Страж сумерек

Глава 8 Расследование

Руди повертел находку, поцокал языком и вернул начальству.

— Серебро, — только и сказал он.

— Дешевая работа, — заметил барон Дальвейг. — Наверняка из местной лавки.

Да уж, с неприязнью подумал Ларс, не для аристократа делалось. Грубые звенья, простое плетение. Проволочная застежка — видимо, настоящая отлетела. Молоточек, оберег от грозы — крупный, как носят мужчины, потемневший, давно не чищеный. Вот разве что на обороте что-то нацарапано…

Сквозь подлесок, треща сучьями, словно медведь, проломился Аксель.

— Ничегошеньки, одни камни… А что это у вас, гере Иверсен?

Ларс протянул ему украшение. Аксель небрежно взял, покрутил. Привычная усмешка враз слетела с его физиономии.

— Ты что? — спросил Руди.

Констебль слегка помялся и, опустив глаза, пробормотал:

— Это Бьярне Тильсена вещичка…

— Да ладно, — возразил Руди. — С чего ты решил?

— А вот, — Аксель перевернул молоточек и ткнул пальцем в царапины. — Это он сам гвоздем выскреб еще мальчишкой. Я помню.

Констебль встретился глазами с Ларсом.

— Да нет, — пробормотал он. — Быть не может…

— Появился подозреваемый? — любезным тоном осведомился барон, с интересом наблюдавший за всей этой сценой.

Ларс забрал улику и спрятал в карман. Может, не может, они обязаны проверить.

— Барон, мы сопроводим вас до поместья и отправимся в Альдбро. Посмотрим, что скажет этот Бьярне.

Предзакатное солнце золотило вершины сосен, когда полицейские во второй раз за день пересекли мост. Альдбро выглядело почти безлюдным, редкие встречные оборачивались вслед поспешающей повозке и всаднику, что, гордо подбоченившись, скакал на сером жеребце.

— Где люди? — спросил Ларс.

— На берегу, — угрюмо пробормотал Аксель. — Слышите, скрипки. Сегодня танцы.

— Правь к дому Тильсена, — велел Ларс, сидевший рядом с возницей.

Аксель молча свернул в проулок, распугивая кур. Повозка остановилась у домика на самой окраине, обнесенного покосившейся жердяной оградой. В маленьком огороде, среди гряд с капустой возилась крупная женщина в белом платке.

— Тетка Астрид! — негромко позвал Аксель, спрыгивая на землю. — Доброго здоровьичка!

Женщина разогнула спину, вытерла руки о передник и, держась за поясницу, подошла к изгороди.

— Здравствуй, Аксель, — приветливо произнесла она. — Что-то ты давно не появлялся…

Женщина оглядела повозку и Ларса, осеклась. Констебль оперся локтями о жерди ограды, помолчал.

— Тетка Астрид, — выдавил он наконец. — А где Бьярне?

Фру Тильсен испытующе вгляделась в лицо констебля. Тяжелая, крупноносая, рано постаревшая. Ларс чувствовал, как в женщине поднимается тревога.

— А на что же он тебе, Аксель?

Констебль отвел глаза в сторону.

— Дело к нему… у гере ленсмана. Срочное и важное.

Женщина посуровела.

— Нет его. Работает, — отрезала она.

Ларс вытащил из кармана цепочку и на ладони протянул фру Тильсен.

— Знаете эту вещь?

Фру Астрид кивнула:

— Да как же не узнать? Я ж сама ее Бьярне на именины подарила. — И упавшим голосом добавила: — А вы где взяли?

Начиналось самое неприятное. Ларс кашлянул. Аксель скривился и пробурчал:

— Вот что, тетка Астрид, пошли-ка лучше в дом…

Фру Астрид молчала. Ругань, которой она разразилась в первую минуту, иссякла, словно вода, вытекшая из треснувшего кувшина. Тильсен-старший сидел у стола и ковырял пальцем скатерть. Он сгорбился и казался еще более щуплым и несчастным, чем при первой встрече. Из темного угла в четыре глаза таращились младшие братишки Бьярне.

Ларс мерил шагами темную, бедную и не слишком опрятную комнату. От очага до двери и обратно. Аксель сутулился, привалившись к косяку. Руди поглаживал бороду.

На столе лежало двуствольное ружье с клеймом фабрики Эмерсона. Еще недавно оно висело на виду — честное оружие охотника, теперь же хозяева избегали касаться его, словно оно вмиг стало проклятым. Но двустволка ведь не виновата. Тут же были пули и пороховой рожок.

Ларсу было душно и тесно здесь. Скорее бы со всем покончить.

— Так, значит, вы не можете сказать, где был ваш сын сегодня ранним утром?

Фру Астрид только шумно вдохнула и стиснула зубы. Тильсен понурился и помотал головой:

— Он вчера домой забежал, переоделся — и на улицу. Поздно вернулся. Мы уже и огонь потушили, и заснули, да я слышал сквозь дрему, как он у себя за перегородкой шуршит. А поутру встали — он уже на работу отправился.

— И вы не интересуетесь, где он бывает?

— Что мы, сторожа, что ли? Парень молодой, друзья-подружки… Может, в трактир забрел…

Тильсен безнадежно скривился: мол, чего вам, меднолобым, такие вещи объяснять⁈

— Где вещи вашего сына? Где он спит?

Личного имущества у Бьярне кот наплакал. Узкая, покрытая лоскутным одеялом лежанка за перегородкой у двери да одежный сундучок. Констебль мрачный, словно грозовая туча, с каменным выражением лица поворошил рубашки и носки, ничего не обнаружил и поспешно затолкал ящик обратно под кровать.

— Постель тоже, — подсказал Ларс, чувствуя себя довольно мерзко.

Аксель дернул уголком рта, но оспаривать приказ не посмел. Отогнул одеяло вместе с тощим соломенным тюфяком. Дернул плечом. Извлек смятый газетный листок и, не поднимая глаз, протянул ленсману.

Ларс вернулся в общую комнату и разгладил газету на столешнице. Страница «Свартстейнского вестника» месячной давности с небрежно оторванным краем. Ленсман достал бумажник, в который припрятал найденные в лесу обрывки. Всмотрелся, сравнивая.

Руди и Аксель выглядывали из-за плеча. Аксель понял первым. Выругался вполголоса, со смесью злости и беспомощности.

Ларс выпрямился, убирая улики назад в бумажник.

— Руди, составь протокол, — приказал он. — Изымешь ружье, припасы и вот это, — Он ткнул пальцем в рваный газетный лист. — Пусть распишутся, как полагается. Аксель, за мной!

Проселочная дорога вывела на обширную вырубку, по краям заросшую ежевикой. Совсем близко шумел водопад, но сейчас его рокот перекрывали скрипки.

Вечерние танцы пользовались у местного люда ничуть не меньшей популярностью, чем на юге. На вырубке было полно народа: на ошкуренных бревнах устроились старушки и степенные фру и, щелкая орешки, болтали, пересказывая свежие местные сплетни. Дальше, у грубо сколоченного стола расселись мужчины, там стаканы неторопливо наполнялись и столь же неторопливо опустошались, и слышалось шлепанье карт о доски.

А в центре поляны не теряли времени даром — там плясали, там били о землю подкованные каблучки, там руки то вздымались к небу, то сплетались, там развевались широкие юбки, и слышался звонкий хохот парней.

Окинув взглядом поляну, Ларс не сразу нашел Бьярне за пестрой толпой танцоров. Парень сидел в отдалении на старом пне, держа в руке пивную кружку. Белая рубашка с отложным воротом и вышитая красной нитью черная жилетка придавали ему нарядный вид, но волосы были растрепаны. Бьярне то и дело прикладывался к кружке, пошлепывая ладонью по колену в такт музыке, щеки его разрумянились, но в лице читалась задумчивость.

— Гере Иверсен, — нерешительно проговорил Аксель, — разрешите, сначала я потолкую. Ну, чтоб без лишнего шума…

— Давай, — согласился Ларс.

Они вышли на край вырубки. Аксель направился к Бьярне, а ленсман остался ждать у ежевичника. К некоторому удивлению, он обнаружил неподалеку Кнуда Йерде. Музыкант, как и сам Ларс, наблюдал за деревенским весельем, однако вел себя с большей непринужденностью. Он удобно устроился на сосновом корне, упираясь спиной в смолистый ствол, и посматривал вокруг сквозь стекла очков, напоминая благодушную сову. Меж пальцев тлела сигарета, и Ларс слышал привкус дыма, плывущий по ветру. Заметив ленсмана, Кнуд Йерде ограничился коротким приветственным кивком, но не сделал попытки продолжить вчерашнее знакомство. Казалось, усилия крошечного деревенского оркестрика привлекают его куда больше светской беседы.

Аксель подошел к Бьярне. Как назло, танец закончился, скрипачи решили сделать перерыв и промочить горло, и молодежь группками разбрелась по поляне. Ларс стал замечать на себе недоуменные взгляды.

— Добрый вечер, гере Иверсен!

Ларс вздрогнул. Он и не заметил, когда рядом появилась фру Геллерт. Женщина держала букетик мелких белых цветов. Волосы ее были не покрыты и слегка взъерошены. К подолу темно-зеленого платья прилипли нити паутины.

— Добрый вечер, фру Геллерт, — ответил он, делая вид, что сгоняет с шеи комара и скашивая глаза на Акселя, присевшего на корточки рядом с Бьярне.

— Не ожидала, что вы вернетесь так быстро. Что-то случилось?

— Ничего особенного, — уверил он. Ларс не знал, дошли ли вести о покушении до жителей Альдбро. Скорее всего, еще нет.

— Что это? Ландыши? — спросил он. — Разве они уже не отцвели?

— Это особые ландыши, — ответила фру Геллерт. — Местные называют такие цветы «горными бубенцами». Говорят, они вырастают там, где ульдра пасут свой скот…

— Красивые, — заметил Ларс.

— Красивые, — подтвердила женщина. — И полезные. Лечат сердце. Но и ядовитые…

Яростный вопль прервал ее слова. Ларс обернулся, и глазам предстала застывшая, словно на фотографии, сцена: Бьярне Тильсен, одной рукой сграбаставший за грудки Акселя Линда. Оцепенение длилось лишь миг. Бьярне отшвырнул констебля от себя и со всей дури ударил его пивной кружкой по лицу. Аксель шлепнулся на траву, зажимая физиономию руками, а Бьярне ринулся вперед с явным намерением продолжать избиение.

Ларс рванул на подмогу, бесцеремонно расталкивая изумленный народ.

Но первым успел не он и даже не местные, а Кнуд Йерде. Каким-то образом он вклинился между Бьярне и Акселем и, держа трость, словно преграду, резким движением оттолкнул своего работника от констебля. Какой-то рыжий парень вцепился Бьярне в плечи, оттаскивая прочь.

Аксель поднялся на ноги. Правая скула у него была рассечена, между пальцев капала кровь, пятная мундир и траву.

— Дурень! — обиженно выпалил он. — Дурень несчастный! С тобой, как с человеком…

Бьярне снова рванулся, отметая рыжего, словно ненужную ветошь. Ларс, внезапно разозлившись, выдрал из кобуры револьвер и шагнул вперед.

— Стоять! — рявкнул он. — Стоять, я сказал!

Бьярне замер, едва не ткнувшись грудью в наставленное дуло. Глаза у парня были дурные.

— Назад! — приказал Ларс. — Умерь пыл!

Бьярне отодвинулся, озираясь с видом затравленного зверя. Вокруг уже собралась гудящая толпа. Ларс не торопился опускать оружие. Аксель прав, по-человечески не вышло, так нечего больше церемониться.

— Гере Иверсен, — Кнуд Йерде опустил трость и теперь опирался на нее обеими руками, словно предыдущий резкий рывок лишил его сил. Фру Геллерт остановилась позади брата, внимательно наблюдая за ситуацией. — Гере Иверсен, что здесь творится?

— Арест, — резко ответил Ларс. — Бьерн Тильсен, ты подозреваешься в покушении на барона Дальвейга, раненого сегодня утром. Сейчас ты отправишься с нами в Гёслинг, где будешь взят под стражу и помещен в камеру полицейского управления до решения судьи.

Толпа зашипела, точно на горячую сковороду плеснули масла. Утренняя новость для Ларса стала свежей вечерней новостью для Альдбро.

— Тише! — заорал Ларс, понимая: если не унять болтунов сейчас, дело может кончиться дурно. Люди стояли близкой плотной стеной, и под прицелом десятков глаз ленсман внезапно почувствовал себя очень неуютно. Аксель, прижимая к скуле платок, подвинулся поближе к начальнику.

— И вы имеете веские доказательства его вины? — спросил Кнуд Йерде.

— Достаточные, — отрезал Ларс. — Однако вы не судьи не присяжные, чтобы я предъявлял их здесь и сейчас. Все в свое время.

— Однако и не поголовно преступники, — спокойно заметил Кнуд Йерде. — Прошу, опустите револьвер, гере Иверсен. Это лишнее. Мы здесь все разумные люди, и Бьярне уже успокоился. Так ведь, Бьярне?

Бьярне мрачно кивнул. Ларс неторопливо вложил револьвер в кобуру. Ситуация его раздражала. Кнуд Йерде явно брал инициативу в свои руки так, словно имел право это делать. Еще чуть-чуть, и ленсман из представителя власти превратится в школьника, стоящего у доски. Ладно, поиграем по другим правилам!

— Если уж вы требуете доказательств… Скажи-ка, Бьерн Тильсен, где ты был сегодня поутру, часов этак около семи?

Парень внезапно побледнел и потупился.

— Давай, Тильсен, отвечай! — потребовал Ларс.

Парень молчал, набычившись.

— Ну же, дурак! — прошипел Аксель. — Говори.

Парень сжал кулаки и пробормотал:

— Нет…

— Бьерн? — с нажимом в голосе произнес Кнуд Йерде.

— Не буду я говорить.

— Так. Ну, а вы гере Йерде, вы можете подтвердить, что ваш работник был в это время у вас на подворье?

Кнуд Йерде помедлил.

— Я работал полночи, — негромко проговорил он. — Лег очень поздно. Я не могу подтвердить, что он был на месте в семь. Но не могу и подтвердить, что его не было.

— Фру Геллерт?

Брат и сестра обменялись быстрым взглядом.

— Нет, — коротко ответила она и отвернулась.

Ларс направился к Бьярне.

— Пошли! — приказал он.

На вершине Рандберге еще тлели закатным огнем снега, но на дорогу уже опустились серые сумерки. Лес казался бесконечным и неуютным. Засыпали птицы, и лишь белки изредка порскали по веткам сосен. Повозка еле тащилась по проселку: лошади утомились за долгий день, да и возница подремывал. Пленник сидел понурый и безразличный. Руди молчал. Даже Воробей не пытался взбунтоваться против неумелого наездника и лениво рысил по дорожной пыли.

Ларс едва держался в седле. Поясница ныла, а тут еще и дремота: то накатит теплой волной, то вновь отступит. Долгий день, тяжелый, муторный. Все мешается в мозгу: босой Аксель Линд, баронесса с ледяными глазами, ругающаяся фру Астрид и ее муж, Кнуд Йерде — в руках трость, в зубах — сигарета, Эдна Геллерт…

Эдна Геллерт. Ландыши. Горные бубенцы. Они и впрямь словно бубенчики, и так же звенят: легким серебряным перезвоном… Как быстро смеркается! Вон уже и звезды шатаются в вышине. С чего они так шатаются, а? Или конь идет неровно, покачивая боками, и он покачивается вместе с конем. Тогда почему он лежит на траве? Да-да, на росистой траве, и дышать очень трудно, и сердце бьется о ребра, словно обезумевшая птица о прутья клетки. А бубенчики все рассыпаются нежным звоном, заглушая надсадное дыхание. Руки шарят по траве, натыкаются на что-то твердое и гладкое, сжимают в кулаке. Камень? Тяжесть, сдавившая грудь, исчезает, перезвон удаляется, и ландыши колышутся, и плечо болит, и темнота зовет, темнота шепчет…

— Му-у-у-у!

Ларс дернулся и едва не полетел вниз с седла.

Они выбрались туда, где горный клык выдавался вперед, почти нависая над дорогой. Скала бросала на проселок глубокую тень, и, подняв голову, Ларс увидел высоко-высоко над собой женскую фигуру с фонарем в руке и силуэты коров, бродящих вдоль изгороди над пропастью. Дорога вильнула, скрыв зрелище, но еще долго среди сосен и мглы гере ленсману слышалось насмешливое мычание.