодному. Несколько секунд, и герцогиня, издав неестественный жуткий крик, замертво рухнула наземь.

В ящике с приделанной к ней небольшой запиской лежала голова ее внучки Ольны.

Никос сидел в мрачном расположении духа, даже более мрачном, чем был всегда. Хмурый взгляд короля скользил по собравшимся на балу веселящимся аристократам.

В данную минуту Никоса больше всего раздражал преподнесённый лордом де Венром подарок. В отличие от остальных этот подарок не был завернут в праздничную упаковку, а сейчас стоял в центре зала, собрав вокруг себя кучку зевак.

— Многоуважаемый лорд считает, что нашему дворцу не достает веселья? — проскрипел Никос голосом, от которого у собравшихся побежали мурашки, рассматривая преподнесённого в дар шута.

Сидящий рядом с королем главный ляонджа слегка склонил голову:

-Возможно, ваше величество, лорд де Венром искреннее желал поднять вам и ее светлости настроение, совершенно позабыв про весельчаков ночи…

Весельчаки ночи были еще одной жуткой и безумной идеей пришедшей в голову Карлу Жестокому. Если быть точнее, это были палачи, одетые в шутовские костюмы. Они, зловеще улыбаясь, сквозь прорези детских карнавальных масок, звеня колокольчиками на колпаках, медленно приближались к своим жертвам.

Никос раздраженно фыркнул:

— Или его род все это время тайно горевал по моему безумного братцу? И этот подарок — насмешка над памятью всех, кто пал жертвой его кровавых рук?

Стоящий в уголке лорд де Венром побелел еще сильнее. Он сделал шаг вперед, попытавшись приблизиться к трону, но стражники преградили ему путь. Лорд рухнул на колени:

-Что вы такое говорите, ваше величество, я же от всей души…

Никос лишь фыркнул в ответ, жестом приказывая стражникам увести лорда.

-Папа! — с намокшими от слез глазами прокричала, бросившись вслед за лордом де Венром, пришедшая с ним на бал дочка.

Но мать, схватив ее, развернула к себе, закрыв девочке глаза.

— Языки не вырывают, и на том спасибо, — проворчал себе под нос какой-то пожилой аристократ.

— Ненавижу музыку, — негромко прокряхтел король, глядя на скрипачей.

Услышавший его стражник, было ринулся к ним, но Никос его остановил:

— Сегодня не мой праздник, пусть играют. Главное, чтобы ей нравилось, — ища глазами внучку, проворчал король. И найдя ее, скромно пристроившуюся рядом с каким-то столиком, он недовольно махнул рукой: — Если ей вообще что-то может понравиться.

Летеция чувствовала себя лишней на этом празднике жизни. Люди танцевали и веселились вокруг нее, а она лишь робко наблюдала за происходящим. Приметив группку детей, она, переселив свой страх, было решилась подойти к ним.

— А чем… — промямлила принцесса, попытавшись обратить на себя внимание.

Дети, ответив ей быстрым поклоном, удалились прочь.

До Летеции донесся обрывок фразы, сказанный одетым в теплую зеленную жилетку пухлым мальчуганом, словно ножом кольнувшей ее сердце:

-Лучше с ней не связываться. Говорят у нее не все дома, — он слегка коснулся пальцем своего виска. — Только проблем себе наживешь.

Мимо нее с подносом пирожным в руках прошел слуга:

-Не желаете, ваша светлость?

Принцесса отрицательно покачала головой. У нее совершенно не было аппетита.

— А зря, — услышала сзади себя она чей-то звонкий голос и чавканье поедаемого пирожного.

Кто-то коснулся ее плеча.

— Ты чего такая испуганная? — произнесла девочка, чуть помладше ее с русыми, цвета соломы волосами.

Надетое на девочку розовое платье с цветными рюшками создавало ощущение, что перед Летецией не живая девочка, а набитая ватой мягкая игрушка.

-Я, я не испуганная, — промямлила в ответ принцесса.

-Это же твой юбилей, почему ты не празднуешь? — с нотками удивления в голосе, спросила девочка.

Летеция, не зная, что ответить, попыталась улыбнуться. Вышло не очень.

Она взглянула на сидящего в мрачном раздумье деда.

«Вот бы сейчас родители были со мной», — грустно подумала принцесса.

-Ты словно немая, — вновь произнесла девочка.

-Я не немая, — промямлила принцесса.

Она хотела сказать, что-то еще, но не придумала что. И чувствуя, что выглядит глупо, ее щеки стали покрываться румянцем.

Девочка взяла Летецию за руку.

-Чего забилась в угол? Пойдем. Я не укушу, — и засмеялась. — Не волнуйся, у всех есть свои комплексы. И девочка, улыбнулась, показав принцессе отсутствующей впереди зуб, на месте которого была дыра.Летеция этого и не заметила: -Вот видишь, какой ужас? Но я же из-за этого не перестаю выходить в люди.

-Зато сладости не прилипают, — желая поддержать, произнесла принцесса первое, что пришло на ум. Тут же испугавшись, что сказала глупость.

Но девочка лишь рассмеялась в ответ.

Они говорили и смеялись. Кто-то общался с ней, и не считал ее странной.

У Летеции снова появилось ощущение, что все происходящие сон, но впервые за много лет, этот сон не был кошмаром.

-Его же специально тебе подарили! — воскликнула девочка, таща Летецию к тому месту, где рядом с шутом собралась толпа зевак.

Летеция без особо желания тащилась за своей новой подругой. Она впервые в жизни обрела человека, которому она была интересна, и не хотела его потерять.

Хуже всего было то, что среди зевак стоял краснощекий Серж. Мальчик приметил Летецию, и в его глазах заиграл задиристый огонек. Он было двинулся к ней, но затем, что-то вспомнив, раздраженно фыркнув, остановился, вновь переключив внимание на шута.

Шут был карликом с рябым, покрытым язвами лицом, и смотрящими в разные стороны косыми глазами.

На его руках были надеты цветные перчатки, но в том месте, где они соприкасались с шутовской мантией, и оголялась кожа, были заметны следы старых ожогов, словно кто-то кидал в него раскалёнными углями.

Зеваки бросали в него лежащие на столе оранжевые мандарины, от которых шут с ужасом уворачивался, закрывая руками лицо.

-Они же не горячие, дурак, — смеясь, крикнул ему кто-то.

Но шут лишь ответил полным ужаса взглядом.

-Давай тоже кидаться в него! — дернув принцессу за рукав, смеясь, произнесла девочка.

-Но ему же страшно, — попыталась возразить Летеция.

-Так поэтому же и весело, — не поняв, возражений, ответила девочка.

И взяв со стола несколько мандаринов, она с силой швырнула шуту в лицо. Шут, издав похожий на бульканье крик ужаса, не удержался на ногах, и, зашатавшись, шлепнулся на пол, а на его глазах выступили слезы.

Послышался дружный смех. Летеции стало не по себе.

— Энсфена, — донесся до них резкий женский голос.

— Мама зовет. Как всегда в самый интересный момент, — недовольно фыркнула девочка. — Я на секунду.

И она двинулась к стоящей в другом конце зала полной женщине в красном платье.

Никос, закрыв глаза, провалился в старое, как дым, воспоминание.

Играла тихая мелодичная музыка. Был один из тех немногих дней, когда после бегства из дворца, он был по-настоящему счастлив. Они небольшим кружком самых близких друзей находились в поместье лордов Левенсов, где собравшись в главном зале, играли в жмурки.

Это игра была невероятно популярно в среде аристократов в последние годы правление его отца короля Виогана. В отличие от традиционной игры, в ней водил не один, в ней водили все. Поймавший должен быть на ощупь определить пойманного.

«Взрослые идиоты ведете себя, как дети», — как-то подражая голос их наставника, смеясь, охарактеризовал эту игру Шарль де Левенс.

До Никоса, двигающегося на ощупь, донесся звонкий голос Флоры, столкнувшейся с одним из друзей:

-И кого же я поймала? — смеясь, произнесла она, трогая руками схваченного человека.

-Свою смерть! — зловеще хохотнув, ответил незнакомый Никосу голос.

Флора вскрикнула и с шумом рухнула на пал.

Кинжал с короткой ручкой торчал, воткнутый ей в грудь, а из-под него фонтаном била бордово-красная кровь.

Зловеще глядя на друзей, ухмыляясь через прорезь карнавальной маски, рядом с бездыханным телом Флоры стоял весельчак ночи. Он качнул в сторону головой, колокольчики с удаленными из них язычками беззвучно задергались в такт его смеху.

Позже никто так и не смог ответить, как весельчак попал внутрь дома, обойдя стражу.

-Это подарок его величества Карла своему непутевому братцу. Своей жизни ты лишишься тоже, а пока он отнял у тебя самое дорогое. Разве это не весело? — и весельчак ночи истерически захохотал.

Флора лежала на полу. Лицо, слегка побледневшее, было все еще таким же красивым, как и в день их знакомства, создавая ощущение, что она просто прилегла вздремнуть. Если бы не торчащий из груди нож.

Словно почувствовав неладное, в соседней комнате навзрыд заплакал Франц.

Ошеломленный Никос встретился взглядом с ярко-ярко-синими-глазами смиренно стоящего в углу слуги. Этот взгляд ему запомнится навсегда.

Из воспоминаний Никоса вырвал чей-то бубнящий голос.

Одетый в меховую накидку посол Иннатской империи с сильным акцентом передавал просьбу императора.

— Вы, последняя надежда нашего народа, ваше величество, — закончил свою речь посол.

Никос обратил взор на сидящего рядом главного ляонджу:

-Проследи, Герман, чтобы наши полки вступили на земли императора, и пусть казначей передаст послу столько драхм, сколько потребуется императору для покрытия их ближайших расходов.

Главный ляонджа склонил голову.

-Мы должны помогать слабым. В противном случае, что подумают о Вистфалии? — прокряхтел Никос.

Тысячи коллег и бездомных, и просто людей, задыхающихся без лечения от Синей чахотки, в благоверном трепете прочтут о щедрости его величества. Но эта щедрость, разумеется, была направлена не по отношению к ним. Вистфалия может помочь кому угодно, но только ни тем, кто живет в самой Вистфалии.

Летеция приметила, что Энсфена вернулась, но вместо того, чтобы подойти к ней, она, отойдя в сторонку, о чем-то болтала с Сержем.

«О чем они вообще могут говорить?», — не понимая подумала принцесса, ощутив недоброе предчувствие.

Она незаметно двинулась в их сторону. До нее донесся звонкий голос Энсфены:

-А я ей такая, не парься, у всех есть свои комплексы, — скорчив гримасу, произнесла девочка. — Да даже если у меня не будет ни одного зуба, я буду в тысячу раз лучше нее!

Раскрасневшись сильнее обычного, Серж расхохотался.

-А еще представь, она всю дорогу дрожала, как осиновый лист, и отвечала невпопад на мои вопросы. Ты представляешь, она и вправду думает, что может быть интересно с ней! Интересно, с ней! -последние слова девочка выплюнула, еле сдерживая приступ смеха.

-А я говорил, она не поймет, что над ней издеваются, — с чувством собственного превосходства произнес Серж. — Она слишком глупая для этого.

-Мне кажется, она тоже боится мандаринов, как и тот дурак, что ей подарили, — хохотнув, ответила Энсфена.

Летеция почувствовала, как резко забилось ее сердце, а из глаз брызнули слезы.

Энсфена, заметив подошедшую принцессу, как ни в чем не бывало, окликнула ее:

-Хочешь мандарин? — спросила она, еле сдерживаясь, чтобы не прыснуть от смеха, боковым зрением, поглядывая на Сержа.

Летеция хотела было крикнуть: «Посмотрели бы на себя, чем вы, то лучше?» — но слова комом застряли в горле.

Принцесса почувствовала, как ее затрясло, мышцы в очередной раз отказались подчиняться ей. И она, развернувшись, бросилась прочь из тронного зала.

«Как с ней вообще может быть интересно?» — эхом, обжигая изнутри, проносился в голове звонкий голос Энсфены.

Ее продолжало трясти. Принцессу вырвало. Пред глазами замелькали темные пятна. Ей казалось, что она умирает. Она умирала, и умирала с самого своего появления на свет.

«Ты никогда не найдешь друзей. Все будут смеяться над тобой. Всегда. Всегда. Всегда», — эхом разлетались по голове голоса теней.

— Ваша светлость, — окликнул ее сзади такой знакомый ей всю жизнь голос.

Девочка развернулась. На нее в упор смотрели ярко-ярко-синие ледяные глаза главного ляонджи, словно пытаясь проникнуть к ней внутрь, чтобы выпить из нее последние силы.

А где-то в глубине его синих глаз была бездонная темнота еще более страшная, чем являлась ей в кошмарах.

-Ваша светлость, его величество волнуется, пройдемте обратно со мной, — слегка склонив голову, ласково произнес граф.

У стены в коридоре стоял небольшой столик, на котором были выставлены графины с водой, на случай, если кто-то из прибывших во дворец гостей захочет пить.

Летеция, рефлекторно схватив один из графинов, закрылась им как щитом от смотрящих на нее ярко-синих глаз.

При виде направленной на него прозрачной жидкости в глазах графа заблестел страх, и он, пробормотав что-то невразумительное, поспешил удалиться прочь.

Летеция проснулась в темноте своих покоев. Она так и уснула не раздеваясь. Из темноты на нее смотрели чьи-то косые глаза.

-Ольна, -с тревогой в голосе крикнула Летеция, зовя служанку.

Глаза приблизились к кровати к самому ее изголовью.

-Тише, ваша светлость, я не враг, — приложив палец к губам, шепотом произнес шут.

Летеция присела на кровати, с удивлением рассматривая пробравшегося в ее покои уродца. Вблизи язвы на его лице выглядели еще более мерзко и отталкивающе.

Шут, сев на корточки, глядя в пустоту, негромко заговорил, словно бы не к кому и не обращаясь:

-Родители бросили меня в тот момент, как только я появился на свет, — шут вздохнул, — даже они не смогли вынести такого уродца. Я скитался и просил милостыню, радуясь, когда добросердечный человек кинет мне кусок черствого хлеба, обычно же в меня кидали камни и палки. В один из дней меня застала толпа ребят. Они долго смеялись и тыкали в меня пальцами, а затем один самый младший из них, — мальчик с белокурыми волосами, — шута передернуло, — никогда не забуду его лицо, предложил развести костер и покидать в меня горящими головешками, словно в крысу. Улюлюкая, они загнали меня в угол. Меня спасло лишь чудо, подошедший отец одного из детей отогнал их. Нет, ни чтобы они прекратили издевательство, — шут криво усмехнулся, — а чтобы они не поймали заразы от этого урода. Всю жизнь людям было весело смеяться над моими мучениями. В один из дней, издевательства надо мной заметил сам господин де Венром, и чуть было не лопнул со смеху.

Принцесса могла позвать стражу. Но вместе этого лишь растерянно произнесла:

— Мне не было смешно.

Шут словно бы и не услышал ее слов:

— В детстве я слышал предание, и оно врезалось ко мне в память на всю жизнь. Однажды проходя мимо одного поселения, пророк Айван увидел, как несколько человек прутьями гонят по пыльной дороге одетого в лохмотья хромого уродца, надсмехаясь над ним.

-Зачем вы обижаете этого человека? — обратился пророк к людям.

-Он грязный хромой уродец, и потому не заслуживает к себе лучшего отношения, — сплюнув, ответил один из обидчиков. — Он позорит наше селение, а его зловонный дух распускает болезни, и коль я бы не боялся навлечь гнев Акилина, пролив его кровь, я бы давно прикончил этого уродца, чтобы он не топтал нашу землю грязными ногами.

И подняв с земли небольшой заостренный камень, кинул его, раскроив покрытый пылью и потом лоб бездомного, отчего на нем выступила тонкая струйка алой крови.

Бродяга повернул измученные глаза к пророку и, глядя на его седую бороду, произнес:

-Твою бороду давно покрыла седина, так скажи же мне мудрый человек, за что все меня презирают. Я не сделал в своей жизни ничего дурного, кроме как родился уродцем.

-Ты не достоин презрения, презрения достойны твои обидчики, — ответил пророк Айван. — Глупцы, бросьте палки. Благополучие вскруживает голову, заставляя считать себя выше других.

Но обидчики лишь усмехнулись в ответ.

Позже, когда они умерли и попали на Великий суд в Звездные чертоги Акилина, то судил их не сам Акилин, а когда-то презираемый ими всеми хромой уродец.

-Каждый раз, встречаясь с глазами человека, издевающегося надо мной, я думал, что скажет он мне в свое оправдание во время Великого суда.

Шут замолчал.

— Почему ты решил рассказать все это мне? Почему ты думаешь, что я не брошу тебя в темницу? — спросила Летеция, глядя в косые глаза шута.

-Вас так же, как и меня не принимают люди, и вы, так же как и я одиноки. Я видел это по вашим глазам. Прошу, ваша светлость, пожалуйста, помогите, я больше так не выдержу.

-А как могу помочь я? — не понимая, что от нее хотят, спросила девочка.

-Давным-давно я слышал, что на острове Ройзс есть цирк уродцев. Но в нем не издеваются над актерами, и они честно зарабатывают свой хлеб — продолжая смотреть принцессе в глаза, ответил шут.

-Как? Сам приехал? — воскликнул глава Городской расправы де Ласк и, в спешке надев пиджак, выскочил из кабинета.

Главный ляонджа поджидал его внизу.

-Что будет угодно, ваша светлость? –склонив голову в поклоне, пролепетал де Ласк, на пухлом лице которого выступили капельки пота.

-Сегодня к вам по моему приказу доставили обвиняемого в предательстве лорда де Флеманса…

-Да, ваша светлость. Мои люди уже занимаются этим предателем и обязательно разворошат гнездо измены, — не дав графу договорить, затараторил де Ласк.

— Не надо, –перебил его главный ляонджа– Отпустите.

Де Ласк запнулся:

-Как отпустить?

Граф похлопал побледневшего де Ласка по плечу:

-Дома лорда де Флеминса уже поджидает сюрприз, — и в ярко-ярко-синих глазах главного ляонджи промелькнула усмешка.