Сознание возвращалось как-то медленно, урывками. Почему так жестко лежать? Откуда это чувство разбитости? Я рывком сел на полу. Сколько я пролежал так, в отключке, посреди коридора, на самом видном месте? Через сколько секунд тут появится санитар, чтобы вкатить мне еще дозу успокоительного? Я попытался подняться, но ноги плохо слушались меня. Все тело ныло, мысли в голове едва ворочались. Я шлепнулся обратно на пол и обвел коридор, посреди которого я сидел, мутным взглядом. Здесь что-то было не так, что-то очень непривычное. К черту это, надо двигаться, пока не появились санитары. Свет над моей головой был каким-то тусклым и трепещущим. Лампа издавала странное раздражающее жужжание. Весь остальной коридор был освещен лишь местами — зажглась едва ли треть ламп.
Все вокруг было каким-то зыбким и неустойчивым. Видимо, второй укол за такой короткий срок совершенно задурманил мне мозги. Без опоры подняться будет сложно. Я подполз к двери, из которой вывалился неопределенное количество времени назад, надеясь подняться, цепляясь за вентиль. Остановился, поднес одну из ладоней к лицу. Это что, пыль? Твою мать! Лихорадочно цепляясь за вентиль, я кое-как поднялся и с ужасом огляделся вокруг. Тусклый свет, на полу лежит тонкий слой пыли. Я в зоне возможного заражения! Я суетливо прикрыл рот и нос рукавом. Это только усугубило ситуацию — пока я отдыхал на полу после укола, я успел измазать в пыли свой комбинезон, так что теперь только испачкал лицо той же пылью.
— В-в-внима-а-а-ание! — голос станционного врача здесь звучал искаженно, растянуто и с запинками, что производило жутковатое впечатление, — В-в-вы находитесь в опасной зон-н-не… — голос скатился в какое-то шипение и потонул в помехах.
Теперь понятно, почему меня до сих пор не схватили и не отволокли обратно в отсек 105. Роботы на этих этажах почти что не функционировали: ни санитары, ни уборщики. Насколько я знал из рассказов отца и образовательных материалов, людям здесь находиться категорически запрещалось. Я в ужасе осматривался, думая, как поступить. Может быть, мне так хреново, потому что заражение началось? Я совершенно не желал умирать, по крайней мере, пока не найду Алису. Я несколько раз с силой втянул воздух и громко чихнул.
Жжение в носу и горле на несколько мгновений пропало, а затем вернулось с удвоенной силой. Это незнакомое чувство тревожило меня. Последняя эпидемия, вычистившая остатки людей с Аида, вроде бы так и началась: кто-то побывал в зоне возможного заражения. Организм жителей станции не может бороться с тем, что прячется здесь. Излучение, сбивающее работу электроники — тоже смертельно, так говорилось в обучающих видео. Я стоял посреди коридора, ничем не защищенный, боясь сделать шаг, чувствуя, как нарастает жжение в горле.
— В-в-вы подвергаете смертельной опасности существование человеческого рода. Внимание! Вы находитесь в опасной зоне…
Существование человеческого рода… Брехня! Алиса говорила, что с ней там много других людей. Это значило — я подвергаю смертельной опасности только себя. Что-то зажужжало за ближайшим поворотом коридора у меня за спиной. Я резко развернулся. В свете немногих работающих ламп буквально в трех метрах от меня показался санитар. Я отшатнулся, собираясь бежать, запнулся обо что-то в полумраке, упал, подняв тучу пыли. Теперь эта сволочь точно меня схватит. Я в ужасе обернулся, ожидая увидеть перед самым лицом шприц или мягкую клешню. Но санитар все еще был в трех метрах от меня: крутился на месте на границе света. Сделал движение в мою сторону, остановился. Я с недоумением наблюдал за его странными манипуляциями, все еще сидя задницей в пыли. Очевидно, что железяка меня заметила. Почему же не схватит меня? И тут до меня дошло: его отделял от меня мертвый участок — местечко, где техника перестает работать напрочь. Вон в темноте застыл неподвижный и давно не подающий признаков жизни робот-уборщик, а у стены на самой границе света прижался безжизненный робот-ремонтник. Я, видимо, был слишком занят своими мыслями, и потому не заметил их сразу. Дальше станционный врач своего слугу отправить не могла. Я снова поднялся на ноги, и отряхнулся, чувствуя, как горит изнутри горло. Дышать становилось все сложнее, и это начинало по-настоящему пугать меня.
— Пожалуйста, проследуйте за моим помощником. Вам необходимо срочно покинуть опасную зону. Вы подвергаете смертельной опасности существование человеческого рода, — голос перебивался помехами.
Мне не хватало воздуха. Горло вдруг сдавило так, что стало трудно дышать, и каждый выдох или вдох проходил сквозь него, как наждак. Я ухватился за горло, прислонился к стене, делая отчаянные попытки втянуть в себя хоть немного воздуха. В этот момент мне стало по-настоящему страшно. Все это время, пока я бегал от санитара, надеясь вырваться наверх, я рисковал оказаться запертым в этом жутком отсеке сто пять, но теперь я рисковал жизнью. Я еще никогда даже близко не сталкивался ни с чем подобным. Меня охватила паника. Сердце стучало, как бешенное, норовя пробить грудную клетку. Вдохи и выдохи давались мне уже едва-едва, легкие горели от нехватки воздуха и от надрывных усилий заполучить еще хоть каплю его. Никогда не думал, что удушье — это так жутко.
«Беги к санитару!» — визжал кто-то в моем мозгу. На заднем плане звучал искаженный помехами голос станционного врача:
— Вы подвергаете смертельной опасности существование…
Теперь я ей верил. Мне нужно было пройти всего десять шагов — и санитар вытащит меня отсюда. Может, сделает какой-то укол, чтобы эта пытка закончилась. Увезет меня обратно, вниз, к воздуху, которым можно дышать.
Я не двинулся с места. Он увезет меня — и тогда я уже не выберусь. Станционный врач закроет все лазейки, навсегда. Я никогда больше не увижу Алису. Эта мысль ошпарила меня. Я попятился от санитара, судорожно пытаясь вдохнуть. Нет, лучше подохнуть, пытаясь. Я попятился еще, пошатнулся, оперся рукой о какую-то боковую дверь, моя ладонь заскользила по ее гладкой поверхности и свезла в сторону пломбу. Дверь заскользила в сторону под моей рукой, и я ввалился в темное помещение, силясь втянуть хоть каплю воздуха в горящие легкие. Горло сжалось окончательно, и я упал на колени, царапая шею, бессмысленно хлопая открытым ртом. Воздуха больше не было.
Сейчас я умру — подумалось мне. Если бы я мог кричать, я бы, наверное, орал от ужаса во все горло, но теперь я был нем. Спасительная темнота начала заволакивать мои глаза, или это просто дверь за мной автоматически закрылась? В ушах оглушительно, как набат, стучала кровь. Как больно, как тяжело, и как долго все это длится… Внизу, дома неуклюжие помощники станционного врача делали мне обезболивающий укол едва ли не из-за порезанного пальца или ушибленной коленки. Так что я даже не знал, что что-то подобное может существовать. Мои легкие, кажется, рвались на куски.
Внезапно я почувствовал, что невидимая рука, мучительно сдавившая мое горло, чуть ослабла. Я с трудом втянул в пылающую грудь чуть-чуть воздуха.
Я лежал на полу в темноте, боясь шевельнуться, только вдыхая и выдыхая, с каждым разом все свободнее. Никогда бы не подумал, что дышать — это такое наслаждение.