Соль под кожей. Том третий

Глава одиннадцатая: Лори

«Известный бизнесмен и владелец банковской сети «ТехноФинанс» Юрий Завольский был задержан сотрудниками правоохранительных органов при попытке пройти регистрационный контроль в аэропорту…»

Я сижу в своем любимом кафе на противоположной стороне улицы, где расположен офис и с аппетитом уплетаю самый обычный, вредный, но адски вкусный бургер, закусывая все это ломтиками картофельных дипов, посыпанных хрустящими хлопьями поджаренного пармезана. Все это настолько вкусно, а у меня уже второй день настолько зверский аппетит, что рот не поворачивается выплюнуть еду обратно в тарелку, когда в мои уши врезается эта «волшебная» новость.

Механически работаю челюстями, чтобы перемолоть еду до формата «можно проглотить», а потом с трудом запиваю этот комок прохладным ромашковым чаем.

— Девушка, можно… — Жестами даю понять официантке, чтобы она сделала телевизор погромче.

Кроме меня в кафе сидит только пожилой мужчину с газетой наперевес и не похоже, чтобы его интересовало происходящее за пределами печатных заголовков.

На экране вокруг сгорбленной и порядком похудевшей туши Завольского-старшего целая армия сотрудников в характерной черной форме. Рядом, пытаясь соблюсти видимость бурной деятельности, прыгают двое мужчина с типичными адвокатскими рожами очень похожими на Копытина. Я давно обратила внимание, что у жирного борова есть определенные пристрастия в выборе дерьма, которое должно стирать грязь и пыль с его внешнего «сверкающего образа».

Впрочем, на экране больше не происходит ничего интересного. Диктор за кадром рассказывает, что Юрий Завольский проходит свидетелем по делу о банковских финансовых махинациях и что сотрудники налоговой инспекции отказалась давать какие-либо комментарии о причинах его задержания. Потом репортаж перепрыгивает на сюжет об уборке городского парка, и я снова прошу девушку прикрутить звук. Она улыбается и переключает на какой-то музыкальный канал.

Я знала, что Завольский вернется.

Он костьми ляжет, чтобы прийти на похороны сына. Ну, вернее, он явно планировал это сделать, но церемония уже завтра и что-то мне подсказывает, что даже если все его адвокаты совершат ритуальное самосожжение — это все равно не поможет ему выбраться из лап правосудия еще как минимум несколько дней.

Это не моих рук дело, но он сто процентов уверен, что теплую встречу ему организовала именно я.

Вариантов, кто мог так постараться, всего два. Точнее, один, потому что на Шутова в данном случае вообще ничего не указывает. Это не в его стиле. Вот если завтра выяснится, что у Завольского тромб оторвался прямо на полпути к освобождению — тут без вариантов.

Я заглядываю в телефон, открываю нашу с Авдеевым весьма скудную переписку и сразу натыкаюсь взглядом на его короткое «ок», который он как будто запечатал любую попытку снова его побеспокоить. Но ведь нет ничего страшного в том, чтобы узнать, откуда дует ветер?

Пишу ему короткое: «Завольского «приняли» в аэропорту — твоих рук дело?» и несколько минут жду, что он хотя бы прочитает сообщение.

— Привет, веселя вдовушка, — как снег на голову, на стул напротив меня садится кислая рожа Наратова.

Если бы не тот факт, что я должна выманить у этой козлины завещание моего оцта, а потом ритуально поджарить его в имя Новака, я бы прямо сейчас вызвала полицию и накатала заявление о преследовании. То-то зрелище было — смотреть, как его плющит от страха. Но пока приходится ограничится холодным взглядом.

— Не припоминаю, чтобы предлагала встретиться, — стараюсь держать тон нейтрально-вежливым, но Сергей вряд ли это оценит. — Тем более в месте, где мы у всех на виду.

— Ты обо мне вообще, я смотрю, забыла, — сходу с претензии. Типичный Наратов.

— Если ты вдруг не заметил, я готовлюсь хоронить мужа. Прости, что за всеми этими мелочами забыла чмокнуть тебе в лобик перед сном.

— Ой, да кому ты чешешь! Готовится она. Страдает, убивается. Еще скажи, что каждую ночь льешь слезы в подушку.

— Ты не мог бы оставить меня одну? — Маловероятно, что он прислушается, но попытаться стоит. Мне нужно держать Сергея на коротком поводке, но делать это лучше всего так, чтобы он думал, что дела обстоят ровно наоборот. Мой сдержанный тон и попытка уйти от конфликта как раз должны убедить его в этом. — Наш план в силе, ничего не отменяется, только немного откладывается.

— Папаша Андрея вернулся. — Он переклоняется ко мне через стол и неприятно дышит в лицо каким-то супер-терпким ополаскивателем для рта. — Что ты с этим собираешься делать, вдовушка, ну?

Значит, новость как минимум не минутной свежести, раз Сергей уже в курсе. Как только отделаюсь от этой бородатой истерички — позвоню Катерине и сделаю ей внушение, что о таких новостях меня нужно ставить в известность даже посреди ночи.

— Ты не мог бы… — Отклоняюсь назад, чтобы перестать дышать с ним одним воздухом. С трудом, но все же выдавливаю из себя подобие извиняющегося смущения, и «объясняю»: — У меня до сих пор не проходит токсикоз, а у тебя очень… крепкий парфюм.

— Надо же, какие мы нежные. — Он кривится, медлит, но все-таки отваливается обратно на спинку стула. — Тебе не кажется, что пока ты медлишь и ждешь удобный случай, ситуация становится все хуевее и хуевее с каждым днем? Папашка Андрея вернулся, через пару дней он выйдет на свободу и пинками под зад выгонит тебя из офиса. И что тогда, блядь?!

— Можешь, понизишь тон, пока о твоем гениальном плане не узнала вся улица?

— Да хули уже с этого плана! Пиздец, додумался, блядь, связаться с тупорылой бабой.

Типичный Наратов, принципиально не называет женщин — женщинами.

Адепт «мужского движения» или как там правильно называется стадо, в которое кучкуются ущемленные мужчины? Жаль, что узнала я об этом когда было уже слишком поздно, и мои глаза уже и так были достаточно широко открыты, чтобы рассмотреть в полный рост эту мужчиноподобную мразь.

— Я тут подумал… — Он пытается держать что-то похожее на напряженную паузу. — Возможно, я поторопился с выводами, что из тебя может получится достойный союзник.

— Возможно, — безразлично пожимаю плечами.

Есть ли шанс, что Наратов действительно передумает воплощать придуманный им план на пару со мной? Какова его вероятность? Примерно один или два процента. В разы меньше, что в последний момент от тупо струсит и передумает. Изменится ли что-то от того, что я буду чесать его больное эго и цепляться из последних сил? Определенно — эта тварь еще больше уверует в то, что играет главную скрипку.

Хочешь переиграть абьюзера? Стань им.

Плохая тактика, но в короткой и точечной перспективе работает безотказно.

Вот, например, у Наратова уже весь его пафос на роже скис. Я даже почти слышу как мысли в его голове начали бегать из угла в угол и требовать немедленно найти какой-то максимально щадящий для его раздутого самомнения способ выйти из ситуации.

— В мире полно женщин, у которых нет бэкграунда из прошлого, нет братьев и сестре и как минимум треть из них подойдут на роль Валерии Гариной по возрасту, четверть будет с тем же цветом волос, а примерно десять процентов будут даже чем-то похожи внешне. — Я улыбаюсь совершенно спокойно и холодно, потому что мой мозг сконцентрирован на одной мысли — раздавить эту мразь будет максимально приятно. — Дерзай, Сергей. Буду рада видеть твою новую союзницу в своем офисе «ТехноФинанс».

От злости, но еще больше — от беспомощности, нервный тик перекашивает его рожу набок. То еще «приятное» зрелище, даже с учетом того, что я хочу видеть его в куда более жестком виде.

— Ты мне угрожаешь? — шипит Сергей. Думает, видимо, что это должно меня испугать, но пока только веселит.

— Просто рисую перспективы.

— Блядь. — Он в сердцах бьет ладонью по столу, и от этого звука неприятно дребезжит каждая чашка в кафе. — Зарекался же с бабами связываться. Вы все, блядь, совершенно на голову отбитые конченые…

Мое внимание привлекает звякнувший дверной колокольчик.

Хотя нет, кого я обманываю? Обонятельные рецепторы моментально улавливают нотки знакомого аромата. Первая мысль, которая приходит в голову — закрыть нос, не смотреть по сторонам, а лучше сразу уйти. И только потом приходит другая, закономерная: что он тут делает, блин?!

Авдеев.

Я его по-прежнему не вижу, но у этой двухметровой шпалы есть волшебная способность моментально заполнять собой все свободное пространство вне зависимости от габаритов помещения. В зале, где мы вместе занимались, он как будто вообще «занимал» половину огромного, похожего на самолетный ангар пространства. А в маленькой кафешке с ним как будто соприкасается каждая вещь.

И я, конечно.

А еще на него всегда реагируют вот такие сопли, как Сергей. Не знаю, может быть, это дань нашим первобытным корням и более слабым самцам «по статусу» положено ходить перед альфой на полусогнутых, но на то, как голова и жопа Сергея начинают притягиваться друг к другу где-то в районе шеи можно смотреть бесконечно. И все это тоже за секунду до того, как подходит Авдеев.

— Валерия Дмитриевна. — Я спиной чувствую его присутствие. — Я присяду?

И, конечно, садится без разрешения на стул справа, слегка небрежно закинув ногу на ногу, покачивая носком туфли ровно в миллиметре от белоснежных брюк Сергея. Максимально показательный жест о том, кто на самом деле контролирует ситуацию, но Наратов тут же нервно отодвигает стул. Выглядит при этом как столетняя девственница, которую уже никто не хочет, но которая уверена, что каждый встречный мужчина родился только для того, чтобы сорвать ее «цветочек».

— Вадим Александрович, добрый день. — Набравшись смелости, смотрю на него, но все равно взгляд смазано скользит по его тяжелому подбородку с ухоженной темной щетиной и ниже, до ворота темной рубашка под идеально сидящим и определенно пошитым на заказ темным же пиджаком. Быстро киваю на Наратова: — Сергей Наратов. Друг моего покойного мужа. Сергей — это Вадим Авдеев, один из наших партнеров по бизнесу.

Сергей протягивает ладонь для рукопожатия.

Вадим легко и запросто может просто проигнорировать этот жест — он альфа, он может позволить себе вообще все, что угодно по отношению к таким, как Наратов. И Сергей это тоже отлично понимает, поэтому его рука начинает предательски подрагивать, когда Вадим никак не реагирует на этот жест.

Блин, откуда в моей голове эта бессмысленная чушь про альф и угрюмых самцов? Я такие книги перестала читать еще лет десять назад.

— Рад, — сдержанно говорит Авдеев, так же сдержано пожимая ладонь Сергей.

Мир большого бизнеса существует по своим неписанным законам и в нем совсем не обязательно открыто унижать человека, чтобы уронить его самооценку ниже ватерлинии. Одно его «рад» чего только стоит — как будто зарядил в зубы и поинтересовался, не нужна ли добавка если вдруг не хватило с первого раза.

Что он, блин, здесь делает?

Следит за мной?

Искал повод уви…

Я тут же даю себе отрезвляющую ментальную затрещину. Мой офис через дорогу. Сегодня в два у нас согласование по контракту с «MoneyFlow». Авдеев, конечно, мог бы и не приезжать лично, но в принципе это вполне нормальная практика. А я сижу в кафе напротив, прямо возле огромной оконной витрины — не то, чтобы сильно замаскированный в засаде кролик.

— Сергей решил лично выразить мне свои соболезнования, — говорю хоть что-то, чтобы разбавить напряженную тишину за столом.

— Андрей был отличным другом, — не очень внятно бубнит Наратов.

— Нам с Валерией Дмитриевной нужно обсудить рабочие моменты. Я не параноик, но предпочитаю не грузить посторонних скучным обсуждением цифр.

Я так ни разу толком на него и не посмотрела, но кожей чувству, что, говоря это, Вадим давит его взглядом, как клопа. Господи, сколько еще раз мне придется посыпать голову пеплом, коря себя за то, что когда-то Наратов был для меня буквально светом в окошке? Почему прогресс до сих пор не научился удалять из памяти ненужные воспоминания? Я готова заплатить за это любые деньги.

Впрочем, наша с Вадимом короткая история была бы номером два в списке для волшебного ластика.

Так было бы проще всем.

— Да, конечно, да. Не буду мешать — у самого сегодня еще два контракта, — быстро сливается Наратов. Хотя против такого сказанного почти в лоб посыла устоял бы, разве что, Данте. — Лера, еще раз — мои искренни соболезнования.

Я прощаюсь с ним еще одной вымученной улыбкой и даже не пытаюсь скрыть вздох облегчения, когда он уходит.

— Увидел тебя, — Вадим кивает на окно справа, — подумал, что тебе нужна помощь.

— Спасибо. — Чувствую себя натянутой струной рядом с ним.

— Наратов. — Вадим задумчиво поглаживает большим пальцем нижнюю губу. — Одна из трех сакральных жертв. Тебе нужна помощь с этим?

— О, нет, с этим я справлюсь сама.

Бросаю взгляд на часы, чтобы перевести разговор на безопасную тему работы, но Вадим опережает.

— Я приехал заранее, Валерия.

«Зачем?» — вертится в голове заевший как старая пластинка вопрос.

— У нас все готово, может… — пытаюсь отодвинуть от себя тарелку с едой, но вместо этого Вадим подзывает официанта и просит сварить ему ристретто. Даже на мой кофеманский вкус этот адская смесь, от которой инфаркт может схлопотать даже совершенно здоровый человек.

— Ты не доела, — кивает на мой наполовину истерзанный бургер. — А я все равно никуда не спешу.

— Если честно, я жутко голодная, — сую в рот картофельную дольку, с наслаждением жую и проглатываю, следом запихивая еще одну. — Этот мудак весь аппетит испортил, но твоя показательная порка вернула моим вкусовым рецепторам боевой дух.

— Люблю смотреть, как ты ешь, — мягко улыбается Вадим.

Он уже говорил это, когда откармливал меня на своих конюшнях.

— Я что, все-таки умудрилась безобразно испачкалась в кетчуп? — Даже если и так — не спешу хвататься за салфетку.

— Нет, просто у тебя аппетит и еда здорового человека.

— Сказал качок про фастфуд. — Откуда-то из моей груди вырывается непроизвольный смешок. — Спорим, ты уже забыл, какая на вкус эту жутко не полезная и напичканная транс-жирами еда?

Откусываю еще кусок от своего огромного бургера и жмурюсь от удовольствия.

— После нескольких месяцев, когда меня тошнило не только от еды, но и от ее запаха, и вида, — говорю, немного прожевав, — я готова наслаждаться даже поеданием сырых каштанов, если они будут без проблем попадать в моей желудок.

Вадим тем временем утаскивает ломтик картошки с моей тарелки, кладет ее в рот, сосредоточенно жует. Я уже готовлюсь услышать парочку «комплиментов» моим гурманским предпочтениям (он-то старался, каждый раз готовил для меня свежие умопомрачительные стейки и рыбу), но Вадим просто вытирает пальцы салфеткой и легкой улыбкой дает понять, что больше не будет покушаться на содержимое моей тарелки.

— Ты читал мое сообщение? — Раз уж Авдеев оказался здесь собственной персоной, то почему бы не спросить его лично? Лучше, чем обмениваться сообщениями и играть в испорченный телефон.

— Эм-м-м… — Он озадаченно морщит лоб и тянется к карману, но я останавливаю его на полпути.

— Это ты устроил так, чтобы Завольского «приняли» в аэропорту? — Стараюсь внимательно следить за его лицом, надеясь, что в отличие от Шутова, Вадим не настолько хорошо владеет тонким искусством превращать свое лицо в застывшую маску.

— Скажем так — ситуация, в которой все это развернулось, требовала именно такого решения.

— Ясно. — Авдеев же не Наратов — он не будет распускать перья, чтобы впечатлить девушку. Он в принципе не собирался выкатывать грудь колесом и требовать благодарственные поклоны. — Спасибо, что даешь мне… фору, чтобы подготовиться к встрече.

— Я как раз об этом хотел поговорить, Валерия.

Меня до сих пор продолжает резать то, как официально Авдеев произносит мое имя, но это все равно лучше, чем если бы он продолжал называть меня Лори. Особенно теперь, когда вернулся Шутов. Это какая-то дурацкая защита, но мне так проще, когда с одним я Валерия, а с другим — просто Лори.

— Ты передала мне документы, помнишь?

После коротких уточняющих вопросов, понимаю, что речь идет о тех сканах, которые я получила от Оксаны, жены Угорича. Меня немного грызет, что за всеми этими событиями я как-то совершенно выпустила ее из виду, но я держу в уме, что в тот наш разговор была достаточно убедительной, когда расписывала ей перспективы ее возможных глупых и импульсивных поступков. С тех пор Оксана не выходила на связь и никак не давала о себе знать. Возможно, паника из-за того, что их связь с Саниным вот-вот станет известна ее мужу от жены Санина, оказалась преждевременной? Или Санин оказался нормальным мужиком и уладил вопрос малой кровью?

А еще вспоминаю, что еще очень странного было в тех документах.

«IT-Олимп».

Холдинг Данте.

Я непроизвольно роняю взгляд на кольцо на безымянном пальце, фиксируя эту мысль «под замок». Обязательно спрошу Шутова, почему в грязных делах моего «любимого братца» торчат его уши.

— С документами что-то не так? — Или Вадим тоже наткнулся на связи с Шутовым?

— Там есть одна зацепка. — Раз Вадим не спешит ее озвучивать, это не то, чтобы хорошая новость. — Угорич вел дела с твоим отцом, Валерия.

— Конечно, он же его сын.

— Та схема с застройками и распилом государственных дотаций…

— Мой отец не имеет к этому отношения, — перебиваю его очень прозрачный намек. — Я уверена, что всему этому есть какое-то объяснение. Если бы речь шла о твоем отце, Авдеев, ты вряд ли бы точно так же торопился с выводами, так что перестань смотреть на меня с осуждением.

— И в мыслях не было, Валерия.

Бургер, который я еще минуту назад с таким аппетитом уплетала за обе щеки, вдруг становится на вкус как оберточная бумага. Нужно приложить усилия и выпить весь свой травяной чай (тоже ставший противным), чтобы протолкнуть в горло кусок, который уже нет сил прожевать.

— Мой отец сгорел у меня на глазах, — вдруг говорит Вадим. Каким-то совершенно правильным тоном, в котором как на аптекарских весах с точностью до миллиграмма отмеряно холода и интонации. — Ничего такого, просто в нашу машину влетел какой-то придурок на мотоцикле, у него там что-то загорелось, огонь перекинулся на нашу машину, а у отца заел ремень безопасности. Как это принято сейчас говорить? Тотально не повезло. Дело было ночью, за городом. Та даже людей не было, чтобы нам помочь. Я пытался его вытащить. Но не успел. Потом, когда уже приехали пожарники и врачи, мне позвонила мама, сказала, что у нее на душе не спокойно, хотела узнать, как мы добираемся и почему так долго. У нее уже был один инфаркт.

Мне хочется попросить его не продолжать, но я молча продолжаю слушать дальше.

— В общем, как ты понимаешь, я не сказал ей правду. На ходу придумал сказку, что по дороге отца вызвонили с работы, он пересел в попутку и возвращается на стройку. Ну а про себя рассказал правду, как было. Без деталей. Я неделю врал своей матери, Валерия. Неделю отвечал на ее звонки, придумывал новые отговорки, почему отец не берет трубку. Даже телевизор дома ей сломал, чтобы вдруг не увидела в новостях. А потом мне звонят из больницы и говорят, что маме стало плохо, она в тяжелом состоянии. Я еле успел приехать. Последнее, что я услышал от своей матери: «Ты дал ему умереть, я тебя ненавижу». Как потом выяснилось — добрые соседи поспешили «обрадовать» сердечницу новостью о том, что ее муж сгорел заживо.

— Мне… очень жаль. — Я сглатываю, чувствуя себя так, будто сама приложила руку к тем событиям. — Она не могла говорить это всерьез, ты же знаешь.

— Знаю. — Кивает все так же сдержанно, как будто только что пересказал чужую историю, которая никак не может задевать лично его. — Если ты думаешь, что мне приятно говорить тебе, что твой отец был точно таким же корыстным ублюдком, как и те, против кого ты воюешь, то нет — ты сильно заблуждаешься на мой счет. Впрочем, — тут он еле заметно улыбается, — как и всегда.

Я понимаю, что это укор, но даже его Вадим произносит без злости и пафоса. Там даже обиды нет, просто констатация факта: небо голубое, травка зеленая, а я ты с первого дня нашего знакомства и каждую нашу встречу принимала меня за кого-то другого.

— Я в курсе, что большие деньги не падают на голову кристально честным и благородным людям. — Хотела бы я уметь сохранять такой же бесстрастный тон, говоря о тех, кого люблю, но для меня эта способность так и осталась заблокированной, хотя Данте очень старался научить меня думать о прошлом как о старом кино. — Все мы в этом мире бессовестные твари, Авдеев, даже мы с тобой. Но мой отец не был таким чудовищем, которым его сделала эта троица. И все те вещи, которые ты так упорно суешь мне под нос как говно на лопате, могут быть тоже частью их плана.

Мне приходится замолчать, чтобы дать официантке сделать свою работу, но за тех пару минут, которые она крутится рядом с нами, боль от слов Вадима немного утихает. Так что, когда мы снова остаемся одни, мне уже не хочется ломать копья на эту тему.

— Я говорю это не для того, чтобы ты… — Он вздыхает. Он кажется слегка раздраженным, но не на меня. — Пока еще не поздно и можно отыграть назад — оставь эту затею. Вот что я пытаюсь сказать.

— Исключено, — отвечаю сразу, потому что такого варианта не существует ни водном из сценариев будущего, которые я успела нарисовать за все этих долгие годы.

— Ты не отмоешь память о своем отце. И когда ты поймешь это, тебе будет больно.

— Мне больно каждый день все эти долгие семь лет, Авдеев. И будет намного больнее, если эти мрази продолжат жить свою прекрасную сытую жизнь только потому, что я остановилась в шаге от возмездия. И, прошу тебя, хватит об этом. Считай, что ты пытался меня вразумить, но я слишком упрямая овца.

— Ты самая сильная женщина из всех, кого я знаю, Валерия. — Вадим смотрит на меня своим фирменным взглядом из-под челки. И снова на его лице ни единой подсказки, считать ли это комплиментом или тычком в мою «мужебабость». — Я не хочу, чтобы с тобой случилось что-то плохое.

— «Что-то плохое», Авдеев, со мной случилось в тот день, когда в наш дом завалились спецы с автоматами, а через неделю у мня уже не было ни дома, ни денег, ничего. Я подбирала еду со столиков на летних верандах, знаешь? Девочка, у которой был свой водитель, платья, сумки и туфли из французских бутиков, превратилась в бомжа. Кажется, что это просто невозможно — доедать за кем-то вот такой же недоеденный бургер, — киваю на свой, к которому окончательно потеряла интерес, — но, когда на третьи сутки живот скручивает спазмами, требуя еды, идея гордо сдохнуть от голода уже не кажется такой хорошей. И раз уж мы с тобой решили сбросить покровы прошлого за чашкой обеденного кофе, то хочу, чтобы ты знал — Марина была единственной, кто тогда от меня не отвернулся. А мы с ней даже особо и не дружили. У нее в доме и без меня была куча ртов, так что Марина делила со мной свою еду.

— Понятно, — задумчиво произносит Вадим.

И больше ни слова. Просто отпивает из чашки, мягко, почти беззвучно возвращает ее на блюдце.

— Как она?

— В санатории, восстанавливает нервы.

— К ней… можно?

— Можно, но не нужно. Пока. Дай ей время. Даже мне оно нужно, чтобы переварить обновку у тебя на пальце. Красивое кольцо, Валерия.

Я была уверена, что он или не заметит, или не придаст этому значения.

Не знаю, почему его замечание сразу задевает меня за живое. Я же вроде даже не пыталась скрыть этот новый маленький факт своей биографии. И хоть в интонации Вадима ноль процентов осуждения, хочется тут же вернуть ему это «аккуратное замечание».

— Красивая новая женщина, Авдеев. — На этот раз мне удается справиться с чувствами и почти идеально скопировать его же невозмутимый тон.

— Ждешь извинений?

— С чего бы?

— В самом деле.

Когда же он заговорит про Шутова? Целая куча вопросов плавает на поверхности, задать хотя бы несколько было бы абсолютно нормально, но Вадим продолжает молча пить кофе, уже полностью потеряв интерес к моей компании. Только когда я заканчиваю, оплачивает весь счет и галантно накидывает пальто мне на плечи.

Я одергиваюсь только раз — когда он, открыв передо мной входную дверь, кладет ладонь мне на спину, как будто пряча от сквозняка. У этого мужика правда настолько чертовски крупные ладони или я до сих пор слишком болезненно реагирую на каждый наш контакт?

— Приезжай на конюшни в выходные, — неожиданно предлагает Авдеев, когда мы стоим на крыльце, одновременно не решаясь повернуть в сторону офиса. Тогда мы оба станем уже немного другими людьми, которые не обсуждают кольца, новых подружек своих недобывших и всю вот эту приземленную муть.

Наверное, все мысли, которые роятся в моей голове в ответ на его предложение, очень красноречиво читаются на лице, потому что Вадим сразу озвучивает подоплеку своего неожиданного предложения:

— Отдохнешь, подышишь свежим воздухом, поваляешься в гамаке, сходишь на озеро. Моя охрана будет рядом.

— А где в это время будешь ты? — Даже не знаю, какой ответ хочу услышать.

— Если это повлияет на твое решение — меня не будет в городе до понедельника.

«Будешь на заморском курорте, смотреть, как «Попугай» поджаривает окорочка на солнышке?»

С другой стороны — перед похоронами Андрея мне не помешает небольшая перезагрузка. А у Авдеева там и правда почти что рай на земле. Ну и говорят же, что общение с лошадями беременным на пользу.

— Спасибо за предложение, Авдеев. Я подумаю. — И, мысленно отсчитав до трех, «переключаю» голову в рабочий режим: — Пойдемте согласовывать наши документы, Вадим Викторович, пока наша с вами болтовня у всех на виду не стала привлекать слишком много ненужного внимания.