Стена

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Случилось так, что ненастье в ту ночь кончилось. Когда на следующее утро я проснулась, ярко светило солнце и слышались веселые крики чаек. Простуда моя тоже пошла на убыль, и если что-то в этом мире еще способно было меня порадовать, то это крепкий кофе, приготовленный Лиззи, ее хрустящий бекон, а также свежесрезанная роза из сада, которую Майк время от времени присовокуплял к моему подносу с завтраком.

После того как я оделась и закуталась в несколько свитеров, Мэгги настояла, чтобы я спустилась вниз и вышла прогуляться по саду. Там я и находилась, прилежно рассматривая колокольчики, когда к дому подъехал шериф.

Едва глянув на мой нос, он тут же спровадил меня обратно в дом.

— Похоже, вам необходим человек, который бы о вас заботился, — сказал он, по-видимому, напрочь позабыв, при каких обстоятельствах мы с ним в последний раз расстались. — Стоит мне на недельку отлучиться, как с вами обязательно что-нибудь да приключается.

— Я и не знала, что вы уезжали.

Он попытался напустить на себя обиженный вид, однако единственное, что ему удалось, — это с трудом скрыть собственное ликование.

— Ну, разумеется, уезжал, — заявил шериф. — И к тому же немного попутешествовал. Подумал, может, вам понравится, что полиция на время оставит вас в покое.

— Вы что-то узнали? — нетерпеливо спросила я. — Насчет Аллена Пелла?

Он покачал головой.

— Нет, но я выяснил массу вещей кое о чем ином.

Шенд отвел меня в библиотеку и усадил в кресло, затем уселся сам и внимательно посмотрел на меня.

— В странном мире мы живем, Марша, — сказал он. — Не пойму я вас совершенно. Вот у меня есть ферма неподалеку от Клинтона, и уж ежели я развожу там скот, то, будьте уверены, знаю, кто есть кто и что почем. — Тут он смутился, словно сказал бестактность. И несколько торопливо продолжал — А тут ваш собственный брат, взращенный и воспитанный, словно отпрыск королевской фамилии, и что же он делает? Он женится на девице, о которой ничегошеньки не знает— ни о ее родителях, если таковые имеются, ни откуда она родом. Все, что ему известно, — это что у нее смазливая мордашка и что он ее хочет.

— И смотрите, к чему его это привело, — с горечью заметила я.

— Что ж, посмотрите, к чему это привело и ее, — не без оснований отозвался он. — Как бы то ни было, что сделано, то сделано. Но ведь никто ничего о ней не знал. Никто из вас даже не поинтересовался ее прошлым.

— Но зачем? — удивилась я. — Она же была женой Артура.

— Это уж точно— была. Но разве кто-нибудь из вас знал, что ее настоящее имя Джулия в что она уже раньше была замужем? Нет? Говорил же я вам, что я куда лучше управляюсь со своей скотиной.

Не веря своим ушам, я лишь изумленно уставилась на него.

— Она была раньше замужем? — выдохнула я. — Вы хотите сказать, что когда она выходила за Артура, у нее уже был муж?

— Не обязательно. Возможно, он к тому времени умер или же она с ним развелась. Но давайте обо всем по порядку. Первым делом мне надо было навести о ней справки, и это заняло определенное время.

Тем не менее ему это удалось. До сих пор это кажется мне невероятным, но благодаря полицейскому радио, имеющейся у него четкой фотографии и вдобавок благодаря огласке на всю страну ему это удалось.

— Конечно, я действовал не в одиночку, — признался он. — Мне здорово помогли и в Нью-Йорке, и во всех прочих местах. Но у меня с самого начала возникло подозрение, что эта история началась не здесь. Вы, Ллойды, способны на насилие— пару раз я даже на вашем, Марша, лице замечал выражение, которое мне не слишком понравилось, — но не думаю, что вы станете убивать из-за денег или по причинам, так или иначе связанным с деньгами. Это и послужило для меня отправной точкой. Или, если хотите, пунктом взлета, ибо часть пути я проделал на самолетах.

Казалось, он весьма гордился этим, хотя и живописал мне со всеми подробностями свой полет: как он держал в руках бумажный пакет для экстренных нужд и ощущал себя законченным дураком— из-за того, что пошел на такой риск.

— Пока не приземлились, я даже дышать боялся, — признался он. Но затем вновь заговорил о Джульетте.

— Прежде всего, — начал он, — она родом из Канзаса, и когда уезжала оттуда, звали ее не Джульетта Рэнсом, а Джулия Рэнсом Бейтс. Родители ее умерли, и жила она с престарелой теткой, о которой и рассказывала вам. В этой части все в общем-то соответствовало истине. Тетка эта тоже умерла, но очень многие помнят их обеих. Судя по тому, что мне рассказали, Джульетта была обыкновенной смазливой девчушкой из небольшого провинциального городка. Думаю, вполне порядочной, однако не упускала случая покрутить хвостом и состроить глазки приезжим, останавливавшимся в отеле, и сводила местных ребят с ума.

Среди женщин она не пользовалась любовью, однако мужчины из-за нее были готовы на все. Так или иначе, ей было восемнадцать, когда в один прекрасный день она сбежала с каким-то торговцем, одним из постояльцев отеля, и на следующий день вышла за него замуж в Канзас-сити. Я видел запись об их браке.

Сказать мне было нечего. Перед моими глазами стояла Джульетта в тот день, когда Артур привез ее в этот самый дом, такую молодую, трогательную и невинную с виду.

— Вот такая история, — продолжал шериф. — Назад она так и не вернулась, тетушка ее умерла; и в следующий раз след ее объявился в Нью-Йорке— там она изучала музыку или делала вид, что изучает. Модно и кричаще одетая, яркая, привлекательная. Артур встречает ее, влюбляется и женится. Когда она развелась с ним, она не взяла свою девичью фамилию — Бейтс. Вероятнее всего, ей это показалось недостаточно элегантным. Теперь она не Джулия Бейтс. Она— Джульетта Рэнсом.

Все это казалось непостижимым. Какой же долгий путь она прошла, эта Джулия Бейтс Рэнсом Бог-Знает-Как-Еще Ллойд— от главной улицы небольшого городка в штате Канзас, где ее провожали влюбленными глазами мальчишки на углу и оценивающе оглядывали мужчины из окон отеля, до нашего дома на Парк-авеню и Сансет-Хауса— на острове, а позднее— и до той „веселой, экстравагантной компании, торопливо и безрассудно прожигающей жизнь в ночных клубах, барах и еще где придется.

Одно было бесспорным. Когда Артур привел ее к нам в качестве своей робкой молодой жены, она уже была, оказывается, опытной женщиной. «Постарайтесь простить нас, — сказала она маме. — Я безумно люблю вашего сына». Оказывается, она была неплохой актрисой, эта Джульетта-Джулия. Безумно любила… но только себя!

Однако шериф еще не закончил. Он полез в свой бумажник и извлек оттуда какое-то письмо.

— Но это еще не все, Марша, — сказал он. — Представь, Хелен Джордан родилась в том же самом городке. Если Джулия была местной красоткой, то Хелен— гадким утенком. Работала она в бакалейной лавке, не имея ни родственников, ни каких-либо перспектив в жизни. И вдруг два или три года назад она распродала все, что имела, и уехала на восток. Она написала несколько писем одной своей знакомой в городке, и одно из этих писем мне удалось заполучить. Может, это имеет какое-то значение?

Он отдал мне письмо. Написано оно было удивительно аккуратным почерком, дата отсутствовала.

«Дорогая Мейбл. Вот я и здесь. Скажу тебе, это и впрямь совсем незнакомый мир. Не поймешь, где день, где ночь, все перепуталось; госпожа моя спит до обеда, а в доме, как в аду, все вверх тормашками, несмотря на все мои старания».

Затем следовало подробное описание квартиры Джульетты, ее нарядов и так далее. Но последние два абзаца как будто имели отношение к нашему делу.

«Ты вряд ли узнала бы теперь Джулию, Она стала гораздо краше, чем была, это уж точно! Но что-то ее заботит. Какая-то она напуганная, а ты-то знаешь— на нее это не похоже. Наверное, какие-нибудь неприятности с мужчиной. Их вокруг нее много крутится.

Я же для нее что-то вроде компаньонки, пока мы наедине, а еще горничная — черный шелковый передник и все такое прочее. Но это нетрудно, и вдобавок я вижу жизнь, о существовании которой никогда и не подозревала И что это за жизнь! Так что я ничего не имею против. Попозже еще тебе напишу».

Я подняла глаза от письма. Образ жизни Джульетты описан был весьма точно, однако из письма я не узнала ничего нового — разве то, что Джульетта была чем-то напугана. Впрочем, два или три года— долгий срок.

— Это все? — спросила я. — А еще письма были?

— Одно или два, но все о том же самом. Кажется, эта женщина была ее единственной подругой, оставшейся в родных краях. Больше она ни разу не упоминала о страхах Джульетты. Похоже, если что и было, то прошло.

— Возможно, не прошло, — предположила я. — Она очень нервничала, когда приехала сюда. Сказала, что у нее неприятности.

Шериф с сомнением посмотрел на меня.

— Вероятно, это были неприятности, длившиеся целых три года, — заметил он.

Затем он вернулся к Аллену Пеллу. Поиски на острове были прекращены, но, по его словам, они продолжались в более отдаленных местах. Хоть я и понимала, что это может ни к чему не привести, слова его подарили мне по крайней мере крупицу надежды.

А затем, всего несколько дней спустя, я узнала, что он жив!

Артур был в Мидлбанке, и дома я находилась одна. К тому же недолгий период хорошей погоды опять закончился. Вновь сгущались тучи и надвигалась гроза, и Мэгги, которая до смерти боится молнии, настояла на том, чтобы заранее закрыть все окна и двери в доме. В результате в доме стало невыносимо душно, и, когда гроза наконец разразилась, я находилась в утренней комнате, где, открыв дверь, ведущую в сад, пыталась читать.

Неожиданно до меня донеслись крики Тейта и чьи-то бегущие шаги, вслед за чем раздался выстрел и послышались взволнованные голоса:

— Пустите меня! Я ничего плохого не сделал.

— Что вам понадобилось в этом доме?

— Боже правый! Неужели человек не может попроситься на ночлег под таким дождем! Уберите свои руки!

Я подошла к парадной двери и увидела Тейта, который шагал по аллее навстречу мне, крепко держа за руку какого-то типа сомнительной наружности— небритого, насквозь промокшего от дождя и дрожащего от холода и страха.

— Стрелять в меня вздумал, — возмущенно сказал тот. — Стрелял в меня за то, что я позвонил в дверь. Да кто вы вообще такой?

— Это уж не твои заботы, — отозвался Тейт и спросил у меня, можно ли ему воспользоваться телефоном. Один аппарат стоял в холле, и, по-прежнему не выпуская из рук своего пленника, он позвонил в полицейский участок. Незнакомец с хмурым видом стоял рядом с ним, с его одежды стекала вода, образуя небольшие лужицы на ковре, и мне вдруг стало его жаль. Но когда я спросила, не желает ли он выпить немного бренди, он покачал головой.

— Чтоб меня потом засадили за решетку за нарушение порядка в нетрезвом виде? — воскликнул он. — Нет уж, мисс, премного благодарен. У этого копа против меня ничего нет, и он это знает.

Слуги, разбуженные всей этой кутерьмой, начали появляться в холле в различных состояниях одетости. Мне удалось кое-как от них отделаться.

— Все в порядке, — заверила я их. — Просто человек ищет, где бы укрыться от дождя. Не о чем беспокоиться.

Когда я вернулась, бродяга смотрел на меня. Несмотря на то, что он явно был испуган, взгляд его маленьких глазок казался острым и проницательным.

— И почему же мне не позволяют постоять здесь, возле огня? — спросил он. — Я только что вышел из больницы.

По нему это было заметно. Выглядел он бледным и изнуренным, и после недолгих пререканий с Тейтом ему было разрешено погреться в библиотеке, до тех пор пока не прибудет отправленная за ним машина, которая его заберет. Когда машина появилась, он так и сидел на уголке кресла, покорный, но несчастный.

Происшествие это показалось мне досадным и незначительным, я лишь понадеялась про себя, что в местной тюрьме по крайней мере сухо. К тому же его продержали там ночь и на следующее утро отпустили, строго предписав немедленно покинуть городок и остров. Но, как выяснилось, это было ошибкой. Теперь-то я знаю, что приходил он не в поисках укрытия от дождя. Он приходил с вполне определенным поручением. Но в тот вечер я с облегчением наблюдала, как его уводят прочь, и только на следующее утро все поняла.

Заснуть мне удалось лишь ближе к рассвету, а потому я, к сожалению, проспала допоздна. Когда появилась Мэгги с недовольным лицом и с моим завтраком, поначалу я подумала, что ее недовольство адресовано мне. Оказалось, нет. К кофейнику был прислонен запачканный конверт— сухой, но с явными признаками того, что недавно он промок насквозь; на конверте значилось мое имя и адрес, почти что стершиеся, ибо были надписаны карандашом, причем печатными буквами.

— Судя по всему, его оставил тот бродяга, — чопорно заявила Мэгги. — Уильям привел его в порядок— счистил грязь, ну и все такое. Оно лежало под подушкой на кушетке в библиотеке.

Она стояла надо мной, сгорая от любопытства, и была явно возмущена, когда я отослала ее прочь, прежде чем вскрыть конверт. Как и все личные горничные, долгое время прослужившие на одном месте, она всецело жила моей жизнью, и обычно у меня не было от нее секретов; Но письмо это вызвало у меня какое-то странное ощущение, хотя, вскрыв конверт, я не сразу поняла, что означает его содержимое. Внутри находилась одна-единственная полоска бумаги, без даты и места, а на нем— всего лишь несколько слов, также выведенные печатными буквами карандашом, к тому же дрожащей рукой. Там было написано: «Вашего человека зовут Джонас Трипп, он из Клинтона».

Но в отношении подписи ошибиться было нельзя. Там было нарисовано нечто напоминающее автобус, но это вполне мог оказаться и трейлер.

Моя первая реакция была чисто нервного свойства. Столь велико было мое облегчение, что я откинулась на подушки и почувствовала, что вся дрожу. Аллен жив! Что бы с ним ни случилось, он все-таки жив!

Прошло какое-то время, прежде чем я вспомнила о записке и снова посмотрела на нее. Что еще за человек? Бродяга? В окрестностях было множество Триппов, но я никогда не слышала ни о каком Джонасе. «Вашего человека зовут Джонас Трипп, он из Клинтона». И тут наконец до меня дошло. Джонас Трипп— это свидетель, способный подтвердить алиби Артура, тот самый, которого нашел Аллен Пелл. Значит, Артур спасен. Я почувствовал, что меня захлестнула волна облегчения и тут же вновь бросило в дрожь.

На все это ушло какое-то время, так что, когда я кинулась к телефону в гостиной, выяснилось, что бродяга тот уже предупрежден и отпущен. Тогда я попыталась связаться с Расселом Шендом, но его не оказалось на месте: таким образом, большую часть утра я провела в собственном автомобиле, пытаясь отыскать своего бродягу на одной из дорог, ведущих к мосту и далее на материк. Однако, в свойственной подобным типам манере, он, очевидно, избегал оживленных магистралей. Мне так и не удалось отыскать его, и больше никогда в жизни я его не видела.

Тот день мне запомнился навсегда, он был соткан из надежды, перемежающейся с тревогой. Я позвонила Артуру в Мидлбанк и сообщила ему имя Джрнаса Триппа, но у меня не хватило духу поведать ему о первом браке Джульетты. Казалось, он отнесся к моему сообщению довольно скептически, правда, сказал, что попытается отыскать этого человека. Но на смену первоначально испытанному мною облегчению по поводу участи Аллена Пелла явился страх. Он лежал где-то больной или раненый. Тот бродяга сказал, что сам только вышел из больницы, и я была уверена: именно там Аллен и передал ему эту записку. Но почему бы так и не сказать? Почему было не сообщить мне, где он находится? Возможно, все эти подробности мне должен был сообщить посыльный. И все же, к чему такие предосторожности с этой запиской, написанной печатными буквами и без подписи?

Тогда-то меня вдруг осенило, что, где бы Аллен ни находился, он не желал быть обнаруженным, что он скрывается намеренно. Но почему? От кого? От полиции? Или от того, кто побывал в его трейлере?

Тяжелое это было время, и его ничуть не скрасил короткий визит шерифа собственной персоной ближе к вечеру. Он очень торопился. Заходить в дом не стал, и я разговаривала с ним прямо на подъездной аллее, рядом с его старой колымагой.

— Что это за тип забрел к вам вчера вечером? — поинтересовался он. — Как-то это странно, вы не находите, Марша?

— Не знаю. Время от времени к нам забредают подобные типы, — уклончиво отозвалась я.

— А в доме горел свет и все такое?

— Кажется, да. И Уильям еще находился внизу.

Он повертел в руках свою шляпу.

— Свет горит и слуги не спят, — рассуждал он. — И все-таки этот парень направляется прямиком к парадному входу. К тому же на острове не больно-то жалуют бродяг, и им это известно, но он заявляется прямо в этот дом. Похоже, что у него была на то какая-то причина, а?

Должно быть, я заметно смутилась, ибо он смерил меня жестким и холодным взглядом.

— Я не интересовалась его причинами, — ответила я. — Видно было, что он замерз и промок до нитки. Наверное, он заметил с дороги, что в доме горит свет, и завернул сюда.

— Он ведь миновал множество других домов, прежде чем добрался до этого.

Но больше шериф не стал задавать никаких вопросов, хотя и высказал несколько нелицеприятных замечаний в адрес местной полиции за то, что те отпустили бродягу, прежде чем сам он успел о нем узнать. Я испытала неловкое ощущение, потому что

он не сводил с меня испытующего взгляда. В конце концов он забрался в свою машину и устроился поудобнее.

— Не удивляйтесь, что бы вы ни услышали, — изрек он напоследок, чуть ли не весело. — По крайней мере Буллард теперь доволен, а это уже кое-что.

Я не поняла, что он имел в виду, и не придала этому особого значения. Мои мысли тогда занимало другое: права ли я была, что не сказала ему о письме; а потому новость, которую я узнала в четыре часа следующего дня, воистину ошеломила меня.

Фреда Мартина арестовали в его собственном доме рядом с гольф-клубом и увезли в Клинтон на допрос.