Глава 14 Верхние этажи

16 июня, пятница, время 09:25.

Москва, Министерство финансов РФ.

Кабинет первого заместителя министра Огородниковой И. А.


— Выкладывай, Ксения, — глаза Ирины Анатольевны светятся сдержанным интересом.

— Мальчик не без обаяния, но действительно очень наглый, — Бутурлина начинает доклад в свободной форме. — По итогу, коротко: оба наших предложения им отвергнуты.

— С первым понятно, что на второе ответил?

— Намекнул, что их условия и без того намного привлекательнее, чем от Роскосмоса, от которого толку как от козла молока. При этом от правительства они пока ничего не получили. Что правда, конечно, но разговаривать так… абсолютно без пиетета… — Бутурлина качает головой. — Так жёстко со мной даже шеф никогда не разговаривал.

Хозяйка кабинета вдруг замечает лёгкое смущение подчинённой.

— И что такого он тебе наговорил? — в голосе чисто женское любопытство.

— Обвинил в попытке рэкета. Хочет заключить с правительством соглашение, где были бы ясно прописаны наши обязательства.

Огородникова хмыкает:

— Было ещё что-то?

— Да ничего такого! — пытается отмахнуться директриса. — Просто шуточки у него…

Видя по взгляду начальницы, что от неё ждут подробностей, вздыхает:

— Им нужен космодром, специальный налоговый режим, доступ к накопленным базам данных по исследованию космоса, другие ресурсы кроме финансовых.

— Это понятные ожидания, а юмор-то в чём?

— Потребовал десять финалисток конкурса красоты в своё распоряжение.

Неожиданно для себя самой Ксения Юрьевна заметно краснеет, тем самым выдавая свое смущение. Скрывать бесполезно: Юлия, бывшая с ней на том заседании, вряд ли будет держать язык за зубами.

— Одно место среди этого десятка потребовал зарезервировать для меня…

Смущение не мешает проявиться непроизвольному удовольствию от наглого, но тем не менее комплимента. Как и смех начальницы.

Отсмеявшись, замминистра выносит вердикт:

— Не захотел так не захотел. Значит, ничего не получит.

Ксения Юрьевна выходит из кабинета с чувством, что ничего ещё не кончилось. Из головы никак не удаётся выбросить сцену перед концом заседания ЗПИФа.


Финальный фрагмент отповеди Колчина минфину.

Ксения Юрьевна.


— Самое главное опасение в том, что правительство не будет заботиться о виртуальных вложениях. Пропадут — да и чёрт с ними, реальных денег всё равно не выдавали, а обязательства бесплатно получили. Дармовое не ценится.

После этого слегка небрежного замечания тон юноши Колчина начинает постепенно тяжелеть:

— Вот вы, Ксения Юрьевна, говорите, что нам много чего от правительства понадобится. Всё правильно. И выглядит вроде ровно. Правительство нам будет помогать и вроде бы заслуженно получит за это бонус. Только для того, чтобы что-то оценить, надо сравнить. С кем нас можно сопоставить?

Очевидно, что сейчас до невежливости прямо скажет этот мальчик. Нетрудно догадаться, о чём речь пойдёт.

— Разумеется, с Роскосмосом. И сразу становится ясно, что вы ставите нас в дискриминационное положение. Загоняете в гетто. Роскосмосу деньги дают? Дают. В этом году двести шестьдесят миллиардов. Разрешения, лицензии и все нужные преференции? У Роскосмоса, как в Греции, есть всё. Нужен Байконур? Правительство ежегодно отстёгивает Казахстану энную сумму в валюте…

— Сто пятнадцать миллионов долларов в год, — мгновенно врезается со справкой ещё один юноша. Перед ним табличка: «Марк Хрустов».

Колчин жестом его одобряет и продолжает:

— Эти деньги платит Роскосмос? Нет, хозяйничает он, а платит правительство. Если Роскосмос получает какие-то доходы, он отдаёт их стране? Нет, он тут же закрывает ими свои нужды.

— Он платит с них налоги, — если можно вставить палку в колесо, то почему нет.

— Кстати, о налогах. Применяется ли к Роскосмосу специальный налоговый режим?

Мне-то откуда знать, я не налоговик, но снова отвечает юноша Марк:

— Применяется, — говорит негромко, но слышат все.

— Итак, — юноша делает заключительные выводы, — что получается в итоге? Денег нам выделили сущие копейки. Режим наибольшего благоприятствования, как у Роскосмоса, у нас отсутствует. Я надеюсь, что будет, но потребительское отношение к нам со стороны правительства мои надежды обесценивает.

— У вас пока ещё репутации нет, Виктор.

Разве я не права?

— У Роскосмоса её тоже нет! — Колчин чеканит фразу, словно из тяжёлого металла.

И никто не может возразить. У меня точно слов нет, особо похвастаться Роскосмосу реально нечем.

— В любом случае, Ксения Юрьевна, мы действительно нуждаемся в подробном и чётко прописанном соглашении между Агентством и правительством. Но сразу заявляю: на виртуальные деньги Агентство не согласится. Мы — некоммерческий проект и ЗПИФ создали не от хорошей жизни. Нам приходится повышать ставки, но не надо этим злоупотреблять. Хотите вложиться — вкладывайтесь, а рэкетом заниматься не надо.

Последние слова Колчина снова заставляют щёки розоветь. В который уже раз за сегодня.


18 июня, воскресенье, время 19:10.

Село Березняки, мастерская «Всадников».


— Даже не знаю, что сказать, Вить, — Борис, из второй волны командиров, что сменила ушедших в армию Виталия и Валеру, задумчиво тасует бумаги на столе. — По деньгам довольно скучно, еле-еле в плюс выходим, хотя знаешь, жизнь бьёт ключом, но не в том смысле, что по голове.

— Однако о страшных убытках, которыми нас когда-то пугал пред, речи не идёт?

Борис весело переглянулся с Егором, привольно расположившемся на самодельной скамье со спинкой. Оба смеются.

Хорошо здесь. Кабинет главного в мастерских совсем не похож на зализанные и мажорные столичные офисы с холёными секретаршами. Через два больших окна яркий дневной свет привольно заливает просторную комнату. Левой стороной к ним стоит большой письменный стол, за которым восседает Борис. Никакого ряда столов, образующих букву «Т», нет. Здесь заседать не принято, все вопросы решаются быстро и на ходу. Или не спешно, в течение многих дней, с обсуждениями на рыбалке, конной прогулке, а то и в цехе около станков.

— За счёт чего выползаете?

— Больше за счёт строительной бригады. И вот сейчас два рейсовых дилижанса в райцентр запустили…

Улыбаюсь. Это я уже знаю. На автостанции надоумили идти на площадь, там-де карету мне до Березняков подадут. Ага, подали, ржу про себя. Дилижанс порадовал своим видом, вместимостью и жизнерадостными пассажирами. В основном тётушками, моментально меня признавшими и зажавшими мою тушку своими могучими телесами на многоместном сиденье. Которое вдруг оказалось узким, хотя со стороны представлялось способным вместить даже не такого, как я.

Попытались провезти бесплатно. За рулём, то бишь за поводьями сидел Санёк, парень из «Всадников». Не хотел брать за проезд.

— Саша, ты просто не понимаешь, как мне приятно заплатить тебе, — возражал я очень горячо. — Почувствовать, что наша идея — вот она, в реальности. Прямо глазам не верю, вроде недавно только мечтали об этом, и вот оно, передо мной.

Так что всучил ему двести рублей, двукратно против тарифа. И доехал весело, чуть ли не под песни весёлых березняковских тёток. В селе Саня в свою очередь отвесил мне жест уважения, отвёз до самого места, хотя конечная остановка у сельсовета.

Оставшаяся пара тёток, коим оказалось по пути, немедленно зычнейшими воплями вызвала бабушку Серафиму. И еле успевшего спрыгнуть с подножки меня утопили в своих объятиях бабуля и незаконная жена Алиса.

Тряхнув головой, изгоняю из неё картинки жаркой встречи. Алиска немедленно затащила меня в баню. Как в анекдоте, заодно и помылся…

— Дом отдыха не организовали ещё?

— Пока разворачиваем. Там у нас сейчас как бы вторая база. Потренируемся, коней выгуляем, что-нибудь построим. Конюшня есть уже. Сейчас второй домик достраиваем. Они у нас четырёхместные, плюс детская.

— Ты надолго к нам, Вить? — встревает Егор.

— На недельку вырвался. У студентов сейчас сессия, так что мои дела встали. Потом не знаю, когда приеду, у меня лето обещает быть очень горячим.

И непредсказуемым, это я про себя добавляю. То заседание ЗПИФ под конец поперчил Бушуев.

— Зря ты так с ними, Виктор, — такое мне замечание сделал уже на выходе. — Ты по сути вроде прав, но чересчур резко с ними обошёлся.

— Правительственные круги — незнакомая мне тусовка, Станислав Алексеевич. Кто там знает, какая стратегия самая выигрышная? К тому же они первые начали. Вы же понимаете, что они хотели развести меня?

— Понимаю, понимаю, — проректор похлопал меня по плечу. — Поэтому и говорю, что ты прав по сути. Форма отказа подкачала.

Немного поразмышляв, выдвинул версию:

— Надо было сказать: «мы вам позвоним» или «зайдите через месяц»?

Отсмеявшись, проректор согласился.

Намёк ясен. Минфин может затаить на мои показавшиеся им грубыми слова. Посмотрим. Министерство финансов — не единственный свет в окошке.

Отбрасываю воспоминания, возвращаюсь к парням:

— Вам надо собственное производство открывать. Для начала простую мебель: табуретки, кресла. Можно какие-нибудь корзинки плести, вдруг выстрелит. А я о чём-нибудь серьёзном для вас тоже подумаю.

Парни тут же вцепляются, о каком производстве речь, но молчу как партизан. Сказанное вслух сильно увеличивает риски провала. Не знаю почему, но суеверный страх сглаза, наверное, не на пустом месте родился.

— Кое о чём я забыл. Прорекламировать вас киностудиям, как конных всадников для киносъёмок. Ладно, хорошо, что хоть вспомнил. Займусь этим, когда в столицу вернусь. Надо вам визитки сделать, я их просто раздам, а там ждите запросов.


24 июня, суббота, время 19:30.

Село Березняки, дом бабушки Серафимы.


После бани — разумеется, на пару с Алисой — и последующего чаепития, развлекаюсь с сыном. По-русски он уже болтает, хоть и смешно, по-английски никак не фурычит. Привёз ему разные игрушки, но никаких машинок. Попался на глаза детский конструктор старого типа, ещё с советских времён, вот с ним и развлекаемся. Там довольно сложные манипуляции пальцами надо делать — насаживание болтиков, наживление и закручивание гаечек, — хорошо мелкую моторику развивает. К моменту, когда мы собрали маленькую тележку — самая простая конструкция, — сынуля уже уверенно манипулировал тремя простыми фразами «Yes, I do», «No you can’t» и «This doesn’t fit».

Мои женщины общаются между собой и глядят на нас улыбчиво. Басима, однако, свою любимую тему «ах, как хорошо было бы, живи мы вместе всегда» не поднимает. Отучил. В прошлый раз сказал, что Алиса никогда не полетит со мной на Луну, а жить и работать я буду там. Давлю приступ смеха, когда вспоминаю выражение её лица. Так сокрушительно её в тупик никто никогда не ставил. Алиска тоже глядела с лёгким испугом и огромным уважением. С испугом из-за того, что ей даже Москва кажется не совсем реальной, а уж Луна… хотя её каждый день можно увидеть.

Вижу, что Мишанька устал от сложной игрушки. Осторожно всё складываем в коробочку. После завершения акта обучения аккуратности, нахальный ребёнок залезает мне на спину и требует покатушек. Ничего против не имею, кроме одного:

— Спик инглиш! — это он слышал уже много раз.

Ребёнок размышляет и вдруг выдаёт:

— Лет’с гоу!

Ладно, будем считать, выкрутился. Поднимаюсь и с гиканьем и прыжками курсирую по периметру не такой уж большой комнаты. Затем по другим комнатам и коридорам. Спугнув по дороге кота, который только что пальцем у виска не покрутил. Видимо, потому, что когти для этого не годятся.

Мишанька от таких развлечений никогда, наверное, не устанет. По крайней мере раньше меня и женщин точно. У них тоже терпение не бесконечное — выслушивать наши крики. Да и дело к девяти подходит, надо его спать укладывать. Эту повинность Алиска радостно сваливает на меня. Покоряюсь. Беру книжку и читаю русскую сказку на английском. На ходу перевожу.

— Ловко у тебя получается, — хихикает Алиска. — Только до половины дошёл, а он уже. У меня так не бывает.

— Я ему мозг перегрузил, вот он и отключился.

Не только в этом дело. Слегка заунывным и нудным тоном читал. Что оказывает самое сильное усыпляющее воздействие? Скучная лекция, любой студент это знает.

Теперь Алиса тащит меня в спальню. Чувствую себя отданным близким людям на растерзание или в мощном потоке, когда от тебя мало что зависит. Но ничего против не имею… особенно того, что Алиска надевает на себя что-то короткое и прозрачно призрачное.

Утром, в те несколько блаженных минут неги в постели, набираюсь смелости сказать Алисе неприятное. Самый удобный момент, на ночь нельзя, сна может лишить. Сейчас может только оборвать утренний постельный тёплый уют, но вставать всё равно надо.

— Алис, этим летом я, наверное, женюсь.

Замирает. Мгновенно понимает, что речь не о ней. Всё знает, всё обговорено, но всё равно удар.

— Завёл себе кого-то? — морщит носик.

Пропускаю вопрос. Он риторический. Следующий уже конкретный:

— Она красивая?

— Пожалуй, ты красивее будешь. Только она, как бы это сказать… короче, она двенадцать лет танцами занимается, у неё фигурка обточенная, как фарфоровая статуэтка.

Жду негатива, но парадоксальным образом Алиса успокаивается. Будто её утешает, что достаюсь не какому-то крокодилу, а незаурядной красотке. Которая — нет, вы только подумайте! — может даже с ней конкурировать!

— Ты банковскую карту завела? — мой вопрос получает утвердительный ответ. — С июня у меня доходы немного повысятся, сколько-то смогу тебе перечислять ежемесячно. От пяти до десяти тысяч, там посмотрим.

— А она с тобой на Луну полетит? — ого, до какого вопроса додумывается.

Гляжу на неё с уважением.

— Это будет первым условием, которое выставлю. Не согласится — не женюсь. Ладно, вставать пора.

Пора вставать и гнать на зарядку, уже пять минут должен ею заниматься.

— Только учти, Витечка! Я тебе за это отомщу! — несётся вслед угроза, и в голосе не на шутку пугающее меня ехидство.

Убегаю и от этих слов и от пустоцветных предположений.

Окончательно всё смывает прохладная вода, мягко принимающая в свои объятия моё разгорячённое получасовым бегом тело.


20 июня, вторник, время 10:45.

МГУ, ГЗ, сектор А, комната 901.

Проректор по учебной работе Бушуев С. А.


— Я не могу вам ничего рассказывать, Станислав Алексеевич. Это банковская тайна, конфиденциальная информация, — Валерьян Романович явно возмущён вопросом.

Подумаешь, банковская тайна. Тайны мадридского двора, ага, усмехаюсь ему прямо в лицо. Ты уже пришёл ко мне, не я к тебе, а ты! Что с того, что причина основательная? Всё равно ты в моём кабинете, а не я в твоём. С какого-то момента это становится ясно любому, кто достигает определённого уровня.

Заманить не так сложно. Пара намёков, плюс инфа о том, что я — глава Наблюдательного совета. За кем наблюдаю? Да за его одним из самых перспективных клиентов. Конечно, клиент не самый крупный во всём ВТБ, но в его периферийном отделении — вполне возможно.

— Да очень просто вы убедитесь, что я — это я, — сказал ему полчаса назад по телефону. — Когда в мой кабинет придёте. Я тоже могу прийти и даже паспорт показать, ну а вдруг паспорт фальшивый? Мало ли. А вот когда подойдёте к кабинету, на котором написана моя фамилия, никаких сомнений у вас не будет.

Секретаршу послал, чтобы его встретила. Так и заманил его к себе. На свою территорию.

— Не говорите, — тоже мне, бином Ньютона. — Я же упоминал, что я — глава Наблюдательного совета, поэтому в курсе дел Агентства. В общих чертах, конечно, но мне больше и не надо. Тридцать миллионов долларов ему перегнали, двадцать из них он конвертировал на рублёвый счёт. С использованием льготного комиссионного тарифа, но тут мне уже не интересно.

Лицо моего гостя слегка скучнеет, а я его добиваю:

— Мы получаем от Колчина все важные сведения. Иначе какой мы Наблюдательный совет?

— Но если спрашиваете, то, выходит, не всё знаете, — правильный вывод делает, молодец.

— Витя — мальчик скрытный, к тому же его с другой стороны обязательствами обвешивают. Даже не знаю какими. Но нам всё-таки важно иметь хоть какое-то представление о его реальных возможностях.

— Ничем не могу вам помочь, — гость упрямо сжимает губы.

— Можете, — мягко не соглашаюсь. — А мы можем помочь вам. Имею в виду не только банку, но и вам лично.

Такая карта не бьётся, её всегда принимают. Козырной туз.

— Пойду вам навстречу, но давайте договоримся — только один раз. Это своего рода аванс. Договорились?

Неопределённо пожимает плечами. Терпеливо жду.

— Только если мне не придётся переступать через служебный этикет.

— Хм-м… формально этого не придётся делать. Так вас устроит?

— С натяжкой.

— Просто скажите «да», и мы продолжим, — мягко, но продолжаю давить.

— Хорошо. Я вас слушаю.

После улыбки всё-таки «да» не говорит, но мне этого хватит.

— Дело вот в чём. Виктор, хотя определённых цифр избегает, но намекал, что от иностранных инвесторов придут миллиарды долларов. Вы же с ним общались? Наверняка сделали какие-то выводы. Как думаете, это правда?

— А вам это зачем?

— Это уже следующий вопрос. Обещаю рассказать, но вы сначала на мой вопрос ответьте. Вы обещали.

Какое-то время Валерьян Романович молчит. Не тороплю.

— Сначала он говорил о том, что хочет перегнать первым траншем пятьсот миллионов долларов. Но позже почему-то передумал, г-х-м…

На чём-то запнулся. Но почему, уже не скажет.

— Так что да, я думаю, что он не врёт, — и вдруг решается: — Точно не врёт. Его разозлила наша комиссия в один процент при конвертации. Сказал, что лучше поручит инвесторам перевести доллары в рубли. Наверное, из-за этого не стал сразу принимать на свои счета крупные суммы. Комиссию мы ему снизили, но решения он уже не поменял. Осторожничает.

— Ну вот, видите? И никаких инструкций вы не нарушили. Это всего лишь ваши личные впечатления. «Ханган-банк» деньги переводит? — это я для проверки, а то мало ли что Витя в своих отчётах пишет.

Гость чуточку вздрагивает и кивает. Теперь можно и к главному делу переходить. Это была разминка, увертюра.

— Дело вот в чём, Валерьян Романович. Колчин организовал ЗПИФ. «Инвест-Солярис», такое у него название. И предлагает шикарные условия для вкладчиков. Шестнадцать с лишним процентов годовых.

— Проценты хорошие, но ничего особенного. Бывает и выше. К тому же ненамного ставку Центробанка превышает.

— А если в валюте? — спрашиваю с лисьей осторожностью и с удовольствием наблюдаю, как гость настораживается. — А если с жёсткой привязкой к цене золота?

Сначала банкир слегка каменеет, затем осторожно спрашивает:

— Я правильно понимаю, что вклад учитывается по условиям металлического счёта?

— Не совсем. Насколько я знаю, на металлические счета не начисляют проценты. Это первое отличие. И есть нюансы, вклад привязывается к металлам более сложным способом. Пятьдесят процентов — золото, палладий и платина — по двадцать четыре процента и ещё один процент — почему-то гелий-3. Не знаю почему. Возможно, требование иностранцев.

Роюсь в столе, вынимаю папку, из неё достаю документ. Банкир внимательно изучает, тщательно пряча разгорающийся интерес.

— Почему он нас не пригласил? — даже какая-то обида в голосе наклёвывается.

— А как вы думаете? — Ничего не думает, только руками разводит. — Полагаю, дело в том, что как раз иностранные инвестиции настолько велики, что ему больше и не надо. Поэтому он даже минфину отказал. Правда, те сами виноваты, каких-то несусветных условий потребовали.

— Каких?

— А вот это уже я вам сказать не могу. По тем же причинам. Дела ЗПИФ носят исключительно конфиденциальный характер. Вот если вы свой вклад предложите, придёте на заседание, тогда другое дело.

— Первоначальный паевой взнос?

— Сто миллионов.

— Ваш мальчик с характером, может и отказать, — это он обтекаемо формулирует, что Виктор — юноша нахальный и бесцеремонный, я бы так выразился.

— Может. Но не откажет, если мы попросим.

Гость сразу понимает, что мне от него чего-то нужно. Хотя почему «сразу»? Был бы сильно умный, ещё до прихода сюда догадался бы. Прощупывание возможностей Колчина — это так, для затравки.

— А вы чего-то попросите у нас?

— Соответственно, — соглашаюсь. — Дело вот в чём. Для космических дел очень много чего нужно. Например, территория для космодрома. Ещё лучше — уже с инфраструктурой. Мы хотим попросить правительство отдать Агентству один из действующих космодромов. Либо выделить ему площадку под него. Хорошо бы денег выпросить в форме гранта.

— То есть сами вы не можете выйти на уровень правительства?

— Можем. Но время дорого, надо быстрее. И с помощью руководства вашего банка как раз быстрее и получится. Для вас здесь прямой интерес. Потому что если правительство не поддержит Агентство, не вложится в него, то и вам входить в ЗПИФ нет смысла. Всё равно ничего не выйдет.

— Ваша мысль понятна, — кивает задумчиво. — Я доложу руководству банка.

Доложи, доложи, это и тебе лично полезно будет, когда явишься пред очами главного шефа банка с таким вкусным делом. А председатель правления ВТБ-банка — парень совсем непростой, входит в высший совет правящей партии, близкий друг президента страны. И маленький нюанс: Костюшин Андрей Львович — выпускник МГУ, что очень в тему. И мы со своей стороны…


27 июня, вторник, время 10:05.

Москва, «Башня Федерация-Запад», банк «ВТБ Капитал».


Пафосное заведеньице, оглядываю окружающую обстановку с некоторой долей скепсиса. Хотя даже определить не могу, из каких материалов всё это сделано. Многое по виду из стекла, но разве бывают стеклянные стены, лестницы и колонны? Материал покрытия полов тоже не могу распознать. Кое-где похоже на мрамор, но точно не он. Полимеры, которые якобы просрали?

Не хватает жизненного опыта, чтобы понять, что это. Крикливый шик для современных нуворишей, которым хочется дорого-богато? Или выверенный стиль для желающих жить в роскоши и комфорте? Скромное обаяние миллиардеров, так сказать.

Со Станиславом Алексеевичем уходим по коридорам. Валерьян Романович передал нас в холёные ручки юной прелестницы, местной служительницы финансов. Сам отвалил. Я так понимаю, рядовому директору отделения банка присутствовать на предстоящей встрече не по чину. А нам с Бушуевым по чину, хе-хе. Настроение чуть выше нуля, рассчитывал пробыть в любимых Березняках до конца месяца, а мне резко и насильственно прервали отпуск. Заходим в… нет, это не кабинет и не комната для переговоров. Скорее это холл для переговоров. Просторный, уставленный белыми креслами и снабжённый несколькими стильными журнальными столиками.

— Хованский Алексей Андреевич, генеральный директор, председатель совета директоров холдинговых компаний «ВТБ Капитал», — со сдержанным уважением Бушуев представляет относительно молодого приветливого вида человека в стильных очках.

Хованский вежливо встаёт, слегка наклоняет голову, обмениваемся рукопожатиями. Предварительно делаю ответный поклон на пару-тройку сантиметров ниже. После того, как Бушуев представляет меня. Прямо английский клуб джентльменов высшего сословия.

Сидящий напротив нас в удобном кресле пожилой мужчина с квадратным и слегка брюзгливым лицом небрежно поднимает кисть. Этим приветствие Костюшина Андрея Львовича и ограничивается. Он у нас председатель правления материнской организации, в целом ВТБ-банка. По словам Бушуева, рядовой обыватель не поймёт, что он старше не только по возрасту, должность Хованского звучит громче. Но мне достаточно видеть, как они себя ведут.

Садимся с Бушуевым рядом, кидаю портфель-папочку на стол. Я здесь не с пустыми руками.

— Итак, — вальяжно начинает Костюшин, — с чем пришли? Чем можете нас заинтересовать? А то, может, меня зря сюда выдернули?

— Вам решать, Андрей Львович, — начинаю я как первопричина встречи, предварительно переглянувшись с Бушуевым. — Масштаб ваших ожиданий не представляю. Поэтому, чтобы не тратить время попусту, сразу оный масштаб обозначу. Сто миллиардов рублей, такова минимальная сумма договора между нами. Учитывая репутацию и мощь вашего банка. Если считаете, что маловато будет, упомяну верхнюю границу: полтриллиона.

Костюшин издаёт невразумительный звук, похожий на кряканье. Хованский тоже на миг не удерживает лицо, оглядываясь на шефа.

— Однако, — Костюшин достаёт платок и озадаченно промакивает шею.

Посылаю добивающий удар:

— Это наши ожидания. Если не сможете обеспечить сто миллиардов… ладно, пусть будет на худой конец восемьдесят, то я не вижу смысла разговаривать дальше.

— Ну, допустим. Какие гарантии вы можете предоставить? Не вижу от вас бизнес-плана.

Вытаскиваю пластиковую папку из кожаной, кидаю на столик. Хованский рядом сидит, достанет. Но без вербального ответа запрос не оставляю:

— Гарантии как раз вы можете предоставить. Вернее, даже должны. Иначе мы никаких денег от вас не примем.

Костюшин снова хмыкает. Хованский тем временем читает бизнес-план.

— Что там? — требовательный взгляд в сторону младшего партнёра. — Только коротко.

— Космический отель на орбите. Стоимость строительства оценивается не выше двадцати пяти миллиардов долларов. Капитализация, то есть если просто продать: от двухсот до пятисот миллиардов. Предположительный ежемесячный доход — до миллиарда долларов. Но требуется внимательно всё проверить.

— Это само собой. И как вы это сделаете? — скептически смотрит на меня.

— Неправильно вопрос формулируете, — деликатно поправляю. — Следует спросить, почему до сих пор не сделали? Все технологии не просто есть, они уже давно освоены. Несколько десятилетий.

Бушуев, после начала разговора до сих пор не проронивший ни слова, еле заметно улыбается. А я продолжаю:

— Расчёты сделаны как раз на основе уже во многом устаревших технологий. Мы же планируем значительно поднять процент полезной нагрузки. Удвоить или даже утроить. Соответственно, уменьшить стоимость доставки на орбиту. Вполне возможно, космический отель обойдётся нам в десять или даже пять миллиардов долларов. То есть примерно от пятисот миллиардов рублей до триллиона. Это если по курсу считать. Реально обойдётся раза в три дешевле.

— И как вы поднимете процент полезной нагрузки? — под одобрительным, хотя и тяжёлым, взглядом шефа в разговор включается Хованский.

— Свои разработки мы секретим. Но поднять ПН можно и без них. О российских гиперзвуковых ракетах вы же наверняка слышали? Они развивают скорость от четырёх до пяти километров в секунду. Это результат работы второй ступени обычной трёхступенчатой ракеты типа «Ангара» или «Протон-М». То есть если применить технологию гиперзвука, то нижняя, самая массивная ступень ракеты не нужна. А она составляет примерно две трети стартовой массы. Вот вам и перспектива для утроения коэффициента полезной нагрузки.

— Сколько тебе лет? — неожиданно переходя на ты, Костюшин залепляет вопрос в лоб.

— Неоднозначный вопрос, Андрей Львович. По паспорту — восемнадцать, по статусу — не меньше двадцати шести.

— Это как? — озадачивается Костюшин, а Хованский заинтересовывается.

— Я закончил МГУ, получил диплом, работаю преподавателем там же. Обычно студенты выпускаются в двадцать три года, если сразу после школы поступили. К тому прибавьте три года аспирантуры, я ведь уже защитился и в настоящий момент являюсь кандидатом физико-математических наук. Получается — двадцать шесть.

— Даже не знаю, что сказать, — трёт лоб Костюшин. — Слишком молодо выглядишь, не внушает доверия твой возраст, уж извини.

— Королёву тоже было двадцать шесть, когда он создал свою ракетно-космическую лабораторию, — пожимаю плечами. — Я со своими друзьями, все мы — стоим на его плечах. Сейчас время бежит стремительно, поэтому у нас получается быстрее. Но вы особо не переживайте. Все мои товарищи по этому делу, их несколько десятков самых активных, старше меня. Младше двадцати никого нет.

Вижу, не убедил. Поворачиваюсь к Бушуеву, обмен взглядами можно расшифровать, как короткое совещание с выводом: можно закругляться. Попробую:

— У вас какие-нибудь вопросы ещё есть?

— Каких гарантий вы ждёте от нас? — опять вступает Хованский.

— Нам нужен космодром, нам нужно одно из предприятий-производителей ракетных двигателей. НПО «Энергомаш» или что-то подобное. Возможно, понадобится авиазавод. Но космодром, а лучше площадка под него — в первую очередь. В этом деле я и жду от вас помощи.

— Без нас не обойдётесь? — Хованский слегка хитренько улыбается.

— Наверное, обойдёмся. Но если вы подвернулись, то почему нет?

— Каковы ваши обязательства? Что будет иметь банк по итогу?

Достаю условия «четыре за десять» (если точно, там четыре с половиной за десять), снова кладу на столик. Странные люди, начинают с конца. Хотя им, банкирам, виднее, с чего начинать инвестиционную активность. Тезисно освещаю документ для Костюшина. Слегка скучающим тоном:

— Шестнадцать и три десятых процента в год. Стоимость вклада привязывается к цене банковских металлов — золота, платины, палладия — на момент регистрации вложения и получения над ним контроля. Проценты начисляются ежегодно и тут же капитализируются. Выплаты процентов возможны не ранее чем через пять лет и не позднее десяти. Не исключена вероятность — само собой, при желании вкладчика — выплаты драгметаллами в материальной форме.

Костюшин всем своим видом выражает спокойное равнодушие, только хрен ты меня проведёшь. Если при словах «золото, банковские металлы, выплата жирных процентов» банкир не возбуждается, значит, он мёртв.

— Ты где-то там, — Костюшин сопровождает слова, сочащиеся скепсисом, жестом: палец вверх, — золотой прииск нашёл?

— Вы не слышали об этом? — гашу его скепсис своим удивлением. — Астероид Психея, практически полностью железно-никелевый. В таких рудах присутствие золота и платины неизбежно. Тот же наш «Норникель» и палладий добывает, и платину, и много ещё чего. По современным рыночным ценам стоимость руд Психеи оценивается квинтиллионами долларов.

— И как ты до него доберёшься? — скепсис возвращается.

А мне начинает надоедать.

— Станислав Алексеевич, давайте вы, — оборачиваюсь к старшему товарищу. — Простите, Андрей Львович, как-то не ожидал, что вы совсем не в курсе.

— Ядерный буксир же, — Бушуев реагирует моментально. — Проект «Зевс». Удельный импульс до двухсот километров в секунду, в пятьдесят раз выше, чем у самых современных традиционных ракетных движков. До Психеи доберётся не дольше чем за год. Только подозреваю, что Витю это не устроит, и он придумает, как добраться за месяц.

— Кстати, ядерный буксир мы тоже хотим взять себе, — не удерживаюсь, чтобы вкинуть свои добавочные пять копеек.

Итоговая реакция наших визави ожидаемая — мы подумаем и решим. Уже по дороге к выходу оглядываюсь и адресую Костюшину просьбу:

— Если встретитесь с Президентом, напомните ему, что он обещал поставить меня главой Роскосмоса.

Лицо Костюшина на краткий миг из квадратного становится прямоугольным, зато Хованский успевает среагировать:

— Прямо так и пообещал?

— Ну, — улыбаюсь во всю ширь, — если честно, то обещал подумать. До свидания.

Загрузка...