- Что я ему скажу? - испуганно спросила Татьяна.
- Уж не знаю, не ведаю, - пряча взгляд, заявила Марфа Ильинична, и второй подбородок ее неприятно колыхнулся.
- Он не поверит.
- Его дело… Только появляться близ тайника, тем паче товар туда класть, не советую.
- Он сказал, что вы ему должны две тысячи.
- За кирпичи? Разбогатеет быстро, - сказала как отрезала Марфа Ильинична, махнула при этом рукой и покраснела.
- Он приносил не кирпичи.
- Мне неизвестно, и тебе тоже.
- Вы никогда никому не верите, - вздохнула Татьяна.
- Это мой недостаток.
- С недостатками нужно бороться.
- О, если бы только с недостатками! До них руки не доходят.
- Марфа Ильинична, вы заговорите кого угодно.
- Верно, Танечка. Сызмальства я заикалась. Потом выровнялась. И теперь тараторю, удержу нет. Жан другой раз начнет на инструменте репетировать. Я к нему с разговорами. Он у меня послушный, вежливый. И то взмолится: «Мама,вы кричите так, что я барабана не слышу».
- Вам хорошо шутить, - горестно заметила Татьяна. - А что я скажу ему?
Марфа Ильинична уклонилась от ответа:
- Дай воды попить.
Они прошли на кухню.
- У меня квас есть, - сказала Татьяна.
- Лучше воды. Я квасом не напиваюсь.
Крякнув громко и неприятно, Марфа Ильинична поставила опорожненный стакан на подоконник. И повернулась спиной к окну, которое крест-накрест было заклеено узкими полосками марли.
- Ты, Татьяна, не печалься. Положись на меня. Твой, он человек осторожный, даже мне не рискует показаться. Он все разумеет… Передай ему - наперед товар пущай к тебе приносит. Когда я сама носить буду, когда ты… Ни у кого подозрения это вызвать не может. Ты моя клиентка довоенная. Ясно?
- Ясно, но… Кто две тысячи платить будет?
- Плюнь и забудь. В торговле всегда случается естественная убыль. Об этом каждый продавец знает.