Рассел Шенд приехал к вечеру. С серьезным видом он сразу же направился ко мне в сад и достал из кармана газету. Однако, прежде чем развернуть ее, присел и печально на меня посмотрел.
— Скажите, Марша, вы очень любите этого Пейджа? — спросил он. — Мне представляется, что вы им в некотором роде увлеклись. Это так?
— Он мне очень нравится. И… я люблю его, — призналась я.
Наверное, я покраснела, потому что он вдруг отвел взгляд в сторону. И прежде чем заговорить снова, набил трубку.
— В той коробочке лежало жемчужное ожерелье, — неожиданно сообщил он. — Среди прочих дел, я зашел к местному ювелиру и попросил взглянуть на него. Он говорит, этот жемчуг стоит кучу денег. У него имелось что-нибудь подобное?
Я была удивлена. Чего угодно я ожидала, только не перехода к безобидной теме спрятанных драгоценностей.
— Не знаю. Не думаю. Нет—если он действительно такой ценный.
Он обдумал мой ответ, разглядывая свою трубку.
— Ладно, оставим пока это, — сказал он. — Не знаю, имеет ли этот жемчуг какое-то значение… разве что она, кажется, не имела обыкновения прятать такие вещи. С чего бы его прятать, если жемчуг принадлежал ей? Послушайте, Марша, в той коробочке лежало письмо, которое не слишком благоприятно для Пейджа. Похоже, миссис Рэнсом угрожала написать его невесте и расстроить их помолвку.
— Откуда вам это известно?
— Из писем. Его писем к ней, ее— к нему. Я уставилась на шерифа.
— Ее письма к нему? Как же они у нее оказались?
— Ну, — небезосновательно предположил он, — возможно, он отослал их обратно. Но некоторые из них были написаны совсем недавно. Ну, то есть незадолго до того, как он пострадал в той аварии. Были там и некоторые другие—не от нее и несущественные, — которые пришли за день до происшествия, в субботу, а произошло все в воскресенье.
— Там были и другие его письма? — опросила я, окончательно сбитая с толку.
— Были.
Минуту-другую он молча курил.
— Я размышляю над этим с тех пор, как мы вскрыли эту коробку, — сказал он. — Мне представляется так: едва она узнала, что он попал в беду, как спешно бросилась к нему домой— где бы он там ни жил— и смела там все подчистую. Может, у нее было мало времени. Как я уже вам говорил, в коробке есть принадлежащие ему бумаги, которые к ней не имели ни малейшего отношения. Но она явно была зла на него и попортила ему немало крови. Когда-то он потерял из-за нее голову. Когда у него это прошло, он написал и сообщил ей об этом, но она не желала выпускать его из рук. Ни в коем разе— ведь у него были деньги. Обо всем этом там написано, — добавил он. — Вопрос вот в чем: настолько ли сильно он ее ненавидел, чтобы выжидать три года, а затем убить ее? Едва ли существует в мире чувство, которое длится так долго, если только не…
Он вдруг резко переменил тему разговора. Среди прочих вещей он нашел там ее свидетельство о разводе с Фредом Мартином, полученное во Флориде.
— Так что с Дороти все в порядке, — сказал он. — И с малышом тоже. Это уже кое-что. Но все остальное складывается для Пейджа не слишком хорошо, Марша. И мы должны взглянуть правде в глаза. Не стоит обманываться.
Было там и над чем посмеяться, продолжал он. Там лежали, как он выразился, чертовски пылкие письма от нескольких мужчин, и, как я поняла, кое-кто из ее поклонников принадлежал к колонии дачников на острове.
— Должно быть, им пришлось несладко, — заметил шериф. Называть имен он не стал. Некоторое время он сидел, задумчиво созерцая рыбок в пруду. Затем снова вернулся к жемчугу. Видно, это ожерелье не давало ему покоя. Местный ювелир посчитал, что оно может стоить где-то от тридцати до пятидесяти тысяч долларов. Конечно, она могла приехать сюда из-за жемчуга. Ей нужны были деньги, чтобы уехать из Америки, а ожерелье было здесь, в жестяной коробке, замурованной в стене.
— Что меня озадачивает, — признался он, — так это зачем ей понадобилось уезжать из страны? Кого она боялась? Пейджа? Но мужчина не убивает женщину из-за того, что он напился и влип в историю. Что же касается этих местных парнишек, то она, возможно, пыталась выбить из них деньги, обменять их письма на наличные, так сказать. Возможно, она даже рассказала кому-нибудь, где они находятся. Вот вам и человек на крыше, за которым погнался Артур, — а может, и на Мэгги он тоже напал. Но я тут прикинул насчет всей этой компании, и если среди них есть убийца, тогда мне следует заняться продажей галстуков в галантерейном магазинчике Милт Андерсон. А что вы думаете насчет этого ожерелья, Марша? Могла ли она украсть такую штуковину?
Я замялась в нерешительности.
— Право, не знаю, — призналась я. — Не думаю. Да и, в конце концов, жемчуг можно идентифицировать. Ювелир, собравший действительно хорошее ожерелье, всегда его узнает.
Он отложил свою трубку и посмотрел на меня.
— Вот это уже интересно. В самом деле узнает, а?
— Думаю, да.
Шериф тяжело поднялся. В тот день он двигался как смертельно уставший человек— да так оно и было. Взяв свою шляпу и держа ее в руках, стоял и задумчиво смотрел через невысокую изгородь на залив.
— Было бы интересно узнать, — сказал он, — находилось ли это ожерелье в столе Пейджа или же еще где-то у него дома, когда она учинила там обыск. Возможно, оно было куплено в подарок той девушке, на которой он собирался жениться. Если миссис Рэнсом именно за этим туда отправилась… Только вот сдается мне почему-то, что это не так. Не за тем она туда пошла. Но вот зачем?.. — Он глубоко вздохнул. — Времени даром она там не теряла, — добавил он. — Если она охотилась не за ожерельем, то за чем? В той коробочке много вещей, о которых можно сказать: попадись они на глаза полиции или кому бы то ни было еще— ей бы это не понравилось. Только сдается мне—либо она не нашла того, что искала, либо же нашла и уничтожила.
Вскоре шериф уехал, отправился обратно в Клинтон. Исходя из собственных соображений, он не стал рассказывать о коробочке ни Булларду, ни детективам. Зато в тот же вечер принес ее в камеру к Лэнгдону Пейджу, и когда показал ему жемчуг, заметил, как тот побледнел.
— Это ваше? — поинтересовался шериф.
— Нет. На что мне это?
— Когда-нибудь раньше вы видели это ожерелье?
— Если вы не против, шериф, можно, я не буду отвечать на этот вопрос?
Тем не менее он заметно разволновался. До жемчужин не дотронулся. Судя по всему, он и смотреть-то на них не желал. Единственный проблеск интереса он продемонстрировал, когда шериф сказал, что можно установить происхождение ожерелья. Но лишь когда шериф вручил ему газетную вырезку, найденную под кроватью Хелен Джордан, Пейдж впервые по-настоящему разозлился. Он вскочил на ноги и яростно скомкал вырезку, лицо его при этом побагровело от злости.
— Лучше бы, черт возьми, вы перестали совать нос в чужие дела! — воскликнул он. — Я здесь. У вас в руках. Что вам еще нужно? Какое значение имеет расторжение моей помолвки? Ведь я был в тюрьме. Осужден на восемь лет. При чем здесь все это?
— За подобные вещи мужчины убивали женщин, — мрачно изрек Рассел Шенд.
— Значит, я убил Джульетту Рэнсом из-за расторгнутой три года назад помолвки? Эмили тогда о ней и знать не знала. Брак не состоялся, потому что просто не мог состояться. Вбейте это в свою тупую голову и оставьте меня в покое.
— Вы не покупали это ожерелье для мисс Форрестер? — Нет. Это совершенно точно. Шерифу пришлось этим удовлетвориться. С письмами же все было по-другому. Аллен— для меня он по-прежнему был Алленом — просмотрел их — сначала бегло, а затем более внимательно. Если он что-то хотел отыскать там, то не нашел. Положил их рядом с собой на кровать — в камере имелся всего один стул и на нем сидел шериф— и презрительно расхохотался.
— Каким же дураком может быть мужчина! — сказал он. — Полагаю, она отправилась за ними, как только… как только в газетах появилась та история. Похоже, она опередила полицию. Они бы наверняка забрали этот жемчуг и упрятали его для надежности куда-нибудь.
И тут-то, как позднее признался шериф, он впервые ощутил реальный просвет в этом деле.
Из этой встречи он вынес, по его словам, две догадки. Первая— что Аллен надеялся что-то найти среди тех бумаг— и не нашел; и вторая— что он знал о жемчуге больше, чем признавался. Однако шериф прочел материалы того судебного процесса в Нью-Йорке от начала до конца, и одно обстоятельство не давало ему покоя. Единственным из обитателей острова, принимавшим участие в том уик-энде на Лонг-Айленде, был Говард Брукс. На следующее же утро шериф добыл лодочку и подплыл к «Морской ведьме». Флаг командира корабля был поднят, так что он понял—Говард там; и после недолгих переговоров его впустили на борт.
Говарда он нашел на палубе, тот с унылым видом потягивал виски с содовой и, увидев шерифа, заметно смутился.
— Утро доброе, шериф, — сказал он. — Чем могу быть полезен? Выпить желаете?
— Я лучше покурю, — отозвался шериф. — Полагаю, вам известно, зачем я пришел.
— Понятия не имею! — резко бросил Говард. — Если только ваши ребята в Клинтоне не свихнулись окончательно.
Начало было не слишком обещающим. Однако это отнюдь не обескуражило шерифа. Он присел на покрашенную блестящей краской палубу, где были расставлены обитые вощеным ситцем кресла, и обдуманно, не спеша выложил на стол все свои карты.
— Вот такая история, Брукс, — резюмировал он. — Буллард и те, другие парни считают, что Пейдж безусловно виновен. Может, оно и так. Но лично я в этом не уверен. Вот и все.
Говард вновь прихлебнул из своего стакана.
— Что-то я вас не пойму… От меня-то вы чего хотите, шериф?
— Кто живет в нью-йоркской квартире Пейджа?
— Не имею представления. Ее забросили, а его барахло сдали на хранение.
— Кто же это сделал?
— Я и сделал, — заявил Говард не слишком любезно. — Я приходил к нему в больницу перед судом. Он сам попросил меня это сделать.
Его настороженность по отношению к шерифу постепенно ослабла. Он ничего не знал ни о каком жемчуге. Не видел никаких писем от Джульетты Рэнсом, когда осматривал квартиру. Разумеется, полиция уже успела до него там побывать. Все найденные там бумаги он сложил в ящик и отправил их вместе с обстановкой на склад. Ничего важного среди них не было.
— Это зависит от того, что считать важным, — заметил шериф. — Полагаю, вы смогли бы туда попасть?
— Смог бы. Ведь я сам его снял. А что?
— Да просто мне хотелось бы взглянуть на этот склад. Вы ведь тогда торопились. Может, там найдется еще что-нибудь. Конечно, это всего лишь предположение, но, Боже всемогущий, Брукс, если этот парень не желает спасать себя, кто-то же должен сделать это за него!
В итоге в тот же вечер они отправились на поезде в Нью-Йорк.
Шериф взял жемчуг с собой, хотя Говарду ничего об этом не сказал. В сущности, они вообще мало разговаривали. Говард явно считал всю эту затею бесполезной и был заметно раздосадован. Они вместе пообедали— почти что в полном молчании — и тотчас расстались: Говард отправился к себе на полку, а шериф—в тамбур, выкурить трубку. Он глядел на проплывающий мимо ландшафт и не видел его.
Утром вышла заминка. Ключи были у Говарда в офисе, и ему пришлось ждать до девяти часов, пока не появились его служащие. Следующая заминка случилась на складе. Комната, была до самого потолка завалена мебелью, сундуками и ящиками, и лишь благодаря настойчивости и взятке им удалось в конце концов добиться, чтобы кое-что из вещей вынесли наружу. Говард был все так же хмур и не склонен к сотрудничеству, однако ключи отдал и в ходе поисков даже стал проявлять интерес.
Первым делом занялись коробкой с документами. Усевшись прямо на цементный пол в коридоре, шериф самым внимательным образом изучил ее содержимое. Там лежала связка писем от «Эмили», написанных довольно-таки неоформившимся почерком. Читать их он не стал, однако, мельком глянув на одно из них, остановился и что-то записал в свою тетрадку. Счета, оплаченные и неоплаченные, он просмотрел очень быстро. В декларации также не значилось никакого ожерелья, однако один из счетов был выписан за пару бриллиантовых сережек. Стоили они две тысячи пятьсот долларов.
— Полагаю, они достались миссис Рэнсом? — заметил он, и Говард кивнул.
По-прежнему никакого просвета. Письменный стол оказался пуст. Как, впрочем, и ящики комода и прочая мебель. Говард начал поглядывать на часы и в конце концов удалился.
— Если вы намерены просматривать сундуки, ради Бога, — сказал он. — Я буду у себя в офисе. У Пейджа был какой-то японец, который его обслуживал. Он и упаковывал сундуки. Вряд ли вы что-нибудь найдете.
Однако в то утро шериф нашел-таки кое-что, сидя, как он выразился, утонув по пояс в куче мужского барахла— галстуков, сапог для верховой езды и нижнего белья. Нашел он это в кармане домашнего халата и испытал нечто вроде яркого озарения.
— С той минуты мне многое стало понятно, — заметил он позже в разговоре со мной. — Беда была в том, что это никак не помогало Пейджу. Если моя догадка была правильной, для него все только усугублялось— сильнее, чем прежде. Иными словами, у него имелся реальный мотив, чтобы убить ее. Или же попросту сильно ее ненавидеть, что, возможно, одно и то же.
К тому времени он уже напал на след и был близок к цели.
В тот день шериф не пошел в офис к Говарду. Преодолев некоторые сложности, он связался с полицейским, на глазах которого произошел несчастный случай, когда погибли Верна Данн и ее дочь, а также с врачом «скорой», подобравшей Пейджа на улице. И то, что он узнал, его удовлетворило.
— Вы уверены в этом? — спросил он врача «скорой».
— Уверен. Именно там я его и нашел. Его не двигали с места.
— Вам это не показалось странным?
— Ну, тогда я об этом как-то не подумал. Чудно, однако же, а? Хотя, при таком толчке…
— Ни один толчок в мире не отправил бы его туда, где он очутился, если только машина не перевернулась…
— Гм, да нет, она не переворачивалась. К чему вы все это клоните? Полагаю, хотите сказать, что за рулем машины был не он?
— Вот именно.
— Что же случилось с тем, другим парнем?
— Это и мне хотелось бы узнать, — мрачно заключил шериф и отправился по своим делам.
Остаток дня он провел, нанося визиты городским ювелирам. Занятие это было долгим и утомительным, но в конце концов оно тоже увенчалось успехом.
— Я не уверен, но думаю… Позвольте мне кое с кем связаться, хорошо?
Шериф стал ждать. Осмотрелся вокруг. «Никогда не думал, что в мире так много бриллиантов», — заметил он, рассказывая мне об этом, после того как дело было закончено. Наконец кое-кто появился. Жемчуг был идентифицирован, и шериф записал в свою тетрадочку некое имя, а затем, в тот же вечер, с бесстрастным лицом встретился с Говардом у поезда.
Он ничего не стал рассказывать о своей дневной деятельности, вернул Бруксу ключи, и снова они вместе потрапезничали— в относительном молчании. Но в глубине души шериф переживал сильнейшее волнение. Насколько он мог судить, он лишь собрал улики и окончательно выстроил дело против Лэнгдона Пейджа.
К тому времени он уже никому не доверял. Ту ночь в поезде он проспал, положив свой бумажник и тетрадку под подушку, а на следующее утро запечатал тетрадку в конверт и запер в своем сейфе, вместе с ожерельем и жестяной коробкой. Затем, тщательно закрыв двери, позвонил по междугородному телефону.
По иронии судьбы, как порой случается в подобных делах, пока он разговаривал по телефону, Мейми отыскала наконец среди прочей почты то, что он называл «собачьим письмом»: «Дорогой сэр, в ответ на ваш вопрос…»
Ибо к тому времени он уже знал.
В то утро к нему заехал Буллард. Они так и не сумели заставить Аллена сознаться, а посему окружной прокурор пребывал в отвратительном настроении. Он настоял на том, чтобы заново просмотреть все дело, начиная от отпечатков пальцев на машине доктора и кончая умением Аллена управлять моторной лодкой. Шериф слушал с невозмутимым видом.
— Ты все время старался поставить мне палки в колеса в этом деле, Шенд, — нападал на него Буллард. — Я следил за твоими действиями. Дела принимают скверный оборот, когда шериф этого округа отказывается соблюдать закон. На днях…
— На днях я попрошу вас парковать свою жирную задницу подальше от этого кабинета, — грубо перебил его шериф. — У меня полно работы.
Буллард все еще продолжал брызгать слюной, когда зазвонил телефон. Звонок был междугородным.
— Ладно, — сказал шериф. — Говорит Шенд. Положите свою трубку, Мейми. Это конфиденциально.
Когда он начал слушать, улыбка сползла с его лица.
— Понятно, — сказал он. — Когда это произошло? — Он снова стал слушать, сделав какую-то пометку в лежавшем перед ним блокноте. Затем Буллард, лениво наблюдавший и готовый возобновить атаку, увидел, как шериф изменился в лице.
— Повторите это еще раз, — медленно произнес он. Когда он положил трубку, то уже начисто забыл о присутствии Булларда. Схватив шляпу, он пулей выскочил из кабинета, и мгновение спустя его старый автомобильчик загромыхал по улице.