ОКСАНА
Вероника усердно пытается дослушать мою новую сказку про веселую зубную щетку по имени Чистюля до конца, но длительная активная прогулка на свежем воздухе безотказно делает свое дело — малышка, обняв меня и зайца, все чаще моргает и скоро засыпает.
Постепенно дыхание девочки становится размеренным и глубоким. Замолкаю и скашиваю глаза на часы — ровно пять минут с начала повествования.
Оперативно.
Еще немного лежу рядом и наслаждаюсь тишиной и умиротворением. Если б не гости на кухне, сама бы с удовольствием часик покемарила. А то и два. Зевки так и рвутся на волю.
Потом очень аккуратно приподнимаю детскую руку и выползаю на край кровати. Сажусь, расправляю плед, подтягивая его повыше на хрупкие плечики, и подкладываю с боков от Ники подушки. Кровать пусть и широкая, но лучше подстраховаться — вдруг во сне она ворочается.
Поднявшись на ноги, растираю ладони и буквально заставляю себя покинуть комнату. Хотя очень тянет остаться.
Кому сказать, вряд поверят, но эта невероятная кроха, случайно оказавшаяся моей стеснительной по началу соседкой, появилась в самый сложный момент моей жизни. Тогда, когда я, отравленная процессом развода и разборками с Михаилом, практически перестала заниматься своим любимым делом. Я бросила сочинять и писать детские истории.
Впустив внутрь себя черноту и обиду, вызванные предательством близкого человека, я вдруг решила, что больше не могу нести в мир свет, тепло, уют и настроение, которые призваны дарить деткам сказки, потому что сама их уже не испытываю.
Но Ника, сама того не замечая, маленькой искоркой влетела в мой дом и в мое сердце и привнесла в мою жизнь так много ярких красок, улыбок, задора и смеха, что я теперь абсолютно не боюсь выгорания. Ни капли. Потому что, глядя на кроху, ставшую моей бесценной Музой, буквально захлебываюсь идеями новых волшебных сюжетов.
И я их непременно создам!
Продолжая улыбаться, аккуратно прикрываю межкомнатную дверь и иду на кухню.
— Уснула? Так быстро? — интересуется Паша, отвлекаясь от нарезки лимона и заглядывая мне в глаза.
— Ага, почти мгновенно, — киваю и отодвигаю свободный стул, чтобы по привычке забраться на него с ногами. — А вы, смотрю, уже порядок навели?
Посуда помыта. Стол протерт. Лишнее убрано в холодильник и в шкаф. Красота.
— Да было б что тут делать, — отмахивается Маша, поддергивая рукава свитшота повыше к локтям. — Тебе что приготовить — кофе или чай будешь? Мы вот по последнему решили бахнуть. Кстати, ничего, что я тут хозяйничаю?
— Хозяйничай на здоровье, — даю добро. — Я тоже с вами черный чай с лимоном выпью.
— Отлично! Сейчас организую.
Пока ребята расставляют чашки на столе, сама не вмешиваюсь, лишь изредка подсказываю, откуда и что еще нужно достать.
Пару минут спустя стол накрыт, гости рассаживаются на диван, и я оживаю.
— А теперь, ребятушки, я вас внимательно слушаю, — произношу с улыбкой и, уперев локти в столешницу, кладу подбородок на сцепленные в замок пальцы.
Смотрю на одного, на вторую.
— Та-а-ак, — тянет слог Звягинцев и хлопает длинными, как у племяшки, ресницами. — И что нам тебе нужно говорить?
Улыбнувшись, качаю головой. Нет, дружочек, схитрить не прокатит. Правду я из тебя вытрясу. По-любому.
— О-о-о… ты так много мне всего задолжал, соседушка, — цокаю языком, — что боюсь, из гостей уйдешь только со стёртым до мозолей языком.
— Ого! — негромко хмыкает Маша. — Жестокая угроза. Вот тебе и милая девушка. Кажется, братишка, ты попал.
— Я тебе не братишка, — привычно беззлобно огрызается Пашка.
А я решаю, что для начала дружеских посиделок эта тема вполне себе уместная.
— Колитесь, ребята, так кем вы друг другу приходитесь? — перевожу взгляд с одного на другого.
— А если это семейная тайна? — тянет резину Звягинцев, пряча улыбку в уголках губ. — Вот выдам ее тебе, а после заставлю за меня замуж выйти. Пойдешь?
Играет бровями.
— Не переживай, я сумею тебя уговорить не совершать необдуманный поступок.
— И как?
— Легко и убедительно, — указываю в сторону плиты. — У меня есть целых три аргумента: две чугунные сковороды и одна большая скалка. Как думаешь, справлюсь?
— Вот ты язва и угрожательница!
Откидывается на спинку дивана, скрещивая руки на груди.
— А ты балабол и хитрюга! Колись давай — брат ты Маше или не брат? — шутливо грожу пальцем. — И по поводу внезапного появления твоей сестры или не-сестры у нашего дома мне тоже жутко интересно.
— Почему?
— Потому что, — прищурено смотрю на Пашку, — предугадать мое возвращение домой, конечно, ты никак не мог, но терзают смутные сомненья, что что-то в этом направлении ты все равно замышлял.
Звягинцев, только-только поднявший чашку и сделавший глоток чая, едва не давится. Вытирает губы указательный пальцем и отодвигает чашку подальше.
— Ксюх, без обид, но, ты точно не ту профессию выбрала, — ворчит. — Тебе бы в следаки податься. Зуб даю, преступления бы на раз щелкала. Как орешки.
— Сейчас я тебя щелкну, по носу, — «угрожаю», — если не перестанешь с темы на тему прыгать.
Машка только успевает чай отпивать и похрюкивать. Весело ей. Хотя и мне неплохо. Уверена, ничего страшного в тайнах ребят нет.
— И еще момент, соседушка, — припоминаю самое главное, — это что за ерунда была, когда ты себя отцом Ники назвал?
— Не-не-не… вот тут ты сто пудов неправа! — чуть громче прежнего восклицает парень, выставляя передо мной ладони. — Я себя отцом конфетки ни разу не называл. Это ты сама неверный вывод сделала…
— Сделала, — соглашаюсь. — Но ты, жучара, меня ловко к нему подвел!
— Ну-у-у… тут виновен.
Еще бы нет!
Хмыкаю.
А от ответа брови на лоб ползут.
— Ну и чего ты удивляешься? — ворчливо пыхтит Звягинцев, алея щеками после признания. — Да, ты мне сразу понравилась! Очень! Как дверь открыл, тебя увидел, так сразу и понравилась. И нечего смеяться.
— Да я и не смеюсь, — безуспешно пытаюсь спрятать улыбку за чашкой.
— Смеешься! — насупливается. — Только у тебя той ночью лицо такое было, что сразу ясно — на кривой козе не подъедешь. А мне захотелось. Подъехать. И не только.
— И ты решил подключить Никусю, — развиваю тему.
— И я решил, что так у меня шансов в разы больше, — поправляет. — И ведь оказался прав, Ксю. Ты, как мою племяшку увидела, сразу сиропом растеклась. Будто на свет в оконце среагировала.
На свет в оконце… ишь ты!
Давлю лыбу и качаю головой.
— Вот ты… слов нет!
— Одни эмоции, да? — играет бровями.
— Слюни подотри, недолюбовник! — припечатываю.
— Нормальный я, — фыркает. — А ты классная. Веселая. Живая. Добрая. Никуську очаровала моментально. И меня.
Ну, Никуську ладно — тут у нас полная взаимность.
А по поводу Павла, «очаровала» — громко сказано. Скорее всего, сосед привык, что к нему девчонки по первому щелчку в руки падают, красавчик же. Еще какой. А тут я не среагировала. Вот спортивный интерес и проснулся. Бывает. Обижаться не вижу смысла, он же ничего плохого в итоге не сделал.
Или…
— А про учебу, универ и болезнь няни ты мне врал?
— Нет, конечно, — качает головой, становясь серьезным. — Всё правда, Окси.
— Ладно, живи. А что по Маше? — киваю на блондинку, смешливо наблюдающую за нашим диалогом. — Она у нашего дома оказалась не просто так, а потому что-о-о…
— Я думал вас нечаянно столкнуть, — признается Звягинцев, растирая лицо ладонями. — Вдруг бы ты меня приревновала и увидела во мне не только бесполого соседа, но и молодого красивого мужчину.
Ну вот блин…
— Па-а-аш, — тяну, изображая грустную моську, — я и так всё вижу. Ты замечательный. Молодой, умный, красивый. Ответственный. Просто не мой человек. Понимаешь?
— Угу.
Не даю ему времени рефлексировать и озвучиваю приемлемый вариант:
— Предлагаю дружбу. Крепкую и настоящую. Обещаю помогать с Никуськой, если вдруг будешь не справляться, и непременно подкармливать вкусняшками. Ты как? Согласен?
Протягиваю ему руку.
— Других вариантов нет? — морщит нос, делая вид, что раздумывает.
Но я по глазам вижу, что уже согласен.
Мотаю головой:
— Не-а.
— Эх, жаль. Я ж говорю, что ты классная, Ксюнь. Ну раз только дружба, значит, только дружба, — отвечает на рукопожатие.
Теплая сухая ладонь обхватывает мою, тонкую и немного прохладную, аккуратно сжимает, трясет и отпускает. А я еще раз убеждаюсь, что между нами точно не могло бы быть ничего кроме дружеских отношений. Нет у меня к Павлу влечения, как к мужчине. Но это и хорошо. Дружить надежнее.
Обмениваемся улыбками, и я вновь возвращаюсь к вопросам:
— Так, Паша, признавайся: Маша тебе всё же сестра или нет?
— По крови — нет, — вступает в разговор Тополева, похлопав не-брата по предплечью. — Но чисто теоретически… как сестра. В общем, Ксюш, — морщит она нос, раздумывая, — тут очень тонкий момент, и затрагивает он не столько нас с Пашкой, сколько Веронику с Сашей, ее отцом. Потому, прости, но рассказать мы не можем.
Пашка кивком подтверждает.
И я отступаю.
Семейные секреты — действительно вещь очень сложная, а я, по сути, совершенно чужой человек, не имею никакого права на это обижаться.
— Окей, — вскидываю ладони и улыбаюсь, показывая адекватную реакцию на отказ, — этот вопрос снимается. Но на другой все же хочу получить ответ.
— Какой? — произносят Звягинцев и Тополева в один голос.
— Почему «Маша всегда да»?
И тут они оба начинают самым неприличным образом ржать.
Интересная реакция. Подпираю щеку кулачком и жду, когда их попустит.
— Всё потому же, что и «Паша всегда нет», — вытирая слезы, отвечает Маша и, вытащив из кармана свой телефон, демонстрирует мне контакт Пашки — фотку «обиженного мальчика» с насупленно-недовольным лицом. — У нас в первый день знакомства с младшим Звягинцевым вышло большое недопонимание и жуткий скандал, чуть не переросший в потасовку. Несколько месяцев не общались, но родственные связи — дело серьезное, ластиком не сотрешь. Так что позже мы, конечно, помирились, однако, переименовывать друг друга в телефонах так и не стали.
— Оставили на память? — киваю понятливо.
— Именно так.
— Веселые вы родственнички, — качаю головой.
Даже зависть немного кусает, что у меня таких нет.
— И друзья хорошие, — улыбается Маша.
— Поживем — увидим, — подмигиваю ей.
За разговорами и чаем, которого выпиваем по несколько чашек, время пролетает незаметно. Никуська просыпается спустя пару часов. Гости потихоньку собираются к себе домой. Иду их провожать… и совершенно неожиданно они утягивают меня за собой.
— Мы у тебя были. А ты у нас еще нет. Пойдем-пойдем… — командует Пашка.
— Да!
— Да-да!!!
Маша и Ника дружно присоединяются.
В итоге вечер проводим вчетвером в квартире Звягинцева. Строим железную дорогу и запускаем музыкальный поезд, гоняем на радиоуправляемых машинках, а позже, под университетские байки, готовим в восемь рук ужин — Ника с нами. Помогает мыть овощи и расставлять посуду.
Домой возвращаюсь в начале десятого с гениальной мыслью, что пора бы уже доставать елку и развешивать на окнах гирлянды.