Стена

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Я все еще валялась в постели с забинтованной ногой, когда на следующий день обнаружили труп Джульетты. Нашли его в неглубокой могиле футах в пятидесяти от Каменистого ручья и примерно на полмили ниже Гагарьего озера. Ее дважды ударили чем-то тяжелым по голове, и когда сбросили в воду, она была уже мертва.

А то, что она некоторое время пробыла в воде, не вызывало сомнений. Когда ее нашли, сапоги ее все еще были сырыми, а костюм для верховой езды насквозь пропитался водой. И, однако, она была похоронена. Не просто закопана в землю, а именно похоронена. Руки сложены на груди, лицо засыпано листьями.

Убийца, кто бы он ни был, по всей видимости, осознав содеянное, прошел вдоль ручья, отыскал ее и захоронил в этом необитаемом уголке, примерно в миле выше шоссе.

Первым мне сообщил эту новость Майк, добавивший также, что на дороге, там, где начинается тропа для верховой езды, стоит карета «скорой помощи». Остановившись в дверях моей комнаты, он подробно все мне рассказал.

— Думаю, мисс, это наверняка она, — заявил он. — Полицейские фотографы уже отправились вверх по тропе, а с ними куча репортеров. Видимо, ее переправят в контору к Джиму Блейку. Говорят, у нее проломлен череп.

Меня стал колотить сильный озноб. Джим Блейк был владельцем местного похоронного бюро, и при упоминании его имени я внезапно осознала весь ужас случившегося. До той минуты я словно не до конца примирилась в душе со смертью Джульетты— оставался шанс, что она всего лишь исчезла. Теперь же она мертва, это свершившийся факт, и ее перевозят в контору Джима Блейка. Она так любила жизнь. А теперь мертва.

— Я подумал, лучше вам все узнать, — сказал Майк. — Мне жаль, что пришлось вот так сообщить вам это неприятное известие. Но, поскольку она была зарыта в землю, а замок на сарае с инструментами сломан, мне показалось, что лучше я вам обо всем расскажу.

— Но при чем здесь сарай? — недоуменно воскликнула я. — Что там такое?

— Там кто-то побывал, — флегматично отозвался он. — Взломан замок. Дня два-три назад, вроде бы так.

— Что-нибудь пропало? — спросила я, ощутив внезапный прилив тревоги.

— Пока я никакой пропажи не заметил. Кое-что передвинуто, разбросано, но и только. Однако же, мисс, странно это— взломать дверь и ничего не взять; а учитывая, где находится сарай…

— Где он находится? — недоуменно повторила я. — Там же, где всегда находился, или нет?

— Он стоит прямо напротив дома Хатчинсонов. И ежели б меня спросили, кто тут ненавидел миссис Рэнсом, я бы сказал…

Я представила себе, как Люси убивает Джульетту, а затем хладнокровно и неторопливо закапывает ее в землю— нет, это уж слишком! Я разразилась истерическим хохотом, и потребовалось вмешательство Мэгги с нюхательными солями, чтобы снова привести меня в чувство.

В конце концов все подробности я узнала от доктора Джеймисона, который заехал, чтобы с опозданием осмотреть мою лодыжку. Он констатировал, что у меня просто растяжение связок. Власти пока что не смогли связаться с Артуром. Очевидно, он повез Мэри-Лу и Джуниора прокатиться на машине и еще не вернулся.

Судя по всему, события разворачивались так: шериф, закончив осмотр ручья и пруда, никоим образом не закончил еще дело об этом убийстве.

— Как я понимаю, — рассказывал доктор, — вчера Шенд вернулся к себе в контору и провел совещание. Сказал, что они уже потеряли неделю или даже больше, прочесывая озеро и ручей, и хотя лично он считает, что первоначально ее бросили в озеро, однако сейчас ее там нет. В таком случае где же она? Что, если позднее убийца решил перепрятать труп? Он хотел, чтобы ее вообще никогда не нашли. Нет трупа— значит, нет никакого убийства. Но ведь миссис Рэнсом

была не пушинкой, а женщиной в теле. Лошади у него не было. Значит убийца предпринял нечто другое.

На рассвете шериф собрал с дюжину мужчин— своих помощников, детективов и так далее, и они двинулись от озера вниз, обшаривая берега Каменистого ручья и прилегающие к нему с обеих сторон подлески. Но и тогда они, вполне возможно, не нашли бы труп. И только когда один из детективов случайно ступил на рыхлый участок земли и отбросил ногой покрывавшие его листья и сосновые иголки, они увидели очертания могилы.

Труп осторожно выкопали, и доктор уже осмотрел его. Труп хорошо сохранился. Не возникло никаких сомнений относительно его идентификации. И слух быстро разнесся по округе. До окончания осмотра прилегающих территорий полиции пришлось выставить охранников — они и сейчас там.

У меня к горлу подступала тошнота, однако я попросила доктора перед уходом сообщить это неприятное известие Джордан. Что он и сделал. Спустился он вниз со смущенным видом.

— Должно быть, она любила Джульетту, — сказал он. — Горничная тяжело восприняла сообщение о смерти хозяйки.

— Я так и думала. Мне жаль ее, доктор. Но она так странно себя вела…

Он испытующе посмотрел на меня.

— Думаешь, она знает больше, чем говорит?

— Если она что и знает, то держит это при себе.

— Чего же она боится, Марша? Мне она показалась напуганной. Зачем, например, она все время запирается?

— Это бы и я хотела знать, — отозвалась я и вздохнула.

Тогда-то я и поведала доктору историю о карантинном отсеке. Разумеется, умолчав кое о чем. Например, о звонившем там звонке. Это было нелепо и к делу не относилось. Не упомянула я и о том, что Артур ночевал там. Рассказала лишь об учиненном там беспорядке. Поначалу он, казалось, удивился— ведь он прекрасно знал эти комнаты. Однако прежде чем откланяться, поднялся туда. Вид у него был озадаченный.

— Ну и ну, — только и сказал он. — Когда же это случилось?

— По-моему, за день до исчезновения Джульетты.

— Думаешь, это дело ее рук?

— Думаю, ее и Джордан. Но зачем они это сделали? Что они искали, доктор? Джульетта не показывалась здесь несколько лет, и там не может быть никаких принадлежащих ей вещей.

— Ты уверена?

— Ну, а что могло бы остаться? И почему это вдруг сделалось важным? К тому же я там все обшарила. Ничего там нет.

Он, однако, погрузился в размышления.

— Думаю, Марша, тебе не следует скрывать это. Странно все это, с какой стороны ни посмотри.

— Я уже сыта по горло Расселом Шендом и его компанией, — я устало закрыла глаза.

Он выписал мне рецепт и вскоре откланялся. Однако дело на этом отнюдь не закончилось. Ближе к вечеру Мэгги разбудила меня и сказала, что внизу снова ожидает шериф, но вставать мне не нужно— он сам ко мне зайдет.

Снотворное подействовало на меня успокаивающе, однако я все же не была уверена, что сумею удержаться на ногах. И пока лежала в постели и раздумывала, рядом со мной возник Рассел Шенд со словами:

— Значит, вы снова утаили от меня важную информацию!

— Я-то думала, существует такая штука, как профессиональная тайна, — с обидой и возмущением отозвалась я.

— Не вините доктора. Он считает, что вы нуждаетесь в защите. Если то, что он рассказал, правда…

— Можете сами сходить и посмотреть, — раздраженно перебила его я, ощущая собственную беспомощность. — Надеюсь, вы сможете докопаться до истины. Лично я ее не вижу.

Некоторое время шериф отсутствовал. Затем спустился на второй этаж, остановился у двери Джордан. После весьма настойчивых уговоров она наконец впустила его. Полчаса спустя шериф вошел ко мне, лицо его было красным.

— Весьма смахивает на допрос с пристрастием, — со злостью заметил он. — Дали б мне волю с этой женщиной… Слушайте, Марша, расскажите-ка мне сами всю правду. И почему, Бога ради, вы ничего не говорили мне раньше?

— Раньше меня заботили другие вещи.

— А больше не было никакой причины?

Я поняла, что вилять бесполезно. Он подтащил стул к кровати и пытливо посмотрел на меня.

— Полагаю, когда вы приехали, там все было в порядке?

— Конечно. Миссис Кертис всегда там прибирает.

— Застилает кровати чистыми простынями и все такое?

До меня дошло слишком поздно. Должно быть, вид у меня сделался совершенно отчаявшийся, ибо он вдруг протянул руку и похлопал меня по ладони.

— Почему бы не рассказать все начистоту, Марша? — предложил он. — Все равно от этого никуда не уйти. Кто-то спал на этой постели, так? Догадываюсь, это был Артур. Смею также предположить, что выбирался он оттуда в спешке, даже забыл шляпу. А тут уж весьма кстати вспомнить об увиденном Лиззи мужчине без головного убора и с топором в руке. Все сходится, не так ли?

Что я могла ему ответить? Я вдруг разрыдалась— неистово, отчаянно, будто у меня разрывается сердце. Он протянул мне свой большой цветной носовой платок, но я была не в силах остановиться и наконец ощутила, как он коснулся моего плеча, словно извиняясь, и, поскрипывая ботинками, вышел из комнаты.

День тот тянулся поистине бесконечно. Бесконечно и жутко. Ибо я даже не пыталась себя обмануть. Теперь налицо было убийство, имелся и труп, и с минуты на минуту могла заявиться полиция с ордером на мой арест. Я осознавала, что если правда выплывет наружу, Артур станет подозреваемым номер один. А тут еще это проклятое сообщение Майка об обнаруженном им в пруду топоре. Надеяться на то, что он промолчит, не приходилось. Вполне возможно, об этом уже знают все слуги.

Так я лежала в постели и все обдумывала. Подумала о Мэри-Лу и Джуниоре. Вспомнила о матери с отцом и о былых днях, до того как в нашем доме появилась Джульетта и кончилась спокойная жизнь. Вспоминала, как мы с Артуром были детьми, как собирали моллюсков, морских звезд и всякую всячину, прибиваемую к берегу, и о том злополучном угре, соскользнувшем вниз со ступенек. Но больше всего я думала о Джульетте и о ее гибели.

Я закурила сигарету и попыталась восстановить в памяти события нескольких последних дней. Казалось, целая вечность минула с тех пор, как она весело выскочила из автобуса и возвестила: «Не падай в обморок, Марша. Это я!» И целая вечность минула с того дня, когда она бросала камушки в пруд и наблюдала за расходящимися кругами. «Вот и в жизни так же…» — сказала она тогда.

А теперь ее больше нет. Что с ней случилось? Что же произошло между ее приездом и исчезновением и привело к такой ужасной развязке? С кем она встречалась? Шел ли убийца по ее следу еще с материка, или же виновен кто-то из жителей острова?

Никаких писем она не получала, и насколько я знала, сама тоже никому не писала. Но имелись же у нее какие-то друзья. Я никогда не бывала в ее нью-йоркской квартире, но была достаточно наслышана, чтобы воочию представить себе ее—либо битком набитую поклонниками, либо опустевшую, когда Джульетта вместе со всей своей компанией танцевала всю ночь напролет, перебираясь из одного злачного местечка в другое.

Джульетта веселилась, будучи центром экстравагантных развлечений, а потом возвращалась домой на рассвете и целый день отсыпалась. Прожигала жизнь на наши с Артуром денежки, но теперь я больше не злилась на нее из-за этого. Однако в тот день я впервые задумалась, не скрывается ли в той ее жизни разгадка причины ее гибели. Она влипла в передрягу, выражаясь ее собственными словами. Даже хотела уехать из страны. И это еще не все. Возможно, покидая Нью-Йорк, она не оставила адреса для пересылки своей корреспонденции — что само по себе было, бесспорно, странным.

Иначе говоря, не искала ли она некоего убежища, когда заявилась в Сансет? Не исключено. Возможно, она рассуждала, что здесь ее станут искать в последнюю очередь.

Я все так же лежала, думала и мучила себя неразрешимыми вопросами, когда приехал Артур. Ему уже сообщили новость, однако в поселке он еще не успел побывать; вид у него был ужасно удрученным.

— Ты, наверное, уже слыхала? — бесцветным голосом сказал он. — Ее нашли…

— Да, мне рассказал Майкл. А потом и доктор.

Он бросил на меня быстрый взгляд.

— Майк? — переспросил он. — Что ему об этом известно?

— Думаю, лишь то, что известно всем, — устало отозвалась я.

Он присел на перила веранды и закурил сигарету; я заметила, что руки у него дрожат.

— Мне нет нужды объяснять тебе, что это означает для меня, Марша, — заговорил он. — Теперь у них имеются и труп, и убийство. Им необходимо кому-то его пришить, и я самая подходящая кандидатура. Почему бы нет? Мотив у меня имелся, и очень скоро они узнают, что я был здесь накануне ночью, и плакало тогда мое алиби. Яхту смогут отследить, а как насчет самолета? Я не называл пилоту свое настоящее имя, но, думаю, он не дурак.

— Но, Артур, ведь многие прибывают сюда на самолете.

Он посмотрел на меня и, пожалуй, впервые осознал, что мне пришлось пережить. Как бы то ни было, он склонился и похлопал меня… по растянутой лодыжке, так уж вышло.

— Бедная моя сестренка, — сказал он. — Мне очень жаль, милая. Чертовски жаль. Но рано или поздно все обязательно выплывет наружу. Ты еще не видала свежие газеты?

— И видеть не хочу, — дрожащим голосом отозвалась я.

Он глубоко вздохнул.

— В общем, там поместили твою фотографию — и мою. Кроме того, не мешает рассказать тебе ВОТ о чем: в ту ночь, когда я приходил поговорить с Джульеттой, на нашу подъездную аллею свернула какая-то машина. Если тот, кто в ней сидел, заметил меня и узнал, мне конец.

— Артур, это была Люси Хатчинсон.

Он уставился на меня.

— Люси Хатчинсон, — повторил он. — Боже мой! Люси!

— Она будет молчать — так она мне сказала.

— Слушай, Марша, — мрачно заговорил он. — В этом деле каким-то образом замешана женщина. Может, не Люси, но какая-то женщина—это точно. Шенд взял у Джордан губную помаду Джульетты и заявил, что след на найденной им сигарете оставлен не ею.

— Не думаешь же ты, что это помада Люси! — возмутилась я.

— Не знаю. Она ведь так любит прогуливаться по холмам. И если она захватила с собой клюшку для гольфа…

Я воззрилась на него чуть ли не с ужасом.

— Артур! — воскликнула я. — Откуда тебе известно, что ее убили таким образом?

Он, по-моему, испугался.

— Ничего мне неизвестно, — ответил он, упорно избегая моего взгляда. — Я еще не видел э-э… тело. Но, как я понял, ее чем-то ударили. Господи, Марша, да не смотри на меня так. Я не убивал ее и, уверен, Люси тоже. Просто у меня от всех треволнений крыша поехала, вот и все.

Я снова расслабилась. Некоторое время мы оба молчали. Наверное, каждый из нас обдумывал слова оправдания своих деяний и пути защиты от неправедного правосудия. Когда Артур наконец нарушил молчание, он вспомнил о шляпе, забытой им в изоляторе.

— Давай-ка я ее заберу, Марша, чем черт не шутит. Попробую избавиться от нее незаметно. Ни к чему усугублять ситуацию— и без того дела хуже некуда.

Он уже поднялся, собираясь не откладывая проделать это, но тут я его остановила.

— Не спеши, Артур, — печально сказала я. — Шляпы там больше нет.

Он недоуменно уставился на меня.

— Нет? А где же она?

— Я разрезала ее на куски и выбросила в залив. Боюсь только… — Не успела я договорить, как в дверях появился Уильям и позвал Артура к телефону; вскоре я услышала шум мотора отъезжавшей машины.

Обо всех последующих событиях того дня я знаю лишь понаслышке. Артуру звонил доктор Джеймисон, являвшийся также местным коронером; он попросил Артура официально опознать труп— что, как я понимаю, тот и сделал, с побелевшим лицом и потрясенный. Затем шериф отвел его к той неглубокой могиле неподалеку от ручья, теперь тщательнейшим образом огороженной канатами от зевак, уже столпившихся там. И тогда же я увидела, как некий детектив разговаривает с Майком в саду, и Майк ведет его к сараю с инструментами.

Теперь, когда пишу эти строки, я вспоминаю все до мельчайших деталей. Однако долгое время- все эти факты были стерты из моей, памяти, словно я ничего этого никогда и не знала. События развивались слишком быстро, и слишком много их свалилось тогда на нас. Начать с того, что ближе к вечеру приехала на своей машине Мэри-Лу— спокойная, хладнокровная, в черном платье и черной шляпке, с чемоданчиком, содержащим все необходимое для ночевки, и подарком от Джуниора—рисунком, изображавшим, по замыслу художника, кота.

— Я только что узнала, — сказала она. — Думаю, Артур все же мог позвонить и сообщить мне. Где он?

— Где-то в поселке, — уклончиво ответила я. — Артур занял папину комнату. Отнеси туда свои вещи и попроси Уильяма поставить в гараж твою машину.

Когда она вернулась, я все еще стояла на веранде. Поглядев на Мэри-Лу, я поняла, что ее спокойствие и выдержка — всего лишь маска для слуг. Терзаясь угрызениями совести, Мэри-Лу к тому же сильно нервничала. Мэгги принесла нам чаю.

— Ох, Марша, стоит мне подумать о тех совершенно убийственных вещах, которые я говорила о Джули!.. — патетически воскликнула Мэри-Лу. — Какой бы она ни была, такого даже она не заслужила.

— Должно быть, кто-то рассудил иначе, — заметила я.

Мэри-Лу буквально засыпала меня вопросами, и я испытала облегчение, когда она наконец-то спустилась вниз—принять бесчисленных визитеров, которые являлись с подобающими случаю печальными лицами, однако глаза их едва не вылезали из орбит от любопытства.

Я снова улеглась в постель и от нечего делать то разглядывала гравюры Каррира и Айвза на стене, то посматривала через открытую на веранду дверь на залив, где эти чертовы чайки порой мяукали, как кошки, а порой плакали, словно младенцы.

Сколько же воды утекло с тех стародавних времен, еще до появления Джульетты, когда Артур носился взад-вперед по лестнице, а я хвостом сновала за ним! Отец с матерью неуклонно следовали заведенному на летний сезон ритуалу. Отец всегда держал в конюшне легкий двухместный экипаж и рессорную двуколку, и лошадей всегда присылали летом заранее.

Для автомобилей въезд на остров был запрещен, и дни текли по заведенному спокойному распорядку: утренние визиты, днем— игра в «наполеон», позже — прогулка в экипаже, затем обед— дома или у кого-то в гостях.

И не было в этом никакого хвастовства, позерства— просто шла чрезвычайно достойная жизнь. Возможно, довольно скучная, но зато стабильная. Утренние визиты были чистой формальностью—с оставлением визитных карточек, порой со стаканчиком хереса и печеньем, и посетителей зачастую проводили в сад. Как хорошо я все это помню!

«Я непременно хотела бы показать вам свои дельфиниумы. В этом году они удались на славу».

Помню маму в саду возле солнечных часов, в длинном широком платье довоенного фасона, а позднее — в широкополой шляпе, призванной защитить от солнца ее чудесную кожу. Разговоры о розах, водосборе и анютиных глазках—вместо пересудов о налогах и политике; затем наконец в дверях появлялся Уильям; открытый экипаж, запряженный парой красивых лошадок, уносился прочь, и все снова замирало.

В полдень появлялся отец в костюме для верховой езды— лошадей он оставлял в конюшне, и мы с Артуром, умытые и причесанные, спускались к ленчу. Я всегда набрасывалась на еду, как изголодавшийся волчонок, однако ужин свой предпочитала съедать наверху. После ленча мы были предоставлены сами себе; мне разрешалось гулять где угодно, что я и делала: бродила вдоль берега или шла в горы, где Артур однажды забрался на такой выступ, что снимать его оттуда пришлось с помощью канатов.

Все было тихо и спокойно. По вечерам отец с матерью обычно отправлялись на званый ужин. Мама, бывало, заглядывала ко мне в комнату, вся в шелках или в парче, с красивыми сережками и в жемчужном ожерелье, с высокой прической, которую носила до конца жизни. Помню, она поворачивалась кругом, чтобы я могла ее рассмотреть, а потом наклонялась, чтобы поцеловать меня перед сном.

— Будь умницей, Марша, и ложись в кроватку. Затем она выходила, оставляя после себя ощущение потери и едва уловимый аромат фиалковых духов, которыми продолжала пользоваться еще долгое время после того, как в моду вошли новые сорта.

Отец заходил ко мне редко. Он был более суров. Сейчас, мысленно оглядываясь назад, я думаю, что мы никогда по-настоящему его не знали.

Я все еще была всецело погружена в воспоминания о былых временах, когда услышала внизу голос Артура и тут вдруг поняла: я и не надеялась, что он вообще когда-нибудь вернется.