Среди рабочих

XXXIX

Человек в пиджаке перевел нас через площадь и, пройдя немного по пыльной, как будто песчаной улице, остановился перед домом, выкрашенным желтой краской и крытым железом.

Рядом под одну крышу стояла лавка со стеклянными до половины дверями на улицу и с вывеской:

«Авошная лавка Максима Иванова Тумашева»… Ворота во дворе были искусно разукрашены жестью… Человек, делавший их, очевидно, обладал терпением и настойчивостью, достойными лучшей доли… Изнутри дома по окнам виднелись кисейные занавески и стояли горшки с ярко распустившейся цветущей «еранью»…

— Обождите малость, — сказал пиджак, — сейчас я…

Он взошел по ступенькам на крыльцо лавки и, заглянув в стеклянную дверь, произнес про себя:

— Аказия, голова… гм! Неужели опять?

Он обернулся, посмотрел на нас, точно ожидая ответа, и, немного подождав, дернул за проволоку звонка. Прошло больше минуты… Человек стоял и прислушивался, наклонив на бок голову, походя на лягавую собаку, которая сидит около двери и ждет, когда выйдет хозяин-охотник,

— Аказия! — снова произнес он и опять дернул за звонок.

На этот раз ждать ему пришлось недолго… По ту сторону загромыхал засов, одна половинка стеклянной двери отворилась, и на пороге показалась толстая сердитая баба.

— Наше вам-с! — воскликнул человек в пиджаке, делая в воздухе выверт поспешно снятым с головы картузом.

— Ты чего это дурака ломаешь? — басом произнесла баба.

— Мы к Петру Иванычу… собственно, по делу…

— Возьми, вон, своего Петра Иваныча… Он, вон, задеря ноги, третьи сутки валяется, как свинья! — грубо ответила баба.

— О? Закургузил? — вопросительно произнес наш вожатый.

— А то нет… знамо! Черти этакие! Жрете и жрете винище, не облопаетесь никак, притка вас расшиби!.. Да тебе на что он? — спросила баба, помолчав.

— Да намедни мы с ним в трактире чай пили… Ну, между прочим, сказывал, погреб хочет рыть, яму… Не увидишь ли, говорит, каких, — присылай! Вот я и привел! — добавил он, показывая на нас рукой.

— А чьи такие? — спросила баба, разглядывая нас. — Може, воры… кто их знает, заблудящие, может. Ноне народ-то такой… Пачпорта-то у них есть ли?..

— Пачпорта у нас, мамаша, в исправности, — ответил дядя Юфим.

— Ну, так как же? — спросил человек в пиджаке. — Без самого-то как быть?..

— Да так и быть, — ответила баба, — яму рыть надо, без него знаю… А вы, миленькие, — обратилась она к нам, — дорого возьмете-то!

— Да ведь какая яма? — ответил Юфим. — Дороже денег не возьмем.

— Обнаковенная яма… Не то, чтоб очень глубока, а так… середка наполовину.

— Сажени полторы квадрат, — пояснил человек в пиджаке.

— А глубиной как? — спросил Юфим.

— Да обыкновенно как… все поглубже, чай, надо, — ответила баба.

— Да как выроешь — себя не видать, так и будет, — сказал человек в пиджаке.

— Эва как! — воскликнул Юфим. — Дела не мало!

— Четверо вас… живо выроете!..

— Да, живо… Ну, а цена как?

— А много ль возьмете? — спросила баба.

— За трешницу выроем… На твоих харчах, — сказал Малинкин.

— Ишь ты какой склизкий! — воскликнула баба. — Больно жирно крошишь — дьячка подавишь!.. Трешницу!.. У вас вон и инструменту-то нет… Кто вы такие? Може, вы, пес вас знает, жулье, аль што?..

— А ты, мамаша, полегче! — сказал Юфим. — Лаяться не годится.

— Да как вас не лаять: три рубля, статочное ли дело?

— Ну, а ты много ль дашь? — спросил Малинкин.

— Полтора рублика дам!

— Эк ты!..

Начали торговаться.

— Ну, уж так и быть, — сказал Юфим, — давай два!

— Дорого… кормить вас надо… Чай, небось, тоже пьете?

— Само собой, — отвечал Юфим, — небось, тоже люди.

— Заступов вам, чай, надо?

— Да как же? Знамо, пальцем рыть не станешь…

— У нас вон только два… к соседям надо… Все вот докука, хлопоты… Ну, идите в калитку.

— На сотку за хлопоты! — воскликнул человек в пиджаке.

— Ступай ты атседа, пес… Мне свой пьяница надоел! — крикнула на него баба и, захлопнув дверь у него под носом, ушла.

— Сво-о-олочь! — злобно протянул мужик.

— Кто така? — спросил Юфим.

— Ха-а-а-зяйка! Чо-о-орт! Давайте хоть вы на сотку!

— Ну, нет, друг, — ответил дядя Юфим, — мы тебе уже дали — отчаливай!.. У нас денег шальных нету… Бог с тобой…

— Ну, дери вас чорт, коли так… Я думал, порядочный народ… по совести… эх, вы, обормоты!.. Ну, давайте хоть пятачок, дьяволы!

— Дай ему, дядя Юфим, пятачок, — сказал Малинкин, — отвязаться… ну его!

Ему дали пятачок, и он, ругаясь, ушел…