— Твою… душу! — неожиданно выругался Лев Попков и приложил к окну свой богатырский кулак. — Вы только посмотрите на эту грязную дыру!
Алексей обратил внимание, как Лида ткнула казака в ребра, чтобы заставить замолчать, но было поздно. Все, кто был в купе, стали пялиться на то, что он показывал. У молодой женщины со спящим ребенком на руках на глазах даже слезы выступили.
Они проезжали лагерь. Тровицкий трудовой лагерь. Ничем другим это не могло быть, хотя издалека все выглядело достаточно безобидно: четыре конуры посреди чистого заснеженного поля, окруженные смотровыми вышками. Часть лагеря скрывала дымка, да и находились остальные строения слишком далеко, чтобы рассмотреть бараки или опутанные колючей проволокой заборы.
— Господи, помоги этим несчастным, — пробормотал Алексей.
Сидевшая напротив крупная женщина скорчила презрительную гримасу.
— Что-то до сих пор он им мало чем помог.
Лида обернулась, посмотрела на попутчиков. Карие глаза ее казались огромными. Из-под шапки выбилась прядь волос и легла на воротник огненным языком.
— Наша советская страна заботится об этих людях, — отрывисто произнесла она. — Она всегда делает, как лучше. Для всех нас.
«Ох, Лида, Лида», — подумал Алексей, но вслух произнес, согласно кивнув:
— Да, нельзя забывать, чем мы обязаны нашему государству.
— Как будто это забудешь. — Женщина хохотнула, потом еще раз, громче, а потом и вовсе рассмеялась, отчего ее могучая грудь заходила ходуном.
В маленьком купе ее смех звучал слишком громко. Глядя на нее, Серов волновался все больше и больше.
Мужчина с трубкой и кустистыми сталинскими усами хлопнул себя ладонью по колену.
— Все заключенные попадают сюда не без причины. Не забывайте этого, товарищи.
Алексей перевел взгляд на окно, и по его телу прошел холодок. Ландшафт был уныло однообразен: голая земля в шрамах и пнях там, где раньше стоял лес, но чуть поодаль, у сосен, до которых еще не добрались топоры и пилы, маячили восемь согнутых чуть не пополам зэков, толкающих телегу. Телега была доверху нагружена голыми стволами, и люди были прикованы к ней цепями. А еще дальше маленькие и бесцветные, едва заметные на фоне ледяной пустыни, заключенные, точно муравьи, суетились в рабочей зоне.
— Верно, — негромко произнес Алексей, не отрывая глаз от открывшегося зрелища. — И вот эта причина. Стране нужно сырье.
— Для индустрии? — поинтересовалась женщина напротив.
Он кивнул.
— Да, для великого сталинского пятилетнего плана.
— Так чем же занимаются заключенные в лагере?
Алексей продолжал смотреть в окно. Увидел, как один человек упал.
— Они трудятся на рудниках. Эти края богаты рудой и углем.
Неловкая тишина воцарилась в купе, когда пассажиры попытались представить себе заключенных с черными лицами, которые сейчас где-то глубоко под землей откалывают куски породы, дышат въедливой, удушливой пылью.
— И древесиной, — негромко добавил спокойным голосом Алексей.
Господи Боже, сделай так, чтобы Йене Фриис умел хорошо обращаться с топором.
— Это место слишком красивое для нас, — недовольно прорычал Лев Попков. — Слишком чистое.
В кои-то веки этот буйвол оказался прав. Городок Фелянка оказался совсем не таким, каким ожидал его увидеть Алексей и на что он рассчитывал. Приезжие шли по главной улице, улице Горького, мужчины по бокам, Лида между ними, внимательно осматривая окрестности. Где обычные ряды уродливых бетонных многоквартирных домов? Большинство поселений здесь, на Севере, были расползшимися безликими городками, которые появились в результате недавней волны эмиграции русских диссидентов в эти отдаленные и слабозаселенные места. Никто в них не обратил бы внимания на нескольких новоприбывших. Но здесь все было по-другому. Этот город был любим своими жителями.
Элегантные здания тянулись вдоль широких красивых бульваров, и повсюду были ажурные железные украшения. Балконы и уличные фонари, двери и окна — все оплетали замысловатые металлические конструкции. Фелянка выросла в месте, богатом железной рудой. Она жила и дышала железом. Недалеко к западу от города находился большой кирпичный металлургический комбинат. Он маячил на пустом горизонте, как огромная черная черепаха, изрыгающая зловонный густой дым, но сегодня дул восточный ветер, небо было чистое, и город предстал во всей своей красе.
— Попков, — Алексей кивнул на какую-то витрину, мимо которой они проходили, — сюда.
Брат хотел увести Лиду с улицы. Сойдя с поезда, она почти все время молчала. Во время регистрации в гостинице и потом, когда их провели в пахнущие стираным постельным бельем номера, она была бледна и задумчива. «Может быть, она нездорова, — думал Алексей. — Или у нее болит душа?»
Серов толкнул дверь магазина. Это была печатная мастерская. В темном помещении пахло металлом и чернилами. С левой стороны стоял тяжелый печатный станок, рядом с которым беседовали несколько человек, а справа, у окна, тянулась высокая стойка, за которой заказчики могли выпить чего-нибудь горячего в ожидании выполнения работы. В глубине мастерской, по-хозяйски положив локоть на ручку самовара, сидела бабушка с редкими седыми волосами, собранными на затылке в пучок.
— Добрый день, — вежливо поздоровался с ней Алексей.
— Добрый день, — кивнула она в ответ и раскрыла беззубый рот, что, очевидно, должно было обозначать улыбку.
Себе и Попкову он купил чаю, а Лиде — горячий шоколад. Встав со стаканами у деревянной стойки, троица стала смотреть на улицу.
— Здесь слишком чисто, — снова пробурчал Попков. — Для нас.
— Что ты хочешь этим сказать? — не поворачивая головы, процедила Лида.
Она опять оказалась между двумя мужчинами (впрочем, как обычно). Обхватив руками в перчатках горячий подстаканник, она смотрела на поток грузовых машин, снующих туда-сюда за окном. В этой части мастерской, кроме них, не было никого, так что из-за грохота печатного пресса можно было не бояться, что их подслушают.
Попков почесал заросший подбородок. Он жевал комок табака, и зубы его настолько потемнели, что почти сливались с густой черной бородой.
— Мы им не нужны, — сказал он.
— То есть наши деньги? — Да.
Лида снова замолчала, подула на чашку и отпила шоколада. Алексей почти физически почувствовал, как последние крупицы надежды покидают ее. Он со злостью грохнул подстаканником об исцарапанную стойку.
— Люди всегда хотят денег, — уверено произнес он. — Всегда. Разве ты не знаешь?
Лида пожала плечами.
— Послушай, Лида, — облокотившись о стойку, Алексей заглянул ей в лицо. Сестра выглядела уставшей, вокруг глаз — темные круги. — Мы зашли слишком далеко, чтобы отступать. Тровицк и лагерь совсем рядом. Мы даже видели несчастных заключенных. — Он заметил, как она вздрогнула — едва заметное движение мускула у глаза. Но она ничего не сказала и больше ничем не проявила своих чувств. Он понизил голос: — Мы с самого начала знали, что следующий шаг будем самым трудным.
— Трудным? — фыркнул Попков. — Ты хочешь сказать, чертовски опасным.
— Но выполнимым! — Алексей раздраженно постучал пальцами по деревянной поверхности стойки, как будто хотел этим вбить немного разума в их головы. — Йене Фриис еще может быть там.
Он увидел, что Лида задрожала. Иногда он забывал, какой чувствительной она была, какой ранимой, и в такие минуты ему приходилось напоминать себе, что у него за спиной несколько лет подготовки в военном центре в Японии, где его учили контролировать свои чувства, а у нее… А у нее не было ничего. Он отхлебнул чая. Напиток был горячий и обжег горло, но так и не смог растопить то, что было спрятано глубоко внутри, что-то холодное, как лед, и непоколебимое. Он расправил плечи и зыркнул на одноглазого казака.
— Попков, а я-то думал, ты любишь опасность. Впитал эту любовь в себя с молоком матери.
Черный глаз сверкнул. Казак покосился на девушку. Алексей знал, что если Попков и чувствовал страх (хотя Серов в этом сильно сомневался), то боялся он не за себя. У Алексея этот человек всегда вызывал отвращение. Он не мог понять, что нашла Лида в этом ленивом, тупоголовом, вечно пьяном казаке, который вонял, как медведь, и пускал газы, как лошадь. Но сейчас, в эту минуту, он был ему нужен.
— Итак, Попков, по-моему, настало время нам с тобой взяться задело. Сегодня вечером. С полными карманами рублей и бутылкой водки, чтобы раскрыть пару ртов.
Голос Алексея звучал достаточно приветливо, но взгляд, который он устремил на здоровяка, был холодным и даже вызывающим. Попков глянул на Серова поверх шапки Лиды и, растянув губы, показал зубы — то ли улыбнулся, то ли зарычал.
— Да.
Они всегда поступали так, когда попадали в новый город. Пара бутылок, несколько новых знакомств на задворках. Просто удивительно, что можно было иногда узнать, какие тайны порой слетали с пьяных языков. Кто из чиновников чист, а у кого рыльце в пушку. Кто спит с женой своего начальника, а кто предпочитает подбирать по темным подворотням маленьких мальчиков. Это имел в виду Попков, когда говорил, что здесь слишком чисто. Но здесь не могло быть идеально чисто. Таких мест не существовало.
— Понимаешь, Лида, еще слишком рано…
Но она вдруг застонала и уронила голову на руки. Шапка ее слетела на пол, волосы рассыпались огненным занавесом, скрыв бледное лицо. Алексей уставился на Попкова. Здоровяк глазел на девушку в невероятном смятении, казалось, этот стон испугал его намного сильнее, чем перспектива попасться на даче взятки партийному чиновнику. Алексей поднял руку и прикоснулся к плечу сестры.
— Что с тобой, Лида?
Несколько раз все ее тело содрогнулось. Он ждал. Но сестра не произносила ни звука. По крайней мере, она не плакала — Серов терпеть не мог слезливых женщин. Через минуту он мягко сжал ее плечо. Под набивкой пальто он ощутил ее выпирающие кости, маленькие и хрупкие, но сжал пальцы сильнее, зная, что делает ей больно. Он услышал недовольное ворчание Попкова, но не отпустил плеча.
Вздохнув, Лида подняла голову, закрыла и вновь открыла глаза и повернулась к брату. Глаза ее, обычно такие яркие и любопытные, теперь словно погасли, сделались тусклыми и печальными, однако на губах играла нежная улыбка.
— Хватит, — тихо произнесла она.
Он разжал пальцы, но руку не убрал.
— Ты уже в порядке? — заботливо спросил он.
— Да. Все хорошо. — Она улыбалась неубедительно, отчего ему захотелось встряхнуть ее.
— Что это было? Скажи мне.
Она подняла руку и на какой-то миг накрыла его ладонь своей, легкой, как птица, но потом пожала плечами (о, как он ненавидел это движение!) и взялась за стакан с шоколадом.
— Просто хотела тебя испугать, — пробормотала она и отпила немного из стакана.
— У тебя это получилось.
— Значит, сегодня, Лев, вы…
Однако внимание Попкова уже переключилось. Глупо улыбаясь, он смотрел на что-то за окном. Алексей окинул взглядом прохожих на широкой улице, пытаясь понять, что так привлекло казака, но сначала не увидел ничего необычного. Люди в фуфайках торопливо сновали вдоль дороги, подгоняемые ветром, по проезжей части тащился тяжелый грузовик, от грохота дрожало оконное стекло. Но когда грузовик проехал, Алексей заметил фигуру на другой стороне улицы. Это была крупная женщина, их давешняя соседка по купе. Та самая, с большой грудью. Она махала Попкову обеими руками и улыбалась.
Какого черта она тут делает? Алексей резко повернулся, чтобы высказать дураку казаку свое мнение, но Лида опередила его.
— Лев, — прошипела она, — ты что делаешь?
Попков спокойно перевел взгляд на нее.
— Машу рукой…
— Она преследует нас, ты что, не понимаешь?
— Нет. — Да.
— Нет.
— Что ей известно?
— Ничего.
— Ты ей рассказал?
Рассеченная шрамом бровь казака недовольно дернулась, когда он услышал резкий голос Лиды.
— Рассказал что?
— Что мы приехали из Китая.
— Ну и что?
— Идиот! Что ты ей еще рассказал? Она ведь может быть из ОГПУ.
Здоровяк фыркнул.
— Она не шпион. И не доносчик.
Алексей решил прекратить зарождающуюся ссору, прежде чем спор привлечет внимание людей у печатного станка в другой части зала. Хотя Серову и доставляло удовольствие видеть, как эти двое готовы сцепиться, сейчас для склоки было неподходящее время.
— Выбрось из головы эту женщину, Попков. И вообще держись от нее подальше. Мы не можем рисковать и…
Казак сдернул с головы замызганную шапку и швырнул ее на стойку, опрокинув чай Алексея. Никто не обратил внимания на коричневую горячую лужу, которая потекла струйками на пол.
— Пошел ты со своими приказами, Серов! — Попков тряхнул головой, отчего густые смоляные волосы вздыбились, как рога, и прорычал: — Говорю тебе, она не шпионка. И вообще она думает, что это ты преследуешь ее. — Он смачно сплюнул на пол черной слюной.
Бабушка с самоваром что-то протестующе пискнула, но, увидев обратившийся на нее бешеный черный глаз казака, тут же замолчала.
— Лев! — воскликнула Лида.
Неожиданно на ее лице появилась улыбка.
Черт возьми, что ее так рассмешило? Невозможно предугадать, какое безумство придет в голову этим двоим в следующую секунду. Алексей поставил стакан обратно в подстаканник, скрестил на груди руки, чтобы скрыть охватившее его раздражение, и принялся наблюдать, как будет действовать сестра. Он давно уже признал, что в обращении с Попковым всегда лучше положиться на ее инстинкты.
— Как ее зовут, Лев? — спросила Лида.
— Елена Горшкова.
— И что у вас с ней?
— Мы просто друзья. — На щеках над черной бородой разгорелся румянец и быстро подполз к носу.
— Видно, не просто друзья, — протянула Лида, пристально всматриваясь в его лицо. — И где вы познакомились?
— В Селянске.
— В гостинице?
— Да.
Она немного помолчала, глубоко вздохнула, схватила со стойки его шапку и ткнула ею в могучую грудь казака.
— Иди, — усмехнулась она, — если это то, чего тебе так хочется.
Попков пару секунд таращился на нее, потом решительно встрепенулся. Алексею на миг показалось, что он сейчас схватит ее своими могучими ручищами и заключит в объятия, но вместо этого казак повернулся, собираясь уйти. Однако не успел он сделать и шагу, как Алексей преградил ему дорогу.
— Попков, будь осторожнее.
Здоровяк молча кивнул.
— Как она оказалась тут, в Фелянке?
Попков рыкнул что-то нечленораздельное, но Алексею этого было недостаточно.
— Ты знаешь, что она здесь делает? — не отступал он.
Опять ворчание.
— Расскажи.
Он ожидал снова услышать невнятное бормотание, но казак провел кулаком по бороде, прищурил единственный глаз и ровным голосом произнес:
— Она приехала сюда на могилу сына.
Лида протянула руку и коснулась его плеча.
— Лев, прежде чем заговорить с ней, выплюнь этот чертов табак.
Гигант легонько хлопнул ее по спине, что, вероятно, должно было означать дружеское расположение, и быстро покинул печатную мастерскую. Алексей и Лида молча наблюдали, как он широкими шагами пересек бульвар, пригрозив оторвать бампер водителю какой-то маленькой машины, который не захотел пропустить его. Оказавшись на тротуаре, он выплюнул пережеванный табак, отер рот шапкой и нахлобучил ее на голову, после чего, удивив наблюдателей, весьма вежливо поклонился женщине. Странная парочка как ни в чем не бывало направилась вдоль по улице, не обращая внимания на пронизывающий ветер и толкотню прохожих.
Лида, которая смотрела на встречу казака и его дамы, подперев голову обеими руками, вздохнула. Алексей ненавидел тоскливое выражение, которое порой появлялось у сестры на лице. Оно означало, что этот китайский коммунист, Чан Аньло, снова завладел ее мыслями. Серов оттолкнулся от стойки.
— Пойдем, Лида. Давай прогуляемся. Нам это пойдет на пользу.