Сказание о Шарьяре

Юность Шарьяра и Анжим. Песнь пятая.

О том,

как очутился Шаръяр

в неведомом благодатном краю,

как искал он ворота неприступной крепости

и как просчиталась старая колдунья:

не к жестокой гибели,

а к нежданному счастью

привел молодого богатыря его многотрудный путь

Сквозь ущелье путь проложив,

Дело славное совершив —

Порожденье греха и зла,

Аждарху-дракона убив,

По кремнистому гребню скал

Всадник выехал на перевал

И внезапно перед собой

В дымке утренней, голубой

Благодатный край увидал.

Далеко-далеко внизу

Золотая долина видна:

Яркой чашей сияет она,

Полной солнечного вина.

Вон отары по склонам ползут,

По лугам зеленым ползут,

И бесчисленные стада

Чабаны молодые пасут.

Вон селенья видны вдали,

И до самого края земли

Бесконечных полей и лугов,

Изумрудных речных берегов

И зеркально-чистых озер

Разостлался пестрый узор,

Как затейливый, яркий ковер,

Красотою радуя взор.

С восхищеньем глядит Шарьяр,

С облегчением дышит он,

Птичье пение слышит он,

Струй весенних веселый звон.

А рассвет золотист, лучист,

Воздух мягок, свеж и душист,

И дышать до того легко,

Будто теплое пьешь молоко.

Снял Шарьяр свой тяжелый шлем,

Вешний ветер в лицо дохнул,

Тронул волосы смельчака,

Словно ласковая рука,

Лба его коснулся слегка

И обветренных, твердых скул.

Птица-радость бьется в груди

И твердит ему:— Погляди!

Все страданья теперь позади,

И награды желанной жди!

А скакун его вороной,

Встав над светлою крутизной,

Тоже весело вдаль глядит,

Полон радости озорной,

Бьет копытом, нетерпелив,

Уши чуткие навострив,

Видно, манит его весна

И цветущих лугов разлив,

Видит он, что окончен путь,

Шестимесячный, тяжкий путь,

Можно будет и отдохнуть.

А внизу голубеет река,

А в реке плывут облака,

И к тенистым ее берегам,

Бархатистым ее берегам,

Никуда уже не спеша,

Ароматом цветов дыша,

Озирая весеннюю ширь,

Стал спускаться Шарьяр-богатырь

По отлогим, мягким лугам.

По долине едет Шарьяр,

А вокруг — благодатный край,

И похож этот дивный край

На земной, необъятный рай:

Плодородные земли цветут,

Полноводные реки текут,

Сразу видно, что мирно тут

И богато люди живут.

Зеленеют густые сады,

Голубеют арыки, пруды,

Всюду песни в полях слышны,

И большие селенья видны,

Даже небо светлее здесь,

Даже воздух нежнее здесь,

Даже солнце добрее здесь —

Светит ласково с вышины.

А земля до того жирна,

Свежей влагой напоена,

Что не нужно забот никаких —

Только брось в нее семена,

И сейчас же буйно взойдут,

Урожай обильный дадут.

Да, не знает здешний народ

Изнурительного труда,

Беззаботно, сытно живет,

Богатеет из года в год,—

Не про этот ли дивный край

Говорила старуха тогда?

И не в этом ли светлом краю,

В благодатном земном раю,

Он подругу должен найти —

Долгожданную радость свою?

Едет, едет Шарьяр вперед,

И взволнованно сердце поет,

Порываясь, как птица, в полет,—

Что же дальше юношу ждет?

Вот вдали, на краю земли,

Видит крепость большую Шарьяр:

Высока, горделива, стройна,

Солнцем утренним озарена,

Издалёка она видна,—

И хлестнув своего скакуна,

К ней подъехал вплотную Шарьяр.

Оглядел он ряды зубцов,

Но не видно нигде бойцов,

И на башнях сторожевых

Нет недремлющих часовых.

Тишина кругом, тишина,

Высока и прочна стена.

Кто же в крепости этой живет?

Где же в эту твердыню вход?

Вправо, влево Шарьяр взглянул —

Не нашел городских ворот.

«Все понятно,— смекнул батыр,—

Видно, въезд с другой стороны».

Вороного хлестнул батыр,

Поскакал вдоль крутой стены.

Ехал час он, ехал другой,

Но глуха, высока, прочна,

Все тянулась, тянулась стена,

Выгибаясь плавной дугой.

Удивляться юноша стал:

Сотню башен уже насчитал,

И давно надоело считать,

А ворот до сих пор не видать!

Дальше едет храбрец удалой

Вдоль зубчатой стены крепостной,

А стене все не видно конца

К удивлению храбреца.

Изумляться юноша стал:

Если город за этой стеной,

То, пожалуй, с целой страной

Он сравнится величиной!

Интересно все-таки знать,

Кто владыка твердыни такой?

Солнце стало уже припекать,

Поднимаясь над синей грядой,

И на прежнем месте опять

Очутился батыр молодой.

Значит, крепость со всех сторон

В самом деле объехал он,

А ворот не приметил нигде

И людей не встретил нигде,—

Как узнать ему, кто живет

В неприступном этом гнезде?

Любопытно стало ему:

Что за хитрость? Что за секрет?

Неужели и вправду ворот

У громадной крепости нет!

И сердиться юноша стал:

Неужели он так устал,

Так в пути душой изнемог,

Что заметить входа не смог?

Надо съездить еще разок.

Снова он погнал скакуна,

И опять потянулась стена,

И опять вокруг — ни души,

Сон, безлюдье да тишина.

Только слышится стук копыт,

Да рассерженно конь храпит,

На бегу каменья дробит!

В нетерпенье вдвое быстрей

Мчался всадник на этот раз,

И на стену вдвое острей

Он смотрел, не спуская глаз,—

Так вторично со всех сторон

Оглядел эту крепость он,

А ворот не приметил опять,

Никого не встретил опять

И на прежнем месте опять

Очутился в полуденный час...

Что ж теперь ему предпринять?

Стал сердит и мрачен батыр,

Был и впрямь озадачен батыр:

Или так он устал в пути,

Что не в силах ворот найти?

А быть может, такой народ

В этом городе странном живет,

Что не хочет впускать гостей,

Не желает знать новостей,

Потому и не строит ворот?

Был упрям силач молодой,

И вокруг стены крепостной,

Не спуская горящих глаз,

Он помчался и в третий раз:

Как летучий вихрь, поскакал,

Как могучий тигр, поскакал,

Снова крепость объехал всю —

Снова входа не отыскал!

Натянул поводья джигит,

Мрачно сгорбясь в седле сидит,

На громадную стену глядит

И молчит, угрюм и сердит,

А твердыня тоже молчит,

Неприступна, горда, крепка —

Башни вздыбив под облака,

На него глядит свысока.

Вздрогнул юноша,— кровь к щекам

Прилила горячим вином,

Стыдно стало перед собой,

Перед собственным скакуном,

И такая досада взяла,

Что хоть пальцы кусай со зла!

Запылал, как пламя, джигит,

Даже скрипнул зубами джигит,

«Надо в крепость эту попасть! —

Так он гневно в душе твердит.—

Я — не вор и не крот слепой,

Чтобы ход искать потайной!

Сколько я преград сокрушил,

Сколько славных дел совершил,

Что ж чурбаном теперь торчу

Перед этой глупой стеной?

Видно, в крепости трусы живут.

Потому взаперти и сидят,—

Может, в щелки сейчас глядят

Да с насмешкой за мной следят?

Так неужто я отступлю

И насмешки трусов стерплю?

Или череп себе раздроблю,

Или стену им проломлю!

Будь она прочнее кремня,

Не удержит ничто меня!»

И свирепо, что было сил,

Он хлестнул вороного коня.

Захрапев, так и взвился конь,

И вперед устремился конь —

После трех громадных прыжков

Перешел на крупный галоп,

И готовый принять удар,

Размозжить свой упрямый лоб,

Сдвинув брови, надвинув шлем,

Поскакал к твердыне Шарьяр.

Перед ним — крепостная стена,

Неприступна сплошная стена,

Прямо к ней, опустив копье,

Гонит он своего скакуна.

Ближе, ближе стена... Вот-вот

Он себя и коня расшибет,—

Даже самый крепкий клинок,

Даже самый мощный седок

Проломить бы ее не смог!

Но едва громадной стены

Он коснулся концом копья,

Камни дрогнули, пробуждены

От угрюмого забытья,

И казалось, глухая стена

Только этого и ждала:

Загудела она, затряслась,

Сразу надвое разошлась,

Распахнулась, как два крыла,

И сквозь яркую брешь в стене,

Безрассудно смел и горяч,

На ретивом тулпаре вскачь

Пролетел молодой силач!

И опять со вздохом глухим

Затворились стены за ним —

Снова стали кольцом сплошным!

Едет всадник, глядит вокруг —

Изумительный вид вокруг:

За дворцами дворцы встают,

За садами сады встают,

Разноцветные птицы поют,

И фонтаны повсюду бьют,

А среди садов и дворцов

Видит он большой сархауз —

Словно зеркало, чистый пруд.

У пруда две чинары растут,

Две громадных чинары растут:

Тихо шепчут листвой они,

А в задумчивой их тени

Виден купол цветного шатра

Удивительной высоты,

Ослепительной красоты.

Разноцветен этот шатер,

Как весенней зарей — луга,

Покрывает остов его

Пестротканная ушыга,

Снизу доверху блещут на нем

Чужестранные жемчуга,

Позолотой яркой покрыт

Драгоценный резной порог,

И подъехал к шатру джигит –

Удержать любопытства не мог.

Смотрит юноша, восхищен,

Вход шатра на юг обращен,

Чуть колышется полог дверной,

Видно, был искусником ткач:

Вышит полог тесьмой золотой,

И узор, как огонь, горяч,—

Что за хан или знатный богач

Обитает в юрте такой?

Потихоньку с коня сошел

И к порогу шагнул Шарьяр,

Легкий полог — узорный шелк

Чуть дыша, отогнул Шарьяр.

Так и замер смелый джигит

И в немом восторге глядит:

Не богач и не старый хан —

Чудо-пэри в юрте сидит!

Горделива она, стройна

И нежна, как сама весна,

Хоть и боком к входу сидит —

Красота ее сразу видна:

Будто роза, она свежа,

Утром сорванная с куста,

Не надменна — скромна, проста,

Хоть и знатная госпожа,

И совсем молода — на вид

Ей шестнадцати дет не дашь,

На кошме белоснежной сидит

И с подругой играет в шатраш.

А по левую руку ее

Восседают двадцать рабынь,

И по правую руку ее

Восседают двадцать рабынь.

То и дело хозяйке своей

Угождают сорок рабынь:

То шербету предложат ей,

То прозрачные ломтики дынь,

То душистого чаю нальют,

То негромкую песнь запоют.

А потом пленительный лик

Повернула пэри на миг —

Повернулась к входу лицом,

Это был удивительный миг:

Сразу пылкий герой узнал

Ту, чей образ во сне видал,

Ту, по чьей любви тосковал,

Ту, что тщетно молил и звал,—

Это был восхитительный миг!

Все узнал он: и гибкий стан —

Чуть качающийся тюльпан,

И волнистые две косы,

И глаза — лучистей росы,

И сияющее лицо —

Золотистой зари светлей —

С яркой родинкою-звездой

Между тонких, крутых бровей.

И мгновенно понял джигит:

Перед счастьем своим он стоит,

Наяву он встретился с той,

Что ему суждена судьбой!

Отыскал он живой родник,

Из которого радость бьет,

Отыскал золотой тайник,

Где скитальца награда ждет,

Наяву в обитель проник

Той, что вешней зари светлей,

Той, что всех на земле милей,

Луноликой девы своей,—

Это был ослепительный миг!

Будто молния юноше в грудь вошла

И мгновенно сердце ему прожгла,

И стоял, и смотрел он, ошеломлен:

Это явь или сон? Это явь или сон?

И светилась, как будто сквозь зыбкий дым,

Луноликая девушка перед ним —

Проплывала облаком золотым,

Ослепляла обликом молодым.

Райской пэри красивей она была,

Нежной розы стыдливей она была,

И дрожал богатырь, замирала душа,—

Так была эта девушка хороша!

Пошатнулся Шарьяр, устоял едва,

Взор затмился, кружится голова,

Замелькали летучие вспышки огня,

Будто вихрем подхваченная листва,

Заклубился туман в богатырских очах,

И сквозь этот туман в золотистых лучах

То скрывался, то вновь появлялся на миг

Молбдой, ослепительный лунный лик —

Тонкобровый, пленительный юный лик!

Наконец, понемногу в себя пришел

Пораженный стрелой орел —

И опять сквозь щелку в шатер глядит,

За красавицей юной следит.

А в груди у него будто сад цветет —

Это радость в душе растет,

Даже страшно батыру: еще чуть-чуть —

Разорвется от счастья грудь!

Много разных чудес и в чертогах небес,

Много и на земле чудес,

Но такое чудо — только одно,

И сейчас перед ним оно:

Чудо-пэри, владычица пылких снов,

Украшенье райских садов,—

Можно долго ее красоту восхвалять,

Да, наверно, не хватит слов!

Стан, лицо, глаза — небывалой красы,

Взор — лучистей свежей росы,

И ручьями текут, до земли достают

Две тяжелых черных косы,

Лепестков нарцисса кожа белей,

Алых ягод спелей уста,—

Не поверишь, что может такою быть

Человеческая красота!

Да, не зря он страдал, дни и ночи скакал,

Совершил небывалый путь,

Чтоб на пэри свою в недоступном краю

Хоть разок наяву взглянуть,

И не зря он сражался, теряя друзей,

С тьмою чудищ, драконов, змей,—

Он достиг заветной мечты своей,

В край проник рассветной звезды своей

Той, что всех желаннее, всех светлей —

Луноликой девы своей!

Через жгучие степи летел орел,

Через горные цепи летел орел

И пугливую лань нашел,—

Сколько раз в предутренней тишине

Любовался он ею в обманчивом сне,

А теперь наяву обрел!

Как алмаз среди тысяч камней дорогих,

Так ее среди многих красавиц других

Отличил батыр без труда:

Всех она благороднее, всех стройней,

Золотые с рубинами серьги на ней,

И сияет родинка между бровей,

Будто утренняя звезда!

Размышлял взволнованный юноша: «Что ж,

А старуха-то, видно, была права!..»

И не мог удержать он сладкую дрожь,

Вспоминая пророческие слова:

«В том краю ты счастье найдешь, сынок,

Поезжай на восток, поезжай на восток,

Счастье в жизни встречается только раз —

Берегись упустить свой заветный час!..»

Был могуч, был отчаянно смел батыр,

А сейчас вспотел, оробел батыр,

От волненья дрожит, сам себе говорит:

«Что со мной? Или так я устал в пути?

Сердце бьется, как глупая рыба в сети.

Почему я дышать не могу почти,

Почему я дрожу, будто зверь взаперти?

Как мне быть? Как без спросу могу зайти

Разговор с красавицей завести?

Чтобы скромность и вежливость соблюсти,

Надо что-нибудь быстро изобрести!..

Ну, а что если песню я ей спою —

Про надежду мою и про страсть мою?

Неужели мне сердце разрубит она,

Неужели меня не полюбит она?

Будь, что будет! Одно только ясно мне:

Осчастливит меня иль погубит она!..»

Так не силой — приманкою нежной решил

Приручить пугливую лань джигит,—

Отогнул узорную ткань джигит,

Начал петь задорную песнь джигит:

«Кто ты, чудо из чудес?

Сам я на небо залез?

Или ты сошла с небес

И явилась к людям, девушка?

Ты, как деревце, стройна,

Ты, как облачко, нежна,

И моя ли в том вина,

Что горю от страсти, девушка?

Будто две живых змеи,

Бьются две косы твои,

Будто вестницы любви,

И одною мечтой живу:

Повидать тебя наяву!

Реют крылья-брови, девушка,

Жемчуг — зубы у тебя,

Сливки — губы у тебя,

Ах, страдая и любя,

На тебя взираю, девушка!

Взор твой — сладостный капкан,

Косы — ласковый аркан,

Твой стыдливый, тонкий стан

Ты обнять позволишь, девушка?

Как наперсток, мал твой рот,

Он щебечет и поет,

Губы сладкие, как мед,

Целовать позволишь, девушка?

Платье пестрое разнять,

Груди-яблоки размять,

С ними вдоволь поиграть

Ты дружку позволишь, девушка?

В свой весенний, свежий сад,

Где налился виноград,

Где огнем горит гранат,

Ты войти позволишь, девушка?

Ты — царица, я — твой раб,

Но в пути устал, ослаб,

Приютить меня могла б

Ты в своих объятьях, девушка?

Или скажешь: — Прочь ступай

И пустое не болтай,

Не для нищих этот край! —

И меня прогонишь, девушка?

Чтоб разок тебя обнять,

Радость ласк твоих узнать,

В жертву жизнь свою отдать

Я готов немедля, девушка!

О, промолви мне: — Приди! —

И склонись к моей груди,

Счастье ждет нас впереди —

Золотое счастье, девушка!»

Только начал Шарьяр эту песню петь,

Распахнулся настежь полог цветной,

И взглянула пэри в проем дверной,

Чтоб пришельца дерзкого разглядеть.

Но чем дальше джигиту внимала она,

Тем взволнованней трепетала она,

Крупный яхонт, спрятанный на груди,

Покраснев, торопливо достала она,

Поднесла его к солнечному лучу,—

И тотчас же старинная надпись на нем

Пламенеть начала золотым огнем.

И тогда к изумленью своих подруг

Госпожа всплеснула руками вдруг,

Рукавом заслонила лицо, застыдясь,

И слезами счастливыми залилась,

А когда успокоилась чуть погодя,

Улыбнулась, как солнце после дождя,

И, с батыра сияющих глаз не сводя,

Плавной поступью к юноше подошла

И восторженным голосом так начала:

«Ты ли это, желанный мой,

Предназначенный мне судьбой?

Не тебя ли в блаженном сне

Еренлеры сулили мне?

И согласье на это дала

Прародительница Бипатпа —

Всех невест и жен на земле

Покровительница Бипатпа!

Если так, да святится тропа,

Что под ноги коню легла

И тебя в наш край привела!

Ты ли это, лихой джигит,

Что по всей земле знаменит,

Справедливости твердый меч,

Обездоленных верный щит,

Что являлся так часто во сне

С семилетнего возраста мне?

С той поры я томлюсь и жду,

Все ищу тебя — не найду,

Подойди же ко мне, герой,

Подойди, друг отважный мой!

Ты ли это, Шарьяр-храбрец,

Воплощенье геройских сил,

О котором мне говорил

Жулдыз-хан — покойный отец?

Предсказал он: «Семь долгих лет

Будешь ханствовать ты одна,

И немало невзгод и бед

Испытает наша страна.

А потом, на восьмом году,

Благороден и неустрашим,

К вам приедет юный батыр,

Чьей отваге дивится мир,

И супругом станет твоим!»

Так отец перед смертью сказал,

Мне в залог этот яхонт дал,

И не может быть, чтоб солгал

Чудотворный этот кристалл!

Подойди же, Шарьяр-герой,

Подойди, возлюбленный мой!

Знай: зовут меня Хундызша,

Добродетелью славлюсь я,

Говорят, стройна, хороша

И любому понравлюсь я.

О, батыр, завещанный мне,

В дивном сне обещанный мне,

Стань супругом моим — владей

И обширной страной моей,

И казной золотой моей,

И красой молодой моей!

Правду мне предсказал отец,

Не пришлось нам напрасно ждать, -

Так прими алмазный венец

И на трон золотой воссядь:

Не для девушки этот трон —

Для тебя предназначен он!

Здравствуй, добрый Шарьяр-герой,

Будь владыкой в нашем краю,

Я и тело, и душу мою

Навсегда тебе отдаю!

Здравствуй, сокол желанный мой,

Богатырь долгожданный мой!»

Так невесту себе отыскал наконец

Молодой, благородный Шарьяр-храбрец,

Вместе с нею вступил он в ханский дворец,

Возложил на главу алмазный венец,

Вместе с ней с торжеством великим взошел

На высокий престол, золотой престол

И велел, чтоб на свадьбу своей госпожи

Собрались во дворец все муллы и хаджи.

Собрались во дворец муллы и хаджи

Совершили священный, брачный обряд,

И веселый пир, небывалый пир

Для всего народа задал батыр,

Был поистине сказочно пир богат —

Пил и ел народ сорок дней подряд,

Песни пел народ сорок дней подряд...

Счастлив был Шарьяр, ликовал душой,

Любовался красавицей Хундызшой,

С ней остался на ночь в юрте большой,

Что там было — об этом не говорят.