Утром следующего дня Палес пришёл в ставку к Повелителю мятежников. Он коротко кивнул Богатуру и сразу обратился к Паратузу.
— Я хочу уйти, — твёрдо проговорил он. Эту фразу он репетировал у себя в голове всю ночь, поэтому она прозвучала именно так, как он желал того.
— Иди, — казначей пожал плечами, как будто получил очередной рядовой отчёт, и вернулся к своим бумагам.
— То есть как? — переспросил князь.
— Твои люди остаются в армии Повелителя? Ты же не будешь уговаривать и их дезертировать? — деловито ответил вопросами на вопрос Паратуз и поднял на собеседника глаза.
— Нет. Хотя без меня они вряд ли…
— Мы поставим их в первых рядах, — буднично проговорил казначей, снова возвращаясь к бумагам.
— Вы поставите их вместе с необученными крестьянами? — ужаснулся Палес.
— А что поделать? — Паратуз более не отвлекался от бумаг и не поднимал на князя глаза. — Низкая дисциплина и низкий моральный дух также опасны, как и отсутствие опыта в ратном деле. Если они вдруг посреди боя захотят последовать за своим князем, то сзади их будут подгонять более заслуживающие доверия воины.
— Тогда я заберу их, — яростно ответил Палес.
Паратуз поднял на него глаза, попытавшись изобразить самую безразличную и невозмутимую мину, что только ему удавалась.
— Конечно, но только это называется дезертирством, — спокойно разъяснил казначей. — И карается не только у нас, но и по ту сторону перевала Дракона.
Палес стоял уже весь красный, но Паратуз счёл для себя приемлемым продолжить.
— Возможно, только возможно, вы окажите нам сопротивления и основательно попортите нам кровь, неужели вы полагаете, что заслужите прощения Повелительницы?
— Я… я…
— Не забывай, — продолжил казначей. — Ты мятежник, а твоя жена пыталась убить Повелительницу.
— Как ты…
— Я всё вижу и слышу Палес, и что твоя жена лопотала на кухне, и что говорят за перевалом. После покушения Асатесса предстала перед подданными с рассечённой бровью, щекой и повязкой на глазу. Думаешь, если мы проиграем из-за тебя сражение, вам оставят жизнь несмотря на то, что вы покалечили и обезобразили её?
— Я просто не хочу насилия, я устал от страданий и крови, — тихо проговорил Палес.
— Если ты не причиняешь страдание другим, страдания придут к тебе, — проговорил Паратуз, а Богатур утвердительно кивнул.
Желающий уйти князь издал короткий смешок.
— Так что же, из этого круга нет выхода?
— Есть, — спокойно ответил казначей. — Надо сначала уничтожить всех врагов.
— Это невозможно, — вздохнул Палес, и, грустно улыбнувшись, покачал головой. — Чем больше врагов ты убиваешь, тем больше их становится.
— Тогда убей самого опасного врага — Асатессу, — вкрадчиво проговорил Паратуз. — Я прошу тебя об одной единственной и последней услуге. Если после неё ты не захочешь никого видеть и удалишься на покой, я не позову тебя, даже если буду погибать сам.
— Я могу это считать клятвой?
— Конечно, — кивнул казначей.
— Напишешь на бумаге и съешь золу? — улыбнулся Палес, и по его улыбке нельзя было понять шутит он или нет.
Паратуз скривился, но затем поднял вверх свою короткую руку с мясистыми пальцами и оттопырил мизинец. Палес, продолжая улыбаться, ухватился своими мизинцем на правой руке за мизинец казначея.
— Я клянусь, что, если ты поведёшь своих людей в бой, и мы победим Повелительницу, я больше не позову тебя на войну и ты до конца жизни будешь предоставлен собственной воле, и я тебя не укорю ни словом, ни делом, — торжественно проговорил Паратуз. А затем на распев добавил. — Если я солгу, то проглочу тысячу иголок и отрежу себе палец.
Богатур встал с места и, пройдя к клянущемуся и принимающему клятву, провёл ладонью снизу-вверх разнимая их руки.
— Клятва засвидетельствована, — кивнул он с серьёзной миной.
Вслед за ним стал серьёзным и Палес.
— Ты дал обещание, князь, — ещё раз напомнил он и вышел.
Когда его шаги затихли дальше по улице, Богатур задал вопрос брату.
— Что так и отпустишь его?
— А? Что? — Паратуз уже успел снова отвлечься на бумаги. — Да… — махнул рукой он. — Этот Палес просто потрясён. Он после победы посидит с несколько недель у себя, запертый с женой и детьми. Алана забудет своё горе, да вспомнит старые привычки, и он к нам прибежит, будет просить, чтоб его взяли бунты подавлять, да князей усмирять, лишь бы подальше от дома быть.