Случайная мама. Чудо под Новый год

Глава 41

ОКСАНА

— Ох.

Так и оседаю в кресло.

В голове словно взрыв происходит. Всё простое и понятное еще минуту назад вдруг превращается в труху; факты, как карты в колоде, перетасовываются, и на поверхности остается что-то совершенно нереальное.

— Господи, ничего не понимаю, — морщу лоб, растирая его подушечками пальцев.

— Дерьмо в жизни случается, Оксан. Никто от этого не застрахован. Но самое главное из всего то, что теперь Вероника — официально моя дочь, — произносит Александр твердо, но в глубине его глаз я успеваю рассмотреть всю ту огромную боль, что он пытается скрыть за маской невозмутимости. — Никто у меня ее не отнимет.

А были попытки?

Со стороны кого?

И где мать девочки?

Боже-боже, я же только вчера папке между делом ляпнула, что не удивлюсь, если узнаю, что в жизни Никуси и Саши никогда не было матери и жены.

Неужели ткнула пальцем в небо, а попала в яблочко?

От догадок и предположений, но особенно от боли в глазах Александра становится нервно и холодно.

Прочищаю горло, которое перехватывает спазмом, и все же прошу:

— Расскажешь, как такое возможно?

— Да, конечно, — не сомневается ни секунды. — Я предложил тебе строить серьезные отношения, Ксюш. А они подразумевают доверие и честность.

Дыхание перехватывает.

— По правде говоря, я в полной растерянности, — говорю, что чувствую.

Но Саша и сам это видит. Он ставит передо мной чашку, и я тут же обхватываю ее обеими ладонями. От нервов внутри холодно, хочется хоть так согреться.

— Чтобы все объяснить, пожалуй, начну сначала.

Звягинцев берет в руки свой кофе и, обойдя стол, присаживается на его край. Прямо передо мной. Про бутерброды, печенье даже не вспоминает. Отпивает голью.

Впрочем, я и сама ни о чем не думаю, кроме истории, которая явно будет сложной и печальной.

— Петр Радугин, — Саша усмехается, — мы познакомились с ним на первом курсе юрфака. И как-то сразу друг другу не понравились. У меня характер — не сахар и язык без костей. Петька тоже задиристый был. Несколько раз даже до драки доходило.

— Не может быть! — качаю головой, с трудом представляя Александра забиякой.

— Может, Ксюш. Как большинству парней, нам, чтобы зацепиться и порамсить, повод особо не требовался. Любая мелочь годилась. А тут так вышло, что нам одна на двоих девчонка понравилась. Сначала она со мной закрутила. Я уши развесил. Потом с ним. По серьезке. Естественно, девочку трогать не стали, устроили разборки чисто между собой. И пока выясняли, кто прав, кто виноват, и лбами бодались, Дашка, вроде так ее звали, переключилась на какого-то старшекурсника.

— И так вы сдружились? — улыбаюсь, потому что эта часть прошлого о студенческих буднях мне вполне понятна и знакома.

По молодости все мы — мастера куролесить и влипать в истории. На первых курсах так уж точно.

— Нет. Сдружились мы позже. Я не знал, а Петька, оказывается, четыре года до совершеннолетия провел в приюте. Попал туда уже взрослым. Ему было четырнадцать, когда его мать от рака умерла. Отца он никогда не видел. А других родственников, кто бы захотел взять к себе подростка, рядом не оказалось. Вот его местные мажоры-старшекурсники и решили прижать. Мол, на побегушках у нас будешь. Только хрен угадали, Радугин их раскидал, как шар кегли. Те в сопли-слюни: «Как так?! Наследников обидели!» Папаш-мамаш напрягли. В общем, Петьке отчисление и армия грозили, но мы со знакомым айтишником поднапряглись и ректору видеозапись предоставили, с чего все началось.

— Отмазали?

— Да. И чтобы неповадно было еще раз историю повторять, скинули каждому богатенькому дятлу то, что будет вскрыто, если он захочет повторить попытку кого-то унизить.

— Не захотели?

— Нет, конечно. Там у некоторых вплоть до уголовки косяки имелись.

— Ого!

— Ну да, — Саша кривовато улыбается, явно вспоминая прошлое. — Остальные годы так и держались вместе. Сдружились. На кулачные бои записались ходить. Потом дайвингом занялись. Единственное, направления на последних курсах выбрали разные. Я в семейное право пошел, а Петр в уголовное. Но это ничего не меняло. Общались по-прежнему очень тесно. Он мне, будто Пашка, вторым братом стал.

На минуту Звягинцев замолкает. Пьет кофе, сверлит взглядом стену над моим плечом. И явно собирается с мыслями.

— После выпуска я в адвокаты подался. А Петька, как хотел, в следственный отдел. Оба молодые, дурные, горячие. О семьях не думали — рано же еще. Гуляли, куролесили. А по зиме к Радугину девчонка домой заявилась. С пузом, лезущим на лоб. Сказала, что от него ребенка ждет. Петька отказываться не стал — реально с ней мутил пару недель. В общем, жить они стали вместе, родов ждали. А когда Ника родилась, Танька хвостом вильнула. Накатала в роддоме отказную и сбежала в неизвестном направлении. Мол, молодая и красивая она, чтобы борщи варить и пеленками-распашонками заниматься.

— Поэтому вы Никуську вдвоем из роддома забирали?

— Да, Ксюш. Петька сказал, что свою принцессу ни за что не бросит, сам воспитает. Я поддержал и стал крестным.

— А потом Петя куда делся?

Звягинцев сдавливает челюсти так, что я вижу, как желваки перекатываются. Удивительно, как чашка в руках не лопается. Все же самообладания ему не занимать.

— Кхм, — прочищает горло и костяшками кулака проводит по линии подбородка. — Нике было полгода, когда друг участвовал в операции по задержанию особо опасного преступника. Не должен был, чужая смена. Попросили заменить приболевшего напарника. Я с Никой дома остался. Я вообще у них часто зависал, помогал. Как и мои родственники. Куда ж без них. В ходе операции случилось непредвиденное. Никто не думал, что у задержанного будет с собой второе огнестрельное. Петька погиб на месте. Как и еще трое человек. Скорая приехала быстро, но уже ничего не успела сделать.

— Боже мой… мне так жаль, — вытираю слезы, которые, не спрашивая разрешения, текут из глаз. И, сделав всего шаг, сокращаю расстояние и обнимаю Сашу за шею. — Очень-очень…

Звягинцев вжимает меня в себя, жарко дышит в макушку и явно старается взять себя в руки. Даю ему эту возможность. Прячу лицо у него на плече и поглаживаю по спине, не атакуя вопросами.

Продолжает он сам.

— Харитонова заявилась ко мне на порог, когда по Петьке сорок дней справляли.

— Это Татьяна? Мать Ники?

— Тварь она, а не мать, — поправляет Звягинцев. — Сказала, что одумалась и готова воспитывать дочь. А между делом уточнила, прописана ли Ника в квартире Радугина, какая будет доплата за потерю кормильца и что еще ей по наследству отойдет. Я думал, голыми руками придушу суку. Но сдержался, взял за шкирку и с лестницы спустил. Надеялся, тварь ноги переломает. Но нет, живучая оказалась, даже не хромала, когда улепетывала.

— После этого ты конфетку удочерил?

— Да. Я обещал Петьке никогда не бросать его принцессу. Вроде смеялись с ним, когда эту тему обсуждали, а выходит, будто мой друг-брат что-то предчувствовал.

— Теперь уже не узнаем, Саш, — подняв руку, глажу его по затылку.

— Это да, Ксюш. Но иногда так сильно хочется отмотать назад и не отпускать его на эту гребанную смену.

Прикусив до боли губу, быстро-быстро моргаю, пытаюсь сбить пелену с глаз. И думаю о том, что, если бы не Александр, моя любимая кнопка, вполне вероятно, тоже могла попасть в приют… а там… одна… такая маленькая и одинокая…

Дурно становится, и в груди жжет.

А потом в голове щелкает.

— Саш, а Маша Тополева кем Нике приходится? — уточняю сипло. Нос из-за слез заложило. — Она же не ваша родственница, если смотреть по крови…

— Не наша, да, — согласно кивает. — Тополева — Петькина единокровная сестра. Родная тетя Ники. Представляешь, Радугин десять лет жил с мыслью, что родных у него, кроме дочки, нет. А буквально за пару месяцев до гибели случайно познакомился с отцом, генералом Тополевым, и его дочкой от второго брака Машей. Не знаю, что случилось с родителями Петьки, из-за чего они так сильно поругались, но Степан Георгиевич считал, что Петька еще в детстве умер от инфекции. А Петру мать говорила, что отец погиб в автомобильной катастрофе.

— Обалдеть, не встать.

— Да, Ксюш. Жизнь порой такие фортели выкидывает, что волосы дыбом становятся.

— Получается, они даже узнать друг друга нормально не успели?

— Совсем немного.

— Жалко как… — вздыхаю, а потом, собравшись с силами, задаю очень сложный вопрос. — А настоящий дед и Маша не хотели Нику у тебя забрать?

— Нет, — Звягинцев качает головой. — Наоборот, Тополев по своим каналам ускорил процесс удочерения. Ни он, ни Маша не пошли против воли Петра.

И вот теперь я расслабляюсь.

— Я бы тоже ее никому не отдала.