Сломанная скрижаль

Глава 3. Трон Правителя

Бургомистр с готовностью раскрыл шкафчик и достал бутыль с вином. Он и сам был не против снять волнение алкоголем.

Мэтр Сорен разлил вино в две длинные серебряные чаши и протянул одну ведьме. Та осушила её в один глоток и вернула пустую, требуя ещё.

— Хитрые вести прискакали утром с гонцом из Вирны, — пояснила она.

Бургомистр кивнул. Ковен ведьм и до катастрофы с магией был сильным орденом, и связей своих в столице не потерял.

Ведьма выпила вторую чашу вина, утёрла рот рукавом длинной чёрной рубахи.

— Хорошее у тебя вино, — ухмыльнулась она. — Ты был бы знатным виноторговцем, но жажда тебя гнетёт другая. Так слушай же! — Иссият возвысила голос. — Объявился тот, кто заколдовал трон Правителя!

— Как?! — вскинулся бургомистр, забыв, что держит в руке чашу, и вино выплеснулось на пол. Так значит, трон и вправду был заколдован?!! — Кто же это?

— Высший демон из самого глубокого Ада. Он объявился в Вирне и кричал большим страшным голосом, что Сатана не отрёкся от мира людей, а бился с ним и не удержал власть. И теперь рождённый демоном Ангелус — наш грозный судья, и он сам назначит правителя.

Бургомистр от волнения схватился за сердце. Он знал, что письмо о его назначении уже лежало в Вирне перед советом магистров. Правитель сильно болел, и маги начали было обсуждать возможные кандидатуры.

Их мнение было важным, но в реальности сесть на трон мог лишь тот, чьё имя стерпела бы книга Правителей. Страшная чёрная книга, порождавшая иногда кровавые приказы. Говорили, что она связана магией с книгой адских Договоров самого Сатаны!

В день, когда рухнули церкви — книга исчезла, трон запылал холодным огнём, и наступило безвластие.

— Да, — кивнула ведьма, словно прочитав его мысли. — Но мы дождались, и власть появилась вновь!

— Значит… — бургомистр сжал руки, стараясь унять их дрожь.

— Значит, ты просто поторопился с жертвой и принёс её не тому. Нужна ещё одна дочь! И тогда ты сможешь сесть на трон правителя Серединных земель!

Мэтр Сорен покачал головой.

— У меня нет больше дочери.

— Так сделай её, глупец! Девять месяцев, и тебе уже будет, куда колоть кинжалом!

— Ты забыла про девку, что в наших подвалах! Что если она?.. — Глаза бургомистра вспыхнули нехорошим огнём: — А если принести её в жертву ещё раз?

— Я видела её — она из плоти и крови… — задумалась ведьма. — Если из-за катастрофы душа твоей дочери избежала ада, она могла войти на земле в тело больной или безумной. Возможно, есть способ принести её в жертву второй раз… Вот только сумеем ли?

— Она может причинить мне вред? — содрогнулся бургомистр. — Зачем-то же она ищет меня?

— Конечно, она хочет причинить тебе вред, — ухмыльнулась Иссият. — Но если ты нальёшь мне ещё вина — я пойду с тобой. Она была и так не особенно прыткой, эта беловолосая девица. Наверное, и на неё повлияло исчезновение магии. Мир стал вязким и скользким для колдовства. Даже если это душа твоей дочери и у неё есть оружие — она уязвима здесь.

Бургомистр неуверенно кивнул.

— Хорошо. Пойдём со мной, Иссият. Мне так или иначе придётся спуститься в подвал ратуши и посмотреть на эту… девицу. — Он с трудом подобрал нужное слово. — Тогда мы сумеем определиться с дальнейшим планом.

— Мы? — усмехнулась ведьма.

— А разве ты не хочешь в столицу? Блистать и властвовать при дворе, а не в этой замшелой Йоре, где главное развлечение — виселица на ратушной площади?

Ведьма задумалась, почесала когтистым пальцем нос. В ковене ногти отращивали так, что женщины становились похожи на фурий.

— Я подумаю над твоим предложением, — кивнула она. — Но в подземелья мы пойдём позже. Солнце уже высоко. Сейчас я хочу поесть и отдохнуть час-другой — всю ночь била ноги с городской стражей. А ты — полистай пока книги. Возможно, тот же кинжал, что убил твою дочь в первый раз, сумеет замкнуть жертвенный круг.

***

Толстогубый стражник маялся, пока не сменился с дозора. В паху у него ныло и чесалось. Даже кусок за обедом в горло не лез: так и вставало перед глазами светлое лицо узницы, длинные волосы, зелёные глаза.

Он даже одёжи её толком не разглядел, только то, что чистая. Одно лицо и запомнил: нежное, мягкое, как у ребёнка.

Вот явится к вечеру бургомистр и велит повесить белянку! И опять, значит, ни себе и ни людям! Да сколько ж можно!

Взять с собой амулет, что против бабьего приворота, крепкий походный плащ… Она же и сама будет рада. Разочек-то перед смертью?

Толстогубый запалил новый факел, чтобы разглядеть как следует пленницу, и потопал по лестнице в подвал.

Он быстро спустился на один пролёт по выкрошившимся ступеням и… Увидал толстую рыжую повариху, хлопотавшую у дождевого колодца над большим горшком каши.

Только тут стражник вспомнил, что узникам скоро понесут обед. Предупредил:

— В дальнюю камеру соваться не смей!

— Там старуха! — Повариха упёрла кулак в толстый бок. — У ей вся еда — миска государственной каши в обед по будням!

— И что? — не понял стражник.

— Никто ей не носит еды, и денег у ей нету, чтобы купить у меня хлеба! Она без каши помрёт!

— Да не сдохнет твоя старуха! Не суйся! — зло огрызнулся стражник и положил руку на рукоять плётки.

Палаш стражник оставил в оружейке. Да и негодно это — повариху клинком. Хоть и быстрей бы было, да. Раз — и уж точно в другой ряд не прицепится, без языка-то!

Он грозно глянул на повариху, похлопал по рукояти и пошёл вниз.

Никаких сил уже не было терпеть. Может, девка и вправду ведьма, раз такая красивая?

***

Великий изгнанник из Ада, глубинный демон-инкуб Ангелус Борн, мрачно разглядывал дворец правителя Вирны — столицы Серединного мира людей.

Дворец был красив — белое здание с колоннами, где жил сам правитель, и четыре угловых башни, где обитали охраняющие его маги.

Больше красивого в Вирне не осталось ничего. Дома знати сделались похожими на укрепрайоны, торговый склад закоптился от постоянных поджогов, церкви лежали в развалинах, и ушлые горожане пытались пилить на дрова твердейшее адское древо.

В столице хозяйничали бунтовщики. Они жгли на городских улицах костры, разбирали на булыжники мостовую, чтобы было чем отбиваться от стражников.

А стражники, те, что ещё хранили верность магистерскому совету, больше желали охранять винные погреба в торговом квартале, чем дворец правителя.

Демон понимал: город готов пасть на потеху бунтующим. Скоро костры загорятся и в огромной дворцовой библиотеке. Он всегда любил книги, а они… особенно хорошо горят.

В ту страшную зиму, когда в Серединном мире людей пала власть Сатаны, в городе воцарилось безвластие. Демон ждал, что к весне люди опомнятся, изберут своих, человеческих правителей.

Но шли дни, а мягкотелые не желали думать о собственной власти. Они мечтали вернуть трон, захватить, использовать. И не стремились выдумывать альтернативные формы управления своим собственным миром.

Недоступный трон правителя притягивал их как магнит.

Достойные приходили к трону и убеждались, что воссесть на него невозможно, недостойные штурмовали замок, чтобы похитить трон, разрушить и из его камней сложить собственный.

Вирна, столица людского мира, утопала в безвластии.

Демон парил над крышами города, невидимый и бестелесный. Внешне он был очень похож на человека, такова была форма его телесного Договора с Адом.

Издревле шло, что инкубы — посредники между глубинами Преисподней и Серединными землями людей, и по Договору они принимают вид земных обитателей.

Смуглый, длинноволосый, разодетый как богатый вельможа, Борн был пугающе человекоподобен.

Вот только глаза его при вспышках чувств загорались алым, да на плече дремал Локки — адская ящерица-переросток с крыльями как у летучей мыши.

Локки любил мух и кузнечиков, а Борн — души заматерелых грешников. И глотал он их так же быстро, как ящерица свою добычу.

Оба они были ужасно одиноки. Демону больше не было пути в Ад, ведь он отнял мир людей у его властителя Сатаны. А Локки переродился из адского червяка, и не было больше в мире существ подобной ему породы.

Впрочем, Борн — не очень скучал по соплеменникам. Демоны связаны с породившими их совсем не семейными узами.

Юные сущие — так называют всех разумных адских тварей — зарождаются в Бездне в момент любовных игр из средоточия огня, заменяющего тамошним жителям кровь, пот и слюну.

Безымянные дети Ада поначалу бесформенны. Резвятся в лаве, питаются испарениями. Только разменяв первую сотню лет, сущий подрастает настолько, что может слышать внутри себя Зов Ада и заключать Договор с Сатаной.

Тогда же определяется и то, кем станет «дитя» — чёртом, големом, демоном, бесом или ещё кем-то из многочисленных адских жителей.

Только тогда родня решает: признать его или не признать. Тут всё дело в выгоде — ибо нет у чертей и демонов иного мотива.

И только инкубы так похожи на людей, что признают иногда родную кровь, даже когда она больше похожа на грязь под ногами.

Девяносто два года назад, полюбив демоницу Тиллит, инкуб Ангелус Борн сумел полюбить и смешавшуюся «кровь» двоих: маленькую лужицу в складках камня.

Девяносто лет он растил лавовое создание как любимого сына, назвав его Аро — Пылающий.

Но едва мальчик сумел обрести форму, как коварный земной маг призвал его в человеческий мир с помощью пентаграммы и хотел уничтожить.

Вышло, однако, так, что и сам этот маг оказался юнцом, мальчишкой. Обряд был проведён неправильно, тело Аро погибло, а душа юного мага отправилась в Ад.

Но сохранилось тело юного мага и средоточие огня его адского собрата, инкуба Аро. Они объединились в новое, ничего не помнящее существо, внешне похожее на человека.

Вот так демон Ангелус Борн и человеческий маг Фабиус Ренгский стали отцами… юной Дианы. Темпераментной, как демоница, впечатлительной, как девчонка.

И вот эта история заботила демона куда как больше того, что, восстав против Сатаны, он лишился возможности вернуться в родной адский мир.

Диана страдала, она никак не могла понять, что она есть — демон или человек. И отцы пока не знали, как ей помочь.

В остальном инкуб был пожалуй даже и счастлив.

Да, на Земле было холодновато, люди поражали своей глупостью, пожалуй, не меньше, чем черти, но… здесь были прекрасные города и пейзажи, что дарили вдохновение, и библиотеки, где Борн читал на всех языках, звучавших когда-либо в мире, слагал стихи и мечтал написать историю Ада.

Весь мир людей принадлежал теперь одному единственному демону и стихиям, с коими он заключил новый договор, пересоздавший Землю.

Борн хотел, чтобы люди жили здесь в мире. Хотя и понимал, что ему нужно кого-то есть, ведь питался он по-прежнему человеческими душами.

Люди, однако, даже гипотетически не были приспособлены к той жизни, что ведут на пастбище тучные стада. Им требовался пастух.

Вот сейчас, например, они были заняты мышиной вознёй, имя которой было власть. И без пастуха были готовы разнести весь свой мир до первопричинного состояния.

То есть до того самого нехорошего слова, которым, по преданиям, была создана Земля.

Демоны живут долго и размышляют неспешно, но Борн смотрел вниз и понимал, что медлить больше нельзя. Он очень ценил библиотеки Вирны, и не хотел, чтобы они сгорели в пожаре войны людей за трон правителя.

Но что он мог поделать с этой неутолимой жаждой мягкотелых, отравляющей всё и вся?

Демон две зимы наблюдал за ними и вёл записи, не подпуская никого к трону. Он искал возможность иной, не авторитарной формы правления, вроде городских и магистерских советов.

Но время шло, без сильного правителя города всё больше обосабливались, и начинались уже стычки между отдельными землями и префекториями.

Не имея над собой злобного тирана, который будет их угнетать и казнить, люди начинали ссориться между собой. Видно, такова была их природа.

Им как горькое лекарство был нужен законный правитель, посаженный на трон страшной и могучей рукой. Тот, кто начнёт их сжигать и вешать. Только из страха перед ним они бы могли помогать друг другу.

Борн сделал запись об этом в книге, куда заносил всё, что наблюдал в мире смертных, и с сожалением подумал, что церкви Сатаны, отправляющие души умерших прямиком в ад, были неплохой магией. И неплохим наказанием за земную жизнь всех этих порочных людей.

Церкви держали людей в страхе, не давали им убивать друг друга по пустякам, ведь был общий и грозный враг, ожидающий их во тьме.

Церкви Сатаны учили мягкотелых ценить жизнь здесь и сейчас, каждый миг, каждое дыхание. Без этой отсроченной кары люди словно бы озверели.

Чем же ему напугать их теперь? Ну не самому же садиться на этот проклятый трон?

Вот нечем ему больше заняться, только тратить себя на правление миром, когда можно изучать его, играть с ним…

Борн напряг колдовское зрение, разглядывая людей внизу. Ему нужен был кандидат в правители.

Кстати, а как назначали их раньше? Ведь Сатана утверждал уже готовую кандидатуру… Значит, был какой-то проверенный механизм?

Демон ухмыльнулся и переместился в дворцовую библиотеку. Проще всего было прочесть, кто и как выбирал прошлого правителя.

И узнать, были ли у него преемники?

***

Близилось время обеда, и в подземелье проник вкусный запах пшеничной каши.

Кусочек лепёшки не утолил голод старухи, больше разжёг, и она затянула заунывно, пытаясь отвлечься от мыслей о еде:

— Хлебушка-хлебушка-хле-е-ебушка!

Ханна тяжело вздохнула, ей было не до еды. Она вертела в руках зеркальце — своё единственное оружие.

Ах, если бы у неё был хороший кинжал, тонкий, словно игла…

Она хотела не просто мести, а крови Александэра! Его предсмертных криков!

Хотела, чтобы он ползал перед нею на земляном полу, целовал грязные ноги и молил о пощаде.

Ханна задумалась так глубоко, что не услыхала шагов. Только свет в лицо да звяканье замка пробудили её от тяжёлых злых раздумий.

Она вскинула голову и вздрогнула: перед ней стоял давешний стражник: толстогубый, здоровенный, мордастый.

Дверь он бросил открытой, а в решётку воткнул дополнительный факел. И теперь ел Ханну глазами и разворачивал скатку тяжёлого походного плаща.

Ханна вскочила и отшатнулась к стене.

Стражник осклабился, показав жёлтые, нечистые зубы, расстелил плащ на полу и пошёл на Ханну, растопырив руки.

«Куда ты теперь денешься, девка?» — было написано у него на лице.

— Хлебушка, — заблажила в своём углу старуха, растревоженная всё усиливающимся запахом каши.

— Заткнись! — шикнул на неё стражник.

Ханна, воспользовавшись моментом, кинулась к оставленной открытой двери, но стражник легко перехватил её и сдавил в объятиях.