Случайная мама. Чудо под Новый год

Глава 31

АЛЕКСАНДР

— Сань, давай по стопарику, пока девчонки моются, — не дожидаясь согласия, сосед разливает кристально-прозрачную жидкость по фужерам и поднимает тост. — За понимание и хорошие дружеские отношения между нашими домами.

— Тост отличный, Валь, поддерживаю, но напиток менять не горазд. Останусь лучше при своем, — показываю на нулевку в запотевшем стакане.

— А что так? Тебе твоя запрещает что ли?

Понизив голос, сосед очень достоверно изображает переживания. Не сразу понимаю, о ком речь.

Мне? Моя?

Свожу брови к переносице, и Осин тут же подсказывает — кивает в сторону бани.

— Я про Оксану.

— А да, она строгая, — поджимаю губы, чтобы не заржать, и с серьезным видом поясняю. — Учительница ведь.

Почему-то уверен, что Оксана не обидится, узнав, что стала причиной моего «примерного поведения» и трезвости. Скорее, тоже посмеется. У нее отличное чувство юмора и легкость.

Мне же не столько лень отвечать на одни и те же вопросы малознающих меня людей: «Чего не пьешь? Не уважаешь что ли? Или больной?» — ответить я могу без проблем, сколько интересно: к какому логическому выводу придет сосед.

И он приходит.

— У-у-у… — тянет Валентин важно и следом тяжело вздыхает. — Математичка, поди?

Почему именно математичка — ведать не ведаю, но головой мотаю.

— Не-е-е.

— Физичка?

— Хуже, — машу рукой, мол, бери выше. Отжигать, так уж по полной.

— Русичка тогда?

Тянусь к тарелке с фруктами и выбираю самый симпатичный мандарин. Начинаю чистить. Сосед смотрит во все глаза. Ждет.

— Преподаватель начальных классов, — раскрываю тайну.

— Ох ё-о-о-о… вон оно что, — Осин потирает нос костяшками пальцев и со знанием дела резюмирует. — Тяжело с такой в хозяйстве.

Прикусываю щеку изнутри — ржать не вариант, мне ж реально сочувствуют — и примирительно добавляю:

— Да вроде неплохо.

— Значит, Сань, повезло.

Приподнимаю бровь в знаке вопроса, прося пояснений. И они следуют.

— У моего компаньона жена — воспитательница в детском саду. Так там полный аллес капут! Вот те крест! — крестится. — Серега, бедный, задолбался уже. Зимой скворечники колотит и Дедом Морозом на утренниках за «спасибо» выступает, а летом детскую площадку облагораживает: красит, чинит, пилит, песок таскает. Ага! А осенью в лес не за грибами и клюквой ездит, а за мхом. Для поделок, блин! Прикинь?!

Прикидываю.

— Жёстко.

— А я о чем?!

На пару минут разговор затихает. Валентин, похоже, вспоминает бедного Серегу и налегает на мясо. Я про Серегу не думаю, добиваю мандарин и тоже тянусь к истекающей соком свинине.

Оксана верно сказала. Осин — профи. Шашлык у него зачетный вышел.

Смешиваю кетчуп с майонезом, накидываю на край тарелки черри и зеленушечки, выбираю самый симпатичный и аппетитный кусок. Макаю в кетчунез и отправляю в рот.

— Слушай, Сань. В день вашего приезда нехорошо получилось. Мы ж не знали, что вы нагрянете, — отвлекается от еды Валентин. Вытерев рот и пальцы салфеткой, он откидывается на спинку стула и поворачивается ко мне. — Ты уж нас с Иветтой извини, друг. Наверное, Оксана тебе весь мозг за незнакомую бабу в доме выпилила.

— Нет, Оксана мозг мне не пилила, — хмыкаю, припоминая наш с ней вечерний разговор про ступени шока, которые она успела прошагать, — но в осадок точно выпала.

— Э-э-э… ну да, мы ж почудить немножко хотели…

— Ага. Мы заметили.

— А она у тебя учительница…

— Да, но вполне адекватная, — убеждаю, наблюдая, как сосед тянется рукой к покрасневшей шее и ее потирает.

Про Нику с хвостами решаю даже не упоминать, сами разберемся. А то Осина еще, не дай бог, удар хватит. А у нас тут посиделки. И вполне себе приятные. Потому на предложение «чем-нибудь загладить попадос» машу рукой и твердо закрываю тему:

— Всё, Валентин, забыли. Лучше про дела поселка мне расскажи. Я давно не был, работы вагон, даже не в курсе, что у нас, кто и где…

Осин не спорит и легко подхватывает новое направление беседы.

Рассказывает, о недавно прошедшем собрании инициативной группы, где он тоже присутствовал. Дальше перечисляет, что надумали облагородить весной, какие планы на лето. Подробно расписывает про замену подстанции, и что в связи с этим придется делать собственникам.

Слово за слово, разговор идет своим чередом. Время летит незаметно.

Когда возвращаются девчонки, удивляюсь — как они быстро. Но бросаю взгляд на часы и поражаюсь, что прошел почти час.

Ух-ты, какие умницы! Основательно попарились, не сбежали из жары быстро, хотя я такой исход для первого посещения не исключал.

Выходит, банька понравилась?

Смотрю на Оксану, следом на Нику, забравшуюся к ней на руки и обнявшую за шею так крепко, что пальчики не расцепить.

Краснощекие, румяные, распаренные обе. Глазки сияют, влажные волосы слегка вьются. В одинаковых белых банных халатах — не зря в магазине их в тележку кинул, пока девчонки в детском отделе раскраски выбирали — как мама с дочкой выглядят. Сердце аж с ритма сбивается и за грудиной простреливает.

Красавицы! Глаз не отвести.

— С легким паром! — произношу хрипло.

Валентин поддерживает, подмигивая своей зазнобе. Отодвигается, чтобы дать ей пройти и сесть за стол.

Я своими девчонками занимаюсь. Забираю у Оксаны Нику, чтобы передохнула, интересуюсь, что да как.

И тут Осин откашливается, привлекая к себе внимание. Поворачиваемся к нему.

— Оксана Дмитриевна, отведай-ка после баньки кваску холодненького. В знак примирения, так сказать. И на нас с Иветтой не серчай, пожалуйста. Я ж понимаю, вы, учителя — люди строгие, с моралью и советской закалкой в крови рождаетесь, но обещаю: мы исправимся и больше не посрамим… э-э-э… ваши стены…

Под конец речи сосед слегка сдувается и краснеет, но литровую стеклянную кружку с квасом не опускает и Ксюхе настойчиво протягивает.

Та глаза пучит, ресницами хлопает, всем видом излучает крайнюю степень непонимания, но все же подгон принимает.

А я утыкаюсь Нике в макушку и все-таки ржу, как конь.

Понятно теперь, зачем Валёк Ксюхино отчество у меня уточнял. Кажется, учителя у него — особая каста. И их гнев его пугает.

Надеюсь, моя сказочница после ухода гостей в каком-нибудь сугробе меня не прикопает.