Сколько зим…

4

Иван Беспризорный сказал:

- Ребята, я вам стихи новые прочитать хочу…

- Не время, - ответил Сема Лобачев, который сейчас был за старшего.

Поддувайло возразил:

- Может, до рассвета никто и не объявится… Да и потом, кто знает, чьи это кони?

- Бабушка надвое гадала, - поддержал Боря Кнут. - Скорее всего кони ворованные. И здесь милиционеру сподручнее сидеть, а не нам, бойцам Красной Армии.

- Много говорите, - заметил Семен Лобачев. И потом разрешил: - Ладно, читай… Только негромко…

- Стихотворение называется «Сабля»… - начал вполголоса Иван Беспризорный.

Тучи расползались медленно и тихо, как расползается промокшая бумага. И появлялись звезды, маленькие, словно елочные свечи. И Семен Лобачев, который плохо слушал Ивана, глядя на небо, подумал, что третий десяток на земле живет, а первый раз видит, как звезды из-за туч появляются…

- Да, - сказал Боря Кнут. - Будешь ты, Ваня, большим поэтом. В столице жить будешь. А я к тебе проездом наведываться стану, на выпивку занимать…

- Я серьезно, ребята. Как ваше мнение?

- Мое мнение хорошее, - сказал Поддувайло. - Но я бы больше приветствовал, если бы ты анекдоты писал.

- А про любовь что-нибудь есть? - спросил Семен Лобачев.

- В смысле, - про его Марию, - посмеиваясь без злобы, уточнил Боря Кнут.

- Лирических стихотворений у меня много, - заверил Иван Беспризорный. - Хотя бы это… «Я не знаю, как зовут девчонку…»

- Тише, - вскинул винтовку Семен Лобачев. - Кто-то идет…

От дороги в сторону опушки ехали всадники.

Окно светилось в ночи. И на полу у сундука лежал белесый квадрат, рассеченный рамою, точно крестом. Где-то скреблась мышь. В соседней комнате не спали. И замочная скважина по-прежнему оставалась желтой.

Волгин натянул сапоги, присел на сундук, мысленно ругая себя последними словами. Как же он мог оплошать? Забыть на гвозде куртку с пистолетом в кармане! Может, еще не поздно пройти в соседнюю комнату.

За стеной разговаривали. Костя замер у двери. Прислушался.

- Что я, маленький! Это точно, - говорил стриженый.

- А если путаешь? - спросил Требухов. - Ты знаешь, кто он? Зять полковника.

- Все равно… Похож он на того лягаша…

Тикали часы. Под ногами Требухова попискивали доски.

- Что будем делать? Задал ты мне задачу, - бурчал Требухов.

Костя на носках пробирается к окну. Двустворчатую раму соединяет с наличником лишь крашеный шпингалет. Движение руки - и шпингалет легко скользит вверх. Створки расходятся беззвучно.

Земля сразу затрещала под ногами. И собака метнулась к углу дома. Но цепь была короткой. Собака лаяла, но достать Волгина не могла. А он уже бежал через сад до забора. Перевалился через забор. Очутился на улице. И кинулся вперед, ища глазами водонапорную башню.

Звезды прыгали над головой и неслись за ним вдогонку. Полная луна мелькала справа за крышами. Он махал руками, как бегун на дистанции, и пот катился по его лицу. Но рубашка была тонкая, холод легко проникал сквозь нее. Между лопатками леденело, словно он прижимался к стеклу.

Черные шпалы выползали ему под ноги. И он бежал по шпалам, помня о часовом, охранявшем уголь.

И когда часовой крикнул:

- Стой! Кто идет? Стой! Стреляю!

Волгин обрадовался, будто услышал голос близкого человека.

- Ты поскорей, поскорей вызывай своих, - торопил он часового. А часовой смотрел на него подозрительно, точно на сумасшедшего.

Разводящий трижды переспросил. Покачал головой. Но, может, все же поверил, а может, просто путь в караульное помещение пролегал мимо дома, который занимал уполномоченный ГПУ. И разводящий заглянул туда. Кравец оказался на месте.

Кравец удивился. И не скрывал этого.

А Волгин не знал, с чего начать. Не знал, что можно говорить, а что нет. Поэтому, подумав, он сказал самое простое:

- Я от Каирова.

- Два, - сказал Кравец.

- Восемь, - ответил Костя. И на всякий случай добавил: - «Парижский сапожник».

Через семнадцать минут на явку, где оставался Требухов, был совершен налет. Чекисты обыскали дом, подвал, чердак, сарай и сад, но ни Требухова, ни стриженого, ни самого хозяина найти не удалось. На кухне оказались лишь перепуганная женщина да двое плачущих детей.

Куртка Волгина висела на прежнем месте. Но именного пистолета в боковом кармане не было.

Волгин рассказал Кравцу самое главное, про объявление с медалями и монетами. И про телеграмму, которую он должен дать на имя Воронина, если все будет хорошо.

На раздумья не было времени. Но и Кравец, и Волгин сразу сообразили, что самое главное в настоящий момент - перехватить Требухова, не дать ему возможности связаться с Козяковым. Потому что может существовать еще какой-то канал связи, по которому Козяков сумеет предупредить того, кто в городе, об опасности. И тогда сведения, добытые Волгиным, потеряют всякую цену.

Командир кавалерийского эскадрона поступил правильно, выставив засаду возле лошадей, обнаруженных на опушке.

Однако, когда Семен Лобачев вскинул винтовку и сказал: «Тихо. Кто-то идет», - это были не Требухов и его дружки… Это шли Волгин, Кравец и кавалерист - командир взвода…