Случайная мама. Чудо под Новый год

Глава 45

ОКСАНА

Не зря говорят: «Земля круглая. За углом встретимся».

Примерно так и происходит.

Но в первый момент накрывает шоком.

Как такое возможно? Откуда она здесь? Случайно? Или работает на заводе вместе с моей мамой?

Что это? Дурацкая шутка? Насмешка судьбы? Кирпич на голову?

В огромном городе — оказаться так близко, столкнуться нос к носу — нонсенс!

Но именно он и случается.

— Вы кто? Что вам нужно?

Несмотря на критичность ситуации, мой голос звучит жестко и твердо. А колкий взгляд, я уверена, предупреждает не приближаться.

Милая зайка я со своими близкими. Передо мной же сейчас стоит не просто чужачка, а гадина, бросившая собственного ребенка.

Имею ли я право ее судить?

По сути, нет, мы друг другу никто.

Но как друг Ники, как человек, в чье сердце маленькая принцесса нашла прямую дорожку и его похитила, как женщина, у которой даже без наличия собственных детей материнский инстинкт успел развиться до максимума, — я ее презираю.

Завожу руку за спину и успокаивающим жестом поглаживаю кнопку. По макушке, по плечику. Моё солнышко спряталось за меня, прижалось сзади и обняло за ногу. Ника так делала сотню лет назад — будто в прошлой жизни — когда пришла вместе с дядей со мной знакомиться.

И вот снова.

Только иначе.

Теперь я для нее — своя, а напротив стоит незнакомка.

— Я — мама Вероники. Татьяна Евгеньевна Харитонова, — брюнетка говорит уверенно, смотрит прямо.

Дерзко и вызывающе.

Но не производит нужного впечатления.

К сожалению, я, пусть и ушла из школы, в душе остаюсь учительницей начальных классов, в чьем арсенале имеются и закаленная психика, и прокачанное умение ставить на место даже самых отъявленных плохишей и стервоз, и тон, заставляющий всех внезапно окрыленных приземляться и снимать короны.

— Уверены, Татьяна Евгеньевна, в своих словах? — выгибаю бровь. — Доказательства готовы предоставить? Паспорт или свидетельство о рождении показать?

— Что? — на секунду теряется гадина.

— За лжесвидетельство, говорю, можно поплатиться. И не только рублем.

Вспыхивает. Шея и скулы покрываются красными пятнами.

— А ты вообще кто такая? — цедит. — Нянька? Помощница? Знай своё…

— Нет, не нянька, — перебиваю её.

— Да, впрочем, неважно! — отмахивается она. — Ты — никто! А я — мать девочки и хочу ее обнять! Вероника, иди ко мне, дочка!

— Вон пошла, — говорю тихо. Не хочу Нику пугать. — Сунешься, руки оторву и скажу, что так и было.

Игнорирует.

— Вероника! Я — твоя м…

— Хм, Танюша, — вдруг подает голос моя мама, становясь со мной бок о бок и тоже приобнимая Никусю, — что-то я не припомню, чтобы тебе оформляли вычеты на детей в бухгалтерии. Да и в личном деле, помнится, кроме диплома других документов нет.

— Любовь Витальевна? А вы тут откуда? — Харитонова заметно теряется, облизывает губы. — Простите, я вас не заметила…

— Зато я тебя отлично рассмотрела, — улыбается мама.

Так широко и опасно, что скалящийся крокодил выглядит милее.

— Я тут… Любовь Витальевна…

Мама цокает языком, заставляя ее замолчать, и, продолжая «улыбаться», договаривает:

— Танюш, завтра утром в отдел кадров забеги и напиши заявление об увольнении по собственному — это, если умная баба. Если дура — я тебя по статье за нарушение норм корпоративной этики уволю.

— А такой статьи нет.

— Зато у меня имеются очень дружеские отношения с нашим генеральным, — подмигивает моя роднуля. — Как думаешь, сколько ты у нас еще проработаешь, если я шепну ему, что ты на его зятя голодной кошкой смотришь и спишь, и видишь, как из семьи увести?

— Денис Михалыч — мой начальник.

— Женатый начальник, Танечка, — поправляет ма. — Глубоко женатый.

— Господи! Да я… Ну причем здесь работа?!

— Притом, что в нашей организации чтят семейные ценности.

— Я тоже чту! Вот как мать и хочу поздороваться со своей дочерью! Теперь, когда она выросла, мы могли бы…

— Ты ничего не можешь, потому что ты — никто, — припечатывает Александр ледяным тоном.

Увлеченная противостоянием, даже не заметила, когда он, Павел и отец вышли из зала в фойе.

И если на лицах обоих Звягинцевых четко отражается презрение, то мой папа просто молча оценивает ситуацию.

— Еще раз сунешься к моей дочери, я тебя по судам затаскаю, — цедит Саша, не позволяя Харитоновой рта раскрыть. — Так ославлю, не только город, страну проживания менять придется.

Я таким взбешенным его еще ни разу не видела.

И нет, мне не страшно. Я радуюсь от того, как резко и без раздумий он бросается защищать своё.

— Звягинцев, я просто хотела…

— Уходи.

— Какой же ты…

— Папоська! — звонко зовет Никуся, концентрируя все внимание на себе.

Она выскакивает из-за моей ноги, но не бежит к Саше, а тянет к нему одну руку, второй продолжая обнимать мою ногу.

— Тётя звая! — показывает на Харитонову. — Ву-гает-ся и вьёт! Она — не моя мама. Нет! Сана — моя мама! Да, Сана? Ты — моя?

Задирает голову и смотрит мне в глаза.

Доверчиво. С надеждой. Затаив дыхание.

Меня от этих невероятных зеленых глаз на части крошит!

Что я там плела про крепкие нервы и железобетонную выдержку?

Нет их. Всё к чертям разлетается в клочья!

Присаживаюсь на корточки и киваю, как китайский болванчик.

— Да, моё сокровище, — шепчу едва слышно. От эмоций горло перехватывает спазмом, и глаза печет от подступающих непрошенных слез. — Конечно, я твоя.

— Павда-павда?

— Правда-правда!

Прижимаю малышку к себе. А потом и вовсе подхватываю на руки.

Надо успокоиться и не пугать ребенка.

Только из нас двоих ребенком кажусь себе я. Никуся же серьезно и громко с детской непосредственностью заявляет:

— Папа, мама па-чет. Иди карее ее жа-еть.

О-о-о…

Всё, реву.

Занавес!

Хотя нет…

Еще момент.

— Никуся, иди-ка к дедушке Диме на ручки. Пусть папа с мамой поговорят, а мы пока с тобой познакомимся, — басит мой папа где-то сбоку, а секунду спустя забирает у меня малышку. — Смотри, это бабушка Люба. Моя жена. Поедешь к нам с ней сейчас в гости? У нас дома игрушки есть и вкусные манты наготовлены. Будем все вместе ужинать. Конечно, дядю Пашу с собой возьмем. Сейчас он злую тетю проводит и к нам вернется…

Вот теперь точно занавес!