Сказание о Шарьяре

Юность Шарьяра и Анжим. Песнь шестая.

О том,

как сорок дней и ночей

длилась счастливая любовь могучего Шарьяра

и луноликой красавицы Хундызши,

об их первой ссоре

и о трех заповедных дарах,

полученных молодым героем

перед отъездом в заколдованный город Тахта-Зарин

Сорок дней отдыхал Шарьяр

За сплошной крепостной стеной,

Сорок дней продолжал Шарьяр

Восхищаться юной женой —

Тонкобровою Хундызшой.

Так бывает в жизни порой:

То, что раньше казалось игрой,

Молодеческою игрой,

Стало страстью теперь большой,—

В пэри нежную, как цветок,

Как податливый стебелек,

Очень скоро всею душой

Горячо влюбился герой.

Вместе утро встречали они,

По садам гуляли они,

А в полуденный жаркий час

Отдыхали в мирной тени,

То друзей скликали к шатру,

Затевали пляски, игру,

И царило веселье всегда

На беспечном, шумном пиру,

То опять оставались они

Во дворцовом саду, одни,

И тихонько мечтали они

Или просто молчали они,—

Так вдвоем проводили дни

И не знали печали они.

Ночь спускалась,— ложились спать,

Да и ночью, по правде сказать,

До утра не скучали они.

Были сладостным забытьём

Эти сорок ночей и дней,—

Все восторженней и нежней

Наш герой становился с ней,

Был счастливее с каждым днем

В сердце раненый богатырь,

И с подругой милой вдвоем

Забывал обо всем, обо всем

Этим самым хмельным вином

Одурманенный богатырь.

Сорок дней отдыхал Шарьяр,

Счастье встретивший наконец,

Отдыхал и его тулпар —

Вороной, лихой жеребец.

Нелегко достался коню

Шестимесячный тяжкий путь,

И теперь без седла и удил

Он привольно дни проводил,—

Перед новым суровым путем

Вдосталь надобно отдохнуть!

Изумлялись десятки слуг

Небывалой силе его,

На зеленый прибрежный луг

Каждый день выводили его,

И по ветру хвост распустив,

Своеволен, могуч, ретив,

Вдоль реки из конца в конец

Вороной летал жеребец.

Было весело и легко

Без узды и подпруги ему,

Самых огненных кобылиц

Приводили в подруги ему,

Чтобы кровь ему горячить

И от семени облегчить,

Да притом богатырских кровей

От него приплод получить.

Так в гостях у друзей вдвоем

Отдыхали конь и герой,

Перед новым дальним путем

Забавлялись любовной игрой:

Жеребец — на ковре луговом,

А храбрец — в шатре золотом,

Жеребец богатырский — днем,

Богатырь — ночною порой.

А как минуло пять недель,

Заскучал богатырский конь:

Тишина и покой кругом —

Ни жестоких схваток с врагом,

Ни опасностей, ни погонь.

До сих пор был послушным конь,

Свой горячий норов смиря,

А теперь, нетерпеньем горя,

Без хозяина-богатыря

Стал то злобным, то скучным конь:

По далеким краям заскучал,

По жестоким боям заскучал,—

Где ж седок его удалой?

Забавляется с юной женой

И не знает заботы иной —

Только время проводит зря!

И когда на прибрежный луг

Повели коня поутру,

Начал рваться скакун из рук

Двадцати расторопных слуг,

Стал носиться вскачь по двору,

Шум и крик поднялся вокруг.

На высокий берег взбежал,

Вскинул умную морду конь,

По-тигриному уши прижал,

Шею вытянул гордый конь,

Дрожью яростной задрожал,

И заржал — тревожно заржал.

И как голос самой судьбы

Накануне грозного дня,

Как призыв боевой трубы,

Как предвестье новой борьбы,

Прозвучало ржанье коня!

В этот час зари золотой,

В этот утренний ясный час

С юной пэри сидел Шарьяр

У корней чинары густой

И с подруги стройной своей

Не сводил восхищенных глаз —

Любовался ее молодой,

Ослепительной красотой.

Как весенний тюльпан, цвела

Тонкобровая Хундызша,

У реки цветов нарвала

И венок плела не спеша,

Напевала негромкую песнь,

Нежно взглядывала порой,

И с избранницей милой вдвоем,

Наслаждаясь весенним днем,

Позабыв обо всем, обо всем,

Был беспечно-счастлив герой.

Опьянен любовным вином,

Он у ног ее возлежал,

Расстилалась трава ковром,

И душистым, живым шатром

Сад цветущий их окружал.

Вдруг как будто далекий гром,

Нарушая мирный покой,

Прозвучал над сонной рекой,—

Ясный воздух чуть задрожал,

Ветерок по листве пробежал:

Это конь вороной заржал.

Будто зов боевой трубы,

Будто голос самой судьбы,

Прокатилось ржанье его,

И очнувшись от сладких чар,

Вздрогнул, брови сдвинул Шарьяр,

Прояснилось сознанье его,

Стали сразу грозней черты,

И как будто с крутой высоты

Путь далекий он увидал

Через пропасти и хребты,

Бой жестокий он увидал,

Ожидающий впереди,

И как бешеный стук копыт,

Загудело сердце в груди.

Всей душой ощутил герой,

Как бесцельно время летит,

Драгоценное время летит,—

И почувствовал гнев и стыд.

Но ни слова Шарьяр не сказал

Молодой подруге своей,

Быть старался еще нежней

Перед близкой разлукой с ней,

Огорчать ее не спешил,

А сперва дождаться решил,

Чтобы кончились сорок дней —

Их счастливых свадебных дней.

Сорок первое утро пришло,

Только-только вдали рассвело,

Солнце в небо еще не взошло —

Лишь вершины хребта зажгло,

А уже в нарядном шатре,

Пробудясь на самой заре,

Тихо вздрогнула Хундызша,

По лицу рукой провела

И украдкой вздыхать начала,

И беззвучно рыдать начала.

Был могучий Шарьяр смущен,

Был слезами ее поражен,

«Что с тобой, голубка? — спросил.—

Или видела страшный сон?»

И склонясь к нему на плечо,

Зашептала она горячо:

«Не гневись, Шарьяр, не брани,

А по совести мне ответь,

Почему за последние дни

Стал ты хмуриться, стал мрачнеть?

Всю страну я тебе отдала,

Всю казну я тебе отдала,

Молодой моей красоты

Всю весну я тебе отдала,

Отдала и девичью честь,

И мечты, что у каждого есть,

Явь и сны — всю мою судьбу,

Превратилась в твою рабу.

Но отдавшись тебе сполна,

Рабства этого не стыжусь,

Перед всеми людьми горжусь,

Что теперь я — твоя жена,

Почему же день ото дня

Все мрачнее твои черты?

Или мной недоволен ты,

Или, может быть, болен ты?

Вот уже третью ночь подряд

До жены нет дела тебе,—

Что за мысли тебя томят,

Почему так суров твой взгляд?

Или я надоела тебе,

Угодить не сумела тебе?»

Но в кольцо богатырских рук

Заключив подругу свою,

Молодую супругу свою

Успокаивать стал супруг:

«Не тревожься, радость моя,

Непонятен мне твой испуг,

Ты — как солнце, как вешний луг,

Несравненна сладость твоя!

Даже если б тысячу лет

Довелось нам вместе прожить,

Буду каждым взглядом твоим

Я по-прежнему дорожить,

Даже если б тысячу дев —

Всех красавиц со всей земли

Мне сейчас в шатер, привели,

Все равно тебя предпочту,—

Будь прекраснее звезд они,

Не взгляну на их красоту!

Ты — сокровищ полный тайник,

Восторгаюсь тобой без конца,

Ты — волшебный, чистый родник,

Наслаждаюсь тобой без конца,

Ты — единственная моя! —

Так всю жизнь я твердить готов,

И о верной моей любви,

Беспримерной моей любви

День и ночь говорить готов,

Да наверно, не хватит слов!

Но взглянув на мои черты,

Угадала правильно ты,

Что томит тревога меня

Все сильнее день ото дня,

Ведь в покое, в тепле сидеть,

День и ночь на жену глядеть —

Жизнь подобная не к лицу

Настоящему храбрецу.

Довелось мне слышать о том,

Что за тем далеким хребтом

Есть чудесный город-рубин —

Дивный город Тахта-Зарин.

Кто хоть раз его повидал,

Тот секрет красоты познал,

С той поры как мудрец живет,

Кто ни разу его не видал,

Тот земной красоты не познал

И как жалкий слепец живет.

Говорят, что увидишь там

Все богатства земли и небес,

Что похож на волшебный лес

Этот светлый Город чудес,

Говорят, что и ночью, и днем

Одинаково солнечно в нем,—

Столько яхонтов и жемчугов

В каждом доме горят огнем!

А еще говорили мне,

Что владеет городом тем

Чаровница Бюльбильгоя,

Днем и ночью в саду поет

За твердынями старых стен

Чудо-птица Бюльбильгоя,—

Захватить эту птицу в плен,

Увезти в родные края

Я задумал, любовь моя!»

Так жене говорил батыр,

Безрассуден, молод, упрям,

А красавица Хундызша

Замерла, почти не дыша,—

Ужасалась ее душа

Беспощадным этим словам.

«О Аллах, Аллах всеблагой!» —

Наконец прошептала она.

«Ты ли это, мой дорогой? —

Снова плакать стала она.—

Ты сегодня совсем другой:

Взор — не твой, и голос — не твой,

Если б знал ты, что говоришь,

Что с душою моей творишь!

Да, не зря я слезы лила

И томилась тоской не зря,

Боль нежданную принесла

Мне сегодняшняя заря,—

Лишь сегодня я поняла,

До чего судьба тяжела

Быть подругой богатыря!

Ах, всего только сорок дней,

Как меня ты нашел, Шарьяр,

И всего только сорок ночей

Ты со мною провел, Шарьяр,

Я жила как в счастливом сне,

Не следила, как мчатся дни,

И быстрей сгорали они,

Чем горят мотыльки в огне.

Только сорок дней и ночей

Было счастье в гостях у меня,

И опять о звоне мечёй

Ты мечтаешь все горячей

И не слышишь моих речей

И спешишь оседлать коня,

И опять, упрям и суров,

В дальний путь пуститься готов,

И с бесчисленной тьмой врагов

Снова насмерть биться готов!

Но послушай, послушай меня:

Не спеши в неизведанный путь,

Время терпит,— еще чуть-чуть

В этом мирном шатре побудь,

Сердце женское — как струна,

Весть любая ему слышна.

И предчувствий дурных полна

Не напрасно томится грудь!

Пусть надежны твой меч и щит,

И крепка кольчуга твоя,

Но послушай, что говорит

Молодая супруга твоя:

Не гони, не гони скакуна

В эти гибельные края,—

Для чего тебе так нужна

Чудо-птица Бюльбильгоя?»

«Но дослушай сперва до конца,—

Возразил, нахмурясь, Шарьяр,—

Я тревожусь за жизнь отца,

Он теперь уже очень стар.

Всеми чтим и всеми любим,

Но недугом злым одержим

Мой почтенный, старый отец —

Достославный хан Шасуар.

Он и мудр, и благочестив,

Справедлив, правдив, незлобив,

Он давно, как святой, живет,

Плоть греховную усмирив,

Но, несчастный, семь раз в году,

Будто грешник в вечном аду,

Он горит в нестерпимом огне,

Он кричит в жестоком бреду,

Проклинает жену и слуг

И рыдает от лютых мук,—

Так ужасен его недуг!

Скольких знахарей и ворожей

Приводили к нам во дворец,

Сколько мудрых, святых хаджей

Приходили к нам во дворец,

Сколько раз являлись к отцу

Освятить изголовье его,

Горячо молились творцу

О бесценном здоровье его,

Сколько снадобий принял он,

Сколько раз был почти исцелен,

Но с внезапною силой вдруг

Возвращался проклятый недуг!

А недавно старуха ко мне

Из далекой страны пришла,—

Безобразной она была,

Глупой, грязной она была,

Но хороший совет дала: —

Если хочешь спасти отца

От мучительного конца,

Отправляйся в город-рубин,

В дивный город Тахта-Зарин.

Там в цветущих садах живет

Чудо-птица Бюльбильгоя,

Там и день, и ночь напролет

Песни сладостные поет

Чаровница Бюльбильгоя.

Если сможешь в город попасть

И чудесную птицу украсть,

То над всем богатством ее

Ты получишь полную власть,

Если ж птицу эту живой

В край родимый доставишь ты,

Дело доброе совершишь —

Хана мудрого исцелишь:

Своего страдальца — отца

От мучений избавишь ты.

Вот уж тысячу первый год

Эта птица на свете живет,

У нее — волшебная кровь,

У нее — целебная кровь,

И из свежей крови её

Чудодейственное питье

Своему отцу приготовь.

Но не нужно птицу губить,

Много крови не нужно лить,—

Десять капель надо всего,

Чтоб спасти отца твоего,

Чтоб его недуг исцелить,

От жестоких мук исцелить,

Жизнь надолго ему продлить!..

Вот зачем отправился я

В дальний путь, в чужие края,

И теперь ты понять должна,

Дорогая моя жена,

Для чего мне живьем нужна

Чудо-птица Бюльбильгоя!»

Так с возлюбленною своей,

Говорил могучий Шарьяр,

Успокоить ее спеша,

Но дрожала сильней и сильней,

Становилась бледней и бледней

Тонкобровая Хундызша,

И внезапно к его ногам,

Как подкошенная стрелой,

На ковер упала цветной,

И в отчаянье затрепетав,

Как голубка в когтях орла,

Ноги с плачем ему обняв,

Умолять — просить начала:

«Ах, послушай, послушай меня,

Мой любимый, мой господин,

Не езжай в чужедальний край

В страшный город Тахта-Зарин!

Это — город камней-мертвецов,

Много там побывало бойцов,

Молодых, как ты, храбрецов —

Не вернулся еще ни один!

Не езжай в этот путь, Шарьяр,

Если жизнь тебе дорога,

Осторожнее будь, Шарьяр:

То не замысел ли врага?

Не подослана ли к тебе

Эта злая старуха была?

В дальний путь тебя торопя,

Почему она солгала,

Правду страшную обошла —

Скрыла главное от тебя?

Знай, возлюбленный мой Шарьяр,

Знай, души моей властелин:

Полон страшных, волшебных чар

Город смерти — Тахта-Зарин,

И не только сокровища там

Красотою пленяют взгляд,

Но живут и чудовища там —

Входы-выходы сторожат.

Хоть и звонко поет в саду

Чаровница Бюльбильгоя,

Эта птица вещает беду,

Эта птица — гибель твоя!

Не пленительна песнь ее,

А губительна песнь ее,

Эту песнь хоть раз услыхав,

Чувств лишается человек,

Кем бы ни был при жизни он,

Как бы ни был храбр и силен,

В беспробудный каменный сон

Погружается человек,

И рукой взмахнуть не успев,

Трех шагов шагнуть не успев,

В черный камень навек, навек

Превращается человек!

Из-за птицы волшебной той —

Дьяволицы коварной, злой

Кто лишился богатой казны,

Кто лишился любимой жены,

Кто лишился друзей дорогих,

Кто лишился родимой страны,

И лежат они с давних времен,

Погруженные в черный сон,—

Ни один до сих пор не спасен!

Много-много лихих бойцов

Там погибло в былые дни,

В этот Город чудес они

Приезжали со всех концов,

Но проклятая Бюльбильгоя

Побеждала любых храбрецов,

Превращала их в мертвецов —

В черных каменных близнецов.

Много, много таких камней

У нее в саду, говорят:

Семь десятков тысяч камней

Украшают волшебный сад,—

То лежат с незапамятных дней

Семь десятков тысяч людей,

Что погибли, сражаясь с ней,

И теперь беспробудно спят.

Ах, послушай, послушай, Шарьяр:

Эта смерть и тебе грозит,

Не спасут от волшебных чар

Ни доспехи, ни меч, ни щит,

Не поможет сила твоя,

Не поможет отвага твоя,—

Не боится Бюльбильгоя

Ни клинка, ни стрел, ни копья!

Сжалься, милый!

Послушай меня:

Это - адская западня!

Будет плакать седой отец,

Будет плакать твоя родня,

Не езжай, не езжай, Шарьяр,

В эти гибельные края,—

Там с тобой случится беда,

Ты умрешь, уснешь навсегда.

Ты погибнешь, любимый мой,

Никогда не вернешься домой,

А тогда погибну и я!»

Но рожден для геройских дел,

Безрассудно горяч и смел,

Улыбнулся юный батыр,

Снисходительно посмотрел,

Обнял бережною рукой

Стан, похожий на стебелек,

И возлюбленную свою

Осторожно к себе привлек,

Усом стал щекотать ее,

Забавляясь, смеясь, шутя,

Стал баюкать, ласкать ее,

Как встревоженное дитя,

А росинки пугливых слез

Поцелуями осушил.

«Не тревожься, радость моя! —

Так он ласково произнес.—

Все обдумал я, все решил:

Если съезжу в Тахта-Зарин,

От заботы избавлюсь я,

Ведь недаром по всей земле

Силой, удалью славлюсь я,—

Сколько чудищ, драконов, змей

Да еще в чешуе стальной,

На пути к столице твоей

Истребил я этой рукой,

Первым взмахом их убивал,

Поражал их первой стрелой,

А с какою-то птицей злой

Неужели не справлюсь я?»

Гневно вырвалась Хундызша

Из могучих, ласковых рук,

Изумленно взглянул супруг —

Так она изменилась вдруг:

Брови тонкие поднялись,

Ноздри чуткие напряглись,

Стали молний глаза грозней,

Стали косы клубками змей,

И слепящих, острых лучей

Стала родинка горячей

Между гордых ее бровей.

Стан — податливый стебелек —

Стал внезапно тверд, напряжен,

Будто вырванный из ножон

Беспощадный, гибкий клинок,

И как ангел гневный, была

В этот миг горда, хороша

Черноглазая Хундызша.

А дрожащий голос звенел,

Будто стаи разящих стрел:

«Ты поверить не хочешь мне?

Ты проверить сам захотел?

Что ж ты медлишь? Бросай меня!

Отправляйся, седлай коня!

Вон лежит твой любимый меч,

Вон копье твое и броня!

Вижу я: совсем не герой,

А безумец, упрямец ты,

Только с виду ты нам родной,

А в душе — чужестранец ты,

Да, чужой ты, совсем чужой —

С непонятной дикой душой!

Как безропотна я была,

Как неопытна я была,—

Почему, покорясь судьбе,

Так легко отдалась тебе?

Как смешна я, наверно, была,

Как глупа, легковерна была,—

Не такой я встречи ждала,

Не с тобой я встречи ждала!

Ехал мимо ты на заре

Да случайно к нам завернул,

Словно вор, в шатер заглянул,

Увидал красавиц в шатре,

Выбрал девушку постройней,

В жены взял ее поскорей,

Сотню клятв ей дать поспешил

И девической чести лишил,

Позабавился сорок дней,

А теперь, как видно, решил,

Что довольно возиться с ней,

Что пора распроститься с ней?

Ты, должно быть, из тех бродяг,

Для которых святого нет,

Для которых рубить, крушить,

Потрошить, на куски крошить,

Страхом имя свое окружить —

Развдеченья иного нет!

Если так — навсегда прощай,

Не держу тебя — поезжай!

Только знай, великий храбрец:

Ждет бесславный тебя конец.

Поезжай в этот гиблый край,

Поезжай — будешь сам не рад!

Пусть погибнешь в час роковой,

Пусть поплатишься головой,

Пусть оставишь меня вдовой,—

Будешь сам во всем виноват!..»

Поднялся Шарьяр перед ней,

Как встает на пути скала,

Трепетали края ноздрей,

Как в полете — крылья орла,

Грозный дух его закипел,

Как в горниле кипит металл,

Гневный голос его загремел,

Как в ущелье гремит обвал:

«Замолчи!

Постыдись, жена!

Ты понять, наконец, должна:

Настоящему храбрецу

Не такая жена нужна!

Замолчи! Этих слез твоих

Больше видеть я не хочу,

И упреков, угроз твоих

Больше слышать я не хочу!

Я, как солнце, тебя люблю,

Жизнь и смерть с тобой разделю,

Но позор мне, если отца

От мучений не исцелю!

Пусть погибну в час роковой,

Пусть оставлю тебя вдовой,

Но пока я еще живой,

Как решил — так и поступлю!»

Молча, пристально Хундызша

Поглядела ему в глаза,—

Перед ней, горячо дыша,

Он стоял — живая гроза!

Как утес, незыблем и тверд,

И как лев, бесстрашен и горд,

Был подобен крепости он,

Неприступной для вражьих орд.

В изумленье она замерла,

Не сводя восхищенных глаз,

Будто в первый раз поняла

И увидела в первый раз,

Как могуч, благороден, смел

И как жаждет геройских дел

Этот гордый чудо-батыр,

Чьей отваге дивился мир.

И взволнована, восхищена,

Очарована, поражена,

«Вот каков ты Шарьяр-герой! —

Жарко вымолвила она.—

Позабудь о моих слезах,

Позабудь о моих словах,

В добрый час седлай скакуна,

Позабудь мой постыдный страх,-

Восхищаюсь твоей судьбой,

Отправляйся в жестокий бой,

И да будет Аллах с тобой!»

Так взволнованно, горячо

Говорила жена храбреца,

И красивей, чем в этот миг

Не видал он ее лица,

Никогда еще не была

Так подруга ему близка,

К ней стремилась его душа,

Как с горы стремится река,

А тем временем Хундызша

Ключ резной со столба сняла

И к закрытому сундуку —

В землю врытому сундуку

Легкой поступью подошла.

На столбе этот ключ висел,

Золотою резьбой блестел,—

Не видал ни разу Шарьяр,

Чтоб его снимала она,

В глубине шатра, за тахтой

Возвышался сундук золотой,—

Не видал до сих пор Шарьяр,

Чтоб его открывала она.

С удивленьем следил супруг,

Как жена отпирала сундук:

Вот в замке повернулся ключ,

И разнесся певучий звук,

И бесшумно, сама собой,

Будто силой невидимых рук,

Драгоценной резьбой золотясь,

Крышка медленно поднялась.

Много старых одежд и книг

Наш герой увидал внутри,

Блюд чеканных, узорных чаш,

Из которых пили цари,

Украшений, кинжалов, щитов,

Шлемов с перьями, поясов,

Что когда-то в былые дни

Надевали богатыри.

И усевшись у сундука,

И нахмурив брови слегка,

Озабоченно наклонясь,

Рыться в нем жена принялась,

Эту груду старинных вещей,

Что от предков достались ей,

Стала бережно перебирать,

Их одну за другой доставать

И выкладывать на кровать.

Длинный пояс достала она,—

Золотились на нем письмена,

Видно, прадедам он служил

В очень давние времена,

И камчу достала она,—

Из воловьих жил сплетена

В самый раз такая камча

Для могучего скакуна,

И кольчугу достала,— такой

Никогда не видал храбрец:

Извиваясь, блестя чешуей

Из упругих, мелких колец,

Легкой, гибкой была она,

Как серебряная волна,

Но громадною — по плечу

Только грозному силачу,

«А теперь подойди, Шарьяр! —

Так батыру сказала жена.—

Ближе встань, погляди, Шарьяр,-

Так ему приказала она,—

Вот кольчуга отца моего,

В ней не страшен любой удар,

Вот камча, вот пояс его,

Это — предков бесценный дар.

Их в сражения брал отец,

Ведь и он воевал не раз,

А когда умирал отец —

Мне давал последний наказ,

Этот древний, бесценный дар,

Наших предков священный дар

Он тебе завещал, Шарьяр!

Был отец незабвенный мой

Светел духом и строг лицом,

Слыл родитель почтенный мой

Прозорливцем и мудрецом,

Но когда надвигался враг,

Взять наш город пытался враг,

Становился святой мудрец

Полководцем и храбрецом.

Этот пояс он надевал

И камчу заповедную брал,

Самых быстрых коней седлал,

Самых верных друзей скликал

И в кольчуге этой стальной

Устремлялся в смертельный бой

С нечестивой, дикой ордой —

И всегда, всегда побеждал!

Говорил мне когда-то отец:

Стоит пояс этот надеть,

Ни тоска, ни усталость, ни страх

Не сумеют душой овладеть.

Говорил мне когда-то отец:

Стоит этой камчой взмахнуть,

И к спасению в тот же миг

Открывается верный путь.

А об этой кольчуге стальной

Из упругих, крепких колец,

Возвратясь с победой домой,

С похвалой говорил отец,

Что она в самый тяжкий час

Жизнь спасала ему не раз,

Что ни меч, ни вражья стрела

Эту сталь пробить не смогла.

Говорил отец: — Не забудь!

Провожая в опасный путь,

Этот пояс когда-нибудь

Своему супругу отдай.

Говорил отец: — Не забудь!

Провожая в недобрый край,

Ты любимому эту камчу

И мою кольчуру отдай,

И тогда в далеком краю,

В роковом, жестоком бою

Победит твой отважный муж

Злую птицу Бюльбильгою!»

С изумлением слушал ее

И с волнением слушал ее

Молодой, могучий батыр,

Чьей отваге дивился мир,

И готовый на смертный бой,

Перед юной супругой своей,

Перед мудрой подругой своей

Преклонил колени герой,

На узорный пояс взглянул,

На заветную эту камчу,

Сразу с гордостью увидал,

Что кольчуга ему по плечу,

И священные эти дары,

Драгоценные эти дары

В руки бережно взял супруг

Из доверчивых, верных рук.

А потом порывисто встал,

Чешую-кольчугу надел,

Богатырский, могучий стан

Древним поясом обвязал

И камчу старинную взял,

И копье свое длинное взял,

И тяжелый меч, и колчан,

Полный острых, каленых стрел,

И пока собирался в путь,

На возлюбленную свою

Благодарным взглядом смотрел,

Встал пред нею и так сказал:

«Будь спокойна, жена моя,

Солнце, радость, весна моя,

Как люблю тебя, как горжусь,

Докажу не словами я,—

Стану втрое теперь сильней,

Стану втрое теперь смелей,

И клянусь до последних дней

Быть достойным любви твоей!

Все преграды я сокрушу,

Небывалое совершу

И к тебе, отрада моя,

Золотая награда моя,

С вестью радостной поспешу.

Будет дух мой грозней грозы,

Будет путь мой прямей копья,

И в какие бы я ни попал

Заколдованные края,

Буду знать: бережет меня

От врага, от воды, от огня,

Как невидимая броня,

Свет мой верный — любовь твоя!»

Вот уже на коне Шарьяр,

В шлеме, в крепкой броне Шарьяр,

Стосковался, радостно ржет,

Бьет копытом его тулпар,

А вокруг толпится народ,

На героя дивится народ:

Как из крепости выедет он —

Ведь у крепости нет ворот!

Но воитель долго не ждал,

Собираться долго не стал,

На прощанье рукой взмахнул

И тулпара камчой хлестнул,—

Захрапев, так и взвился конь,

И вперед устремился конь,

И могуч, как большой чинар,

И горяч, как степной пожар,

Снова ринулся в путь Шарьяр.

Перед ним — крепостная стена,

Неприступна сплошная стена,

Прямо к ней, опустив копье,

Гонит он своего скакуна,

И застыла толпа: вот-вот

Он себя и коня расшибет,—

Даже самый крепкий клинок,

Даже самый мощный седок

Этих толстых стен не пробьет!

Но едва громадной стены

Он коснулся концом копья,

Камни дрогнули, пробуждены

От угрюмого забытья,

И казалось, глухая стена

Только этого и ждала:

Разомкнулись глыбы, гремя,

На мгновенье встали стоймя,

Распахнулись, как два крыла,

И сквозь яркий пролом в стене

На раздолье степных дорог

Устремился гордый седок

На могучем своем скакуне.

И опять со вздохом глухим

Затворились стены за ним —

Стали снова кольцом сплошным.

А красавица Хундызша,

По ступенькам взбежав крутым,

В прорезь башни сторожевой

Продолжала следить за ним:

Мчится всадник в степной пыли,

Конь горячий мнет ковыли,

Доскакал до гряды холмов,

На мгновенье скрылся вдали

Показался в последний раз,

Промелькнул на краю земли,—

Лишь тогда из лучистых глаз

Слезы жемчугом потекли.

Пошатнулась... Одной рукой

Крепко сжала горло она,

А другую руку с тоской

Вслед ему простерла она:

«Ты куда улетаешь, куда,

Друг единственный, сокол мой?

Помоги, Аллах, помоги,

Пусть погибнут его враги,

Сбереги его, сбереги,

Дай вернуться ему домой!..»