5 декабря, воскресенье, время 14:25.
МГУ, Главное здание, сектор А, 10 этаж, комната Таши Горбунковой.
— Ты же сам говорил, что начинать надо с простого, — на меня укоряюще глядели серьёзные девичьи глаза.
— Надо. Но, во-первых, тупая матричная печать — это ширпотреб и отстой. Давно пройденный всеми этап — во-вторых. Там вообще ничего не надо делать. Покупай готовый принтер, адаптируй его, модернизируй — и вперёд. И покупать-то по дешёвке можно, они уже нахрен никому не нужны.
Этот разговор у нас произошёл давно, больше года назад. Обсуждали самый примитивный способ 3D-печати. Были раньше такие принтеры, обычные офисные. Символы формировались на бумаге проходом печатающей головки с девятью иглами, бьющими по красящей ленте. Принцип похож на табло «бегущая строка», которое составлено из маленьких лампочек или светодиодов, включающихся по командам управляющей схемы.
Математика матричной печати тоже простая. Всем привычные декартовы координаты на плоскости. Объём формируется тоже тривиально — укладывается слой за слоем. Я настаивал на применении цилиндрических или даже сферических координат. Соответственно, это требовало сопряжённой кинематики. По одной — линейной — координате так же ходит каретка с печатающей головкой. В этом единственное сходство с матричным принтером, хоть 3D, хоть обычным.
По второй координате происходит вращение, и каретка должна уже ездить по кругу. Сразу в голове всплывает достаточно тривиальный вариант технического исполнения. Опора в форме окружности, на которую опирается мост. Похоже на мостовой кран, только тот по двум параллельным путям ездит, а наш — вращается. Каретка с печатающей головкой ходит по мосту, который является для неё опорой. Прямая реализация цилиндрических координат. Первое, что приходит на ум: печать труб, даже переменного диаметра, будет происходить совершенно элементарно. Если диаметр постоянный, то вращаться будет только мост, каретка с печатающей головкой на нём будет сидеть на месте.
Сложные профили сразу ставят ряд проблем. Линейная скорость движения печатающей головки (инжектора) должна быть постоянной, иначе слой будет переменной толщины. Либо скорость подачи материала, хоть проволоки, хоть ленты, хоть потока гранул, должна меняться. И обеспечить переменную скорость легче всего с проволокой. Работать предполагается только с металлами, поэтому разогрев будет токами Фуко. Регулировать же силу тока или его частоту для увеличения скорости прогрева достаточно просто.
Есть ещё проблема скруглений, перехода с прямого участка контура на круговой.
— В таких местах происходит скачкообразное изменение ускорения, — объясняю Таше. — Никакая механика этого не выдержит. Надо заранее закладывать пусть быстрый, но не мгновенный рост ускорения…
Имеется в виду ускорение, перпендикулярное движению. Вектор скорости, не меняясь по модулю, изменяет направление. Чем больше центростремительное ускорение, тем быстрее меняется направление движения.
— Вот это всё и надо учесть в программе, управляющей контроллером, — откидываюсь от стола с исчерканными карандашами листами.
— Обратную связь надо предусмотреть, — предупреждает Таша.
— Обвяжем датчиками с ног до головы, — откликаюсь беззаботно. — А ещё управляющая программа должна отслеживать исполнение задания и точные текущие координаты инжектора.
— Виртуальный образ изделия с границей, отделяющей готовую часть от нереализованной, — Таша переводит мои хотелки на понятный ей язык. — Для инжектора нужна одна отдельная степень свободы, — это Таша уже не переводит. — Ему придётся накладывать проволоку под разными углами. Под любым углом сверху и даже сбоку. И даже снизу, — Таша интонацией передразнивает, но вообще-то говорит серьёзно.
Соглашаюсь.
— В твоей идее укладывать проволоку есть несколько дыр, — продолжает девушка. — Во-первых, отверстия сбоку сделать не сможем. По крайней мере, чисто. Во-вторых, будут ступеньки на стыках. Укладываем проволоку, совершаем полный оборот и подходим к началу. Далее переходим на следующий слой или укладываем рядом следующим витком. В обоих случаях изгиб — в ту или иную сторону. Нарушение равномерности укладки, то есть дефект.
— Думаю, можно придумать, как снять эти проблемы или нивелировать. К примеру, кончик проволоки плавно заострить. Или выпускать наружу краешек, который позже срезать.
Права она, конечно. А кто говорил, что будет легко?
— Точность размеров изделий и чистота поверхности будет порядка толщины проволоки, — заявляет тем временем Таша.
— Или порядка размеров гранулы, если будем напылять, — контрзаявляю я и добавляю: — Придётся думать над тем, чтобы совместить оба способа. И напыление, и укладку. А ещё надо обдумать возможность разрывов при укладке.
— Чтобы отверстия формировать? Их позже придётся отшлифовывать.
— Помимо отверстий, есть наклоны, — первым делом держу в голове возможность изгибов,
Это обывателю технология 3D-печати представляется чудесной, но в принципе простой. Только подводных камней там хоть отбавляй. Поэтому работы непочатый край. Таша только математику на себя берёт. Физику на мехмате тоже учат, поэтому элементарные вещи ей объяснять не надо. Имеет представление и об инерции, и о пиковых значениях ускорения при резких изменениях траектории.
А зависающие элементы? Ниспадающие? То-то и оно! Сложностей выше крыши. И всё это — на бедную Ташу. Прямо ей не говорю — не всё следует произносить вслух, — но она заранее создаёт сама себе рабочее место. Главный специалист по математическому обеспечению технологии 3D-печати, вот кто она. Причём уже сейчас. Когда наши планы выйдут в реал из виртуального конструкторского пространства, она получит официальный статус со всеми атрибутами: отдельным кабинетом, штатом подчинённых, зарплатой, должностью.
Мы все в таком положении. Все, кто пришёл ко мне и занимается сложными проектами, загодя готовят себе собственную позицию. В процессе сама собой происходит сепарация и самоотсев. Сначала на 3D-печать нацеливал Ольховского, тот начал заниматься. Без особого энтузиазма, но добросовестно. Уже он привлёк Ташу (каюсь, сам не подумал о ней) и в процессе как-то незаметно ушёл на второй план. Нет, не дезертировал, а мигрировал в группу инжиниринга. У высокого руководства, то есть меня, возражений не было. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы эффективно работало.
7 декабря, вторник, время 16:10.
МГУ, ВШУИ, Ассоциация «Кассиопея».
— Вы поймите, Виктор Александрович, дело абсолютно верное, — собеседник обаятелен и речист, лицо и глаза вдохновенно сияют.
Парень под тридцать или чуть старше, ростом немного ниже меня, подвижный и малогабаритный брюнет цыганистого типа. Ловлю себя на том, что очень хочется ему верить. Тем более что глаза такие убедительные и честные. Хм-м…
— Видите ли, Андрей, — так его зовут, фамилию назвал Михайлов, — это же университет, нас многому учат даже на естественнонаучных факультетах. Так вот, дело абсолютно верное, если приносит три процента в год. Вот оно верное почти абсолютно. А сто процентов за месяц — высокорискованное вложение. То есть шансы получить такую прибыль практически равны нулю. Чистой воды лотерея. Только лотерейный билетик очень дешёвый, а возможный выигрыш может достигать миллионов.
Парень уговаривает меня на десять лимонов. Хотя, точнее сказать, не уговаривает, а раскручивает. Якобы в связи с санкциями и сложностями в международной торговле на таможенных терминалах застряла партия офисной мебели. Теперь её можно выкупить по дешёвке, даже не за полцены, а за какие-то символические копейки. Как на распродажах под лозунгом «любой предмет за десять рублей!»
— Давайте паспорт, — требую от посетителя.
— Зачем⁈ — искренне удивляется тот.
Хм-м, я так тоже умею!
— Как «зачем»? Вы хотите, чтобы я дал десять миллионов абсолютно незнакомому и никому не известному человеку? Без расписки? Без договора? — недоумение на моём лице ещё более искреннее.
— Да паспорт я принесу, — твёрдо, очень твёрдо обещает «Михайлов». — Только вы поймите! Время уходит, дураков нет, промедлим — всё разберут!
Значит, паспорт он мне не покажет. Как говорится, можно сначала и паспорт показать, но деньги вперёд. Ну и ладно, не очень-то и хотелось.
— Вам к проректору надо. По хозяйственной части. Вот он может заинтересоваться мебелью, а мне она ни к чему…
— Да за треть цены у вас её с руками оторвут! — взрывается энтузиазмом «Михайлов». — Кто угодно!
— Только когда пойдёте к проректору по АХЧ, паспорт всё-таки не забудьте, — продолжаю гнуть свою линию. — И всё остальное. Проект договора, реквизиты организации, которую вы представляете.
— Жаль, — пригорюнивается «Михайлов». — Пока я буду с бюрократическими сложностями разбираться, там всё подчистую выметут.
Он встаёт, на пороге оборачивается:
— Вы такой шанс упустили…
— Я ничего не упустил, Андрей, — приоткрываю свои обстоятельства: — Деньги у нас будут, но только через несколько месяцев. А пока на счетах — ноль. Да и счетов, собственно, нет ещё.
Настоящая фамилия его — Хлестаков. Или Бендер. На кое-какие мысли он меня навёл, надо бы заняться.
13 декабря, понедельник, время 15:05.
МГУ, ВШУИ, Ассоциация «Кассиопея».
— Не сказал бы, что новости категорически плохие, — излагает наш полпред Глеб. — Но как это вы говорите? Стремящиеся к нулю.
И снова он слегка удивлён моим хладнокровием. А что такого? Я знаю, что нам откажут. Видимо, и отказали. Однако Глебу удаётся меня удивить:
— Нам выделили строчку в бюджете. Причём с обоснованием, что это одновременно с целью развития высшего образования…
Вот хитрованы! Даже восхищаюсь их аппаратной искушённостью. Эдак непринуждённо взяли на вооружение мою же аргументацию. Впрочем, работа у них такая. Можно даже похвалить за то, что оценили удачный довод…
— Плюс на общем заседании сказали, что это месседж старшего поколения российской научной молодёжи. Дескать, мы в вас верим, мы на вас надеемся, вы — будущее страны и прочие словесные выкрутасы, грубо говоря.
Хм-м, гляди-ка! Они не остановились на поддержке образования. Своих идей у них, наверное, нет, но языки подвешены — будь здоров. Я сам лучше не сказал бы.
— Короче, Склифосовский!
— Совсем коротко: нам поставили восемьсот миллионов, — Глеб смотрит виновато, будто это он нарезал нам такой блокадный паёк.
Я уж думал, что хуже полного отказа варианта быть не может. Откровенно восхищаюсь:
— Вот жучары! А Роскосмосу они не сказали, что от них отщипнули?
— Да кто знает! Но рожи у тех были кислые… мягко говоря.
— Значит, сказали, — откидываюсь на стуле, прикрываю глаза.
Жестом даю понять Глебу, что мне надо подумать. Примерно пару минут молчим. Затем открываю свои ясные очи:
— Они нас переиграли на этом этапе. Вчистую. Теперь их упрекнуть не в чем. Они дают нам почти миллиард, и это звучит громко. Ни у кого не поднимется рука их осудить. Даже у меня были сомнения, что мы успешно освоим сотню миллиардов. Просили так, наудачу по максимуму.
Время от времени надо делать паузы, чтобы мысль доходила до собеседника. По реакции научился видеть, когда требуется её прерывать.
— Они как-то угадали. Своим сверхъестественным чутьём. Было бы меньше, мы ограничились бы только НИОКР. Больше — можно реальное производство запускать. А так — ни туды Микита, ни сюды Микита. Если не израсходуем с толком всех средств, тут же дадим им повод уменьшить финансирование в следующем году. Если вбухаемся в строительство — не сможем закончить, деньги замёрзнут. Тоже нам в вину поставят.
Ещё пауза, но для меня. Есть над чем подумать.
— Они белые и пушистые при любом раскладе. Если флопнемся, там скажут: образовательный эффект всё равно есть, диалог с молодёжью присутствует, а то, что некий Колчин прохлопал ушами, не наша вина. Если будет толк, то они тут же начнут бить себя пяткой в грудь: это мы, мы, мы придумали! И подставят грудь под ордена.
— И что делать?
— Выкручиваться, что же ещё?
План в голове уже зреет. Надо кое-куда метнуться. Как раз сессия надвигается, активность моей банды неизбежно снизится. Хотя кое-какие проекты завязаны на зачёты и даже дипломы. Там замедление будет незначительным.
Ничего страшного не произошло, но госдумовские бонзы заранее выбили из моих рук козыри против них. Через какое-то время с высоты достижений не смогу кинуть им массу упрёков. В невнимании к талантливой молодёжи, что можно развить до обвинений в том, что именно они — причина утечки мозгов за границу. В отсутствии беспокойства по поводу стагнации в одной из ведущих высокотехнологических отраслей — национальной космонавтике. В равнодушии к проблемам высшего образования. Это навскидку.
Жаль. Ладно, лиса ушла по запасному ходу. Поймаем её в следующий раз.
В будущем году поведём себя по-другому. Сюрприз для них будет.
17 декабря, пятница, время 14:30.
Синегорск, Администрация губернатора.
— Вот он, Виктор Колчин, наша блуждающая звезда! — губернатор восторженно встаёт из-за монументального стола, идёт навстречу, раскинув руки, и заключает меня в объятия. Чем приводит в некоторое замешательство.
— Вы меня прямо смущаете, Владимир Александрович, — пожимаем друг другу руки. — Я, грешным делом, думал, вы меня уже и не помните.
— Витя, дорогой, до старческого склероза мне ещё далеко, — мужчина смеётся. — Всё помню! Недавно же всё было. Мы о тебе до сих пор говорим, когда олимпиадников награждаем. Ставим в пример. Но никто пока к твоим достижениям даже близко не подобрался. Один физик на Всероссийской олимпиаде призёром стал в позапрошлом году, и всё.
— Ну, это уже близко…
Мы рассаживаемся, губер на своё место, а я — на почётное, самое близкое к нему.
— Слышали мы, слышали о твоих небывалых успехах, — губернатор продолжает сиять всем лицом. — МГУ закончил с красным дипломом, диссертацию защитил…
У меня вытягивается лицо. Вот сейчас удивил так удивил. А хозяин кабинета довольно похохатывает.
— Откуда вы знаете⁈ Две недели всего прошло! О диссертации я даже родителям ничего не говорил!
— Земля слухами полнится, — губернатор подмигивает. — Провинциальная сарафанная разведка доложила.
С огромным удовольствием наблюдает, как небыстро прихожу в себя от потрясения.
— Молодой ты ещё, — объясняет мужчина. — Тебе кажется, что три года — это очень много, а для меня мало отличается от вчерашнего дня. Прекрасно все тебя помнят и следят за твоими успехами.
Нахожу в его словах кое-что. Повод для перехода к главной теме. Я же не обниматься сюда пришёл, мы оба — люди занятые. И как он к моим предложениям отнесётся, не знаю. Хоть и говорит, что всё было почти вчера, но изрядно воды утекло, мог и передумать.
— Тогда и наш разговор должны помнить, Владимир Александрович, — и надо бы убрать даже намёк на то, будто я его на слове ловлю. — Когда вы приглашали меня вернуться после обучения и приложить руки к развитию города и области. Оговариваюсь сразу: наш город и местность в целом — для меня не самый лучший вариант.
Да, так лучше. Не ловлю на слове, не требую долг, а наоборот — делаю одолжение, иду навстречу просьбе.
— Почему же?
Пытаюсь считать его реакцию. Его огорчает низкая оценка привлекательности нашего региона для серьёзных вложений, или ему начхать?
Прихожу к выводу, что возможность моего отказа его сильно настораживает. Улыбаться совсем прекращает, взгляд становится напряжённым. Ладно, вопрос задан, надо отвечать:
— Вы же понимаете, что для строительства космодрома всегда выбирают пустынное, малозаселённое место? Есть ещё требования. Большое количество ясных безоблачных дней в течение года. Желательно как можно южнее. Ни по одному параметру наш регион не подходит.
— Ты хочешь строить космодром?
— Подождите… стартовую площадку у нас строить нельзя. И вот сейчас подходим к теме. Логистика, Владимир Александрович. Какие-то смежные производства лучше всего размещать в непосредственной близости к космодрому. Например, ракеты могут иметь такие габариты, что железнодорожным транспортом их доставить невозможно.
— Понятно… — губернатор задумывается.
— Да и другие предприятия, продукция которых вполне транспортабельна, тоже лучше размещать как можно ближе. Меньше транспортных расходов. И остаётся совсем небольшая часть, которую можно размещать не где угодно, но там, где на первый план выходят другие факторы. Например, наличие кадровых резервов. Возьмём Байконур. Скуднейшее количество осадков за год, триста ясных дней в году, южный регион. При этом малозаселённость, которая хороша, с одной стороны, из соображений безопасности, с другой стороны — работают там часто вахтовым методом. Или военные службу тянут.
— С кадрами у нас вроде всё в порядке, — осторожно, будто боясь спугнуть, говорит губернатор.
— Да. Но это неэксклюзивное преимущество. Вся Центральная Россия густо заселена.
Делаю паузу, но короткую. Интрига — наше всё, но пережимать не стоит, ждёт ведь человек.
— Наша область может иметь для меня особую привлекательность, которой не обладают другие. Бережное, внимательное и заинтересованное отношение властей — вот чего я жду от вас. Этот фактор станет определяющим. Если он есть, конечно.
По улыбке, растянувшей лицо губернатора чуть не в полтора раза, понимаю, что пресловутый важный фактор в наличии. На меня выливается целый поток восторженных заверений. Честно говоря, не ожидал.
Не ожидал, потому что с определённого момента губернаторы перестали зависеть от мнения подотчётного населения. Их назначает и смещает Москва. Поэтому все они работают с оглядкой на столицу. Недовольное или, наоборот, благосклонное выражение лица какого-нибудь важного чина для них значит больше, чем мнение рядовых земляков.
— Итак. Насколько я понимаю, Владимир Александрович, ваше приглашение мне вернуться и поработать именно на нашей территории в силе? — уже понял это, но не помешает явно зафиксировать.
— Виктор, вы даже не представляете, как вы меня обрадовали…
Ну вот и всё! Можно переходить к делу.
— Сначала надо выбрать место. Для нового предприятия. Не в черте города, разумеется, но как можно ближе.
— Токсичные или ядовитые выбросы в атмосферу и воду, опасность химического заражения, что-то такое ожидается? — губернатор тоже включается сходу.
— Нет. Никаких опасных химических соединений, никакой радиоактивной опасности, никаких токсичных отходов. Можно смело сказать, что производство экологически чистое. Но будут взрывоопасные хранилища. Газы в жидком виде. Кислород, водород. Будут и другие, но углекислота, азот или аргон невзрывоопасны. Сами понимаете, что даже в случае катастроф экологического ущерба не будет никакого. Только люди могут пострадать, если окажутся вблизи.
— Тогда надо отвести место примерно в трёх-четырёх километрах от черты города, — раздумывает губернатор.
— Наверное, можно и ближе, если расположить хранилища в низинах или за холмами. Сейчас мы находимся на этапе проектирования, поэтому мне нужна толковая проектная организация. Сам проект будет по ходу жизни меняться, как обычно происходит. Окончательного варианта пока нет, но кое-что уже ясно.
— Что же вам уже ясно? Какого рода производства вы будете ставить?
— Промышленная 3D-печать. Сложные профили. Применение в самых разных отраслях. Не только в космической. Другие сопутствующие технологии типа плазменного напыления. Энергокомплекс особого рода. Он нужен не только чтобы закрыть потребности предприятия, но и для обкатки тех же космических технологий. Со строгим соблюдением принципов безотходности, замкнутого цикла и без расхода невозобновляемых ресурсов. В космосе уголь, газ и нефть сжигать невозможно.
— Так-так… — губернатор не сдерживает довольного вида.
— Основной цех будет представлять собой эдакий цилиндр высотой метров двадцать пять, наполовину заглублённый в грунт. Поэтому требуется полное отсутствие водоносных слоёв. Внешний диаметр вряд ли больше двадцати метров. Скорее всего, двенадцать — пятнадцать.
Больше нам не надо. Если приспичит строить ракетные корпуса циклопического диаметра метров в пятнадцать, то организуем их изготовление рядом с космодромом. Опыт уже будет в наличии.
Ознакомление губернатора с нашими планами занимает почти час. В конце прошу контакт с самой подходящей местной проектной организацией.
— «АФБ-Проект», пожалуй… — губернатор снабжает меня адресом и контактами.
17 декабря, пятница, время 19:15.
Синегорск, квартира Колчиных.
— Витя, у нас к тебе просьба, — тон мачехи заставляет напрягаться.
Пресловутая просьба, пока невысказанная, приобретает многотонную массивность.
Ужин, по сути праздничный, достигает роскошного финала — торта домашнего изготовления. Верное решение. После сытной трапезы люди добреют, становятся мягче душой, их легче уговорить на всё что угодно.
Папахен косится на супругу. Мнится мне, что с лёгким осуждением. Кир, как всегда, беззаботен, первый тащит себе кусок, безошибочно выбрав самый массивный.
— Ты не лопнешь, деточка? — вопрошаю по-французски.
— Если умру, то счастливым, — не лезет за словом в карман братан.
— Понимаешь, мы присмотрели шикарную квартиру почти в центре, но как мы ни прикидывали, нам немного не хватает. Не мог бы ты нам помочь? Подкинуть тысяч сто, а лучше двести.
Моя рука, потянувшаяся к торту, замирает, как и весь я. Папахен хмыкает и глядит на супругу насмешливо.
— О несравненная Вероника Пална, — прихожу в себя и телепортирую с помощью ожившей конечности законную долю тортика, — мне почему-то кажется, что вы меня с кем-то путаете. Либо вас злостно ввели в заблуждение. Полагаю, вряд ли вы забыли о моём студенческом статусе. Значит, думаете, что у меня есть девушка — дочь миллионера. Уверяю вас, Вероника Пална, это не так.
Мачеха поджимает губы, смотрю на неё с интересом, но та уходит в угрюмое молчание, которое может давить на мужчин не хуже визгливой истерики. Только уйти в глухую защиту я ей не дам:
— Вероника Пална, раскройте секрет, с чего вы взяли, что у меня могут заваляться в кармане такие деньги?
Вместо неё отвечает папахен:
— Она узнала, что ты в Березняках оставил сто тысяч.
— Ах вот оно что!
Начинаю веселиться и рассказываю о той истории с пересчитанной стипендией:
— … И весь семестр не получал ни копейки. Между прочим, я тогда и отца особо не тряс. Сам выкручивался. Хотя жизнь в Москве дороговата. Сам не замечаешь, как деньги утекают. Столица! А потом мне сразу все деньги дали кучей, и к лету у меня больше ста тысяч сохранилось. Но я их не просто так оставил. Парни сейчас выплачивают Алисе по пять тысяч в месяц. Я же должен заботиться о сыне. Вы, как мать, должны понимать.
Молчание мачехи становится менее угрюмым.
— Так что это разовая выплата была. Сейчас мне стипендии хватает, но впритык. И моя помощь вам в том и состоит, что я с вас деньги не тяну.
— И что же нам теперь делать?
— Поспрашивать родственников, друзей, кредит взять, — пожимаю плечами. — На меня, как на финансового донора, вы можете рассчитывать не раньше чем года через три.
— Ты же вроде закончил учиться? — мачеха инстинктивно ищет зацепки.
— Закончил и даже диссертацию защитил. Но за саму по себе кандидатскую степень платят всего три тысячи. Копейки, в общем…
— Ты диссертацию защитил⁈ — родители вытаращиваются на меня одновременно.
Ты смотри, и правда не знают. Удивительно! Весь город в курсе, а они — нет.
— Ага. В начале месяца. Но зарабатывать пока не могу, у меня сейчас латентный период скрытого развития. Долго объяснять.
Мне подкинули какие-то часы преподавания, как ассистенту. Кое-какие математические дисциплины, те же ТФКП и тензорный анализ, ещё хожу на пары по иностранным языкам. Преподаватели оценили присутствие на занятиях ещё одного практически носителя языка. Наш свободный диалог между собой, часто со шпильками в сторону нерадивых, заметно повышает мотивацию.
В общем и целом, мои доходы сейчас слегка превышают тридцать тысяч. Но только потому, что пока числюсь аспирантом, и мне идут доплаты за музыку и танцы. А вот олимпиадная надбавка накрылась медным тазом сразу после защиты диплома. Бухгалтерия сработала с непохвальной оперативностью.
Папахен мгновенно соображает на стол бутылку вина. Железный повод выпить, тут не поспоришь.
— Мне буквально капельку, — ставлю ограничение. — Исключительно за ради компании. Заметил, что алкоголь здорово мозги тормозит.
Папахен пробует спорить.
— Ты, пап, просто не понимаешь. У меня мозги — тонкий рабочий инструмент. Это всё равно, что ты в свои трансмиссии или в поршневую группу песка и пыли насыплешь.
— Да брось, сын! Ничего не будет!
— Пап, это тебе ничего не будет и всем твоим знакомым. Вам же не придётся в семнадцать лет кандидатскую защищать, а в двадцать — докторскую.
Привираю, конечно. Никакой докторской не планирую. Сильно подозреваю, что не до неё будет. В личных планах точно не стоит. Собственно, и кандидатская не стояла, случайно всё вышло. Если появятся идеи по ходу жизни, тогда посмотрим, но грузить себя лишним не собираюсь.