Соль под кожей. Том третий

Глава тридцать первая: Данте

Я возвращаюсь в понедельник очень рано утром.

Чувствую себя заряженным кофе под самую «крышечку», потому что за последние несколько суток почти не спал, и голова, даже несмотря на зашкаливающий адреналин, все равно начала немного тупить.

Я не люблю аэропорты.

Точнее, я ненавижу аэропорты в формате «это посадка дома», потому что какой-то крохотной тупой и раздражающе живучей части меня очень хочется, чтобы меня там хотя бы раз встретили. Не надо никакой мишуры, табличек, надувных шариков. Даже на шею с разбега бросаться не обязательно — достаточно просто быть, махнуть рукой и сказать: «Я соскучилась». Небольшое время назад, когда с моей головой еще было все в порядке и я не пытался делать жутко сраные, но, блядь, правильные вещи, я иногда представлял, что меня будет встречать подросшая Станислава.

Но сегодня я прилетел все-таки этим долбаным джетом, и единственное живое тело на посадочной полосе, кроме меня — мужик из техобслуживания.

Хотя грех жаловаться — меня хотя бы водитель встречает, а не «приятная» перспектива ловить такси.

Редко им пользуюсь, но с таким туманом в башке за руль точно нельзя.

— С возвращением, Дмитрий Викторович. Сразу домой?

Киваю, заглядываю в телефон, чтобы убедиться, что не пропустил ничего важного. Ну разве что куча сообщений от сопливой жвачки и целых три пропущенных вызова. Недрогнувшей рукой закидываю ее в блок.

Спартанец звонит примерно в ту минуту, когда я переступаю порог квартиры, и еще раз подтверждает, что возле дома лори тишь да гладь, никто не светится, никого нигде нет. Еще вчера вечером о том же отчитался и Валентин — пока Лори тусит у Авдеева, нет никаких признаков, что кто-то выпасает ее и там.

Даже немного удивлен, что старый гандон действительно держит свое слово. Был уверен, что это просто пыль в глаза и попытка проверить, ведусь ли я на манипуляции, типа этого его «честное пионерское».

Авдеев уже выпустил мою обезьянку из своего идеального рыцарского ухаживания? Вряд ли без моей отмашки разрешил ей выйти на свободу. Дайте догадаюсь, каким же таким «чудесным» способом он не выпустил на работу эту отбитую на всю голову трудоголичку.

Сука, у меня реально когда-то чердак потечет от таких мыслей.

Нужно выспаться перед встречей с Завольским, но, как любил пошутить мой израильский доктор: «Крепкий сон — привилегия пациентов морга». Поэтому заливаю в себя еще одну чашку кофе, переодеваюсь, нарочно используя свой любимый «черным с черным» стиль, запонки, дорогущие как смерть часы. Понты, кто бы что ни говорил, всегда что-то стоят, особенно когда козырять ими придется перед носом у старой жадной свиньи. К тому моменту, когда я сделаю ему встречное предложение (он выскажет свое, на которое я уже сейчас, заранее, кладу болт с резьбой), в его башке не должно остаться и тени сомнения в том, кто на самом деле заходил с козырей.

До «Стрелецкого» ехать примерно полчаса. Я снова с водителем, так что по дороге раздаю последние указания своим парням: меня «ведут» четко по координатам, так что если с моей наполовину дохлой тушкой что-то случится… Хотя, конечно, такой вариант я не рассматриваю — Завольскому я не по зубам, иначе эта туша уже хотя бы воздух испортила в мою сторону.

По этой же причине не беру сопровождение и охрану — ничто так не обезоруживает, как осознание того, что твой соперник полностью охуел от собственной безнаказанности.

А вот старый гандон в своем репертуаре — на крыльце меня встречает пара здоровых шкафов и несколько здоровых внедорожников, видимо, чтобы я вот так сходу обделался от «завольского величия». Терпеть не могу этих дедов из веселых девяностых — реально как гопники, еще бы на кортах меня с семками уму-разуму собрался учить.

— Дмитрий Викторович, — здоровается правый «пес», — Юрий Степанович ждет.

Делаю шаг вперед, но левый перекрывает дорогу и выразительно протягивает в мою сторону обе руки.

— Серьезно? — вскидываю брови, вдруг соображая, что это чучело собирается меня обыскивать.

— Такая процедура. — Левое «тело» предпринимает еще одну попытку, но на этот раз я совершенно понятным образом делаю шаг назад, к машине.

— Значит, буратинка, передай своему хозяину мой пламенный привет.

Я ни хуя не блефую, когда иду к машине. Обыскивать меня он собрался, гандон штопаный.

Успеваю даже телефон достать, чтобы отдать дать отмашку запускать тяжелую «газонокосилку», но меня успевает догнать правый «пес». Обращаю внимание на телефон в его руке — даже экран погаснуть не успел.

— Дмитрий Викторович, приношу свои личные извинения. Это просто стандартный протокол, не для гостей Юрия Степановича.

— Я так и понял, — бросаю именно тем тоном, чтобы у этого дурака даже тени сомнения не осталось — как они планировали на самом деле мне абсолютно известно.

На этот раз никто не скачет у меня перед носом, не размахивает ручонками. Проводят по коридору через зал, который заканчивается дверью в отдельную ВИП-комнату. Вот заходишь — и сразу видно, кто тут дорогой, самый облизанный клиент и по совместительству — главный спонсор. Вычурно, с золотой отделкой. Чувствую себя как в лепрозории — так и тянет продезинфицировать руки, чтобы не подхватить какой-нибудь всраный пафос.

Завольский сидит в кресле за столом — жирная, потная складками потная свинья.

«Лори, бля, радость моя, да тебе памятник надо поставить за то, что в принципе смогла так долго его выдержать».

— Дмитрий Викторович! — Жирный боров вылезает из кресла, перетягивает руку через стол. — Надеюсь, вы не в обиде за этот маленький инцидент?

Пожимать его до омерзения пухлую ладонь просто с души воротит, но я должен выдержать мину типа_беспристрастного игрока. До поры, до времени, разумеется. Снимаю пальто, перекидываю через руку и сажусь в кресло напротив. Краем глаза замечаю, что двое моих «провожатых» заняли место у двери. Ок, ладно.

По свистку Завольского прибегает официантка, заискивающе смотрит на него в ожидании заказа и эта старая сука милостиво перенаправляет ее внимание на меня. Типа, уважает, с барского плеча жертвует мне свою привилегию первый выбрать жратву. Девчонка ни в чем не виновата, так что ей отказываю вежливой улыбкой. Завольскому от меня такой подарочек точно не перепадет и по его лоснящейся роже очень даже заметно, что он этот пас тоже заметил. Ну а хули там, не был бы он столько лет в этом деле, если бы совсем дупля не отбивал.

— А я, пожалуй, выпью. — Просит коньяк (конечно, жутко дорогой, уверен, что бутылку держат только для него) закуски с черной икрой, осетрину. Отпускает официантку и снова «осчастливливает» меня вниманием. — Нервы ни к черту. Вы же знаете, что в последнее время на меня просто началась настоящая травля, Дмитрий?

— Дмитрий Викторович, — поправляю я. Формальностей у нас с тобой, козел, не будет, даже не мечтай. — Я что-то слышал, да.

— Иногда нож в спину втыкают именно те, кого ты так опрометчиво туда пустил. — Издает вымученный стон. — Валерия… Она же была мне как дочь, Дмитрий.

— Дмитрий. Викторович, — повторяю выразительно каждое слово во второй раз.

И чтобы эта тварь подергалась, слегка привстаю в кресле, но только чтобы сесть удобнее и переложить пальто на другой подлокотник.

А вот Завольский моментально дергается, попадается на простейшую манипуляцию.

Когда до него доходит, что его развели, на пару секунд зеленеет от раздражения, но все-таки неплохо маскирует промашку.

— Валерия всегда была очень исполнительной девочкой, — продолжает свои байки Завольский. И я пока не очень понимаю, чего он собирается этим добиться. Убедить меня, что обезьянка — самая черная неблагодарность в этой Вселенной? — Когда она пришла в офис, я посмотрел на нее и подумал, что обязательно окажу ей любую протекцию. Они с моим Андреем были такими молодыми, амбициозными… Неудивительно, что мой мальчик моментально потерял от нее голову. До сих пор не могу поверить…

— Так много пауз, — позволяю себе ремарку, ни разу при этом не улыбаясь и даже не меняя совершенно каменную рожу отбитого на всю голову. — Давай к сути.

Завольский меняется в лице, реагируя на мое откровенное пренебрежение и «тыканье» именно так, как запланировано — фонтаном дерьма из своего раздутого эго. Трясет одним из хулиарда своих подбородков, прищуром своих поросячьих глазок давая понять, что с огромным удовольствием прошелся бы по мне своим проверенным катком.

Как Лори его вывозила столько времени? Мне ему жир прям щас пустить хочется, максимально негуманным способом, блядь.

Официантка появляется как раз вовремя, но быстро убегает, как и все травоядные прекрасно чувствуя, когда поблизости бодаются хищники.

— Валерия убила моего сына с целью получения права распоряжаться его голосом в «ТехноФинанс», — выкладывает жирный гандон.

— Доказательства? — На несколько секунд опускаю взгляд на ногти правой руки, давая еще один непрозрачный намек на то, что заранее не слушаю, даже если он выкатит результат независимого расследования.

— Дмитрий… Викторович… — Завольский прочищает горло, с трудом выдавливая из себя мое ИО, хотя я только что безнаказанно почти что смешал его с говном.

Что, тварь, не нравится?

Ну в общем, это была главная проверка на степень растягивания его задней кишки, которую Завольский благополучно слил.

— Есть свидетели, которые… — заводит, очевидно, заранее приготовленную историю.

— Свидетели чего, Завольский? За последние двенадцать месяцев Валерия Дмитриевна не покидала страну.

Рожа жирного гандона вытягивается еще раз, когда понимает, что обезьянке моего уважения досталось гораздо больше, чем ему.

Прекрасно, начинается мое любимое.

Занимаю более расслабленную позу, закидываю ногу на ногу и снова поглядываю на ногти.

— Валерия Дмитриевна неоднократно звонила адвокату, который пытался вытащить из тюрьмы твоего заднеприводного. Есть записи звонков, есть записи разговоров. Она даже деньги ему не сразу перекрыла, потому что надеялась, что вернется домой.

Завольским молчит и яростно, но как-то даже до обидного беспомощно просто скрежещет зубами. Ну типа как собака старая, у которой уже и зубов нет, чтобы укусить как следует.

— А еще есть прекрасного качества видеозаписи и фото, на которых прекрасно видно, что твой уёбок не просыхал, мазался и в целом полностью морально разлагался, пока его беременная, брошенная всеми жена, из последних сил пыталась спасти бизнес. И деньги акционеров. Очень большие деньги, кстати. Пока ты отсиживался в жопе мира.

— Это мой бизнес! — рявкает Завольский. Странно, что кулаком по столу не стукнул — как аз в его стиле экспрессия была бы. — Я знаю, что задумала эта мелкая шлюшка!

— Назовешь ее так еще раз, — смотрю прямо ему в глаза, наклоняя голову чуть набок, — и до конца своих дней ссать будешь через нос.

Если бы эта тварь имела на руках хоть какие-то весомые козыри — он бы не дал мне борзеть. Это простейшая логика — мы всегда торгуемся с самых выгодных позиций, берем нахрапом, потому что в бизнесе тактика долгой мариновки почтив всегда оказывается проигрышной.

— Я хочу назад свой бизнес, — хрипит Завольский. — Нам с вами делить нечего, Дмитрий…

Я вскидываю бровь с выражением лица а ля «ну давай, блядь, дай мне только повод послать тебя к хуям».

— Дмитрий Викторович, — буквально чуть ли не с кровью во рту, прогибается жирная свинья. — Просто подсадите на цепь вашу девчонку. И сохраните ей жизнь.

— Угрозы, угрозы… — Я разочарованно вздыхаю. — А деловое предложение хотя бы какое-то будет? Ну вдруг, в порядке бреда.

— Это мое единственное предложение, Дмитрий Викторович. Очень щедрое. Потому что мне ничего не стоит просто… — Спотыкается об мой предупреждающий взгляд.

Я ему глотку перегрызу — пусть только рискнет это вслух произнести.

Но он, ожидаемо, не рискует.

Только опрокидывает в себя всю порцию из стакана, за пару минут трижды меня цвет рожи от красного до бледного и обратно.

— Вам лучше согласиться, Дмитрий Викторович.

— Это все? — Я выражаю ровно ноль целых, ноль десятых заинтересованности.

Завольский в третий раз растягивает ржу, но на этот раз она покрывается расчудесными синими пятнами.

— «А хотите я его стукну — и он станет фиолетовым в крапинку», — с ухмылкой цитирую все тот же старый мультик про Алису. Сука, он сегодня точно в тему.

— Что? — бубнит старый козел.

— Да так, хуйня. Так вот, мое единственное предложение, старый ты пидар, звучит так: ты и Валерия Дмитриевна бодаетесь в рамках правового поля, исключая любое давление на нее твоих шавок, исключая любые возможные риски ее здоровью, исключая любой шантаж, любые манипуляции и прочие твои хитровыебаные способы. И да победит сильнейший! — Развожу руками.

— Абсурд, — трясется его голос и весь хулиард потных подбородков.

— А когда ты сядешь, — продолжаю, нарочно озвучивая этот факт, как заранее свершившийся, — то сидеть будешь с комфортом, а не возле параши. А если еще и пиздеть много не будешь, то желающих распечатывать свое старое очко извращенцев тоже не будет. Потому что Валерия Дмитриевна, в отличие от тебя, не тварь и не убийца.

Смотреть как его откровенно размазывает — просто одно удовольствие.

Но когда до меня вдруг доходит, что он, блядь, знает, что при таком раскладе проиграет Лори — у меня случается почти эндорфиновый кайф.

Моя маленькая умная, хитрая, охуенная обезьянка, сама того не зная, уже держит его за яйца.

Пиздец, родная, как я тобой горжусь!

— И что я получу взамен? — Козла явно укрыло, потому что даже не огрызается.

— Ну, например, я не буду вмешиваться.

А ты же, гнида, центнеровый новоиспеченный вдовец бывшей жены, уже в курсе, как я могу вмешаться.

Я бы хотел сказать, что не собираюсь форсировать, но нет, блядь, очень даже собираюсь. Добивать надо именно в тот момент, пока противник еще не сообразил, в какой глубокой жопе его голова и не начал пытаться ее оттуда высунуть.

Поэтому, чтобы задать неповоротливой туше Завольского, задаю ему правильное ускорение совершенно очевидным взглядом на часы. Он тоже не оставляет без внимания этот как будто совершенно ничего не значащий жест, но мы оба слишком долго варимся в мире больших денег и грязных игр, чтобы не знать — ничего не бывает просто так.

— Я хочу подумать, — безошибочно угадывает мой намек старый боров. Ну еще бы, я же им чуть не под нос его ткнул.

— Пять минут. — И пусть скажет спасибо, потому что это еще очень щедро.

— Дмитрий Викторович, никто таким образом дела не ведет.

У Завольского прям поперек рожи написано, с каким огромным удовольствием он бы натравил на меня своих увальней, и смотрел бы, как меня пинают словно мячик, упиваясь собственным всевластием и абсолютной безнаказанностью. До появления Лори в его жизни, он именно так обычно и поступал.

— Я веду так дела — этого достаточно. — И еще один взгляд на часы. — Четыре минуты.

— Кто будет гарантом всех этих… вещей? — Ему даже произносить не хочется очевидно унижающий его чувство величия расклад.

— Слово купеческое, — издевательски хмыкаю. — Мое.

— Я настаиваю на официальных гарантиях! — Снова трясется, холодец ебучий.

Как бы не заржать, а то хорош я буду деловой перец, если меня тут от смеха порвет.

— Отлично! — С деланым энтузиазмом достаю ручку из внутреннего кармана пиджака. — Где подписать?

— Дмитрий Викторович, вам не надоело…

— Мне не надоело, — перебиваю. — А что, салфетки с клятвой выплатить тебе миллиардную компенсацию за возможный моральный ущерб, нет? Ну кто же так на деловые встречи ходит.

Пока он перемалывает очередной поджопник, достаю телефон и отправляю «+» своим парням.

— А я вот не с пустыми руками пришел. — Добиваю его новой порцией своего самолюбования. А что — имею право, если эта гнида вовремя тормоза не додумалась включить. — Совсем старая гвардия хватку теряет, а еще говорят, что у старого козла крепче рога. Кстати, осталось три минуты.

Я прям чувствую, как его раздирает, душит желание отвалить мне за все эти выебоны. Он же именно такое развитие нашего разговора и планировал, еще когда звонил мне и голосом добряка втирал чушь про «решение вопроса». Нет, блядь, сучий потрох, ты себе нарисовал красивую картинку, что вот сейчас надавишь на Дмитрия Шутова, а потом будешь таким же как и ты старым грибам рассказывать, что нагнул молодого и резкого.

Мне скидывают фотку дома где-то в ебенях германии. Обычный такой дом, не загородная вила, но подходящее место чтобы пересидеть какой-то пиздец.

— А чего дешевенько-то так? — разглядываю картинку, немного увеличивая масштаб. — Прям что-то не по-купечески. Точно твой?

Поворачиваю телефон экраном к нему, наслаждаясь тем, что очередная пиздюлина сделала этот индикатор[2] глубоко серого цвета. В камень он, что ли, решил мимикрировать?

— Вы ходите по очень тонкому льду, Дмитрий Викторович.

— Серьезно? — Скидываю парням еще один «+», и через пару секунд у меня есть еще одно фото, на этот раз где-то на Бали, реально избушка под пальмовыми листьями, для полностью аутентчиного вида не хватает парочки макак на цепи. — А тут, прямо скажем, вообще непонятно как жить.

Еще одна демонстрация, после которой Завольский хватается за стакан, но глотает только несколько собственных хриплых вздохов. А что, козлина, думал, раз наши проверяющие органы за определенную «мзду» не видят все твои лежбища, активы и переоформленные тысячу раз счета, со мной эта хуйня тоже сработает?

— Две минуты, — напоминаю я.

И чтобы окончательно его растолкать, встаю. Успеваю даже одну руку в рукав пальто засунуть, когда его ставший на пару тонов выше голос, верещит:

— Хорошо, хорошо!

Продолжаю одеваться, скрывая свою довольную улыбку.

— Я гарантирую, что с Валерией Дмитриевной ничего не случится.

— Хорошо, — киваю.

Уподобляться его идиотским требованиям что-то там подписать, не собираюсь. Наша «сделка» очень сильно выбивается от общепринятых договоров, и я прекрасно знаю, что подписи, даже если бы поставили их кровью, не гарантируют совсем ничего. Тем более такими зажравшимися пидарами. Единственная гарантия, что Завольский будет держаться от Лори подальше — самый обыкновенный страх, что в любую минуту я снова всплыву на горизонте его жизни.

— Один вопрос, Дмитрий Викторович, — останавливает меня уже в дверях. И уже знакомым мне натужным голосом Весельчака, вкрадчиво спрашивает: — Только разве вопросами безопасности Валерии занимается не … Вадим Авдеев?

Решил бросить кость в надежде, что мы тебе на радость вцепимся друг другу в глотки?

— Кстати, насчет волков. — Абсолютно никак не реагирую на его последнюю и откровенно жалкую уловку. Но последнее слово все равно должно остаться за мной. Тупо люблю это, когда приходится иметь дело с такими гнидами. — Я не молодой волк.

— Понимаю, да, — сально улыбается, давая понять, что собирается проигнорировать мою поправку.

— И даже вообще не волк, старый ты шакал.

— Дмитрий Викторович, раз мы с вами уладили все вопросы, не кажется ли вам, что самое время сменить тон?

— Я волкодав. Поэтому разговаривать с такими как ты, буду только с позиции сильного. Просто не забывай наш уговор и свое место. Твоя шкура будет все такой же жирной и грязной, но по крайней мере, останется целой.

Когда его тараканы-переростки следуют за мной и один из них закрывает дверь, с той стороны в нее уже летит стакан. А потом, судя по грохоту — вообще все, что попадается под руку этому обсосу.