Странные эти законы природы: сделают они что-то такое живое, прелестное, радостное и так беспощадно сами же его уничтожают. К чему все это? Кому они так необходимы, все эти страдания?
Смерть сестры Василий Дмитриевич переживал очень тяжело; он часто посещал ее могилу на Ваганьковском кладбище, сажал цветы и кусты, хлопотал об устройстве памятника.
Три года назад в возрасте семидесяти двух лет скончался его отец. Василий Дмитриевич сильно горевал, но принял смерть отца как нечто естественное. А о смерти Веры, угасшей в расцвете сил, он думал со жгучей болью в сердце.
Еще раньше, дважды в своей жизни, ему пришлось видеть смерть, беспощадно уничтожающую молодость.
На его глазах безвременно скончалась любимая Маруся Оболенская.
В те же годы в Риме он познакомился с другой девушкой, которая болела туберкулезом. Это была студентка Лейпцигского университета Лиза Богуславская. Девушка заинтересовала его резкостью своих взглядов: не признавала ни религии, ни семейной жизни, ни искусства — словом, была то, что называется «нигилистка».
Василий Дмитриевич знал, что она больна безнадежно; он часто навещал ее, порой спорил с ней, а когда они разъехались, у них началась переписка.
Здоровье Лизы постепенно ухудшалось. Василий Дмитриевич жалел ее. Несколько раз посылал ей деньги; на его средства она смогла выбраться из Лейпцига в Россию и там вскоре умерла.
И тогда художник набросал эскиз карандашом: умирающая девушка лежит на постели; справа у ее ног сидит женщина; слева на столе лампа. Несколько раз Василий Дмитриевич возвращался к этому сюжету, создавал новые эскизы, но потом остывал к своему замыслу. Однако мысль написать картину «Больная» не оставляла его.
Когда же скончалась сестра Вера, он, подавленный, одинокий, особенно остро ощутил ужас преждевременной смерти. Это ощущение вновь вернуло его к неосуществленному творческому замыслу.
В течение весны — лета 1881 года он очень быстро написал небольшую по размерам картину «Больная».
Темная, печальная, она была совсем особенная, не похожая на другие его солнечные полотна.
Глубокая ночь. Едва видимая в темноте, лежит на темной постели больная, умирающая девушка-подросток. Она ни о чем не думает, ничем не интересуется. В пышных подушках совсем утонула ее голова. В темноте почти не видно ее маленького личика, только настороженно и печально смотрят из мрака огромные, безучастные ко всему, догорающие глаза. Тонкая, восковой бледности рука бессильно протянулась вдоль одеяла… Сзади в безнадежно усталой позе застыла едва заметная в темноте фигура женщины…
«Смерть приближается, смерть неизбежна. Как неестественна и ужасна гибель этой юной, только еще начинающей жить девушки!» словно хотел сказать своей картиной художник.
Великий Рембрандт, конечно, осветил бы только лицо, может быть, руку; остальное, второстепенное, погрузил бы в темноту.
А Поленов увлекся деталями: рядом с подушкой поставил на столике яркую лампу под зеленым абажуром, разместил на том же столике играющий бликами графин, недопитый стакан, недочитанные книги в пестрых обложках…
И композиционный центр картины, помимо воли художника, переместился на эти умело расставленные предметы, а трагическое лицо девушки как-то стушевалось.
Поленов продолжал писать это свое полотно, когда неожиданно узнал от Мамонтова, что известный профессор-искусствовед Адриан Викторович Прахов и молодой богатый горнозаводчик армянин князь Семен Семенович Абамелек-Лазарев собираются путешествовать по Египту, Сирии, Палестине. Прахова Василий Дмитриевич немного знал; князя никогда не видел. Ну и что ж. Такого благоприятного случая упустить нельзя. Как бы присоединиться к путешественникам и поехать с ними? Он понял, что сможет, наконец, серьезно собирать материалы для той своей самой главной картины — для картины из жизни Христа.
У Александра Иванова не было средств, чтобы отправиться на берега Иордана, и он воспользовался пейзажем итальянским. Поленов сможет искать материал непосредственно на месте действия своей будущей картины. И он написал Прахову убедительное письмо с просьбой взять его с собой. Тот от своего имени и от имени Абамелека ответил любезным согласием.
Василий Дмитриевич, как всегда любознательный, предвкушал увидеть и запечатлеть на своих этюдах сказочные страны Ближнего Востока, о которых знал по книгам. С собой он вез три этюдника и чемоданы, туго набитые холстами, дощечками, красками и прочими принадлежностями для живописи.
19 ноября 1881 года он и его спутники выехали из Москвы на юг.
В тот же самый день одна знакомая его девушка записала в своем тщательно скрываемом дневнике такие слова: «Простилась с Поленовым перед его отъездом в Египет. Самые разнообразные чувства волнуют меня. И тяжело ужасно, и в то же время радуется сердце за слишком дорогого человека…» А картина «Больная» так и осталась висеть в кабинете Поленова недоконченной.