Стена

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Попасть в квартиру Джульетты оказалось не так-то просто. Наверное, мы являли собой странное сочетание— шериф, выглядевший так, словно он спал в одежде— что, несомненно, соответствовало действительности, и я сама, уставшая и тоже слегка помятая. Вокруг нас, в этом впечатляющего вида вестибюле, громоздились чемоданы Джульетты, а ее сундуки еще находились в пути на грузовике.

Портье смерил нас подозрительным взглядом.

— Но ведь я ее невестка, — запротестовала я.

— Это вы так говорите, — он поджал губы.

— Но это действительно так, — сердито сказала я. — Иначе откуда же у меня все это барахло?

— Послушайте, — заговорил он. — Может, вы ее невестка, а может, и нет—я ничего не утверждаю. Но у меня тут перебывало уже с дюжину ее кузенов и почти столько же братцев. Репортеры, — пояснил он, видя мое недоумение. — Писаки… Из газет…

Шериф явно получал немалое удовольствие от этой сцены, я же разозлилась.

— А что делать с этими ее чемоданами? Надо же их куда-то девать.

Его и это ничуть не тронуло.

— У нее имеется кладовая в подвале. Точнее, имелась, — добавил он. — Их можно поставить туда.

Однако причина несговорчивости портье в конце концов выяснилась. Артур был прав: после смерти Джульетты все ее имущество переходило в руки кредиторов, и квартира ее была опечатана. Лишь когда вмешался шериф, портье сдался.

— В этих чемоданах находятся чрезвычайно дорогостоящие вещи, и сейчас подвезут кое-что еще, — сообщил он. — Не думаю, чтобы ваши кредиторы возражали против этого, не так ли? А вы, если хотите, можете пойти с нами. Тогда убедитесь, что мы ничего не намерены забирать из квартиры.

Таким образом, мы в итоге все-таки попали в квартиру, сопровождаемые хмурым портье, который следил за каждым нашим шагом. В комнатах было очень душно и, пока портье открывал окна, шериф получил возможность переброситься со мной парой слов.

— Не спешите, — посоветовал он. — Он просто демонстрирует собственную значимость. У него это пройдет.

Но когда жалюзи были подняты и окна открыты, портье напрочь забыл о нас, и я не виню его за это. В квартире царил ужасающий беспорядок. Рассел Шенд бегло оглядел выдвинутые ящики письменного стола, раскиданные по полу гостиной бумаги. Заглянул он и в спальню, в которой матрас был сброшен с кровати на пол.

— Похоже, вы несколько опоздали со своей бдительностью, — заметил он. — Или это дело рук ее кредиторов?

Портье выглядел совершенно ошеломленным.

— Это все репортеры, — выговорил он наконец. — Клянусь, я запер квартиру и все время держал ее на замке. Больше того, я распорядился…

Не в силах продолжать, он с мольбой посмотрел на шерифа, однако сей джентльмен и бровью не повел.

— Ну, за пятидолларовую бумажку в наше время можно попасть куда угодно, — изрек он. — Если, конечно, вы не желаете потратить ее на еду. Похоже, кое-кто в этом здании вас подставил.

Я взглянула на Шенда, но он оставался совершенно невозмутимым. Тут я поняла, что он удивлен куда меньше моего, а когда портье суетливо удалился на поиски виновного, он в этом признался.

— Все сходится, — сказал он. — Мне все время казалось, что у нее имелось нечто, кое для кого представлявшее интерес— и очень большой интерес. Либо она забрала это с собой, либо оставила здесь. Если, конечно, у нее не было сейфа в каком-нибудь банке. И нам придется это выяснить.

Последующие несколько часов я никогда не забуду. Квартира была очень в духе Джульетты. Большая гостиная оформлена в современном стиле, много хрома и стекла. В небольшой комнатке по соседству, по-видимому, предназначавшейся для библиотеки, книг не было и в помине. Вместо этого там имелся встроенный бар, битком набитый напитками вплоть до медной окантовки. Спальня ее выглядела иначе. Типично женская, с кроватью под балдахином, изголовье и изножье которой подбиты стеганым атласом: — там же стоял непомерных размеров туалетный столик, который по существу являлся стеклянной полкой, а стену позади него целиком занимало громадное зеркало со светильниками по краям. Еще там красовался розовый шезлонг, доверху заваленный подушками. Ванная и все в ней тоже были кричаще-розового цвета. Напротив ванны висело еще одно зеркало, украшенное по краям узором из птичек, и шериф оглядел его с явным неодобрением.

— Похоже, она очень любила разглядывать себя в разных видах, — заметил он и отвернулся.

Он еще некоторое время побродил вокруг, прежде чем позволил мне заняться наведением порядка в квартире.

— А теперь, будь я одним из этих ловких нью-йоркских сыщиков, — заявил он, — я бы молниеносно распорядился доставить сюда бригаду экспертов-криминалистов со всем необходимым оборудованием для снятия отпечатков пальцев и, скорей всего, ничего бы не выяснил. В общем, так… Я бы сказал, что здесь побывал некто, чьи отпечатки не значатся ни в каких картотеках, — ибо работал он без перчаток; он располагал массой времени; если здесь было то, что он искал, то он это забрал; опять же, перчаток он не надевал, так как перед уходом ему пришлось вымыть руки, а значит, они были грязными. И вряд ли это был репортер— слишком уж основательный он учинил осмотр. Но больше я ничего сказать не могу.

Он принес кусок мыла из ванной и подошел с ним к окну.

— Однако побывал он тут не так уж и давно, — продолжал шериф. — Я, конечно, не эксперт по мылу, но…

Шенд достал из кармана огромный перочинный нож и ткнул им в мыло.

— Если бы я строил предположения, а этим именно я и занимаюсь, то сказал бы, что прошло не больше недели, — прокомментировал он. — Снаружи мыло сухое, однако сразу же под поверхностью— довольно мягкое. А теперь, если детективные романы не врут, мы обнаружим где-нибудь поблизости обрывок железнодорожного билета и узнаем, что на днях кое-кто приезжал сюда с острова. Только вот в реальности-то так не бывает. У меня, во всяком случае.

Он торопливо обошел всю квартиру, двигаясь с легкостью и грацией, присущей многим тучным людям. Портье так и не вернулся, и под конец осмотра шериф обратился ко мне с улыбкой:

— Ладно. Вы ведь недаром дочка своей матери, так что, если желаете навести тут порядок, я положу этот матрас обратно на кровать.

Я сделала все, что было в моих силах, — не слишком много, как оказалось, и некоторое время спустя нашла Шенда сидящим за столом в гостиной. Он подбирал с пола письма и бумаги и внимательно их проглядывал.

— Забавное дело, — заметил он. — Можно получить весьма наглядное представление о человеке, взглянув на его письменный стол. Насколько я понимаю, миссис Рэнсом ничуть не заботило, что она была должна всем и вся. Она просто продолжала в том же духе и, по-видимому, в этом преуспевала. Один такой денек в ее ритме уложил бы меня в постель на неделю.

Тут я заметила, что в руке он держит то, что я называла «письмом Дженнифер», и скрупулезно сверяет ее крупный квадратный почерк с различными письмами, лежащими перед ним.

— Никак не могу выбросить это из головы, — признался он, вытирая свое раскрасневшееся и запыленное лицо. — Почему эта девица Джордан, перебравшись к Элизе Эдвардс, оставила на месте все прочие вещи Джульетты, а это письмо забрала с собой? Что такого важного в этой чертовой штуковине? Разве что постскриптум. И кто такая эта Дженнифер, будь она неладна! Вот вам имечко для расследования — Дженнифер!

— Возможно, мы отыщем ее. Я поищу, хотите, записную книжку Джули, может, там есть и это имя?

Записная книжка нашлась и послужила нам первой реальной ниточкой в распутывании сложного клубка, хоть поначалу и завела нас в тупик. Имя было небрежно нацарапано—попросту «Джен», и приведен номер по линии Риджент; однако телефонистка сообщила, что номер временно отключен, и шериф, пожав своими широкими плечами, опустил трубку на рычаг.

— Вот мы быстренько и прибыли в никуда, — смиренно сообщил он. — Послушайте, не пора ли нам перекусить? На сытый желудок мне как-то лучше думается.

Когда мы вышли на улицу, жара стала просто нестерпимой. Я вызвала такси и попросила отвезти нас в отель. Рассел Шенд, который у себя дома гоняет машину со скоростью пушечного ядра, всю дорогу бранился на чем свет стоит и готовился к худшему. За едой он расслабился, хотя надменная манера поведения старшего официанта порядком его обескуражила.

— Похоже, он обо мне не слишком высокого мнения, — крякнул он, усаживаясь за столик. — Может, я просто избалован. А что было бы, покажи я ему свой значок?

— Его больше впечатлила бы долларовая бумажка.

Меню нагоняло на шерифа скуку, и в конце концов я сделала заказ. Пока мы ждали, когда нас обслужат, он извлек из кармана небольшую газетную вырезку и, водрузив на нос очки, прочел ее вслух:

— «Бракосочетание мисс Эмили Форрестер и мистера Лэнгдона Пейджа отложено на неопределенный срок». Слыхали когда-нибудь о ком-либо из них?

— Никогда.

Он внимательно изучил вырезку с обеих сторон.

— Нашел ее в комнате Джордан, — сообщил он. — Под кроватью. Может, она что-то означает, а может, и нет. Ни даты, ни места издания. Вероятно, Нью-Йорк, но, может, и нет. Тем не менее, скорее всего это какой-то крупный город. Ежели б Нелли Морган писала об этом у себя дома, она бы сказала: «Стар» весьма сожалеет, но похоже, что Лэнг Пейдж и Эмили Форрестер в этом году не поженятся. Какая жалость, ребята».

Что, будучи отчасти справедливым, в сущности, являлось форменной клеветой на самую чистую и добротную провинциальную газету из всех мне известных.

Он перевернул вырезку другой стороной, и в глазах его зажегся озорной огонек.

— А теперь, будь я настоящим детективом, — сказал он, — я бы выудил массу полезного из того факта, что на обратной стороне вырезки опубликовано объявление некой женщины о продаже щенков пекинеса, причем указан лишь номер абонентского ящика на почте. Но, будучи тем, кто я есть на самом деле…

После ленча мы вновь вернулись в квартиру Джульетты. Сундуки уже прибыли, и, учитывая имеющиеся на них законные притязания, я оставила их в холле у портье. Шериф продолжал усердно просматривать записные книжки с адресами и телефонами. Вскоре, однако, выяснилось, что, за исключением торговца цветами и поставщика спиртного, все прочие знакомые Джульетты на лето выезжали из Нью-Йорка; еще не было трех часов, когда шериф отправился в ее банк; вернулся он весьма раздосадованный.

— Вот забавно, — рассуждал он. — У себя дома я мог бы зайти в банк, и Эд Хоу рассказал бы мне все, что знает о подобном дельце. А здешние ребята ведут себя так, будто я собираюсь ограбить их банк. Возможно, мне удалось бы что-нибудь выяснить в полиции на Централ-стрит, но мы и так уже успешно надули одного типа сегодня. Да и вообще… — он хитро улыбнулся, — я ведь для них всего лишь провинциальный шериф из захолустья, копающийся в двух убийствах, и лучше мне, пожалуй, не ставить их в известность, что я тут, в городе.

Кое-какие сведения он, однако, раздобыл. В этом самом банке у Джульетты не было личного сейфа. А значит, как ему представлялось, не было и счета.

Шерифа все-таки волновала эта злосчастная газетная вырезка. Он снова достал ее и принялся изучать.

— Может, это и зацепка, а может, нет, — рассуждал он. — Ясно одно. Либо Джульетта, либо Джордан сочла это сообщение достаточно важным, чтобы вырезать его и сохранить. И вот еще что стоит взять на заметку. Имя этого парня, Пейджа, начинается с буквы «Л», а у меня все не идет из головы та приписка Дженнифер. Кроме того, похоже, эти люди принадлежат к высшему обществу. Кто еще стал бы помещать в газету такого рода официальное уведомление, ежели случилась размолвка и свадьбу отменили?

Поблизости оказался экземпляр «Светского реестра», и я взяла его в руки. Шериф удивился и заинтересовался, когда я показала его ему, однако ни Эмили Форрестер, ни Лэнгдон Пейдж там не значились.

Шериф забрал у меня справочник и бегло просмотрел его.

— Черт возьми, и что вы на это скажете? — спросил он. — Вот мы живем в Америке, где по идее все свободны и равны. Но горстка людей попадает в такую вот книжицу и сразу же становится отличной от всех прочих смертных!

Напоследок он еще раз обошел апартаменты Джульетты. Помимо двух комнат для слуг, столовой, библиотеки и гостиной, там были еще три или четыре комнаты для гостей, и все это великолепие, казалось, озадачило его.

— Откуда у нее все это? — спросил он. — Даже если она не платила по счетам, за что-то ей ведь приходилось платить! Квартира стоила ей шесть тысяч в год. Это я выяснил у лифтера— и всего за пятьдесят центов. А теперь, хоть о покойниках не принято говорить плохое, скажите мне: одна она со всем этим управлялась или же ей кто-то помогал?

— Вы имеете в виду: содержал ли ее кто-нибудь? Этого я, естественно, знать не могу.

Шенд вдруг смутился. Он все еще считал, что я не в курсе суровой правды жизни.

— Ну да, что-то в этом роде, — сказал он. — Лично я считаю, что нет. Женщины ее сорта всегда стремятся к браку, дабы заполучить кучу денег. Они крутят хвостом направо и налево, но на самом деле стремятся к надежности и безопасности, которую им обеспечил бы какой-нибудь мужчина. За сорок лет я их немало повидал, и лично мне это представляется таким образом.

— Иными словами, поскольку ее расходы явно превышали ее реальные возможности, непонятно, откуда она брала деньги, — резюмировала я.

Он провел рукой по волосам уже знакомым мне жестом.

Вот это и не дает мне покоя, — медленно произнес он. — Возможно, у нее был какой-то козырь против какого-то денежного туза… И он должен был раскошеливаться… До поры до времени…

— Значит, Джули была способна на шантаж, — задумчиво протянула я.

— От такой женщины, как Джульетта Рэнсом, можно ожидать чего угодно. Ради такой роскоши она была готова на все…

Некоторое время он молчал. Раскурил свою трубку и расхаживал по комнате.

— И вот еще что, Марша, — заговорил он наконец. — Откуда она была родом? Кто были ее родители? Bы этого не знаете, а судя по этой квартирке, не исключено, что она вылупилась из яйца.

Когда мы закончили уборку, я была вся в грязи и жутко устала. В косметическом салоне мне удалось вымыть голову и сделать маникюр; тут появился косметолог и со всей грубой прямотой, свойственной служителям подобных заведений, заметил, что неплохо бы мне сделать массаж лица.

— Вы случайно не больны? — поинтересовался он. — Цвет лица, да и кожа очень реагируют, когда внутри что-то разлаживается.

Но я резко ответила, что пусть уж мое лицо остается в том виде, какой оно приобрело за двадцать девять лет, и он удалился с раздраженным видом.

И еще кое-что сделала я в тот день. Зашла к торговцу цветами, который получил заказ на еженедельную поставку цветов для могилы Джульетты. Когда я все ему объяснила, он отправился в подсобку и просмотрел свои книги записей, однако вернулся со смущенным видом.

— Прошу прощения, — сказал он. — Заказ сугубо конфиденциальный.

Шерифу я не стала рассказывать о своем визите к цветочнику, ибо это наводило на слишком пугающие размышления.

В ту ночь в поезде я плохо спала. За исключением открытия, что нас кто-то опередил, поездка эта казалась мне абсолютно бесполезной. В результате я вдруг поймала себя на мысли, что с горечью и обидой вспоминаю последние шесть лет; для Артура это были годы борьбы, для меня— в некотором смысле годы потерь, в то время как Джульетта сумасбродно и беспечно прожигала жизнь.

А ведь это действительно была борьба. Бедность — понятие относительное. Мы не были бедны — в обычном смысле этого слова. Я была в состоянии держать слуг, дабы уберечь их от необходимости жить на пособие по безработице. До сих пор я исправно платила налоги и сохраняла свою собственность. Однако требования, предъявляемые ко мне и к Артуру, были весьма жесткими. Нет, жизнь не была справедлива к нам после смерти наших родителей и развода Артура с первой женой.

Знал ли Артур о той разгульной жизни, которую она вела в основном за его счет? Возмущался ли? Наверное, да. Имена людей, с которыми она водила знакомство, не сходили со страниц газет. Эти нувориши организовали первую охоту за сокровищами на Манхэттене. Они завоевывали призы на всевозможных, не слишком респектабельных костюмированных балах, нередко выступая там почти без одежды. Во времена сухого закона они оказывали частную финансовую поддержку барам, незаконно торговавшим спиртными напитками, и являлись их завсегдатаями. В дни популярности Гарлема они тоже были там. Они отдавали предпочтение Майами перед Палм-Бич, однако фотографировались в весьма символических купальных костюмах всюду, от Нассау до Бермудских островов. В сезон скачек они устремлялись на ипподром. С открытием охотничьего сезона некоторые из них отправлялись на охоту с гончими, обычно верхом на чужих лошадях. Спать ложились на рассвете и вставали в полдень, перебивались на диете, состоящей в основном из коктейлей, виски с содовой и шампанского, и весьма успешно подражали полусвету, который, возможно, никогда не существовал нигде, кроме как на страницах романов и в голливудских фильмах.

В ту ночь я смело взглянула в лицо фактам. Либо Артур все знал и, доведенный до отчаяния, решил положить этому конец, либо разгадку гибели Джульетты нужно было искать в ее разгульной жизни, представлявшей собой беспрерывную погоню за удовольствиями. Я сомневаюсь, что разгадка таится на острове. Тамошняя жизнь была слишком тихой и спокойной для представителей ее окружения, и я вспомнила, как она сказала Артуру при расставании: «Что ж, слава Богу, мне больше никогда не придется возвращаться в Сансет».

Однако убили ее на острове. Но почему и кто это сделал?

Размышляя обо всем этом и теряясь в догадках, я задремала, а когда на следующее утро проснулась и оделась, то обнаружила, что поезд подошел к платформе, на которой стоит Уильям, бледный и взволнованный.

— Мне очень жаль, мисс, но у меня дурные вести, — сказал он. — У нас дома кое-какие неприятности.

— Что еще за неприятности? — в тревоге спросила я.

— Речь идет о Мэгги, — ответил он. — Либо она упала с лестницы, спускаясь из изолятора, либо же кто-то ударил ее по голове.