Стартовая площадка – Земля

Глава 12 Финансовое основание трона

19 мая, пятница, время 14:40.

Москва, Ломоносовский пр-т 25, к. 1.

Отделение ВТБ-банка.

— Первые деньги на ваш валютный счёт пришли, — Валерьян Романович глядит на листок бумаги, который принёс и быстро после этого исчез менеджер.

Начальник отделения усмехается:

— Размер не впечатляет, всего сто семьдесят пять долларов, но лиха беда начало? — мужчина подмигивает с долей насмешки.

— Это тестовый перевод, — не реагирую на колкость. — Как только контрагент получит подтверждение, вышлет несколько миллионов. Основной транш придёт таким же порядком, после подтверждения о получении.

Насмешливость начальника мгновенно испаряется без следа. Такая у нас договорённость с Юной. Первые две цифры от величины перевода — число, третья — месяц. Значит, 17 мая перевод отправлен. Юна времени даром не теряет. Сумма следующего перевода будет определена по такому же принципу, только нулей будет много больше.

— Вы позволите, — киваю на извещение о переводе.

— Да, это ваше, — мужчина отдаёт бумагу.

Смотрю на время отправления, первый час ночи по Гринвичу. Выходит, распоряжение Юна отдала ещё вечером 16-го числа по тому же Гринвичу. Время отсчёта начисления процентов по договору с её трастовым фондом начнётся после того, как наш ЗПИФ «Инвест-Солярис» закроет калитку для инвесторов и начнёт работу официально. Крупные по масштабу, но мелочные по характеру корейские чеболи пытались выгрызть у меня начало отсчёта с момента получения первого транша, но я тоже умею упираться.

Резон в их пожеланиях есть. Деньги, пусть и в относительно небольшом размере, уже начнут расходоваться. Буквально со следующей недели. Но у меня свои мотивы. Нам нужна пауза для старта, спортсмены начинают соревнование по команде, но время собраться им всегда дают.

— Я тут подумал, Валерьян Романович, мне нужен ещё один счёт. Рублёвый, на тех же условиях, что и валютный. Для конвертации долларов в рубли. Работать мы будем или исключительно в национальной валюте, или преимущественно.

— Какого объёма ожидается транш?

— Я не говорил? Пятьсот миллионов долларов, плюс-минус копейки.

— Не советую вам переводить весь объём одним махом, — быстро справившись с лёгким замешательством, мужчина даёт конкретный совет: — Можно курс доллара заметно уронить. Для вас лучше не менять его в эту сторону.

— Каков предельный размер ежесуточного объёма конвертации?

— Рекомендую не больше пятидесяти миллионов. В течение суток такую сумму можно сбросить в пять-семь приёмов. Должен предупредить о механизме спрэдов…

Затем поясняет, что это такое. Разница между покупной и продажной стоимости валюты, своего рода комиссия, которую берёт банк. Понятное дело, принимают — в данном случае от меня — дешевле. Продают — дороже.

Смотрю на него с выражением лица «Короче, Склифосовский!»

— Вас это не очень касается, к тому же вы — особый клиент, поэтому мы просто будем брать с вас комиссию в один процент при конвертации долларов в рубли.

Моё выражение лица меняется на «Вы часом не уху ели?» Пять миллионов долларов практически на пустом месте? Хачу быть банкиром!

— Почему так много?

— Несколько лет назад обычной практикой всех банков была комиссия при обычном, даже не межвалютном переводе в один процент. Кто-то и больше брал.

— Не пойдёт! — мотаю головой.

Мои деньги растаскивать по чужим карманам? Не дам!

— Сейчас ваша комиссия — четверть процента. На это я ещё могу согласиться.

— Мы не можем общий порядок нарушать, — разводит руками мужчина. В глазах искреннее сочувствие.

Ага, ага… там процент сдерут, там полпроцента, а мне полновесных шестнадцать в год потом платить? Пшли нахрен! С ржавым якорем в жопе!

— Можете. Четверть процента! Не больше. Иначе конвертацию поручу организовать своим инвесторам, и перегонять они будут исключительно рубли.

В глазах начальника беспокойство:

— Не будем делать поспешных шагов, Виктор Александрович. Я поговорю с руководством. Полагаю, они пойдут вам навстречу.

— Я надеюсь. Зашлю к вам своего человека составить договор на эту тему, — называю ФИО Марка. — Он будет со своим юристом. До встречи, Валерьян Романович.

Прощание проходит в тёплой, дружественной атмосфере. Но из банка ухожу не сразу, мне же надо ещё один счёт оформить. Отдать менеджеру распоряжение конвертировать полученные американские копейки в несколько российских рублей ещё погожу. Сначала дождусь отмашки от Валерьяна. И посмотрим на всю механику в деле.

20 мая, суббота, время 15:10.

МГУ, ВШУИ, кабинет Колчина.

— У нас в университете производственной базы нет, — рассматриваю проект маневрового движка на керосине.

— Кое-что есть, — пытается спорить паренёк.

Хочет с нуля и самостоятельно движок сочинить. Второй курс только заканчивает Петя Самарин. Поглядим, что за Петя…

— «Кое-что» мало чем отличается от ничего. Но дело не только в этом. Керосиновые движки при старте с Земли или даже с её орбиты имеют право на существование. Но для автономных космических баз они не подойдут. Поэтому долгосрочной и даже среднесрочной перспективы у керосиновых движков нет. Где вы на Луне или Марсе керосин возьмёте?

— Делать криогенные движки тоже не выход. Слишком сложные…

— Чего-чего? — вытаращиваюсь на студента и перехожу на ты. Я даже младше его на год, но я-то уже преподаватель. — Петя, ты в своём уме? Они по факту уже все криогенные, кислород-то все в жидком виде используют. Да, жидкий водород добавляет проблем. Но добавляет, не значит — создаёт. Тебя послушать, криогенные движки в сторону, керосина нигде нет, кроме Земли… и что тогда, по-твоему, делать? Сложить ручки и сидеть смирненько? Зачем тогда на ФКИ пошёл?

Разглядываю не очень обильно, но веснушчатого парня, блондина с уклоном в рыжинку. Светло-рыжий он, короче. Мои слова производят угнетающее впечатление. То что надо. Добиваю:

— И само собой, инжекторная подача топлива не нужна для жидкого или уже газообразного водорода, — хмыкаю, парень позаимствовал идею из современного автомобилестроения. — Займись-ка лучше вот чем. Нам нужно будет испытывать наши придумки на моделях. Например, посадочный модуль на Луну…

Начинаю рисовать эскиз, но замечаю тень какой-то тоски в глазах Петра.

— Неинтересно? — прекращаю рисовать, задерживаю на нём взгляд. — Понимаешь, а нам неинтересно твоё хобби, нам абсолютно ненужное, финансировать. Зачем нам твои движки, когда мы их тупо можем в Роскосмосе заказать? Кстати, так и сделаем. Ладно, иди. Надумаешь — приходи. Только не опоздай, а то придёшь, а тема уже занята.

— Хорошо, я подумаю. А вы рисунок мне всё-таки дайте…

Как скажешь… заканчиваю эскиз, поясняю словами, чего я хочу:

— Сначала чертёж на утверждение с полной спецификацией, только потом исполнение. Будут проблемы — обратись к Ольховскому, он в инженерных делах уже что-то понимает.

— Хорошо. Но вы пока это задание никому не отдавайте.

— Не отдам. Какое-то не очень долгое время.

Петя уходит, а я начинаю тосковать. Мне самому хочется всем этим заняться, однако ясно понимаю, что даже будь в сутках сорок часов при отсутствии затрат времени на административную работу — до всего не дотянусь.

Кстати, Петя слегка напрягся, когда я намекнул, что тема может уплыть в другие руки. Нашёл новый способ мотивации? Это кроме идеи, вернее — веера идей, на которые меня натолкнул Петюня.

Во-первых, для испытаний надо строить модели. Например, как сказал Петру, действующую модель посадочного модуля на Луну. С шестью движками и маховиком внутри для придания устойчивости полёту. На дистанционном управлении, как современные дроны. Теоретически ясно, что полёт будет устойчив, но динамику хорошо бы прочувствовать руками.

Во-вторых, где-то надо эти модели и макеты строить. Нужна хоть какая-то производственная площадка.

В-третьих, нужен испытательный полигон. Где-нибудь в Подмосковье. Хотя тоннель для запуска надо засунуть подальше, где-нибудь у «Плесецка».

24 мая, среда, время 09:10

МГУ, 2-й уч. корпус, ФКИ, лекционная аудитория.

— Кто-нибудь когда-нибудь сдавал экзамены экстерном? Что, никто? — оглядываю аудиторию победным взором. — Зато сейчас будете сдавать экспромтом!

Народ взволновывается и оживляется. Мои лекции и семинары проходят почти всегда с огоньком. Передо мной второй курс однокашников, среди которых, кстати, есть и знакомый мне Петюня.

Рассаживаю всех, кого считаю самыми-самыми — таких полтора десятка, — на передних рядах, раздаю билеты, записывая номера напротив фамилий. Остальные за пределами «санитарной» зоны наблюдают с интересом и облегчением. Лекции не будет, можно не напрягаться. Или поработать, но по желанию.

— Остались лишние билетики! — тоном заправского распространителя театральных билетов соблазняю остальных. — Подходи, налетай! Индульгенцию на предстоящий экзамен покупай!

Сообразительные налетают быстро, и вот экзаменационная зона расширилась, а санитарная сдвигается вверх.

— Если кто-то согласен на «удовлетворительно» — подходите с зачётками и свободны, — таких не находится. — Надо же…

Через четверть часа моё терпение истощается, и я вытаскиваю на разговор одного из. Киндяков как-то подошёл ко мне и нагло стал утверждать, что нашёл у меня ошибку в решении тех задач, за которые я кандидатом стал. В процессе дискуссии — конечно, выяснилось, что это он поторопился с выводами, — показал порадовавшее меня, как препода, глубочайшее знание предмета.

— Я до конца ещё не довёл, — Киндяков пробует возражать.

Возражения не принимаются.

— Что там дальше будет? — останавливаю после пары предложений, уже ясно, что знает. — Задачу как решать будешь?

Тоже быстро останавливаю. Ибо нефиг рассусоливать.

— Зачётка с собой? Нет? Ну, беги за ней, мы тут не меньше часа будем, а не застанешь — найдёшь меня где-нибудь.

За академическую пару пропускаю всех, кто не побоялся. На четвёрку не смогли сдать только двое из двадцати пяти сдававших. Больше половины — пятёрки. Всем объявил, что любой может повысить свой экзаменационный рейтинг на официальном экзамене.

— Какие-то вопросы есть по другим дисциплинам? — вопрошаю на следующей паре. — Ведь не может быть лучшего наставника для молодёжи, чем представитель вашего же поколения. Кто, как не я, может глубже всех проникнуться вашими заботами и чаяниями?

Моё заявление провоцирует веселье, усиленное стрельбой глазками со стороны девчонок.

Ожидаемо выясняется, что есть вопросы по матфизике. Пробуют меня на прочность ещё по термодинамике. Предупреждаю сразу, что немного плаваю в этой дисциплине, но как-то выкручиваюсь, на что уходит чуть больше чем полпары.

Не только их разгружаю, но и себя тоже. Все не сдадут досрочно, но всё равно на официальных экзаменах мороки будет меньше. Нам, высокому сословию преподавателей и наставников молодёжи. Может, за счёт этого удастся отбояриться от участия в плановом экзамене, напирая на то, что выступил застрельщиком и уже положил в лузу энное количество шаров, то есть оценок в табель.

Я вовсе не ищу низкопробной популярности. Во время лекций всегда выделял и постоянно упоминал ключевые моменты теории и самые популярные формулы в прикладном плане. И если замечаю, что студент «видит» курс в целом, то интерес к нему, как к недоделанной работе, теряю. И большинство у меня именно такие ребята. Красота и необычность ТФКП в том, что числа е и пи — ключевые числа в математике — работают в постоянном взаимодействии. И это не я сказал, это я цитирую одного из своих студентов.

На кафедре склоняю коллег обойтись на формальных экзаменах без меня, напирая на то обстоятельство, что уже сильно облегчил им работу. А также на свою загруженность главы Ассоциации и Агентства, да не простого, а космического. И уже готовлюсь стартовать в столовую, как меня властно отвлекает телефон. Не ответить невозможно. Наблюдательный Совет, который всегда смотрит за мной. Большой Брат, то есть Наблюдатели, затребовали встречи. Сразу после обеда.

А пока надо известить секретаря деканата ВШУИ, что на месте буду позже.

24 мая, среда, время 13:15

МГУ, Главное здание, сектор А, каб. 925.

— Виктор, почему не доводите до нас важнейшие сведения, касающиеся Ассоциации? — Бушуев смотрит на меня почти строго и почти отечески.

— Почему же не довожу? Вполне возможно, у нас разные представления о важном, но о ключевых событиях стараюсь держать вас в курсе. Я ведь посылал записку о том, что мы создали Агентство.

Сижу в знакомом кабинете пред строгими очами троицы проректоров. За главным столом –хозяин кабинета Федотов. Бушуев и Сартава — напротив меня.

— Я, в принципе, если хотите, могу озадачить секретаря Совета отсылать вам все бумаги, которые отражают наши действия. Но тем самым завалю вас ими.

— Заваливайте, — улыбается Сартава.

— Могу прямо сейчас. Это не займёт много времени.

— Попробуйте, — опять отвечает Сартава.

Мне нетрудно, берусь за телефон и озадачиваю Веру отослать все документы Ассоциации и Агентства в отсканированном виде на указанную почту. Немного подумав, корректирую приказ:

— Вообще-то не надо на почту. На флешку и мне в кабинет занеси. Через час.

— Не стоит доверять электронной почте, — поясняю проректорам. — Там документы не для посторонних глаз. Как-нибудь зайдите ко мне в кабинет, я вам скину. Или секретаря с флешкой сюда пришлю.

— Если вы параноик, это не значит, что за вами не следят? — смеётся Бушуев. — Пока мы ещё флешку получим… расскажите своими словами, что происходит.

— Мы создали агентство. В форме ООО с двумя учредителями, я и Андрей Песков. Уставной капитал… — быстро излагаю суть дела.

— Во Владивосток зачем летали?

Интересно, как они узнали? В принципе, большого секрета не делал, но старался не болтать. Вера, впрочем, могла сказать. Она в курсе, кто в Наблюдательном Совете.

— С инвесторами встречался. Обсуждали детали взаимодействия, объёмы и условия финансирования.

— Кто инвесторы?

— Трастовый фонд, созданный южнокорейской компанией «Акуро корпорейшн». По условиям трастовых фондов состав их пайщиков разглашению не подлежит.

— Но вы же знаете, кто там?

— Знаю, но говорить не имею права. Подписку давал. Уважаемые компании, могу вас уверить.

— Объём инвестиций? Условия?

— Это тоже закрытая информация. Могу сказать в общих чертах: обещанный процент прироста капитала соблазнителен, финансы исчисляются миллиардами долларов.

Проректоры замолкают намертво, только переглядываются. С плохо скрываемой растерянностью.

— Вы хотите сказать, Виктор, — осторожно начинает Федотов, — что вы фактически долларовый миллиардер?

— Нет. Я буду, как глава Агентства, контролировать несколько миллиардов долларов. За скромную зарплату, кстати.

— Так вам и финансирование из госбюджета не особо нужно, — задумчиво барабанит пальцами вышедший из ступора Бушуев.

— Как сказать. В разговоре с инвесторами этот факт сыграл свою роль. Они поняли, что к проекту в России относятся серьёзно. Но давайте перейдём лучше к проблемам, что встают во весь рост. Если деньги скоро придут, то им непременно нужно дать возможность работать. А вот с этим трудности.

Излагаю свои хотелки. Первым делом о производственной базе и полигоне. Проректоры заметно оживляются. Позже понимаю почему. Когда высказываю пришедшую в голову идею:

— А если мы бюджетные деньги закинем на счёт Ассоциации, и пусть она ими распоряжается…

На мои слова Бушуев не удерживает довольной улыбки.

— Студенты получат возможность зарабатывать, участвуя в перспективных разработках… — продолжаю рассуждать, видя радостное оживление Наблюдателей.

— О полигоне мы подумаем. Давно пора — и не только для вас. И площади выделим, — Бушуев обращается к Федотову: — Вроде у нас какие-то подвальные и цокольные помещения пустуют или заброшены. Ну, этим сам займусь. Миллиардные вложения в университет надо отрабатывать.

На последних словах подмигивает. Это он что, на мои миллиарды претендует?

— Университет сможет заработать, безусловно. Но всё-таки помните, что МГУ — не цель инвесторов. Мне им впоследствии звонкой монетой платить придётся.

— Мы помним, помним, Виктор, — улыбается Сартава.

Бушуев чуть заметно хмурится.

«Хмуриться и строго смотреть вы можете сколько угодно, — думаю, выходя из кабинета. — Только совсем близок тот день, когда вы начнёте искать в моих глазах одобрение на самые осторожные свои предложения».

В воскресенье разговаривал с Юной. Она дала добро на четверть процента при конвертации долларов в рубли.

— Хотя мы можем бесплатно для тебя сделать и перегнать рублёвый транш, — сказала она. — Но я понимаю, банк должен быть заинтересован в тебе, так что пусть имеет свой профит. Ты прав, один процент — это чересчур, так давно в мире никто не делает. Так что когда они согласятся, то дай знать. Но смотри, чтобы письменно!

Поэтому сейчас иду в банк, на ходу делаю звонок в деканат ВШУИ, что буду на месте в конце рабочего дня.

Тот же день, время 15:05

Москва, Ломоносовский пр-т 25, к. 1.

Отделение ВТБ-банка.

— Валерьяна Романовича нет на месте, — с ходу огорчает меня менеджер Александр.

— Да?

А времени-то уже прошло изрядно. Подготовил он для нас особый режим конвертации или нет? А проверю!

— Александр, давайте сделаем так. Там два основных счёта под моим единоличным контролем…

— Так. Вижу, — менеджер смотрит в компьютер.

— С валютного счёта конвертируйте восемьдесят пять долларов на рублёвый.

Менеджер вознаграждает меня долгим взглядом «Зачем⁈»

— Тестовый перевод. Для пробы. И распечатайте мне исполненную платёжку.

Александр усаживает меня за комп, показывает, что надо сделать. До чего техника дошла, по отпечатку пальца допуск даёт. Сам выбрал такой способ, теперь пальцы надо беречь. А то вдруг не дай бог. Неуверенно нажимаю на нужные места, но для первого раза нормально.

Начинает гудеть принтер, выпуская в реальный мир платёжку. Смотрю и хмыкаю. Один процент сожрали, хитрованы!

— Суду всё ясно! — обвиняюще гляжу на Данилова. — Ладно, разберёмся. Валерьяну Романовичу передайте, что жадничать нехорошо. Не по-христиански это, не по православному.

Оставляю ничего не понимающего менеджера за спиной, ухожу чеканным шагом, придирчиво оглядывая стати банковских барышень. Одобрение местного цветника старательно прячу за строгостью взгляда.

Тот же день, время 15:50.

МГУ, ВШУИ, канцелярия деканата.

— Это же мало, Виктор Александрович! — на меня смотрят голубые глаза, полные неподдельного негодования.

Ольга Владимировна Болдырева, бухгалтер деканата, искренне возмущена предложенной ей мизерной ставкой в Агентстве. Всего половина минимально допустимой оплаты труда. Сейчас это где-то тринадцать с половиной, соответственно, она будет получать меньше семи тысяч. Дама излучает недовольство всем своим пышным телом.

Срабатывает мой тщательно выстроенный психологический механизм гашения внешней агрессии. Но сначала пристрелочный выстрел:

— И сколько же вы хотите? — предельно равнодушным тоном. Исключительно ради праздного интереса.

— Ну, хотя бы тысяч двадцать… — уверенность бухгалтерши плавно снижается почти до нуля с каждым словом соответственно росту насмешки в моих глазах.

— То есть процентов на семьдесят выше, чем у меня, генерального директора Агентства и главного учредителя? — в моих глазах плещется недосказанный вопрос: «мадам, вы не уху ели?»

Болдырева мрачно умолкает, уходя в типично женскую глухую защиту. Вот-вот начнёт обиды строить.

— По проекту Устава, который сейчас разрабатывается, оклад главного бухгалтера идёт по самой высокой ставке. Как заместителям гендиректора, начальникам отделов и служб. Выше только у гендира на десять процентов, — разъясняю политику Агентства сухо и деловито. — Вы на половине ставки, так что всё правильно. Согласитесь, это не дело — получать какие-то заметные деньги за бухгалтерское обслуживание всего трёх человек, считая вас…

— Объём работ на трёх работников и на сотню несильно отличается, — бурчит женщина.

— Даже если бы вы были правы, как это выглядит со стороны? Бухгалтерия на троих человек и на сотню! Любой человек — да, незнакомый со спецификой, но всё-таки — скажет, что это неестественно, когда бухгалтер получает зарплату абсолютно независимо от количества сотрудников в организации. Разве нет?

Глухое молчание. Потому что я прав. Возможно, это неправильно, но корреляция, на которую я ссылаюсь, есть. Чем больше и мощнее организация, тем больше зарплата управленцев при прочих равных. Но дело в том, что это правильно!

— Вы сильно ошибаетесь. С ростом числа сотрудников появятся подразделения, премиальные выплаты разного рода, командировочные, наличные деньги под отчёт, ведение кассы, усложнятся сетка окладов и взаимодействие с банком. Скорее всего, у вас появится подчинённый работник, тот же кассир. То есть работа с ростом штата увеличится. Поэтому вы абсолютно неправы. — Впрочем, если вы не хотите, я вам руки не буду выкручивать. Найду кого-нибудь.

Ещё один мой ход: пирожок кажется маленьким? Так я другому отдам!

— Это, видите ли, работа на будущее. У нас так принято. Человек работает за копейки или даже бесплатно и тем самым лично создаёт себе же рабочее место. Все через это проходят, не исключая меня. Заодно создают себе репутацию в глазах начальства, то бишь меня. И вы начинаете свою работу с маленького, но минуса в свою карму, то бишь в личное дело? Да кто ж так делает⁈

В моих последних словах — искренняя скорбь и разочарование такой неуместной и недостойной выходкой будущего ключевого сотрудника. Так что будет ли у меня этот данный сотрудник? Ещё раз оценивающе оглядываю даму, та почему-то зябко передёргивает плечами.

— Пойду с деканом поговорю, — тяжко вздыхаю. — Виктория Владимировна плохого не посоветует…

— Да согласна я, согласна… — бурчит, не поднимая глаз, бухгалтерская дама.

Останавливаю уже поднятую ногу, гляжу на неё с огромным сомнением. Нерешительно и медленно ставлю на пол.

— Хорошо, Ольга Владимировна, — принимаю непростое управленческое решение, — я, на первый раз, прощу вам ваши неуёмные притязания, но давайте договоримся: это первый и последний раз. Иначе я вас вычеркну из первой золотой сотни ключевых работников Агентства. В конце концов, если вам что-то неясно, вы всегда можете спросить. Вежливо и мило, я знаю, вы умеете.

Мадам слегка смущённо улыбается, и я понимаю, что победил. Но радовать её тем, что ей ещё светит полставки бухгалтера Ассоциации, уже не стану. Сама виновата, чуть не профукала светлые, реальные и высокоденежные перспективы на сиюминутные и сомнительные копейки. И премию за первоначальный вал работы, как уже задумывал, придержу. Ну или меньше начислю. И садистки скажу, за что уменьшил. Вот такая я управленческая и злопамятная тварь.

Иду к себе в кабинет. Первым делом — минус в карму будущему главному бухгалтеру. Потом остальные дела.

Мой кабинет.

До стола не дохожу, дверь не успевает войти в родные и уютные створки, как приглушённо охнув, снова распахиваются. За мной в кабинет врывается Марк:

— ВиктОр! Срочно подписывай! — моё имя называет на французский манер, с ударением на втором слоге.

На стол плюхается куча бумаг.

— Надо сегодня успеть, обязательно успеть! Витя, в темпе, в темпе! — почти стонет Марк. — Долгосрочный фьючерс ему в задницу вместе с колл-опционом без смазки!

О как заговорил! Раньше я от него такого не слышал… руки меж тем разбирают бумаги, в которые вникаю с максимальной скоростью.

— В отпуск он, видите ли, завтра уходит, падла! Мелкий клерк, а заменить некем!

— Второй экземпляр где⁈ — прерываю причитания.

— Так отдельно…

— На хера разделил⁈ Быстро компонуй обратно! — мне же их сравнить надо, мало ли что в одной из стопок проскочит.

Руки Марка и бумаги мелькают вихрем, и я принимаюсь за работу.

— Сядь и не мельтеши. Вот тебе печать, штамповать подписанное будешь.

Если работу организовать толково, то она быстро идёт.

— А это что, мля⁈ — замечаю маленькую, досадную и вроде не влияющую ни на что опечатку. Но в важных документах они недопустимы, тем более в числительных, обозначающих проценты, сроки и прочие ключевые параметры.

— … — Марк выдаёт длинную матерную фразу.

Не успевает её закончить, а я уже влез в его флешку, вытащил нужную страницу и вношу исправление.

Марк изрядно хренеет, когда видит уже выползающий из принтера ещё горячий лист, за ним сразу второй. Приходит в себя, меняет листы.

— Я проверю ещё раз! — кричу вдогонку. — Если что, по телефону тебя остановлю! Будь на связи!

— А-а-дно!..

Слышу затихающий вопль, оборванный захлопнувшейся дверью. Кладу печать в стол. Кстати, надо сейф заказать.

Внимательно и с предельной концентрацией просматриваю документы на ЗПИФ «Инвест-Солярис» ещё раз. Плямкает телефон, раздражённо отключаю его. Что за день сегодня⁈

Вроде всё нормально, кладу последний лист. А кто там меня домогался? О, Валерьян Романович!

25 мая, четверг, время 13:30

Москва, Ломоносовский пр-т 25, к. 1.

Отделение ВТБ-банка.

Вчера Валерьян изволил пригласить меня на рандеву. Якобы у него всё готово. Отговорился на сегодня. Вчерашний день мне что-то не понравился. Бывают такие дни, когда события так торопятся, что идут наперекосяк. К примеру, уже на полдороге к банку вспоминаю, что печать забыл. А она ведь понадобится! Вот тогда позвонил и перенёс встречу. Н-ну его нахер! Не горит.

На этот раз не забываю, печать со мной. Менеджер Саша уже не провожает меня, только отмашку рукой даёт в начальственную сторону. Двигай, дескать, ждут тебя.

— Мадмазели и мусью! — мимоходом приветствую местную публику, делая вид, что снимаю шляпу. Мадмазели приветливо хихикают.

Поздоровавшись с начальником, усаживаюсь рядом и гляжу вопросительно.

— Всё в порядке, Виктор Александрович, — заверяет он. — Начальство дало добро на ваши условия конвертации.

— Хорошо, Валерьян Романович, — и протягиваю руку, на которую он глядит с недоумением.

Шевелю нетерпеливо пальцами, всё равно не понимает.

— Соглашение.

— Ах, да! — наконец-то доходит. Что-то он сегодня тормозит на ровном месте.

Передо мной ложится пара скреплённых листов. Пока изучаю, хозяин кабинета терпеливо ждёт. Комиссию при переводе долларов в рубли действительно назначили в четверть процента по курсу ММВБ, сложившемуся на текущую дату. Не забыты естественные оговорки. Обратно, например, шиш! При покупке валюты спрэд загребут полной ложкой. Ну, это хрен с ними!

Пока вникаю, на заднем плане роятся мыслишки. Нет, не буду я сразу переводить деньги огромным кушем одномоментно. Речь и о конвертации, и о перегоне денег из «Ханган-банка» на счёт агентства. Пшли все нахер! Наслушался историй всяких, когда налоговая или какой другой орган накладывает арест на счета чуть что не так. А вот «Ханган-банк» иностранной юрисдикции, на него у наших ухарей руки коротки.

— Распоряжение на случай неожиданного обвала курса рубля можно дать?

Мужчина соглашается, обговариваем «дежурное» количество долларов для этого. Пять миллионов, думаю, будет как раз. Хм-м, а если курс доллара обвалится? Кто сказал, что такого никогда не было и быть не может? Жизнь у нас сейчас такая, что всё возможно. Так что, может, и перегоню большой куш. Но на ходу я ничего не придумаю, надо с Марком советоваться. Впрочем…

— Дайте ещё условия долгосрочного вклада, — мне дают требуемое, а я думаю, что как бы ещё один счёт заводить не пришлось. Резервный, для долгого хранения. Пусть там проценты набегают, чего деньгам зря лежать. Десятки и даже сотни миллиардов рублей мы сразу никак не переварим.

— Давайте опробуем новые условия, — предлагаю обычный тестовый перевод.

— Хорошо, идите к Саше.

Через пять минут с недоумением рассматриваю выданную принтером платёжку. Сверяю с соглашением, смотрю обратно.

— Что-нибудь не так? — спокойненько так вопрошает менеджер Данилов.

— Ну, если для вашего банка обычная история, когда правая рука не знает, что делает левая, тогда всё так, — уже не вскипаю, привык.

Перегнали двадцать долларов. Специально такую сумму выбрал, чтобы четверть процента комиссии не дробили центы на десятые и сотые доли. Оговорённая комиссия с двадцатки должна быть ровно пять центов. Но нет, банк опять снял полновесный процент, двадцать центов. Так сказать, два дайма.

Возвращаюсь к Валерьяну, молча кладу платёжку на стол. В глазах один из популярнейших вопросов на Руси: чозахрень? Современная модификация более древнего: чо за муйня?

Сначала смотрит на меня вопросительно. Поняв, что объяснений не дождётся, начинает изучать платёжку. Несколько минут тратит, затем начинает ругаться.

— Ладно, вы тут разбирайтесь, а я пошёл…

По пути вызваниваю Марка. Когда он приходит, сваливаю финансовые проблемы на него. Пусть прорабатывает наилучшую стратегию политики агентства в этом вопросе.