Содержанка

40

Лида вышла из дому рано, Лев и Елена еще спали. Она хотела какое- то время побыть одна, ей было нужно пространство, чтобы подышать, подумать о Чане. Но мысли ее отказывались выстраиваться и идти четкой линией, так же и она не могла идти прямо по городским тротуарам, которые были завалены кучами колотого льда и смерзшегося снега. Девушка не думала о Чане, она была им. Другого слова не существовало. Она была частью его, точно так же, как он был частью ее. Ей уже не хватало ощущения его веса, его кожи на своей. Ноги торопливо понесли ее вперед, ускоряя шаги.

— Нет, Елена, ты ошибаешься, — прошептала она на ходу. — Я бы доверила Чану и десять своих жизней.

— Разговариваете сами с собой?

Это был Эдик. Он незаметно подкрался, когда она переходила улицу, и увязался следом. У него, как обычно, на груди болтался мешок, оттуда вылезла голова собачонки с желтыми, круглыми и внимательными, как у совы, глазами.

— Если надо, могу еще одну записку отнести, — предложил он.

— Нет, не сегодня. Но все равно спасибо.

Он, похоже, немного расстроился.

— Так куда ты идешь?

— За хлебом. Занимать очередь.

— Можно пойти с тобой?

Лида не могла бы сказать с уверенностью, чего ему больше хотелось: ее общества или хлеба. Девушку устраивал любой вариант. Они вместе прошагали мимо ряда магазинов. Хоть на земле все еще толстым слоем лежал снег, солнце светило ярко, и это радовало. Лида заметила, что мальчик возбужден, глаза его так и зыркали по сторонам. «Глаза выдают его, — решила она. — Это глаза вора. Надо ему об этом сказать, но не сейчас».

— Ну что, в новой куртке теплее? — спросила она.

Он усмехнулся.

— Нормально.

— Нужно сказать спасибо Елене.

— Если я скажу ей спасибо, она сварит мне еще пельменей? И сосисок для Серухи? — Он хитро подмигнул ей голубым глазом. — Если нет, так и незачем.

Лида рассмеялась, приобняла его за плечи, и, к ее удивлению, он не стряхнул ее руку.

Алексей чувствовал, как по его коже расстилается солнечный свет. Он стоял на ступенях храма Христа Спасителя, наслаждаясь минутой спокойствия. Последние двадцать четыре часа покоя он не ведал. Черт, после прошлой ночи голова было словно чугунная. Еще бы, столько вина, столько сигарет. Он закрыл глаза. Минуты шли. Он подумал о Йенсе Фриисе и про себя помолился Богу, в которого не верил. Господи, сделай так, чтобы он был жив! Если Он действительно существует, то наверняка прислушается к тому, кто стоит рядом с этим великолепным Божьим домом.

— Привет, Алексей. Значит, добрался наконец.

Он даже не открыл глаз. Серов не сомневался, что этот голос был порождением его разума, но слова прозвучали до того явственно, что он улыбнулся, представив насмешливое выражение, с которым они могли быть произнесены.

— Алексей?

На его руку легла чья-то ладонь. Ему почудилось, что через закрытые веки он заметил какое-то движение. Он понял, что заснул, стоя на ногах, как старая ленивая лошадь, и с трудом открыл глаза. И он увидел ее. Она стояла прямо перед ним, крепко сжимая его руку, и ему показалось, что она качается. Или это он сам покачнулся?

— Алексей, — тихо произнесла она и поцеловала его в щеку.

Когда она под руку вела его к трамваю, он чувствовал ее тепло. Трамвай был до отказа заполнен пассажирами в телогрейках, платках и старых потертых кепках, и все же Лиде удалось отыскать для него место. Сама же она встала рядом с его сиденьем, держась за свешивающийся ремешок, и у него появилось странное ощущение, что она оберегает его.

Окна запотели, и он не представлял, куда они едут. Каждый раз, когда с лязгом открывались двери, он успевал замечать между входящими и выходящими пассажирами клочки незнакомых улиц, но его больше сбивало с толку то, как старательно Лида следила за тем, чтобы никто не прикоснулся к нему, как часто она бросала в его сторону взгляды, полные такой заботы и нежности, которых он никогда раньше не замечал в сестре. Откуда в ней это? Куда подевались искры, огонь и нетерпеливость? Ее забота тревожила его. Неужели он действительно так плохо выглядит? Неужели он вызывает желание обращаться с ним, как с больным котенком?

— Нам выходить, Алексей.

— Да, — ответил он, но остался на месте.

Она не взорвалась, не закричала, не назвала его ленивым, чего он подспудно ожидал. Вместо этого наклонилась, посмотрела с улыбкой ему в глаза, сунула руки ему под мышки и выпрямилась, увлекая его за собой. Ему стало стыдно. Он вдруг подумал, что от него, наверное, неприятно пахнет.

— Я прошлой ночью совсем не спал, — объяснил он.

— А сколько дней ты не ел?

— Не знаю.

Этот ответ прозвучал довольно глупо. Сжав его ладонь, она вывела его из трамвая. Воздух на улице оказался ярким, морозным и свежим, и это удивило его.

— Алексей, как ты дошел до такого?

— Не знаю. Я заблудился.

— Что ж, посмотрим, смогу ли я найти дорогу домой, брат. На этот раз без расставания.

Она подхватила его под руку и прижалась всем телом. От этого он почувствовал надежду.

В кровать он повалился с одной мыслью: он не рассказал ей о ворах в законе. Но, прежде чем он успел открыть рот, чтобы поделиться новостью, эта мысль покинула его, и он уже не мог вспомнить, что хотел сказать. Веки его стали закрываться, как будто к ним привесили свинцовые гири. В голове сделалось черным-черно, и ему это понравилось.

Он спал. Спал до того крепко, что можно было подумать, будто он умер на целый месяц, и все же всякий раз, когда глаза его приоткрывались, Лида сидела рядом, и на ней была одна и та же коричневая кофта на пуговицах. Наверное, это был все тот же день. В какой-то миг до его сознания донеслись голоса спорящих, но они не были ему интересны, и он снова погрузился в темноту, не уверенный в том, не приснились ли они ему. Потом хлопнула дверь. И это уже было явью.

Ему приснилось, что игла татуировщика пробила насквозь его грудь, пронзила легкие и он начал захлебываться собственной кровью.

Он яростно закашлял. Чья-то рука погладила его по лбу, и он снова заснул. И все же даже во сне одна мысль не давала ему покоя, она точно острыми гвоздями пробивала его мозг. Он должен о чем-то рассказать.

Лида сидела рядом с кроватью и смотрела на брата. Он спал вот уже несколько часов, хотя она не назвала бы это состояние сном. Он как будто бежал изо всех сил с плотно закрытыми глазами. Тело его не замирало ни на секунду, веки дрожали, ноги и руки подергивались. Зубы то стискивались, то разжимались с каким-то собачьим звуком. Она стала класть ему на щеки ладонь и шептать слова, изгонявшие из него демонов, которые буравили дыры в его мозгу. Когда открылась дверь и в комнату ввалился Лев Попков, она знала, что он не будет в восторге.

— Привет, Лев, — улыбнулась она ему. — Посмотри, кто у нас.

— Вот, черт!

— Он стоял на ступенях у храма. Я же говорила, что он когда-нибудь все-таки придет.

— Черт! — снова сказал Попков, подошел к кровати, наклонился над Алексеем и окинул его своим единственным глазом.

— Пусть спит, — мягко произнесла она.

— Вот дерьмо! Что от него осталось: кожа и кости. К тому же от него воняет, как у лошади из задницы.

— Это не важно.

— А я был уверен, что он где-то в Фелянке концы отдал.

Лида вскинула на него удивленные глаза.

— Ты мне никогда этого не говорил.

В ответ он лишь недовольно заворчал.

— Он останется здесь, — сказала Лида.

Попков фыркнул.

— Нет.

— А я говорю, останется!

— Нет.

— И что я, по-твоему, должна делать? Выбросить своего брата на улицу?

— Да. Ему нельзя здесь оставаться.

— Но почему?

— У него нет разрешения на жительство, это приведет милицию на нашу голову.

Лида с трудом проглотила твердый комок, подступивший к горлу.

— Можно купить на черном рынке.

Попков медленно повернул голову и устремил на нее пылающий глаз.

— И ты потратишь на это последние рубли, которые у нас остались? Те, которые нужны для поисков Йенса Фрииса? Ты потратишь их на этот жалкий кусок дерьма?

— Да.

— Ха! Значит, тебе наплевать на отца.

Лида вскочила.

— А ну возьми свои слова обратно, тупой казак!

Он стоял перед ней, не шевелясь, и Лида поняла, что ничего обратно он не возьмет. Она ударила ладонью в его могучую грудь, но он поймал ее руку и не отпускал, пока она не успокоилась. Его огромное лицо со шрамом наклонилось к ней, и она вдруг заметила, как углубились складки на нем.

— Лида, девочка моя, реши, чего ты хочешь. Попробуй подумать своим умным мозгом. Ради кого ты приехала сюда?

Он отпустил ее руку, тяжело ступая, вышел из комнаты, даже не посмотрев на Алексея, и громко хлопнул дверью.

Лида тихо сидела на том же стуле, в горле у нее все горело. Она размышляла над словами, которые бросил ей Лев. Повторяла их про себя снова и снова, придавая им все новое значение, как гончар, крутящий свой круг. Ради кого ты приехала сюда?

Ради кого? Кого?

Ради отца. Я приехала, чтобы найти своего отца, Йенса Фрииса. Слова эти прозвучали у нее в голове так тихо, что она решила повторить их вслух:

— Я приехала, чтобы найти своего отца, Йенса Фрииса.

Но слова эти впились в ее мозг. Проскрежетали по нему, как ногти по оконному стеклу. Она уронила голову на ладони и запустила пальцы в волосы, словно хотела найти среди своих локонов волосинки лжи, чтобы вырвать их оттуда. Но вдруг она услышала тихое нытье. Удивившись, она осмотрелась по сторонам: может, это Серуха выползла из-под кровати? Но тут же с ужасом осознала, что сама издала этот звук.

К ее колену прикоснулась рука. На какой-то миг это изумило девушку. Она заставила себя вернуться в комнату, в настоящее, и поняла, что смотрит на руку брата. Сильные пальцы, синие вены, змеящиеся глубоко под кожей, шрам на костяшке одного пальца, длинное алое пятно струпа вдоль другого. Грязные ногти, давно не мытая кожа. Не такой она помнила эту руку.

— Алексей, — улыбнулась она ему. — Извини, если разбудила.

— Ты в порядке?

Она улыбнулась шире.

— Сейчас важнее, чтобы ты был в порядке.

Он кивнул.

— Я в порядке.

— А по тебе не скажешь.

— Мне просто нужно поесть.

— Ты очень долго спал. — Она похлопала его по руке и встала. — Пойду, разогрею суп.

Выхода из комнаты, Лида почувствовала, что он провожает ее глазами, но, когда она вернулась с подносом, на котором стояла тарелка супа и лежал ломоть черного хлеба с куском малофеевского копченого окорока, он произнес лишь скромное «спасибо». Алексей сел на край кровати, и, пока он ел, Лида не проронила ни слова. Когда же с едой было покончено, она села рядом с братом.

— Осторожнее, — с какой-то исковерканной улыбкой произнес он. — По-моему, у меня блохи.

— Судя по твоему состоянию, ты для них опаснее, чем они для тебя.

Он улыбнулся, и в его улыбке она заметила того, бывшего Алексея.

— Расскажи, что с тобой случилось. Я несколько недель ждала тебя в Фелянке, но ты так и не пришел. И тогда я решила, что ты просто оставил меня. Решил двигаться дальше сам.

Он нахмурился.

— Лида, ты моя сестра. Как ты могла подумать, что я способен на такое?

Чувство вины, тупое и липкое, поднялось у нее в груди. Она взяла руку брата в ладони и положила себе на колено.

— Потому что я глупая. — Она пожала плечами, и, когда он улыбнулся, у нее отлегло от сердца. — Так куда ты там подевался? — спросила она.

Он вздохнул и надолго замолчал. Лида ждала, глядя на напрягшуюся шею брата. А потом он рассказал. О том, как в Фелянке на него напали тюремные охранники, как он чуть не утонул в черной холодной реке, как оказался в плавучем доме.

— Я потерял деньги, Лида. Все до последнего чертова рубля.

— Даже те, что в ботинках спрятал?

— Даже те.

Она заставила себя промолчать. Уняла дрожь в руках.

— Тебе не надо было все держать у себя, Алексей. Ты должен был довериться мне.

— Я знаю. Ты права. Извини. — Он покачал головой, и от его волос распространился неприятный запах. — Но что толку нам сейчас друг перед другом извиняться?

— Никакого.

— Лида, я не могу вернуть эти деньги, но я делаю все, что в моих силах, чтобы исправить ошибки своей… — Он шумно вздохнул. Это был злой, недовольный звук, который точно передавал чувства, возникшие в этот миг в душе Лиды. — Своей спеси, — закончил он.

— Спеси?

— Своей гордости. Высокомерия. Слепой уверенности в собственной непогрешимости. Посмотри на меня. Теперь уже мне нечем гордиться, правда?

— Ты ошибаешься. Я по-прежнему горжусь, что у меня такой брат.

Он запрокинул голову и хриплым голосом начал издавать какие- то лающие звуки, чем испугал ее, пока она не поняла, что это смех.

— Только вот непонятно почему.

Она посмотрела на тощее лицо. Глаза запали, багровые пятна, похожие на кровоподтеки, на коже. Лицо изменилось. Что-то очень важное, какую-то ключевую часть того, прежнего Алексея, каким он был когда-то, похитили, украли то, что гораздо важнее любых денег.

— Тяжело было, Алексей? Я имею в виду, добраться до Москвы.

— Лида, ты не поверишь, если я расскажу тебе, что видел. Страдание и скупость, злость, ненависть. Брат, идущий на брата, отец — на сына. И каждый совершенно уверен, что правда на его стороне. В одной деревне я видел, как комсомольцы сожгли на площади все вещи какого-то человека за то, что он не мог заплатить налоги. Его жена с маленьким ребенком бросилась в огонь, и им пришлось вытаскивать их.

— Ох, Алексей.

— Я наконец понял, что такое коммунизм. Коммунисты кричат о справедливости и равенстве, но на самом деле все гораздо сложнее. Коммунизм меняет самих людей, изменяет суть человека. Он из людей делает массу, массу новых, улучшенных созданий, в которых не должно быть места слабостям, заложенным в нас от природы. Чтобы достичь этого, государство должно превратиться в Бога и одновременно в чудовище.

— Невеселую картину ты нарисовал для России.

— Как иначе можно заставить работать эту огромную и оставленную Богом страну?

— Ты говоришь, как Чан Аньло.

В первый раз он посмотрел на нее жестко, как будто хотел взять лопату и врыться в нее.

— Он здесь?

— Да. Он приехал в Москву с китайской делегацией коммунистов.

— Понятно.

Больше он ничего не сказал, произнес лишь одно это короткое слово. Но после этого осмотрел комнату: грязные обои и рваные занавески, и по его глазам Лиде было видно, что он думает о том, до чего убого это место.

— Лучшего мы не можем себе позволить, — пояснила она. — Здесь со мной живут Попков и Елена. Нам вообще повезло, что нам досталась эта комната. Сейчас жилье в Москве на вес золота. Не так-то просто было ее найти, Алексей. Здесь все непросто. Так устроена жизнь.

Он опустил подбородок на грудь.

— А отец? О нем есть новости?

— Хороших нет. Мы ищем тюрьму, в которой он содержится. Но люди здесь слишком запуганы. Никто ничего не говорит.

— Понятно, — снова сказал он.

Но Лида не была уверена в том, что ему действительно все понятно. Она чуть сдавила его руку, чтобы он посмотрел на нее, и, когда он перевел на нее взгляд, она хотела сказать ему, что сама точно так же боится, как и все вокруг, и что она никого не винит за молчание. Она хотела сказать ему, что появление в Москве Чана Аньло впервые за многие месяцы оживило ее и что одновременно с этим в ней все бурлило оттого, что они почти не могли видеться из-за постоянного надзора за ним. Она хотела сказать Алексею, что теперь, когда брат снова рядом, чувство защищенности вернулось к ней, пусть даже он был в еще более жалком состоянии, чем она. Но как же юс отец? В каком мире он жил? Было ли ему трудно? Как в этом исковерканном городе, столь строго хранившем свои тайны, найти его? Скажи, как? Как? Но, заглянув в глаза Алексею, которые когда-то были зелеными, а теперь сделались цвета грязи, она не произнесла ничего.

Она просто улыбнулась.

— Я так рада, что ты здесь. Такой же красивый, под всей этой грязью, как и раньше.

— Спасибо, Лида. Ты же знаешь, я бы не бросил тебя одну.

Лида почувствовала, как по ее щекам стекли две горячие слезы.

Алексей легонько провел большим пальцем по ее скулам, мягким движением отер слезы. Ей вдруг показалось, что она недостойна такого братского чувства после того, как столько раз проклинала его за глаза.

— Я счастлив, — сказал он, — видеть тебя счастливой.

Она попыталась понять, действительно ли он говорил это от чистого сердца или просто хотел взбодрить ее. Но неожиданно раздался грубый удар в дверь. Стучали кулаком. Дважды. Они замерли. Его палец все еще касался ее щеки, ее ладони все так же сжимали его руку.

— Нет, — прошептала она. — Нет.

Лида быстро уложила брата в кровать и закутала в одеяло по самые уши.

— Не шевелись, — прошипела она и пошла открывать.

На лестничной площадке стояли трое мужчин. Едва взглянув на них, Лида тут же захлопнула дверь.

— Кто там? — Алексей попытался приподняться в кровати.

— Плохие новости.

— Милиция?

— Нет.

— А кто, Лида? Скажи.

Она замерла, прижавшись к двери спиной, и тяжело дышала.

— Они похожи на убийц.

Алексей медленно выбрался из кровати, подошел к двери и прислушался. Кулак снова обрушился на дверь. На этот раз было три удара.

— Серов! — гаркнул из-за двери голос. — Открывай эту чертову дверь, или я сейчас сам вышибу ее.

Лида в ужасе посмотрела на брата.

— Они тебя знают! Кто это?

Алексей протянул руку и, щелкнув замком, открыл дверь.

— Дорогая сестра, — произнес он с такой кривой улыбкой, что почти перестал походить на самого себя. — Познакомься с моими новыми друзьями.