Третий день подряд солнце неумолимо пекло блестящие снежные шапки. Сухие русла рек в долинах стали наполняться бурлящей мутной несущейся на всех парах водой. После зимнего оцепенения всё начинало приходить в движение.
В ночь перед походом Ловэт зашёл в трактир, где отмечал будущие подвиги его средний сын Талем и его новые друзья. Молодой князь уже был изрядно пьян. Отцу не нравилось, что его сын пил вино чуть ли не каждый день, и хоть пьяным он вёл себя тихо, ему стоило избавиться от столь дурной привычки.
К сожалению отцовское око ослабло в последний месяц. Служа и мятежникам, и Асатессе, Ловэт не имел достаточно свободного времени для вразумления сына.
Он оттащил Талема в угол. Благо тот был не в том состоянии, чтобы сопротивляться.
— Слушай меня, — тихо и вкрадчиво проговорил ему отец. — Я сейчас выйду из этого гадника, и, спустя некоторое время, ты пойдёшь за мной. Вниз по улице за углом тебя будет ждать человек. Он посадит тебя на лошадь и сопроводит на север. Там есть небольшая хижина в лесу, будешь ждать меня там пару дней.
— Ты п…п…предлагаешь мне сбежать? — произнёс сын, безуспешно пытаясь сосредоточить взгляд на отце. — Я не т…т…трус.
— Конечно, не трус, — Ловэт весь напрягся внутри, но виду не подал, лишь слегка улыбнулся Талему. — Ты разумный молодой человек, но это не твоя война. Ты должен остаться в живых.
— Но… — снова возразил молодой чинис. — Я хочу совершать подвиги. Я хочу прославить своё имя.
— Ты опозоришь своё имя, — произнёс тихо отец. — И погибнешь. Быть на стороне мятежа — это не то, что прославляет добрых чинис.
— Это не мятеж, а восстановление справедливости, — выгнул грудь колесом Талем. — Мы победим, узурпаторша падёт. Те, кто поддерживают её будут убиты. Я видел это будущее своими глазами, отец.
— Ты видел уличный балаган, что устроил Богатур с этим чужестранцем, — вздохнул Ловэт. — И перед тем как я уйду, подумай хорошенько, что ты хочешь больше: сложить голову за головорезов, что выкрали тебя из дома и ударили мать, или убить своего старшего брата, потому что так приказывают головорезы, что выкрали тебя из дома и ударили мать?
Вопрос заставил Талема впасть в ступор.
— Я выхожу, — коротко сообщил отец.
Через какое-то время из трактира вышла худая фигура и направилась нетвёрдым шагом вниз по улице. Там, рядом с одним из домов, держа под узды коня, его ждал массивный чинис с квадратной челюстью, мясистым носом и коротко постриженными белыми волосами.
— Доброй ночи, князь, — поклонился он, а Талем лишь отрывисто кивнул. — Садитесь на коня, я сопровожу вас.
— Когда-нибудь я стану великим воином, — проговорил подсаживаемый на коня отпрыск.
— У вас все задатки великого воина, — ответил ему провожатый. — Потому как это обыкновенные воины сходятся в поле, когда им скажут. А великие воины точно знают, когда и с кем надо воевать. Но иногда некоторые битвы из-за этого приходится… пропускать.
— Интересные мысли, — ответил сын Ловэта. — И кто же надоумил вас?
— Я всегда восхищался вашим отцом…
Ночь опустилась на Шинон. Весь день цех под предводительством Роксаны работал без устали. Они завершили восьмую пушку, но алхимик поставила цель сделать и девятую, на неё как раз остался материал. Да, день был тяжёл, а под вечер пришёл гонец, доставивший слово Повелительницы, что завтра войска должны выдвигаться в сторону Драконьего перевала. Как только последнее медное кольцо встало на место на стволе пушки, люди стали разбредаться, хотя Роксана получила с них заверения явиться в цех с первыми лучами солнца, чтобы погрузить пушки на телеги, которые пообещал Немис. Кузнецы разошлись по кабакам и дворам, дабы расслабиться перед предстоящим маршем, а затем и битвой.
Алхимик проходила между рядами верстаков, когда заметила, что один из тружеников, спит, опершись спиной на ножку стола. Это был Ополеб. Если он не спал в цехе, то возвращался вместе со стражниками во дворец в уже ставшую ему домом тюремную келью. На его запястьях всё ещё красовались железные наручи, которые использовались в кандалах. Только цепи уже давно сняли, дабы они не мешали работать, и на них осталось по одному звену. Раньше к этим звеньям при перевозке гиганта цепляли остальные, но с тех пор минуло много дней и от таких мер отказались. Теперь железные обручи на запястьях кузнеца стали просто отличительной чертой Ополеба от собратьев по цеху.
Роксана остановилась и облизала губы. У неё появилась интересная мысль. Алхимик постояла в задумчивости, переводя взгляд с Ополеба на цепи, лежащие на одном из верстаков, а затем на железный прут. Её рта коснулась улыбка, но она отогнала от себя озорные мысли.
Уже подходя к выходу, Роксана развернулась, пробурчав себе под нос: «Да мы все послезавтра уже можем быть мертвы». И направилась обратно к спящему кузнецу.
Она зацепила звенья его наручей за цепь, взятую с другого стола, пропустила её в отверстие верстака, к которому привалился Ополеб, и, прежде чем сын кузнеца окончательно проснулся, дернула цепь и заблокировала её железным прутом таким образом, что руки несчастного задрались над головой, и он не мог их опустить.
— Что ты делаешь? — испугано пробасил Ополеб.
— Тс-с-с-с, — ответила Роксана, приложив тонкий пальчик к его губам.
Несмотря на его протесты, она стала ласкать его, целуя в шею, опускаясь ниже, стягивая с себя штаны, работая на достижение результата, впрочем, как и всегда. Как только его плоть стала твердеть, она расстегнула штаны и ему и стала водить своими тонкими пальцами.
Разочарование не постигло алхимика, и она опустилась на него сверху, контролируя процесс и не сильно задумываясь об эксплуатируемом ею кузнеце.
Она то ускорялась, то замедляла темп, пока, наконец, не почувствовала сокращения под собой и, вцепившись ногтями в грудь Ополеба, стала двигать очень быстро, удовлетворяя себя, пока судорога не свела весь низ живота и ноги.
Роксана тяжело дышала, повиснув на кузнеце, и дрожь проходила через её тело. Она поднялась на трясущихся ногах, испачкав кузнеца.
— Надо приготовить и выпить отвар, — проговорила он, натянула штаны обратно, и пошла к выходу.
— А я? — пробасил Ополеб, дернув руки, всё ещё скованные цепью.
— Представление закончено, — отчеканила Роксана, обернувшись у самого выхода. — Если бы ты хотел, ты бы порвал эту цепь уже давно. Так что не стесняйся.