Сломанная скрижаль

Глава 5. А неучёных — тьма

— Я сделал всё, как ты приказал, — Хел опустил глаза, чтобы не раздражать глубинного демона прямым взглядом. — Встретил её и сопроводил. Ты прозрел, что дорога будет опасной. Так и вышло.

— И что ты там видел? — хмурясь спросил Борн.

Он разглядывал молоденького сущего, не скрывая скепсиса. Вроде бы демон, но на что он способен, если рос на земле, а не в горячем Аду?

Борн даже не слышал про таких отщепенцев — демонов, сформировавших свой облик среди людей. В чём была их особенность, сила?

На кого он похож, этот Хел? На бесов или чертей? Способен ли лгать?

— Я видел старое потрёпанное покрывало, — пояснил демонёнок, не пуская, впрочем, Борна в свои мысли, что уже было удивительным. — Оно даже не решилось напасть на меня. Но для людей такая встреча могла быть смертельной.

— Ты думаешь, моя дочь — человек? — Борн нахмурился ещё грознее. Словно тучи сгустились перед его лицом.

— Я не знаю, — быстро ответил Хел. Он не то, чтобы испугался, скорее, не желал вступать на зыбкую почву споров. — У неё душа демона, но телом она чувствует боль, я видел.

Борн неохотно кивнул. Приласкал взглядом книжные полки.

С одной стороны Хел выполнил всё, что ему приказали, с другой оставался всё тем же хорьком в мешке — пока не сунешь руку — и не узнаешь, насколько больно кусается.

Была глубокая ночь, и дворец правителя спал, только стражники перекликались под окнами.

Хела они, разумеется, не заметили. Толстые каменные стены парень прошёл, словно холодный клинок, что не растопит и масло. Борн не ощутил в нём жара, идущего от демонов после перемещения через изомирье.

— Сколько тебе лет? — спросил он.

Парень удивлённо вскинул голову, не понимая, к чему вдруг такой вопрос.

— Почти двадцать два, мне кажется, — сказал он, хлопая ресницами и размышляя, в чём тут подвох.

На миг его чувства и мысли стали прозрачны, но кроме удивления в них ничего не было.

— Кажется? — переспросил Борн.

— Я не помню сам момент моего рождения в аду, — пожал плечами Хел. — Возможно, что я родился на пару-тройку лет раньше, но не осознавал себя, плавая в лаве.

«Лавовая грязь!» — поморщился демон, но поборол отвращение и вгляделся в мальчишку, вспоминая Аро.

Нет, этот «Хел» был иным, чем юные сущие. Не было в демонёнке ни наивности, присущей едва оформившимся телесно демонам, ни игривости.

Парень был сосредоточен, осторожен, не по возрасту прозорлив. Неужели это дал ему Серединный мир?

— А как ты сумел вынести здешний холод? — поинтересовался Борн сдержанно, не показывая эмоций.

— Меня подобрала смертная женщина, — пояснил Хел. — Она носила меня на груди, в перевязи, пока я был бесформенным куском плоти. Иначе я страшно мёрз и… — губы его тронула чуть заметная скептическая улыбка. — …Плакал.

Борн кивнул почти против воли.

Да, этот парень был, пожалуй, гораздо более развит, чем те юные, кто росли в аду. Он даже не смеялся над собой, а жалел тот глупый комок слизи, каким пришёл в этот мир.

Способствовал ли его внутренним изменениям земной холод или человеческая потребность любить? Ведь если Хела вырастила земная женщина, значит, он с младенчества воспитывался как человек?

Борн разглядывал демонёнка, проникая в его суть всё глубже. Он понимал, что пугает его, но любопытства сдержать не мог.

Кто он? Что из него выросло здесь, на земле?

— Когда ты научился принимать человеческий облик? — спросил он строго.

Хел опустил голову и замер.

— Отвечай же! — Демон возвысил голос. Что ещё за секреты?!

— Когда… она умерла, — тихо сказал Хел, изучая узоры на красном библиотечном ковре. — Та, что носила меня у груди. Я немного подрос и мог уже сам ковылять за ней, но был уродлив и страшен. Пришла чума. Бродяги, с которыми мы просили милостыню, позабыли меня на её могиле. Кладбищенский сторож попросил их закопать ещё пару нищих, налил им браги… И я впервые остался один. Я был похож тогда на шевелящуюся коряжку, причудливого уродца. Я плакал, понимая, что больше никто не будет носить меня на руках, ведь я пугал всех, кроме неё. Я вспоминал её тёплые руки. Она никогда не сердилась на меня и называла кормильцем…

Хел замолчал, но Борн не торопил его.

— Так прошла ночь, — выдохнул наконец демонёнок, справившись с болью воспоминаний. — А потом бродяги вернулись за мной. Уродец мог ещё приносить выгоду. Горожане, напуганные моим лицом и телом, хорошо подавали деньги, особенно беременные женщины. Они верили, что так откупаются от уродства собственного ребёнка… Они вернулись, когда я сидел у могилы, совсем обессилев от слёз. Я не хотел с ними идти, а спрятаться было некуда. Я прижался спиной к могиле, готовый царапаться и кусаться… Но меня словно бы не замечали. Только один бродяга окликнул: «Эй, парень? Ты не видел здесь маленького уродца?» Я посмотрел на свою ладонь и всё понял. Горе сделало меня человеком.

Хел отвернулся и стал смотреть в тёмный проём окна. Слёзы у него никак кончались.

— Хорошо, — выдохнул Борн. Чужие воспоминания не то чтобы растрогали его, но поразили. — Я признаю, что ты умеешь держать и облик и обещания, как те сущие, что достойны быть записанными в книгу адского договора. Я доволен тобой. Вернись к Диане и оберегай её.

Хел кивнул. Его силуэт тут же растворился о тьме, словно камень, упавший в воду — ни сияния, ни вспышки.

Борн хмыкнул: двадцать два или двадцать пять, но как ни крути — четверть положенного срока. Удивительные дела творятся на этой земле.

Размышляя о вечном, он вышел из библиотеки, прошёлся по спящему дворцу, отметив вполне бодрые караулы. Спасённый Ханной начальник стражи и впрямь знал своё дело.

У дверей в спальню правительницы тоже стояла стража, и Борн, не желая отвлекать её от работы, исчез и проявился уже рядом с кроватью.

Ханна спала. Она дышала тихо-тихо, лицо её было расслаблено и спокойно. И вдруг, отвечая иллюзиям сна, губы женщины раскрылись в улыбке.

Борн понял — ей снится дочь.

***

Чего хочется ранним утром бедному школяру? Конечно же, спать!

В семь часов утра та часть здания, где поселили парней и девушек, прошедших испытание, была исполнена вязкой сонной тишины.

Но Диана, всегда подскакивающая до света, проснулась, сбросила одеяло и разлеглась поверх него, словно щенок на солнышке. В холодной помпезной комнате с витражными окнами и мраморным полом, что отвели двум студенткам, ей было жарко.

Соседка по комнате спала — свернувшись в комочек и накрывшись поверх одеяла дорожным плащом. Она долго не могла уснуть, пытаясь согреться, а потому не посмотрела ещё и половины положенных снов.

В комнате было темно. Рассвет только начинался, узорчатые разноцветные стёкла не очень-то пропускали свет, а светильника девушкам не выдали.

«Наверное, придётся самим смастерить жирник или стащить где-нибудь свечу», — весело подумала Диана.

Как следует потянувшись и повалявшись, она встала и босиком прошлёпала к окну. Распахнула створки, впуская свежий воздух.

Солнце уже окрасило небо, но было видно и блёклое пятно одной из лун. Сколько же сейчас времени?

Диана выглянула в окно, но спросить было не у кого. Разве что у солнечных часов зевал стражник, но кто же у стражников время спрашивает?

Солнечные часы, понятное дело, тоже пока не работали. Вот незадача: пока солнце не встанет — и времени не узнаешь!

Диана вздохнула. С удобствами на новом месте было негусто.

Она знала, конечно, как сделать светильник. Малица научила её. Нужно было налить в чашку масло и опустить туда фитилёк из верёвки.

Такой светильник кухарка звала жирником, и горел он долго. Вот только нет тут никакой чашки, и масла нет…

Ну и как тут жить? Неужели слуга будет ходить от комнаты к комнате с фонарём и будить студентов?

Однако магическая академия — это вам не у мамки на лавке.

Вдруг изо всех стен и даже из потолка обрушился рёв побудки — противная бравурная музыка с завываниями волынок и барабанами.

Такой гонят в бой конных рыцарей, а не детей поднимают с кроватей.

Соседка Дианы, дочь аптекаря Марика, красотка с длинной светлой косой, вскочила с кровати как ужаленная.

Диана лишь сладко потянулась, прислушиваясь к рёву волынок:

— Равнять строй! — перевела она.

— Чего? — спросила испуганная Марика.

— Это была команда — равнять строй! — Диана подошла к тазику для умывания, поставленному слугой на тумбочку у входа. — Ту-ту-ту-ту! — пропела она и фыркнула, окуная в тазик лицо… — Бр-р!..

— Закрой окно! Холодно! — попросила Марика, кутаясь в одеяло.

— Да ну, на улице как раз теплее! — не согласилась Диана. — Это ты от лежания вся замёрзла, вставай!

— Когда же нам разрешат привести сюда своих слуг? — надула губки Марика. — Этот Титус — такой надутый дурак!

— Кто? — переспросила Диана, не совсем понимая, о ком говорит эта белобрысая с косой.

Достать из седельных сумок полотенце она забыла, пришлось вытирать лицо рукавом рубашки.

— Титус! Так зовут слугу, что вчера принёс этот таз! — пояснила Марика и села в постели.

Диана озабоченно сдвинула брови.

Борн говорил как-то, что дурацкое «ус» добавляют к именам магистры да черти с бесами. Магистров к этому вынуждает бескрайняя глупость, бесов крайнее себялюбие.

Но ведь магистр слугой быть не может, значит, и Титус — бес?

— Вот же дрянь какая! — выдохнула она и вытащила из сумы платье.

— Вот я и говорю! — поддакнула Марика. — Это где такое видано, чтобы приличная девушка обходилось без служанки? Я сказала вчера, что воду не понесу, так они прислали этого дурака! А одевать меня кто будет? Тоже Титус?

Диана фыркнула, сбросила рубаху, штаны и влезла в платье.

Зибигус её вчера предупредил, что отправит домой, если она явится на занятия в штанах и рубахе.

А домой отправляться было ещё рановато. Впереди её ждала битва с преподавателями-чертями. Так они решили вчера на совете.

Чтобы не вылететь из академии в первый же день, приходилось маскироваться, и Диана, сопя от усердия, стала затягивать на груди непослушную шнуровку.

— А если бы на спине? — спросила Марика, копаясь в своих вещах и выбирая платье попроще.

— Попросила бы Хела! — отрезала Диана.

— Это того симпатичного парня, что сидел рядом с тобой? А кто он?

— Да какая тебе разница?!

Диана кое-как зашнуровала платье и натянула сапоги.

— Ты криво зашнуровала! И платье не носят с дорожными сапогами! — взвыла Марика, оскорблённая уже самим её видом — шнуровка наперекосяк и грязные сапожищи.

— Ничего не знаю! — отрезала Диана. — Зибигус велел платье — так я надела его! А другой обуви у меня нету!

Она опоясалась мечом и, не дожидаясь копушу-Марику, потопала в столовую.

Чтобы поесть, ей пришлось идти через сад во второй дворец, который отдали под учебный корпус.

К нему вела вымощенная камнем дорожка. Она огибала фонтан — ручеёк, стекающий с высоты в мощную каменную чашу, здоровенную в обхвате — коней можно было поить, а в высоту достигавшую Диане до талии.

Она с удовольствием напилась из фонтана, посетила ближайший куст шелковицы, и в животе у неё заскребло от голода. Где же тут столовая? Куда идти?

Диана оглянулась и с облегчением заметила, что по дорожке идут, переговариваясь, Хел и ражий.

Девушка помахала им рукой:

— Эй, сюда!

— Доброго утра, госпожа! — куртуазно поклонился ражий Хьюго. — Вот он и умылся, и причесался, и чистую рубаху надел — как на похороны. — А платье тебе идёт! Особенно так оригинально зашнурованное!

Диана поморщилась и дёрнула головой.

Когда она подбирала платье, чтобы присесть половчее за кустиком, шнуровка совершенно перекосилась, и теперь сквозь неё было видно левую грудь. Вполне себе крепкую, но пока не загорелую. Правда, хозяйка груди этого телесного самоуправства в упор не замечала — не было у неё привычки носить платья.

Хел сдержанно фыркнул. Он тоже переоделся, а цепь на шее прямо-таки сияла, начищенная мелом.

Диана упёрлась подбородком в грудь и уставилась на шнуровку, не понимая, что в ней не так.

— Да ну её! — буркнула она. — А где тут кухня?

— Наверное, с левого входа, — предположил Хел. Он посмотрел ещё раз на шнуровку: — Давай-ка я затяну нормально?

Диана засопела, как кабан-секач, согнанный с лёжки, но Хел и не собирался её уговаривать.

Он ловко прижал девушку попой к каменной чаше и, удерживая её бёдра своими, взялся за завязки.

Пока Хьюго деликатно любовался фонтаном, светловолосый развязал узел, ослабил шнуровку и затянул по новой.

Озадаченная таким решительным натиском, Диана сначала грозно сопела и пыталась оттолкнуть парня, потом, не сумев вырваться, затихла, прислушиваясь к незнакомым ощущениям.

Хел бесцеремонно огладил платье у неё на груди, достал из кармана гребень и провёл по волосам.

Волосы спутались за ночь, и девушке было больно, когда парень торопливо расчёсывал непослушные пряди, но всё равно почему-то приятно и жарко.

Ей даже почти понравилось стоять в обнимку с Хелом… Но тут она заметила Малко и Петрю, и стала подпрыгивать и махать им руками.

— Да стой ты спокойно! — прикрикнул Хел и плеснул ей воду на сапоги, смывая с них пыль. — Вот так! — Он оглядел свою работу. — А то выгонит тебя Зибигус, будешь знать!

Малко подбежал, не понимая, чего это светловолосый зажал Диану? Но поспел уже к разрешению конфликта: Хел отпустил Диану и обтёр её сапоги пучком травы.

— Ну ты здоров держать! — восхищалась девушка. — Меня не очень-то и удержишь!

— Это точно, — подтвердил Хел. — Хуже жеребца!

Малко нахмурился, но Диана смеялась, и он тоже не стал задираться.

— Эх, надо бы попросить, чтобы коней разрешили сюда. Вона тут сколько травы, — вздохнул Петря. — Если Фенрир там один животом занедужит — магистр убьёт.

— Я поговорю, — пообещал Хел. — Позже.

— Идёмте уже жрать! — не выдержал Хьюго. — Ну вас совсем! Я уже полфонтана выпил!

Похоже, что сцена со шнуровкой его одного и смутила. И щёки у него покраснели, и даже шагал он теперь как-то неловко.

Вот же чумной, да?