Сквозь льды [Повесть о полярном исследователе Р. Амундсене]

Проход найден

За одни сутки при попутном восточном ветре «Йоа» прошла почти сто километров. Яхта сначала шла по проливу Симпсона, здесь не проходило еще ни одно судно. Пролив был настолько извилист, что всякую минуту казалось, будто вот-вот он кончится и яхта попадет в закрытую бухту.

День за днем, в продолжение двух недель, яхта пробиралась. Все время измеряли глубину. Это была очень утомительная работа. Между высокими берегами ветер был едва заметен, яхта все время шла с помощью винта. Иногда пролив разветвлялся, разветвления шли в разные стороны, и тогда перед Амундсеном вставал вопрос, по какому проливу идти. Все экспедиции постигала неудача: в каких-то проливах они застревали, или погибали, или возвращались обратно. Множество мелких островов сбивало с толку всех путешественников. А лето здесь коротко: открытой водой можно плыть только месяца полтора, и Амундсен теперь боялся, что зима застанет его где-нибудь здесь, в ближних проливах.

Разветвления пролива стали попадаться чаще. Амундсен заметил, что течения в них бывают разные — в одних сильнее, в других слабее. В самых южных было самое сильное течение. Он шел именно по этим проливам, хотя порой они были очень узки. Глубина с каждым днем уменьшалась. На пути попадались подводные камни. В одном месте яхта едва прошла: под ней был только один дюйм свободной воды. Амундсен так волновался, что не мог ни спать, ни есть. Пища застревала у него в горле. Его нервы были напряжены до крайности; он понимал, что если теперь вот, в эти дни, он не найдет выхода на запад, в Тихий океан, и сам и его спутники погибнут. Целые сутки он проводил на мачте, в бочке, стараясь вовремя заметить каждую ловушку, которую им поставила природа.

26 августа, на заре, яхта вышла, наконец, в открытое море. Амундсен увидел огромное водное пространство. Вот это радость! В восемь часов утра он закончил свою вахту и ушел спать.

Вдруг шум и сильная беготня на палубе разбудили его. Амундсен сразу понял, что случилось нечто очень важное. В каюту вбежал лейтенант Хансен и крикнул:

— Вижу корабль! — И тотчас убежал обратно.

Амундсен быстро вскочил с постели. Значит… значит, северо-западный проход найден! Ура! Мечта юношеских лет осуществилась.

«В горле я почувствовал странное ощущение. Конечно, я был несколько возбужден и переутомлен, и, несомненно, это слабость, но на мои глаза навернулись слезы. «Вижу корабль!» Магические слова! И сразу же родина и все милое моему сердцу приблизились ко мне и простерли руки. «Вижу корабль!» Я мгновенно оделся. И на минуту остановился перед портретом Нансена, висевшим на стене, и в это мгновение изображение словно ожило, будто Нансен смотрел на меня и кивал головой. Я кивнул ему в ответ, улыбаясь от счастья, и вышел на палубу».

Да, впереди в открытом море виднелся корабль. Это было парусное китобойное судно, пришедшее с запада. Все на яхте будто обезумели, поздравляя друг друга, обнимались, кричали, прыгали и плясали. И всех радостнее был Амундсен. Победа была в его руках! Он первый проплыл из Атлантического океана в Тихий северозападным проходом. Цель достигнута!

Когда прошла первая волна радости, Амундсен вдруг вспомнил, что в течение нескольких дней он ничего не ел. На канатах у мачт висели свежие оленьи туши. Амундсен в каком-то исступлении подбежал к ним, отрезал кусок за куском и глотал целиком, как изголодавшийся зверь. За это время он так измучился, что стал совсем неузнаваем. Ему было только тридцать три года от роду, а походил он на семидесятилетнего старика.

Он был истощен вконец, глубокие морщины прорезали его лоб и щеки.

Три часа спустя «Йоа» направилась к китобойному судну. Это было судно из Сан-Франциско. Оно называлось «Чарльз Гансон». Подошла к нему вплотную и остановилась у борта.

Седой капитан вышел навстречу.

— Вы капитан Амундсен? — был его первый вопрос.

Амундсен был очень удивлен: капитан знает его имя.

— Это первое встреченное вами судно?

— Да, первое.

— Я чрезвычайно счастлив, что первый могу поздравить вас со счастливым прохождением северо-западного пути.

Сияющий от удовольствия капитан пригласил Амундсена и его товарищей к себе в каюту. Он-то лучше других понимал, какой огромный подвиг совершили его гости, и был по-настоящему счастлив, что первый встретил экспедицию.

Амундсен расспросил капитана об условиях плавания дальше на запад. По его словам, плыть можно было без опасений — проливы были свободны ото льда.

Амундсен торопился. Скорей, скорей! Надо использовать открытое море и попутный ветер. На прощанье капитан подарил мешок картофеля и мешок лука. Это было большим лакомством для экипажа «Йоа»: уже два года они не пробовали свежих овощей.

Поставив все паруса, путешественники двинулись в путь. Лед попадался им только у берегов.

У острова Гершеля море также было свободно ото льда.

Амундсен спешил использовать благоприятную ледовую обстановку, но встретившиеся два китобойных судна предупредили Амундсена, что дальше море закрыто льдом. На берегу, как предостерегающий знак, лежало судно, выброшенное бурей. Это был американский барк «Бонанца» из Сан-Франциско.

«Йоа» двинулась на запад, но вскоре встретила льды. Лавировать среди подвижных льдин было трудно. Однажды ночью яхту вместе со льдами оттащило назад к тому же берегу, где находилась разбитая «Бонанца». Все видимое пространство моря закрылось льдом. Во льдах у острова Гершеля застряли пять больших судов.

Вначале экипаж «Йоа» не терял надежды, что льдины разойдутся и можно будет продолжить путь. Однако лед уплотнялся с каждым днем.

9 сентября 1905 года ударили морозы. Стало ясно, что здесь, возле разбитой «Бонанцы», придется проводить третью зимовку. Экипаж безропотно покорился обстоятельствам и, выждав двое суток, дружно начал готовиться к зимовке.

Путешественникам пришлось строить два дома: один — для жилья, другой — для обсерватории. Строительного материала тут было много, так как реки приносили в пролив множество сосен.

Амундсен и лейтенант Хансен решили зимовать на борту яхты, а пятерых членов экипажа переселить на берег. Постройку закончили быстро: 15 сентября у жилого дома уже была крыша. Скоро закончили и обсерваторию, куда перенесли инструменты и приборы. Научная работа продолжалась с прежней аккуратностью.

Яхту оборудовали еще лучше, чем на предыдущей зимовке: укрыли со всех сторон брезентом, в прорези поставили дверь, принесенную с разбитой «Бонанцы». Оттуда же была взята и маленькая печурка, которую Амундсен установил в своей каюте. Топлива не жалели — не то что на первых двух зимовках.

Зимовка обещала быть вполне благополучной. Всего было вдоволь.

Когда лед окреп, к яхте начали приходить эскимосы и гости с других судов. Оказалось, что вокруг острова Гершеля, кроме «Йоа», вмерзло еще одиннадцать кораблей.

В конце сентября Амундсен отправился на остров Гершеля, откуда уходила почта в форт Юкон. Ему очень хотелось сообщить скорее о судьбе своей экспедиции и узнать вести с родины. В гавани острова стояло на зимовке пять крупных судов. Амундсена ветре-тили очень шумно. Оказалось, что все американские суда получили приказ в случае встречи с Амундсеном оказывать ему и его товарищам всяческое содействие.

И вот Амундсен сам пришел к ним! Капитаны кораблей наперебой предлагали ему свое гостеприимство.

Узнав, что следующая почта уйдет только через месяц и вернется лишь в марте, Амундсен решил сам отправиться за почтой в форт Юкон, за несколько сот километров от острова Гершеля, и заодно отвезти почту с зазимовавших кораблей. Ждать целую зиму вестей с родины было слишком мучительно.

Китобои с восторгом встретили решение Амундсена: вот кто действительно доставит почту быстро и в целости!

В конце октября Амундсен и капитан «Бонанцы» Могг отправились в путь с проводником-эскимосом и его женой. У них были две собачьи упряжки: на одной везли продовольствие, а на другой ехал Могг. Весь этот путь до форта Юкон Амундсен проделал на лыжах. И это при 40–50 градусах мороза! Но — увы! — телеграфа в форте Юкон не оказалось. Ближайший телеграф был в поселении Игл-Сити, в трехстах километрах к югу. Амундсен, не задумываясь, решил отправиться в Игл-Сити.

Там он отправил телеграммы на родину, дождался почты и через два месяца вернулся назад, на «Йоа». Путешествие на телеграф заняло пять месяцев, из которых три месяца Амундсен шел на лыжах.

Возвращение капитана и начальника экспедиции экипаж «Йоа» отпраздновал весело. Вести с родины согрели сердца путешественников. Да, они выполнили свой долг: сумели открыть таинственный проход…

К 1 августа 1906 года пролив, наконец, очистился ото льда, и «Йоа» пошла на запад. 30 августа утром Амундсен увидел вдали мыс принца Уэльского на восточной окраине Берингова пролива, а к вечеру того же дня яхта пришла в город Ном.

«Не нахожу слов, чтобы описать тот прием, какой был нам оказан в Номе, — писал Амундсен в своих воспоминаниях. — Та сердечность, с которой нас встретили, бесконечное ликование, объектом которого была «Йоа» и мы, навсегда останутся для меня одним из самых светлых воспоминаний…

…Бросив якорь, мы с лейтенантом Хансеном сели на катер наших любезных хозяев и хозяек и отправились на берег. Катер все время освещался береговыми прожекторами. Ослепленные сильным светом, бившим нам прямо в глаза, мы ничего не могли рассмотреть. Катер ударился о берег, и даже сейчас я не понимаю, каким образом я попал на берег. Навстречу нам загремели приветствия из тысячи глоток, и вдруг среди ночи раздались звуки, от которых я задрожал всем телом и слезы выступили у меня на глазах. «Да, мы любим эти скалы», — пела толпа норвежский гимн».

В октябре «Йоа» прибыла в Сан-Франциско. Амундсен подарил свой славный корабль городу, и с тех пор «Йоа» стоит там в парке Золотых Ворот.