Глава 16 У последнего камня

— Что думаете? — Кнуд Йерде подвинул Ларсу небрежно сделанный на тетрадном листке набросок. Ленсман в раздумье повертел бумагу. Не настоящая карта, конечно, но очертания берега и окрестностей переданы довольно верно.

— Так себе затея, — наконец признался он. — Честно говоря, меня не радует вероятность прочесывать всю чащобу.

— Ничего другого не остается, — развел руками музыкант. — Ночью мы с ним не сладим, ни вы, ни тем более я. Значит, нужно действовать при дневном свете. Искать, где он пережидает день. Это безопаснее, чем делать ловушку.

— Ловушка — крайний вариант, — Ларс положил листок обратно на стол. — Окружить Альдбро ямами мы не осилим, а чтобы вывести драугра в определенное место потребуется приманка.

— И на животное он не польстится, — согласился Кнуд Йерде, — а для живца-человека это почти верная смерть. Если бы нам точно знать, что именно спугнуло его в вашу прошлую встречу.

— Мне показалось, вы что-то предположили, — закинул удочку Ларс.

Однако собеседник не клюнул.

— Возможно, — коротко ответил Кнуд Йерде. — Но пока это лишь домыслы, которые я, пожалуй, оставлю при себе до поры до времени. Не сочтите за недоверие, просто есть вещи, которые следует сначала проверять, а лишь потом высказывать.

Ленсман кивнул и, встав из-за стола, подошел к окну. Солнце уже почти коснулось щетины леса на западном склоне. Еще пара часов до заката.

— Что ж, решено? — спросил Кнуд Йерде. — Забираемся в пещеры?

Ларс кивнул. Душа протестовала против того, чтобы приближаться к реке, а тем более обшаривать прибрежные скалы, но что поделаешь. Если драугр — ночное чудовище, то он должен где-то прятаться днем.

— Я набросал список снаряжения, — продолжил Кнуд Йерде. — Веревки у меня найдутся, но кое-что придется купить. Мы с Эдной все сделаем. Приступаем завтра с утра?

— Нет, — Ларс отвернулся от окна. — Мне нужно сперва побывать в Миллгаарде. Как думаете, если отправиться в путь в сумерки, я успею добраться туда до рассвета?

— Если поедете через город, то вряд ли. Но здесь есть еще одна проселочная дорога. Она идет напрямик. Так намного быстрее.

— Вот и отлично, — Ларс снова занял позицию в кресле. — Тогда я, пожалуй, выпью еще чашечку кофе.

— А почему именно в сумерки, если не секрет? — удивился Кнуд Йерде.

— Вообще, есть вещи, которые следует сначала проверять, а лишь потом высказывать, — с любезной улыбкой ответил Ларс. — Но так и быть, намекну. Прежде чем отправиться в путь, я зайду на старую мельницу.


Дорога на поверку оказалась тропой, достаточно широкой для коляски. Она вилась меж скалами, лишь слегка прикрытыми кустарником. Луна еще не полная, но набравшая силу, давала довольно света, и вороная, одолженная ленсманом у Кнуда Йерде, бодро отмеряла милю за милей. Ларс вскоре смог немного отвлечься от пути, чтобы еще раз обдумать план.

Если все получится, то, возможно, кое-какие темные места в истории прояснятся. А вот если нет… В лучшем случае он отделается расцарапанной физиономией. Но дело того стоит. Ларс это чувствовал. Кажется, его ощущения за эти недели обострились многократно, и пусть такой разгул пугал, но постепенно Ларс начинал осваиваться в зыбкой, словно лунное сияние, реальности.

Когда-нибудь он сможет привыкнуть. Живут же так Кнуд Йерде, и Эдна, и Лив…

Луна плыла в небе. Ларс остановился у говорливого ручья. Пока лошадь пила, Ларс внезапно вспомнил тот поток, с которого начались его приключения. Может, это тот самый, просто еще неокрепший в верхнем течении? А может, и нет, с ледника сбегает множество ручьев. Сейчас, когда вековые шапки льда подтаивают под летним солнцем, они полноводны и чисты, как никогда не будут на южной равнине. Дикая земля. Страна камня и смолистого соснового воздуха, где сказки становятся явью, и привычные правила ломаются, как щепа для растопки. Вороная шумно глотала, словно втягивала губами с воды лунные отблески. Ларс смотрел на высокое небо и думал, что так и не сумел выспросить у Снорри, кто же отковал подковы. А еще думал, что загадка, скорее всего, не так уж сложна…

Миллгаард спал. Погруженной в ночную мглу деревне — ни огонька в окне, ни человека на улице — не было никакого дела до возницы, что остановился на окраине, решая, какой избрать путь. Месяц скрылся, но до рассвета еще оставалось не меньше пары часов.

Ларс пустил лошадь в объезд деревни — незачем тревожить и людей, и собак. Дело ночное, тайное. Впрочем, красться вдоль заборов пришлось недолго — дальнейший путь, хочешь-не хочешь, придется пройти по селению. Ларс привязал вороную к дереву за чьим-то огородом и медленно двинулся деревенской улицей, держась в тени домов. Никто ему не встретился, лишь за калиткой брякнула цепью собака, да так и не облаяла — видать, лень было выбираться из будки. Ларс рискнул ускорить шаги, и в пару минут преодолел остаток пути до пруда. Теперь осталось только подняться на пригорок, где смутно виднелись мельничные развалины.

Склоны тонули в бурьяне. Ларс осторожно пробирался вперед, раздвигая траву. Под ногами хрустели угли — после пожара разгребли и вывезли только обгорелые останки бревен и балок, а мелкие головешки так и остались валяться.

На вершине обожженная земля еще была бесплодной. Прокопченная кладка фундамента показывала щербатые челюсти небу, словно сетовала на безвременную кончину и наступившее убожество забвения. Ларс остановился на вбитой в пепел плите — когда-то она служила порогом — и пригляделся.

Дальний правый угол. Кажется, там. Ларс с неприятным еканьем в груди пересек развалины. Угол был завален головнями, сквозь, которые пробивалась робкая поросль лопуха и одуванчика. Ларс присел и начал отгребать угли в стороны. Сорняки мешали, но Ларсу отчего-то жаль было выдирать хрупкие листья.

Наконец, пальцы ощутили не жесткий слежавшийся пепел, а землю. Ларс торопливо расчистил пространство у самого фундамента, коснулся шершавого камня. Получится ли?

Три удара костяшками пальцев. Легкие, осторожные. Есть кто дома? Выходи, хозяин погорелой мельницы, просыпайся от тягостного забытья нежизни в несмерти.

— Эй, грим из-под камня, покажись, появись, ответь! — негромко произнес ленсман заученную фразу.

Тишина. Ларс поднялся на ноги, огляделся. Все осталось по-прежнему: мерцание звезд, черные зубы фундамента. Не слышит? Стучать второй раз нельзя — словоохотливый мельничный грим из Альдбро предупредил Ларса строго-настрого.

— Эй, грим из-под камня, покажись, появись, ответь! — уже громче позвал Ларс.

Никакого отклика. Кажется, его затея провалилась.

— Эй, грим из-под камня…

— Чего глотку дерешь, придурок⁈ — злобно пропищали сзади.

Ларс рывком развернулся на голос. Неподалеку на фундаменте сидела… копёшка, иначе не скажешь. Груда густых косматых то ли волос, то ли непонятных лоскутьев, которые шевелились на ветерке. Сильно понесло паленой шерстью. Из-под копёшки торчали босые ступни с длинными кривыми пальцами.

Явление настолько отличалось от знакомца-грима, что Ларс попятился. Недалеко — стена не пустила, да и глупо пятиться, если только что сам напрашивался на встречу.

— Доброй ночи тебе, грим, — с наигранной бодростью в голосе начал он. — Я пришел…

— Заткнись, губошлеп! — тонким голоском пропищала копёшка. — Слова разумного не понимаешь?

В ленсмана полетела увесистая головня. Ларс отпрыгнул в сторону, про себя подивившись копёшкиной прыти: когда только успел кинуть снаряд! Ловок, подлец!

— Ходют тут всякие уроды! — проворчал погорелец, утягивая ручки обратно вглубь копны. — Только вякни еще, поганец, я в тебя каменюкой запущу! У меня теперь есть они… каменюки… Полно каменюк… Целый фундамент каменюк…

Нечисть вскинулась к небу и внезапно завыла — тонко, пронзительно, словно по стеклу проскребли гвоздем. У Ларса сжалось сердце: так дик и тосклив был вопль неприкаянного духа, летящий над погруженной в сонный уют деревней. Ленсман даже оглянулся: казалось, скорбные завывания должны были перебудить все окрестности. Но нет, не слышалось ни голосов, ни собачьего гавканья.

— Эй ты, губошлеп, чего расшумелся-то здесь⁈ — оборвав вопль, проворчало существо. — Давай говори, какая нелегкая тебя принесла. Чего заткнулся-то? Язык что ль проглотил?

Ого! А нечисть-то с придурью. Значит, нельзя терять времени.

— Я принес тебе подарок, — сказал Ларс. — Вот.

Он вытащил из кармана сверток и протянул гриму. Копёшка зашевелилась, тонкая, словно ветка, рука сцапала сверток. Грим вытянул наружу сдобную лепешку и отправил в невидимый за космами рот.

А дело-то налаживается! Ларс, подумав, тоже уселся на камни. Напротив слышалось чмоканье и урчание. Похоже, нечисть любила хорошо покушать, а лепешки были вкусные, медовые. Эдна завернула добрую дюжину, но Ларс угостился парочкой по пути.

— Ну, и чего тебе от меня надобно? — спросил грим. Голос его несколько смягчился. — Нет, ты скажи сначала, кто тебя надоумил?

— Сосед твой, — не стал отпираться Ларс. — Грим из Альдбро.

— А-а, этот придурок, — протянуло существо.

— Вы разве знакомы? — удивился ленсман. — Вы ведь не можете свободно бродить…

— Не знакомы, — фыркнул грим. — И чего же⁈ Все они придурки! И ты тоже! Шатаются где-то. А я сижу тут одна-одинешенька под камнем, и даже словом перемолвиться мне не с ке-е-ем…

Одна⁈

— Ты…вы… что… женщина? — обалдело уставился Ларс на всхлипывающую копёшку.

Существо замерло и повернулось к ленсману.

— А что, незаметно? — с подозрением спросило, нет, спросила она.

— Да что вы! Конечно, заметно! — быстро заверил Ларс. — Это просто я такой… невнимательный.

Он спрыгнул с камней и подошел поближе. А ведь и правда, если приглядеться, космы соломы становились длинными, спутанными прядями волос. Они свисали на узкие плечи, скрывая лицо. Обгорелые лохмотья оказались обрывками одежды — сальными, изгвазданными в саже. Гримиха шмыгала носом, и начальнику полиции отчего-то сделалось страшно неловко. Так бывает, когда встретишь на улице большого города старуху-нищенку, просящую подаяние. Даже если кинуть ей монетку, то все равно на душе становится муторно, словно ты в чем-то виноват перед неприкаянной старостью.

— Эй, — окликнул нечистую силу Ларс. — Ну, успокойся… Может, тебе помочь чем?

Гримиха вытянула руки из лохмотьев, раздвинула чащу волос. Тусклые бусины глаз уставились на человека. По щекам скатывались слезинки, промывая себе путь через разводы копоти.

— Забери меня отсюда, — прошептала нечисть. — Что желаешь, все скажу, все сделаю. Только забери. Чтобы, как раньше. Чтобы стены и крыша… чтобы тепло, и уютно, и жернова, и мука… Я бы полы мела, воду под колесо подгоняла… У меня ведь знаешь, как колесо вертелось…

Она снова всхлипнула. Ларс совсем растерялся.

— Я бы забрал, — сказал он. — Но куда? Я не знаю…

— Они новую мельницу собрались строить, — ответила гримиха. — Мне вороны рассказали. Уж и площадку расчистили, и камней навозили. А меня забыли, ненужную… Здесь оставили — пропадать…

Ларс сдернул фуражку и вытер лоб рукавом. Ладно, будь что будет.

— Хорошо, — сказал он. — Я заберу.

— А не врешь? — с надеждой в голосе спросила нечисть. — Вы ведь, смертные, такие…

— Слово даю, — твердо ответил Ларс и, сам не ожидая от себя подобной смелости, протянул нечисти руку. Гримиха помедлила, потом с неторопливой торжественностью пожала ему пальцы.

Ленсман перевел дыхание. Ну, дела! Ну, приятель-грим удружил, не мог предупредить, что разговор придется вести с женщиной. Или он сам не знал?

— Ну, говори уже, чего приперся-то, — сварливо сказала новая знакомая. — Поди, не на мои красивые глаза посмотреть. Да побыстрее, а то небо скоро начнет светлеть.

— Знаешь, — откликнулся Ларс, усаживаясь рядом с мельничной овечкой, — такое дело. Не могу я никак разгадать одну загадку. А ты всегда здесь состояла. Вот, и подумал, может, ты подскажешь…


— Да разве все упомнишь, — пробурчала гримиха, ерзая на камне. — Знаешь, сколько здесь за века народу перебывало? Сколько добра туда-сюда возили? А документы эти они просто в пристройку сложили, прямо ящиками затаскивали.

— То есть, была ли карта, ты не знаешь?

— Откуда⁈ Не умею я ваши значки разбирать! — просипела нечисть и надолго умолкла. Ларс поежился. Зябко. Скоро роса выпадет. Как приятно было бы сейчас видеть сны на чистой постели…

— Эй, не дреми! — существо ткнуло начальника полиции в бок. Ай, локоток-то преострый! — Говорю же, не знаю я, какая она твоя карта. Может, была, может, нет. А вот что тырили отсюда листки какие-то…

— Тырили? — насторожился Ларс.

— Тырили, — подтвердила нечисть. — Так и быть, расскажу, хоть и тошно вспоминать. Слушай. На склад не больно часто люди забредали. Но вот как-то поутру сплю я и слышу: бродит кто-то по пристройке, шарит. Долго шарил, чего искал — не знаю. Ушел, а я чую — унес что-то, паршивец!

Нечисть в негодовании хлопнула ладошкой по фундаменту.

— Когда это было? — спросил Ларс.

— Не перебивай, говорю, после будешь спрашивать! В прошлом мае, к лету близко, листья уже давно распустились, и жуки отлетали! А через три недели, нет, через четыре сижу ночью и вдруг опять шаги, только другие, не такие, как в первый раз. Ключ в замке повернулся, я в тень спряталась, а сама смотрю в оба глаза. Вижу, идет человек. Дверь за собой прикрыл, свечку запалил и на склад. Думаю, пужануть, чтоб неповадно было, или поглядеть, что дальше. А он давай рыться по ящикам. Чуть ли не до рассвета бумаги перебирал. Но ничего не взял. Ну, и я его не тронула. А на следующую ночь…

— А каков он был с виду? — снова встрял Ларс.

— Да, что ж такое! — возмутилась гримиха. — Тебя в детстве не учили старших слушать? Человек как человек, высокий такой, крепкий. Навроде тебя, только, пожалуй, плечи поширше. И рожа порвана. Вот тут.

Она ткнула грязным ногтем в щеку Ларса, показывая положение шрама.

— Вот, а на следующую ночь гроза началась! Дождь льет, молнии посверкивают. А я ж грома-то боюсь до страсти! Ну, сижу в камне, дрожу, слышу: шлепает по дорожке. Ну, вылезла, в тени таюсь, как полагается. А он — с рожей-то порванной — дверь прикрыл да опять в пристройку. А я ж уши навострила и чую: крадется еще кто-то и шасть внутрь. Только половица скрипнула. Ну, думаю, что-то неладно. А тот, второй по стеночке, по стеночке, подобрался к двери на склад и в щелку пялится. Ну и я смотрю. И что ты думаешь? Рванощекий-то какие-то бумаги в карман сует! Ворище! Ну, думаю, сейчас я тебя проучу!

Нечисть горестно шмыгнула носом. Ларс собирался задать еще вопрос, но вовремя прикусил язык.

— Гром вдарил, — едва слышно произнесла гримиха. — Будто небо треснуло. Перепугалась я, а как опомнилась: гляжу, утек подлец! И бумаги унес! А тот, что следил, выждал да и сам в пристройку. Поворошил бумаги да как вдарит кулаком по столу. Лампа масляная и упала…

Нечисть сгорбилась и постучала пяткой по фундаменту.

— Вот так. Полыхнула мельница — раз и нету…

— А ты его запомнила? — спросил Ларс. — Ну, того третьего?

— Запомнила⁈ — взвилась нечисть. — Да я его, поганца…


Светало. Ларс сидел на фундаменте, погруженный в раздумье. От пруда стелился по земле туман, окутывая развалины влажным покрывалом. Небо неумолимо бледнело, и на востоке колюче блестела утренняя звезда, а ленсман все не торопился покидать неуютное местечко.

Но все же сырость прогнала его с камней, и Ларс отправился за оставленной на околице коляской. Вороная встретила загулявшего возницу укоризненным ржанием: мол, привязал и пропал. Ленсман и сам устал и зверски проголодался, поэтому решил не трогаться сразу в обратный путь, а передохнуть и подкрепиться чем-нибудь вкусным на постоялом дворе.

— Ничего, — пробормотал он, беря лошадь под уздцы, — утро вечера мудренее. Вот сейчас зададим тебе овса, а мне хлеба с ветчиной…

Они выбрались на дорогу и подошли к постоялому двору. Кузнечный горн еще не дымился, да и в самом здании вовсю видели сладкие сны — ставни закрыты, конюшни на запоре. Ларс поставил лошадь во дворе, не распрягая, плеснул в выдолбленную колоду воды из забытого на колодезном срубе ведра. Пей, а я пока о еде позабочусь.

Перед дверью висел здоровенный медный колокольчик, с язычка которого свисал витой шнур. Раньше Ларс такого не припоминал — не иначе хозяин по-прежнему стремился следовать новомодным веяниям. Ленсман протянул руку к шнуру и тут же отдернул: ветер слегка тронул ставень ближнего окна, и тот со скрипом сдвинулся.

Почему окно открыто? Вряд ли почтенный содержатель постоялого двора и трактира, один раз обжегшись, проявил подобную беспечность. Нехорошие предчувствия будто только и ждали момента, чтобы зашевелиться в душе.

Ларс прислушался. Внутри все спокойно, ни шума, ни даже шепота он не уловил. Улица еще и не думала просыпаться. Вор, если он был там, явился один, без сообщников.

Офицер подошел к окну и осторожно отворил ставни. Стеклянные створки рам были разведены в стороны. Ларс выждал немного и перелез через подоконник. Оперся на левую руку — больно!

В доме было так же сумрачно, как и снаружи. Даже сильнее: сквозь прикрытые ставни не пробивалось того смутного свечения нового дня, которое уже брезжило на улице. Ларс вытащил револьвер и остановился, ожидая, пока глаза привыкнут к полумгле. Постепенно он стал различать очертания предметов: столы и скамьи, стоявшие в два ряда, лестницу на верхний этаж в дальнем углу, прямоугольник двери, что ведет в кухню, а между ними черную громаду стойки с тусклыми бутылями, а за ней маленькую дверцу — пропуск в обитель стального чудовища.

Никого. Ларс прокрался по проходу между столами к левому краю стойки. Вновь прислушался, ожидая уловить какое-нибудь движение наверху, но нет, все было мирно. Тогда, согнувшись, чтобы слиться с тенями, он преодолел расстояние вдоль стойки до кухонной двери. Осторожное подергивание убедило — дверь крепко заперта.

Остается еще путь в кабинет. Ларс нырнул за стойку, присел в темноте среди бочонков, и только теперь заметил слабый отсвет огня, что ниточкой тянулся из-под дверки.

Ленсман бесшумно поднялся.

Р-раз! Дверь отлетела к стене под ударом сапога.

— Стоять на месте! — рявкнул Ларс, врываясь внутрь.

Но никто и не думал сопротивляться. Кабинет освещала лишь тусклая свечка, поставленная в стакан на полу. У стены черной громадой высился сейф, а рядом стоял на коленях вор, в котором Ларс с удивлением опознал мальчишку-слугу. Оскара.


— Вот ведь беда! — хозяин всплеснул руками и схватился за сердце. — Да как же ты мог-то? Как же…

Ларс быстро плеснул из кувшина воды и протянул гере Паулю. Тот тяжело осел на стул, глотнул. Щеки его слегка порозовели.

В зале вполголоса переговаривались встревоженные домочадцы. Виновник переполоха сидел на полу, прижавшись к стене.

— Да разве ж я тебе что дурного сделал? — принялся сокрушаться трактирщик. — Бил я тебя? Или обидел когда? Ну, скажи, чего тебе в голову-то взбрело?

В ответ послышалось покаянное шмыганье носом.

— Так интересно же, — пробормотал Оскар. — Как оно работает? Колесики, цифры разные… Я только попробовать!

Ларс решил внести ясность.

— А когда грабители приходили, ты тоже только пробовал? — строго спросил он. — Ты Веснушке дверь открыл?

— Не! — проскулил подросток. — Не я, честное слово. Я на чердаке над конюшней ночую, не в доме. Я только в щелку глядел…

— В какую щелку? На что глядел?

— Как они ночью в дом лезли, — проныл парнишка. — Как около ставни возились.

— И ты все видел? — рявкнул Ларс. — И тревогу не поднял?

— Испугался я! А на улице они часового поставили, не пройдешь. А когда они в конюшню за лошадями явились, так я вообще чуть не помер от жути…

— Понятно! — оборвал Ларс. — А после отчего молчал?

Оскар ткнулся подбородком в колени.

— Стыдно стало, что так перетрусил, — выдавил он.

Надо же! Стыдно, оказывается! Но коли есть свидетель…

— Помнишь, сколько пришло человек? — спросил Ларс. — Когда сюда их привезли, всех узнал?

Паренек замотал головой.

— Ночью же дело было, — пробормотал он. — Люди, как тени, — лиц не разглядеть. Но я считал. Сперва вроде пятеро явились, а после еще один подошел. После они ящик на носилки погрузили и со двора двинулись. А он, который последний, сзади шел и чего-то все руки у лица держал. А потом еще зазвякало что-то и заныло протяжно — у меня аж зубы свело. А после не помню… заснул.

Руки у лица? Звякнуло? Несет что-то парень. Но главное подтвердилось.

Шестеро. У Веснушки точно остался подельник на свободе.


Вызванные со двора батраки отвели несостоявшегося взломщика в амбар — ожидать решения своей участи под замком. По пути они столь злоупотребили подзатыльниками, что Ларсу пришлось прикрикнуть на не в меру ретивую стражу. Когда он вернулся в дом, служанки уже растопили печь и вовсю гремели кастрюлями. Желудок Ларса тотчас откликнулся на столь призывные звуки томительной болью.

Гере Пауль ждал, сидя за столиком посреди залы, с самым несчастным видом.

— Что ж теперь будет, а гере Иверсен? — осторожно спросил он.

— Сначала завтрак. Яичница и много кофе, — Ларс уселся напротив трактирщика. — А потом я заберу парня с собой в город. Он пойман на попытке кражи со взломом, поэтому пусть посидит в камере, пока мы не разберемся.

— А если я не стану…требовать для него наказания? — грустно спросил гере Пауль. — Жалко ведь, сопляк совсем.

— Я учту вашу просьбу, — заметил Ларс. — Но гере Пауль, яичница и кофе…

— Да-да, сейчас!

Трактирщик помчался на кухню, а Ларс, откинувшись на спинку стула, закрыл глаза. Мысли разбегались в стороны. Пожалуй, стоит снять комнату и поспать несколько часов перед обратной дорогой…

— Уже готовят! — сообщил хозяин, возвращаясь в зал.

Словно подтверждая его слова, сквозь приоткрытую дверь просочилось шипенье поджаренной грудинки.

— Садитесь, гере Пауль, — попросил Ларс. — Ответьте на один вопрос, прежде чем я распробую стряпню вашей кухарки.

— Вопрос? Какой вопрос?

— Совсем простой, — Ларс выпрямился, положив ладони на столешницу. — Гере Пауль, что хранится в вашем сейфе?

Загрузка...