Стартовая площадка – Земля

Глава 21 Переход на двойной режим

24 августа, четверг, время 10:05.

Синегорск, администрация губернатора.

— Вить, ну напиши ты… — ноет Ольховский.

— Вот это видел⁈ — перед носом Юрика маячит известная фигура.

Да, мои пальцы могут не только сжиматься в крепкий кулак, разбивающий особо наглые и хамские морды, не только умеют извлекать чарующие звуки из саксофона, но также способны показать весьма убедительную фигу.

Юрик портит второй бланк путевого листа под фоновое хихиканье Михаила Зиновьевича, радостно предоставившего нам свой кабинет. Отдельная история, почему радостно. Он не слишком загружен работой, как могу оценить с невысокой колокольни своего опыта. И кабинет для одного работника излишне просторный. Чересчур, как решил кое-кто в администрации губера. Но в тот момент, когда зашёл архитектурно-строительный начальник, на счастье Зиновьевича у него сидел я. И разговор о том, что кабинет надо освободить для более важных нужд, быстро пресёк:

— Только после меня. Как только обзаведусь собственной резиденцией, тогда не буду иметь возражений. А пока это и мой кабинет тоже в некотором роде.

Начальник и утёрся под спрятанную и злорадную усмешку Зиновьевича. Я, конечно, наглец, но мне в край не улыбается работать в обширной, но густозаселённой общей аудитории (слегка преувеличиваю). Вытряс потом из него этот маленький эпизод мелкой аппаратной игры.

— Знаешь, как бывает, Витя? Приспичило забрать кабинет, но твоё присутствие мешает. Они могут подождать, затем вернуться и взять своё. Но могут и забыть. А мне до пенсии всего три года, и если хотя бы год проведу комфортно, уже хорошо.

— А там или шах помрёт или ишак сдохнет, — киваю. — Понятненько.

У Ольховского обнаруживается дичайшая идиосинкразия на бюрократические действия. Заполнение бумаг по стандарту не может вызывать у нормального по развитию и образованию человека особых затруднений. А Ольховский много выше нормального — и по образованию, и по интеллекту.

— Делай, что хочешь и как хочешь, но элементарные действия ты вызубришь, — гляжу на него не просто неумолимо, а жестоко, как палач на жертву перед казнью. — Ещё раз — отработай все записи и пометки на уже испорченных бланках.

И вот тут он проныл просьбу написать за него и получил в ответ фигу.

— Ты не забыл, что я в некотором роде генеральный директор и как бы твой начальник? А ты меня решил себе в писари определить? Случаем не собираешься меня, как холопа, через пару дней на конюшне высечь? А? Морда наглая⁈

Нахальство останавливаю, но энтузиазма всё-таки не вижу.

— Видишь ли, Юрик, ты сейчас осваиваешь науку администрирования и управления персоналом и вообще людьми. Это технология. Знаешь её, умеешь пользоваться, ориентируешься, как рыба в воде — работаешь начальником. Нет? Ты — рядовой и в общении с начальством дурак в полном соответствии с поговоркой. И зарплата у тебя будет рядовая, а не как у заместителя генерального директора могучей в будущем корпорации.

Юрик вздыхает, а я взрываюсь:

— Мне что, над тобой шофёра Гену начальником ставить, который умеет путевые листы заполнять⁈ Пять минут даю! Не заполнишь — заставлю двести раз отжаться, потом снова будешь тренироваться эти сраные бумажки оформлять!

Сам не хочу ни возиться с бумагами, ни заставлять, а что делать? Армейские методы обучения и убеждения тем временем срабатывают. Через пять минут бланк готов.

— Расписывайся и печать ставь, — руководящие атрибуты, как-то: подпись и печать, уже в наличии. — Теперь наделай копий бланков штук двадцать, вечером в свободное время тренируйся заполнять. С разными реквизитами. Пока до автоматизма не доведёшь, зарплату лично тебе повышать не буду. Всем подниму, даже себе, а тебе — хрен без масла.

— Никогда бы не подумал, что бумаги управляют людьми, — бурчит Юрик, выходя из кабинета.

— Которые пишут другие люди, — отвечаю мгновенно почти в спину. — Ты сказал так, как думают рядовые. Бумаги — инструмент управления людьми. Один из. Главный, конечно, это личный авторитет.

С последним я и сам могу поспорить, но пусть будет. Так-то основа управления — авторитет должности со всеми привычными атрибутами. Длинноногая фея-секретарша, помпезная дверь в кабинет с внушительной табличкой и всё такое.

24 августа, четверг, время 15:10.

Синегорск, стройплощадка з-да «Ассемблер».

— Сделайте вот что, Сергей Викентич, — обращаюсь к заму управляющего СМУ, взявшегося за строительство гостиницы при заводе. — Поставьте человека, который вёл бы видеосъёмку тех этапов работы, качество которых оценить по готовому объекту сложно или невозможно…

— У нас нет такой штатной должности.

Крупному и дюжему мужчине не надо упрямо наклонять коротко стриженую голову. Его обычная поза всегда вызывает подозрение, что он готовится атаковать головой. Неважно, кого и что — негодяя или запертую дверь.

Не делаю вид, что не слышу возражений, мне и в самом деле фиолетово. Ольховский кидает на меня слегка растерянный взгляд «и что ты будешь с этим делать?». Более опытный Овчинников, который уже насмотрелся и поднабрался, по большей части от меня и не только на ринге, просто хмыкает.

Достаю смартфон и звоню главному. Сразу предупреждаю:

— Анатолий Александрович, мои разговоры всегда записываются, считайте это официальным обращением. С бумагами связываться долго и некогда… — далее излагаю свои несуразные хотелки.

Викентич глядит с открытой насмешкой. Какой-то он совсем непуганый. Насмешка исчезает без следа, когда заканчиваю разговор:

— И не забывайте, Анатолий Александрович, о том хитром пункте в договоре, когда я могу утвердить или не утвердить призовую сумму для СМУ в пятьдесят миллионов. Без всякого обоснования. И присмотритесь к своему заму. Он запросто может сделать так, что этой премии вы не увидите.

Овчинников отворачивается, лица не вижу, но его слегка потряхивает от смеха. Слишком забавное лицо у Викентича. Кажется, даже длиннее становится. Ольховский смотрит на меня слегка испуганно.

С проектом мы повозились, но справились относительно быстро. Красивое пятиэтажное здание с технической мансардой. Обсуждали всем Советом, интернет позволяет проводить совещания дистанционно. Проект получился навороченный, с дублирующими системами — и отопительными, и энергоснабжения.

— Я вот не пойму, зачем вам два канализационных выхода, да с такими бассейнами? — Викентич находит способ сменить ставшую опасной для него тему. Или действительно ему интересно?

— Мы — космическое агентство и даже на обычных объектах будем отрабатывать космические технологии. Канализационные стоки будут выкачиваться и обезвоживаться. Вода на очистку, твёрдые массы будут утилизироваться биометодами. Смешиваться с компостом, навозом и перерабатываться в гумус с помощью насекомых.

— Это вы мух тут разведёте⁈

— Ага. Только волноваться не надо, мух наружу не выпустим.

— Эй, ты куда смотришь⁈ В глаза долбишься⁈ — орёт Викентич кому-то — вроде крановщику — и убегает.

Отходим к машине, наблюдая за строительной суетой панорамно. Парни принимаются спорить, сколько этажей СМУ успеет сделать к зиме.

— А ты как думаешь? — ничего не решив, глядят на меня.

Меня же посещает идея, как всегда гениальная. Снова берусь за телефон и звоню тому же самому абоненту:

— Анатолий Александрович, скажите честно, вы можете, если напряжётесь, подвести здание к зиме под крышу?

— С потерей качества… — честно, как просил, признаётся начальник.

— Тогда не надо.

— Второй этаж сделаем. Если напряжёмся.

— Пять миллионов премия, если успеете сделать второй этаж к зиме. Без потери качества, — смог бы под крышу, пообещал бы двадцать. — Всё понятно? — спрашиваю ребят, когда телефон возвращается в карман.

— Никакой интриги… — вздыхает Игорь.

— Хорошо, когда денег куры не клюют, — поддерживает Юрик.

Смотрю на небо, затягивающееся тучами. Какие-то они сегодня осенние. Как бы на неделю дожди не зарядили.

— Бумаги все приготовили? Путевые листы, командировки, счета, чеки? Проверьте ещё раз, завтра в Москву уезжаем.

Вид жилого комплекса «Андромеда».

25 августа, пятница, время 08:45.

Федеральная трасса, Синегорск — Москва.

Странное ощущение. Вроде из родного города уезжаю, а такое впечатление, будто домой возвращаюсь. С трубой, багажом и юной супругой. Вчера не преминул её потроллить:

— Молодая была не так уж молода. На целых три года старше по-настоящему юного мужа.

Света нахмурилась. И тут же обнаружила место, откуда взял цитату. Филолог же. Дипломированный, ёпта.

— Мощного затылка, носа обухом и… прочего у меня нет, не ври.

Арбузные груди невесты Остапа Бендера не упомянула. От греха подальше.

Сейчас помалкивает, только мою руку держит. Мы на людях вообще скупо разговариваем.

— Вить, ты мне обещал дать очередную порцию сакральных знаний, — Игорь молодец, не теряет времени даром.

Ну что ж! Ольховский навостряет уши, ему тоже надо.

— Вопрос оплаты работникам. Наивные обыватели или наёмные работники считают, что чем больше, тем лучше. Ничего подобного. Зарплату повышать надо осторожно и постепенно. Знаю случай, когда и без того неплохо зарабатывающий парень вдруг получает в два раза больше. Заказы попались выгодные, то, сё. О-о-о, что дальше было, ни за что не угадаете.

— Обрадовался и возгордился? — тут же обрушивает мою уверенность Игорь. Вот негодяй!

— Гордиться можно по-разному, — пытаюсь восстановить интригу. — Наш герой немедленно задрал нос к небу. Ну как же! Сто пятьдесят тонн за месяц поднял! Ему теперь и чёрт не брат. Самозабвенно гудел три дня. Соответственно, три дня прогулял, на четвёртый день приходит на работу никакой и зелёного цвета.

— И чем дело кончилось? — Ольховский не выдерживает паузу. Ага, всё-таки интересно.

— Работодатель умный, как минимум на своих ошибках умел учиться. С тех пор наш герой никогда не зарабатывал больше семидесяти тысяч. Вывод прост: нашему человеку слишком шикарно платить нельзя. Он с катушек съезжает.

— Не все такие… — Юрик размышляет.

— Достаточно знать, что есть такие. Рассказал об этом случае всего лишь для затравки. Главное вот в чём: зарплату намного легче поднять, чем снизить. Урежешь оклад — работник справедливо решит, что его наказали ни за что…

— Может, есть за что, — замечает Игорь.

— Если есть за что, ежемесячной премии лишают. Одноразово. А снижение оклада или базовой ставки — это надолго. Работник обидится и затаит. И тут возможны разные варианты. К примеру, человек вздохнёт тяжело, и на этом всё. Но может пойти на саботаж, диверсию или просто уволится. А руководитель вдруг выяснит, что заменить даже рядового работника не так просто. Особенно в наше время.

— А что не так с нашим временем? — опять Юрик, Игорёк задумчиво молчит.

— Демографические проблемы долго запрягают, зато потом с размаху бьют по голове. Советские трудовые ресурсы за почти сорок лет закончились в ноль. Новых работников тупо не нарожали, и страна сейчас столкнулась с неприятненькой проблемой — не работодатели швыряются при наборе штатов, а наёмные работники, сморщив носы, выбирают, где и у кого работать.

— У нас такой проблемы быть не должно, — размышляет Игорь. — Идея выхода в Большой Космос достаточно привлекательна.

Киваю и продолжаю:

— Надо придерживаться стратегии постепенного и частого повышения зарплат. У народа возникнет ощущение непрерывного роста благосостояния. Но я планирую среднюю оплату труда по Агентству держать в районе сорока-пятидесяти тысяч. Первые руководители пусть получают сотню, но не больше.

— Что так мало? — удивляется Юрик.

— Потому что параллельно будем вести политику сильнейшей социальной защиты. Станем обеспечивать жильём, например. Думаешь, для кого мы в Синегорске гостиницу двойного назначения строим, — улавливаю движение, лёгкий толчок бедром со стороны Светы. — Да, Света, в квартирной части гостиницы будем жить и мы тоже.

И продолжаю:

— Жильё будет исключительно ведомственным. На первых порах, а дальше посмотрим. Наш человек должен знать: пока он работает в Агентстве, он будет в шоколаде. Во всех смыслах.

— Патерналистская политика, — кивает Игорь.

— Да. Только надо сделать так, чтобы патерналистами выступали все, не только руководители. Думайте, как это организовать.

27 августа, воскресенье, время 17:10.

МГУ, Главное здание, сектор В, 16 этаж, комната Колчина.

Как ни странно, но я остался жить по старому адресу. З-забавно! Лёня вдруг опомнился, что невместно жить на такой верхотуре аж шестикурснику, и срулил на восьмой этаж. По-моему, это просто отмазка. Главная причина — близость к географиням, ещё точнее — к одной конкретной. Не знаю, кто это, но уверен, что живёт на восьмом этаже или плюс-минус.

В башнях места мне не нашлось, но освобождённая соседняя комната натурально подсказывает решение. Формально в неё поселили Свету, а на самом деле мы получили небольшую, но уютную квартирку на две комнаты с просторной прихожей. И санузел в монопольное пользование.

Позавчера вечером начали, сегодня закончили заниматься обустройством. Кровать из Лёниной комнаты перенесли в мою, сдвинули их вплотную. Мой шкаф, соответственно, тоже переселился. Столик оставили, Свете надо где-то красоту на лицо наводить. Наклеили весёленькие обои, быстренько побелили потолки. Одни бы не справились, но ведь друзья есть. И пришлось потрясти комендатуру на предмет добавочных стульев.

Получилось две комнаты, одна — спальня, вторая — гостиная.

— Горько! — вдруг вскрикивает Песков, распробовав салат.

Фрейлины, Таша, Игорь с Юриком, Марк поддерживают провокационный призыв.

— Какое «горько»? — пробую урезонить. — Свадьба давно отшумела, живём скучной семейной жизнью, и вообще — мы новоселье отмечаем.

— Ничего себе «давно»! — поражается Игорь. — Недели не прошло.

— Вот так стремительно я живу. Для тебя новость, что ли?

— Хм-м, но ребёнка ты за три месяца не заделаешь, — возражает мой суперадминистратор. — Природу не обойдёшь!

— Заделает… — еле слышно даже для меня шепчет Света, наклонив голову.

Это она мне грязные намёки на беременную Алиску делает. Ужо я тебе…

Но поцеловаться пришлось, раз народ требует. Да и когда я отказывался со Светланкой целоваться? Не припомню. Сладкоежка не может отказаться от пирожного или мороженого.

Потихоньку общение распадается на группки. Пожалуй, мы с Песковым в этом виноваты.

— Слушай, Вить, при проектировании ракетной шахты мы один момент упустили…

— Мальчики, ну воскресенье же сегодня! — заныли фрейлины. — Что вы опять…

— Вы можете о нарядах и косметике поговорить, — предлагаю дамам женскую альтернативу, абсолютно неприемлемую для мужчин.

Пусть в обществе нездоровые тенденции до конца не побеждены, но мы против природы идти не будем.

— Они просто засиделись, — улыбается Света. — Девочки, пойдёмте, поскачем?

Моя жена — ёксель, как непривычно-то! — попадает в десятку с одного выстрела навскидку. Девчонки мгновенно понимают — как раз то, что им сейчас нужно, — хватают Марка, Игоря и Юрика и уносятся в ближайший холл.

Таша, кстати, ушла с ними с оглядкой на нас. Женское нежелание говорить на мужские темы у неё надёжно подмято научным интересом и женским же любопытством. Наш доморощенный вариант Марии Склодовской-Кюри.

— Мы тебе потом расскажем.

Утешенная моими словами Таша уходит.

— Вить, наши ракеты ведь будут тяжёлыми? — начинает Андрей, когда все ушли.

— Стартовая масса? Тонн на пятьсот потянут, а то и больше…

— То-то и оно, — вздыхает Андрюха. — Мы забыли о реакции опоры. Ты видел когда-нибудь вблизи, что происходит с рельсами, когда тяжёлый состав проезжает?

Видел, а что? Мне интересно, что дружок скажет. Не хочу искажать своими упреждающими догадками ход его мыслей.

— Они под колёсами вагонов заметно прогибаются. Немного, миллиметров на пять-десять. Железная дорога упруго деформируется, придавливается поездом. Понимаешь?

— Не присматривался, как-нибудь погляжу при случае, — намеренно вру. — Продолжай.

— Нижняя опорная часть нашей шахты под ракетой тоже будет слегка проседать. И вот этого я в своих виртуальных прогонах не учитывал.

Не страшно. Теперь учтёшь, раз догадался. И есть ещё момент: своих ребят надо поощрять и не только и не столько деньгами.

— Ты осознаёшь, что ты меня опередил? Первым заметил этот подводный камень?

Как и Света несколько минут назад, попадаю в десятку. Андрюха безуспешно пытается собрать лицо, неудержимо расползающееся в стороны от засиявшей улыбки. Мечты сбываются? Всегда на шаг, на миллиметр позади, и вот — свершилось? Обошёл меня на повороте? Да разве я против?

Переходим к обсуждению.

— Давай для простоты примем нашу ракету за тяжёлый длинный заострённый цилиндр…

— Она такой и будет.

— Не факт, но об этом потом.

— Почему «не факт»? — Андрюха цепляется за то, что я считаю несущественным. — Круглая форма идеальна во многих отношениях. В смысле теплообмена, расхода материалов на единицу полезного объёма…

— Я разве спорю? Всего лишь довожу до тебя главную концепцию конструирования: не должно быть ничего бесспорного. Всё можно поменять и поставить под сомнение. В данном случае может сыграть аэродинамика. Мы ведь задумали долгий, очень долгий полёт через верхние слои атмосферы.

Андрей уходит в размышления.

— Но об этом потом. Итак, длинный цилиндр сначала лежит на поверхности, затем начинает двигаться. Что происходит в месте контакта с поверхностью?

— Прогибается под нагрузкой, — включается друг. — Цилиндр движется как бы в чаше, очень мелкой, но всё-таки ненулевой глубины.

— Что произойдёт при больших скоростях? При очень больших?

Андрей опять задумывается и как бы размышляет вслух:

— Даже при отсутствии трения скольжения силы трения возникают. Ракета как бы гонит перед собой волну деформации, на это затрачивается энергия.

— Что будет при очень больших скоростях?

Чешет репу. Это у меня идея возникла, которую, впрочем, надо проверить. Если ракета движется как бы в чаше, то настанет момент, когда её передний край не успеет деформироваться и у ракетной тяги появиться вертикальная составляющая. При некоторых обстоятельствах ракета может «подпрыгнуть».

Не жду его, объясняю. Опасался, что он решит, что я снова обгоняю его, но он меня удивляет:

— Она «подпрыгнет», но свод шахты её придавит, и возникнут паразитные колебания. Ракета может деформироваться.

Бинго! Андрей непринуждённо переходит от предложенной мной идеальной модели к реальной. Дальше — дело техники. Андрею надо учесть упругость грунта. Прогнать запуск ракеты из шахты на своём виртуальном стенде, и тогда будем смотреть, что делать. Шахта будет «дышать», вот где главная проблема.

28 августа, понедельник, время 13.30.

МГУ, учебный корпус № 2, 8-ой этаж, деканат ФКИ.

— Ну, ВасильВикторыч… — ною, уже зная, что выстроенный деканом фигвам мне не снести. У него свои, деканские, резоны.

Выклянчивал у него удобный график работы. Для меня удобный. Хочу пару дней преподавательских, а остальное — дань Ассоциации и Агентству. Пару дней подряд, это очень важно.

— Мне регулярность нужна, ВасильВикторыч!

— Работаете на кафедре понедельник, среду, пятницу. По нечётным дням недели. По чётным занимаетесь Ассоциацией и чем хотите. Чем вам не регулярность?

Сначала давлю тоскливым взглядом. Не, не выходит каменный цветок. Придётся использовать тяжёлую артиллерию:

— ВасильВикторыч, прежде чем вам кое-что скажу, дайте мне подписку. Мне придётся довести до вас сведения, о статусе которых я не осведомлён. Возможно, секретные.

Редут колеблется, но появившиеся сомнения декан всё-таки отбрасывает. Насмешничает:

— Вы имеете право брать подписку?

— В частном порядке — почему нет? В письменном виде обещаете лично мне не разглашать никаких сведений, доступных вам по должности, о работе Ассоциации и Агентства. Кроме общеизвестных, разумеется.

Очень надеялся, что удастся прижать к стенке, но нет. С удивлением наблюдаю, как спокойно пишет расписку-подписку и небрежно пуляет в мою сторону по гладкому столу.

— Дело в том, ВасильВикторыч, что нам планируют отдать Байконур. Придётся туда мотаться, а это не в соседнее кафе заглянуть. И что вы мне оставляете?

— Субботу-воскресенье?

— Для всего трудового народа, живущего на бескрайних просторах бывшего Союза, суббота-воскресенье — выходные. Я ж туда не отдыхать буду летать.

— Вот как отдадут вам Байконур, тогда и посмотрим, что можно сделать.

— Проблемы лучше решать превентивно, ВасильВикторыч.

— Чтобы решить их неудачно и неправильно? Всё, топай отсюда, надоел, — декан неожиданно переходит на ты. Показывает, что я действительно требую несуразного?

— Как-то вы несерьёзно ко мне относитесь, ВасильВикторыч, — встаю и продвигаюсь к выходу, тщательно выпячивая по-детски губы. — А ведь я — генеральный директор космического Агентства, ворочаю сотнями миллиардов, командую сотнями людей…

Неподдельная обида в моём голосе — ну, почти неподдельная, — вызывает жизнерадостный смех.

— Совсем меня наш декан не уважает, — жалуюсь секретарше напоследок.