Страж сумерек

Глава 23 Место для истины

В дверь поскреблись. Осторожно, словно боялись собственной навязчивости. Ларс поморщился — голова трещала, будто собиралась разломиться на части. Как обтянутый гнилой кожей череп Кетиля Амундсена…

К горлу в который раз за день подкатила тошнота.

— Войдите, — проворчал он, прикасаясь к повязке. Надо же — за всю воинскую службу ни разу не был ранен, а здесь — нате! Получите! Ладно еще, что Веснушка увидел драугра и с перепугу выстрелил в него, и а то бы лежал господин ленсман сейчас в городском морге.

В комнату просочились гере Пауль и его непутевый слуга. Трактирщик из Миллгаарда оказался человеком жалостливым. Он явился просить за Оскара, и Ларс, подумав, не стал возражать.

— Надеюсь, ты усвоил урок, — произнес Ларс. И сам поморщился — слова прозвучали так затасканно и пусто. Но парень с готовностью закивал. Пара-тройка дней в тюрьме явно произвели сильное впечатление на неокрепший разум.

Участливый хозяин поддакнул, заверяя в благонадежности отрока, и подтолкнул бывшего арестанта к двери. Тот быстро уловил намек, пробормотал слова прощания и ринулся на свободу. Гере Пауль тоже раскланялся. Ларс собрался кивнуть, но передумал — в виске предупреждающе кольнуло.

— Да, гере Пауль, — заметил он, когда тот был уже у двери, — как ваше виски?

Держатель постоялого двора вздрогнул — подобного вопроса он никак не ожидал.

— Виски? — слегка ослабевшим голосом переспросил он.

— Оно мне запомнилось, — Ларс потянулся и едва сдержал зевок. — Как это говорят… Особые нотки?

— Да-да, — заторопился гере Пауль. — Стараюсь, ваша милость. У меня поставщик… в столице…

— Что вы говорите, — Ларс придвинул к себе чистый лист бумаги. — Но это же ужасно дорого, а ваша гостиница совсем небольшая. Неужели окупается?

— Н-ну…

— Мой совет, — заметил Ларс, открывая перочинный ножик, — полностью перейдите на пиво и домашние настойки. И дешевле, и… безопаснее…

— Безопаснее?

— Дорога ведь не близкая, — пояснил ленсман. — Из столицы-то. Товар может разбиться. Или испортиться.

— Э-э… Да-да, конечно.

— Тогда, — Ларс медленно водил лезвием по кончику карандаша, — всего доброго.

— Да-да. До свидания, — последнее слово толстячок произнес уже с порога.

Ларс прислушался к торопливому стуку шагов, отшвырнул карандаш. Выдвинул ящик стола.

Там лежали папка с документами и кольцо.

Ларс взялся за бумаги. Полицейское досье на Уле Веснушку добралось до Гёслинга лишь теперь, когда надобность отпала. Карлсен пойман полицейским, от которого никуда не сбежать… Ларс все же открыл папку, медленно перебрал листки, освещавшие жизненный путь преступника. Родился в бедном районе Федериции, впервые попал в полицию в десять лет за кражу из скобяной лавчонки в компании двоих таких же сопляков. Однако не осужден по малолетству, несколько лет не привлекался и, кажется, взялся за ум. Но вот снова объявился, однако не в качестве преступника, а в качестве свидетеля на процессе некоего Райнштильда, задержанного в известном игорном доме Федериции по подозрению в шулерстве. Как понял Ларс, этот Райнштильд, под видом крупного негоцианта из Сконнии, втерся в доверие к аристократам, вошел в кружок, играющий на крупные суммы, и обидел столичное дворянство почти на восемьдесят тысяч. Талантлив был подонок! Однако попался…

Полицейский писарь из Свартстейна оказался человеком добросовестным — прислал не только общие сведения, но и старую копию, содержащую выдержки из судебного протокола. Ларс пробежал глазами длинный список свидетелей по делу: не меньше тридцати фамилий аристократов и купцов, в который неведомо как затесался студент Инженерной школы Карлсен. Отложил в сторону. Взял снова и перечитал еще раз, уже внимательнее. Вот оно!

Полицмейстер внимательно изучил дальнейшие похождения Веснушки и отметил одну особенность: Уле ни разу так и не посадили. Обвинения в шулерстве или бандитизме, как правило, не собирали достаточно доказательств. Он был неуловим, пока здесь, в провинции везение не закончилось.

— Констебль! — крикнул Ларс. — У нас есть старые газеты? Подшивки «Полицейского вестника» за прошлые годы?

— Если только в суде, у секретаря, — откликнулся Аксель из коридора.

Ясно. Ларс отодвинул бумаги в сторону, прикоснулся к ноющему виску.

Достал из ящика кольцо. Крупный мужской перстень. Металл потемнел, но затейливый узор на печатке был виден отчетливо.

Кольцо привез Кнуд Йерде. Ближе к полудню, когда улеглась суматоха, музыкант перешагнул порог кабинета и, плотно закрыв дверь, уселся напротив Ларса. Одежда его едко пахла дымом. Лицо было серым от усталости.

— Как голова? — спросил он после недолгого молчания.

— Болит, — признался Ларс. — А вы как?

Музыкант махнул ладонью. Приметил на манжете пятно сажи и, сморщившись, точно от зубной боли, принялся его оттирать, но только сильнее размазал.

— Что Леннвальд?

— Когда я уезжал, был еще жив. Изломан страшно, врач просто в ужасе, но… может, выдержит.

— Вы сумели поговорить с бароном?

— Да. Он… он помог мне с драугром. Очень подавлен. Лишнего не скажет, не бойтесь.

Пока не скажет, угрюмо подумал Ларс. По городу уже, наверно, бродят разные сплетни. То объяснение, которое они наскоро придумали ночью, нужно подтвердить официально, и чем скорее, тем лучше. Но как быть, если он не разгадал загадку до конца?

Ясно одно — упоминать нечисть нельзя ни в коем случае.

— А что с останками… — Ларс замялся, но музыкант понял вопрос.

— Все сделано, как должно. Тело, освобожденное от нежити, очень быстро разрушается. Останки мы сожгли. Я собрал кости и пепел. Думаю лучше, если он будет лежать на кладбище. Барон обещал позаботиться об этом. И вот еще, — Кнуд Йерде вытащил из кармана кольцо-печатку. — Было на пальце.

Ларс осторожно взял перстень.

Казалось, он тоже пахнет гарью и копотью. Тонкая работа — кузнец не болтал зрящину. Тело драугра стало горстью пепла, а единственная вещь, по которой его можно опознать, канет в небытие. Вот же злая судьба…

— Еще одна вещь, — задумчиво проговорил ленсман.

— Да? — музыкант снова принялся оттирать с рук сажу. Присмотрелся к пальцам.

— Та штука, на которой играл улпарь? Как называется этот дикарский инструмент…

— Варган.

— Его надо уничтожить…

— Вы думаете? — тусклым голосом спросил Кнуд Йерде.

— Этот варган издавал звуки, способные поднять мертвое тело. Нельзя допустить, чтобы он однажды зазвучал вновь.

Кнуд Йерде помолчал. Поправил перепачканные манжеты, тяжело поднялся на ноги.

— Куда вы сейчас?

— Домой. Отсыпаться. И вам советую…

— Мне нужно написать рапорт, — сообщил Ларс с безнадежностью в голосе.

Кнуд Йерде остановился у порога.

— Сочувствую.

И вот теперь Ларс держал перстень перед глазами, разглядывая потемневший узор. Как и говорил кузнец: стебли тянутся навстречу друг другу, чтобы сплестись в середине печатки, под цветком репейника, по обе стороны которого две буквы… Кажется, B и F.

Нет, D и F.

А почему, собственно, D и F?

Обычно на печатке гравируют начальные буквы имени и фамилии владельца перстня, значит, должно быть К. А. Ларс откинулся на спинку стула. Нет, в самом деле, не странно ли носить кольцо с чужими инициалами? А если это не инициалы — тогда что?

Ларс вновь покрутил печатку, поднес к свече. И внезапно пришло странное чувство: он где-то уже видел этот рисунок: и стебли, и цветок, и даже буквы.

Но где? Может, просто запомнился рассказ Йонаса? Или голова начинает дурить, намекая, что пора выпить чего-нибудь для расслабления и отправляться на боковую? Чаю, например, с травами.

Выпить…

Ларс выронил кольцо, и оно звякнуло по столу, едва не полетев на пол.

Выпить…

… Мистер Кеннет достает из шкафа бутылку виски. Ларс пялится на этикетку, обильно украшенную завитушками. Цветок — куда крупнее того, что на кольце, но точь-в-точь такой же и буквы D и F слева и справа. Виски называлось… как же это… «Призрак дома Форест», а сама фирма? Дом Форест? Неужели Кетиль Амундсен не только покрывал контрабанду, но и сам руководил делами?

Но этикетки печатают на специальном станке. Для чего же понадобилось кольцо?

Что еще помечают своим знаком производители спиртного?

Ларс поднялся. Очень медленно, словно боясь расплескать пришедшую в голову мысль. Сжав в кулаке перстень, двинулся к двери, на полдороге вернулся и взял связку ключей.

В приемной было пусто: Аксель вышел на крыльцо. Ларс, осторожно ступая по скрипучим половицам, двинулся во внутренний коридорчик.

Обшарпанная дверь архива, висячий замок, который так редко открывают, темное помещение с тусклым окошком под самым потолком. Ларс шел вдоль полок, где в подобии порядка лежали пыльные папки, перевязанные бечевкой, и прочая дребедень, когда-то игравшая роль доказательств: ржавые ножи, мешки, молоток, которым давным-давно кому-то проломили череп…

Коробка с корявой надписью: К. Амундсен — утопление, нашлась довольно быстро. Ларс откинул в сторону сложенную одежду, прочие вещи и добрался, наконец, до дна. Вот они…

Бутылки. Темное стекло, прямоугольные грани. Одна откупорена, в трех других слышится плеск влаги. Этикетки пожелтели, но рисунок — сплетенные стебли и расправленные лепестки репейника — даже в полутьме можно разобрать. И вот он — оттиск на пробке, один в один повторяющий рисунок перстня.

Ребята после открыли парочку. Но я остальные отобрал…

Аксель, Аксель, правильный ты парень…

Ларс чувствовал, как начинает требовательно выстукивать сердце. Возможно, он ошибается, возможно, все лишь его выдумки. Но чтобы узнать, нужна лишь одна маленькая вещица.

Штопор.

Поместье окутывала тишина. Она проникла в парк и витала над не подметенными дорожками, притаилась за живой изгородью вокруг лужайки, плотной, почти ощутимой пеленой легла на особняк. Пеленой? Или уже саваном?

Дверь открыли сразу, словно желали скорее оборвать неуместный стук. Тот же самый слуга, что недавно был столь высокомерен, в растерянности уставился на Ларса.

— Гере ленсман…

— Передай баронессе, что мне нужно переговорить с ней.

— Госпожа только с дороги…

— Немедленно.

Слуга проглотил протест и, пропустив Ларса в дом, пошел докладывать госпоже. Начальник полиции остановился перед зеркалом. Да, вид не для приема: на повязке проступило темное пятно, щеки не выбриты, воротничок несвежий. Плевать. В кои-то веки Ларс не испытывал никакого стеснения.

Он на службе.

Веснушка не упустил случая поглумиться над обреченным, как он думал, бароном. Как только выяснилось, откуда у бандитов на самом деле взялся ключ от люка, Ларс отправил посыльного за баронессой в Энтдален. Как нужно спешить, чтобы успеть вернуться столь быстро…

— Госпожа примет вас в гостиной.

Зеркало послушно повторило угрюмый кивок ленсмана. Зеркалу все равно, что повторять.

Дагмар Дальвейг сидела в глубоком кресле у камина. Рыжее пламя ровно гудело, поглощая поленья. Шторы были задернуты, другого огня в комнате не зажгли, и синие сумерки почти полностью завладели гостиной, оставив свету и теплу лишь малую толику пространства.

— Гере Иверсен, — баронесса указала на кресло напротив своего. — Прошу.

Ларс поклонился и занял предложенное место, положив кожаный портфель себе на колени.

— Вы желали меня видеть? — Голос женщины звучал ровно и бесстрастно, но, исподволь присмотревшись, Ларс заметил и чуть покрасневшие веки, и усталый взор, и то, как нервно постукивают пальцы по мягкому подлокотнику. — Что-то еще случилось?

— Я собирался справиться о здоровье вашего сына, — проговорил Ларс.

— Свейн отдыхает, — слегка раздраженно сказала баронесса. — Кости не смещены. Доктор наложил шину и пообещал, что все срастется.

— А гере Леннвальд?

Пальцы слегка дрогнули и на миг сжались в кулак.

— Борется, — твердо произнесла баронесса. — Он не тот человек, чтобы сдаться смерти без боя. Зачем вы здесь, гере Иверсен? На самом деле?

— Дело о покушении на вашего сына раскрыто, — заметил Ларс. — Желаете узнать результаты?

— Сейчас? Да, пожалуй…

— Дело имеет глубокие корни. Рассказ будет долгим.

— Вся ночь впереди, — отрешенно произнесла баронесса, всматриваясь в пламя камина. — Долгая ночь… Но постарайтесь говорить по существу.

— Вы любите огонь? — неожиданно спросил Ларс. И, не дожидаясь ответа, продолжил. — Говорят, когда долго смотришь в пламя, воображение начинает рисовать фантастические картины.

— Вот как, — баронесса отвернулась от камина и равнодушно взглянула на Ларса. — Что же вы увидели?

— Одну историю, которая началась задолго до выстрелов на дороге в лесу, — ответил Ларс. — А именно тогда, когда в Сосновый утес вернулся ваш покойный муж, барон Максимилиан. Когда это было? Кажется, года полтора назад. И примерно тогда же или чуть позже в Гёслинге появился новый житель — некий Уле Карлсен, человек незнатного происхождения и скромного достатка. Казалось бы, какая связь? Да, никакой — за той малостью, что когда барон и Уле Карлсен, ранее незнакомые, впервые столкнулись за игорным столом в «Золотом гусе» вашему мужу стало крупно везти, разумеется, чисто случайно. После этого они еще несколько раз пересекались за картами, и неизменно барон выигрывал крупные суммы. Многие в городе помнят о карточном мастерстве и везении вашего покойного супруга. А мистер Кеннет, содержатель «Гуся» сегодня уточнил, что гере Карлсен также выигрывал приличные деньги — иногда.

— Законы не запрещают игру.

— Законы запрещают мошенничество, — ответил Ларс. — После того, как Уле Карлсен сбежал из тюрьмы, я запросил в управлении полиции его досье. Так вот — в самом начале своей карьеры молодой Уле проходил свидетелем по одному интересному делу. Некий шулер в модном столичном салоне регулярно очищал кошельки богачей. Но однажды ему не повезло — играть против него сел полицейский агент. Процесс освещался в прессе: еще бы, очень известные имена. Я пролистал газеты, и наткнулся на интересный факт: кое-кого из той компании, что присутствовала на игре, подозревали в пособничестве шулеру. Но в результате все они выступали по делу свидетелями, в том числе и некто Максимилиан, барон Дальвейг. Это указано в протоколе судебного заседания, так что нет смысла оспаривать.

— И не собираюсь, — баронесса слегка поморщилась. — Честно говоря, я совершенно не в курсе столичной жизни моего мужа. Меня никогда не интересовали его забавы.

— Как бы то ни было, он и Уле Карлсен были давно знакомы. Это совершенно точно. Как и то, что они тщательно скрывали этот факт. Вряд ли ваш муж просто забыл тот случай… Но идем дальше.

В прошлом году в конце зимы ваш супруг умирает от апоплексического удара. И то, что ваши дела совершенно расстроены, и ваш сын почти ничего не получает в наследство, думаю, только усугубило вашу печаль. Как мне стало известно, те деньги, которые остались после выигрышей барона, ушли на выплату его же долгов…

— Какое может быть полиции дело до нашего состояния?

— Прямое, госпожа баронесса. Если бы ваше положение не было столь непрочно, многие вещи не произошли бы. Чтобы разобраться с делами, вы приглашаете проверенного человека, который много лет служил у вашего мужа — гере Арне Леннвальда. Он соглашается взяться за восстановление поместья и именно он привозит с собой слугу — ульпа с Дальнего Севера.

— Который отплатил нашей семье черной неблагодарностью.

— Про сантименты чуть позже, сейчас мы видим в пламени дела насущные. Гере Леннвальд быстро понял, насколько серьезно положение. Он предложил некоторые меры, которые могли бы исправить ситуацию: он сам рассказывал мне про новшества. Как я понимаю, он и сам денежно вложился в дела. Новая мельница в Миллгаарде — не единственный пример. Ваш сын тоже решил попытать счастья и раздобыть средства — более легким и быстрым способом. Вместе со своим другом Кетилем Амундсеном.

— Эта затея всегда казалась мне ребячеством и глупостью, — призналась баронесса. — Но они оба так верили в сказочные сокровища. Свейн был просто одержим этой идеей…

— Вы же предпочли более земные способы поправить семейные дела, — заметил Ларс. — Я не знаю, сами ли вы придумали отобрать у Альдбро сеттеры или по совету Леннвальда, но так или иначе вы ввязались в тяжбу.

— Я отстаивала интересы своей семьи, — глаза баронессы блеснули. — Эти луга наши по закону, и суд это признал.

— Допустим, — с нажимом произнес Ларс, — но почему тогда гере Леннвальд уже к лету объезжал окрестные киркьи и сельские управы, якобы разыскивая какие-то семейные бумаги, а на самом деле ту самую жалованную грамоту? Да-да, баронесса, и не стоит отрицать: например, в Уттервальде он побывал в середине июня, в Пройсте — в начале июля. Вы начали тяжбу осенью, к чему же все лето искать то, чего нет⁈

Дагмар Дальвейг промолчала.

— Что касается Миллгаарда и архива Роттеров, — продолжил Ларс, — то туда добрался Уле Карлсен. Но его опередил Кетиль Амундсен. Он забрал со склада некий документ, и Веснушке оставалось лишь издалека следить за удачливым советником и выжидать удобный момент…

— Вы намекаете, что…

— Скорее всего, он подстерег его во время купания — вещи были аккуратно сложены на берегу. Возможно, Кетиль не спешил отдавать документ? Так или иначе они встретились, и дело кончилось смертью городского советника. Веснушка оттолкнул тело на стремнину, надеясь, что течение утащит его.

— С чего вы вообще взяли, что это убийство?

— Изначально потому, что чудовище, которое сломало кости гере Леннвальду — драугр, могло появиться только в результате убийства. А то, что покойник — именно Кетиль Амундсен, подтверждает кольцо, снятое с его руки.

Ларс открыл портфель и достал перстень-печатку. Баронесса прищурилась.

— Да я помню этот перстень, но…

— Также у меня есть свидетель, который видел и Амундсена, и Веснушку на мельничном складе Роттеров, — заявил Ларс, умолчав, что такого свидетеля не пригласишь ни в один суд, — и который утверждает, что мельницу сжег именно Уле — по случайности. И, наконец, я прямо спросил Карлсена во время нашей последней встречи. Он сознался. Возникает вопрос: что за документ обнаружил Кетиль Амундсен на мельнице, где хранился архив Роттеров? Не была ли то жалованная грамота, подтверждающая права общины Альдбро? Но ее не было ни среди вещей убитого, ни в его доме, по крайней мере, на видном месте, иначе бы ее нашли при описи имущества.

— Что вы себе позволяете? — баронесса почти шептала, точно горло ее сжалось от праведного гнева. — Вы намекаете…

— Выводы напрашиваются, — спокойно ответил Ларс. — Уле Карлсен был связан с вашей семьей. Возможно, по вашему приказу он отправился в Миллгаард за грамотой и убил советника Амундсена, желая добраться до важной бумаги. И вы же устроили ему побег, опасаясь, что Веснушка проболтается.

— Вздор! — Дагмар Дальвейг сжала ладонь в кулак и ударила по подлокотнику кресла. — Все, что вы говорите, ложь! Кетиль был нашим другом! Моего сына и моим!

— Разве? А где тогда правда⁈ — быстро сказал Ларс. — Поведайте мне, какую истину видит в огне ваша милость⁈

Женщина осеклась и отвернулась, словно устыдившись вспышки ярости. С минуту стояло вязкое молчание.

— Пожалуй, стоит объясниться, — наконец проговорила баронесса. — Не хватало еще, чтобы ваша нелепая версия увидела свет… Да, вы правы, мой покойный муж был давно знаком с этим мерзавцем. После смерти барона Карлсен пришел ко мне и объявил, что работал на моего мужа и готов работать на меня — за соответствующее вознаграждение. Подлец намекнул, что знает про некие грязные делишки, которые якобы проворачивал Макс: что-то про аферы с ценными бумагами и про карточное шулерство.

— И вы поверили и приняли его на службу?

— Я поверила — я слишком хорошо знала Макса. Но иметь дело с таким ничтожеством, нет! Однако я не могла допустить, чтобы имя Дальвейгов трепали газетчики. Я дала ему денег и велела оставить нашу семью в покое. Он согласился.

— Но из города не убрался?

— Насколько я знаю — нет, но на глаза мне он больше не попадался. Моя семья не имеет никакого отношения к пожару в Миллгаарде и гибели Кетиля Амундсена.

— Вы просто решили, что раз мельница и архив превратились в пепел, и поиски грамоты не дали результата, можно смело начинать тяжбу. Кто-то еще знал, что вы собираетесь судиться с Альдбро?

Дагмар Дальвейг вздохнула.

— Только я, Арне Леннвальд и мой сын. Да, и Амундсен. Он был близким другом Свейна, но они были полностью поглощены своими делами. Искали какую-то карту…

— Карту? Да, думаю, Кетиль Амундсен искал на складе именно карту. Если, как вы утверждаете, Уле узнал про поиски клада сам или через вашего слугу, то причина и слежки, и убийства — именно сокровища. Но здесь он прогадал: карта уже была найдена гере Мерком. Теперь о побеге…

— Карлсен что, каялся перед смертью?

— Нет, у меня показания из другого источника, — быстро ответил Ларс. Это было блефом. Он мог лишь предполагать, как развивались события.

— Как я понимаю, Веснушка сумел намекнуть, что может бросить тень ваше доброе имя, и потребовал вытащить его из тюрьмы. Он передал это через Ильмо, и вы решили принять меры. Во время побега Карлсена и ваш управляющий, и его слуга — о котором мы еще поговорим — были в Свартстейне. Они передали заключенному напильник, думаю, спустили с крыши, а когда он перепилил решетку, ему кинули веревку и вытянули на ту же крышу. Что было после? Они расстались в безопасном месте? Леннвальд и Ильмо вернулись в Сосновый Утес, а Уле должен был исчезнуть? Увы, у него были другие планы.

Баронесса промолчала, да Ларс и не ждал ответа.

— А сейчас самая пора побеседовать об Ильмо. Где, кстати, гере Леннвальд его откопал?

— Неподалеку от Фельдгейма. Кажется, его род кочевал по тундре с оленями, и он сам пришел наниматься на работу.

— Кочевник на работу в поместье? Странно звучит.

— Гере Арне говорил, что Ильмо изгнали за проступок. Вроде бы нарушил какой-то обычай или что-то натворил. Я точно не помню.

— Вы знали, что он… колдун? — Ларс слегка помедлил, произнося последнее слово.

Баронесса склонила голову.

— Он никогда мне не нравился, — сказала она. — Странный, чужой — не только по виду или языку. Было что-то такое во взгляде… Иногда казалось, что он и не человек вовсе. Я говорила гере Леннвальду, но он считал его отменным работником — очень умным, исполнительным. Другие слуги его побаивались. А про его способности… Гере Арне как-то обмолвился мне и Свейну, что Ильмо — нойд. Свейн заинтересовался, а я… я не поверила. И не верила, пока мой мальчик вместе с ульпом не принесли в дом проклятый клад.

— Нойд? — переспросил Ларс. — Шаман?

Истории про шаманов из страны, где ночь длится полгода, рассказывали по всему Норланду. Нойды могли поднимать мертвецов, могли призывать души и повелевать ими — если верить страшным сказкам. Что ж, они сами убедились, как Ильмо обращается с мертвыми. С живыми людьми у него получалось куда хуже.

— Шаман, — подтвердила баронесса.

— Следы он скрывал на совесть, — заметил Ларс. — И не раз. Он был недоволен своей жизнью в поместье?

— Не знаю. Здесь его не обижали. Но кто разберет, что у него было на уме?

— Он собрался на север, — повторил Ларс насмешливые слова Карлсена. — И не налегке. Так или иначе, они с Веснушкой спелись, думаю, еще до смерти Амундсена, иначе откуда Веснушка узнал, что барон и его друг ищут карту.

После убийства Амундсена Уле Карлсену скоро надоело сидеть без дела: преступная жилка взяла свое, а, может, закончились выданные вами деньги. Он сколотил небольшую шайку, облюбовал себе укромное местечко — за время, проведенное в Гёслинге, он тщательно изучил горы, — и начал полегоньку трясти окрестные фермы. Но вот незадача: однажды во время нападения Уле узнали, и полиция объявила его в розыск. Теперь он жил в долине почти безвылазно — выбираться в город стало опасно.

Когда ваш сын снова вернулся к мысли о сокровище, Ильмо следил за бароном в оба глаза, но карта не обнаружилась. И тут Веснушка решил ограбить постоялый двор в Миллгаарде. Я не знаю, было ли это сделано ради наживы, или он подозревал, что Амундсен оставил бумаги в гостиничном сейфе незадолго до смерти. Возможно, и то, и другое.

Ильмо помог Веснушке вытащить сейф с постоялого двора и сделал так, что лошади и люди будто растворились, не оставив после себя ни следа. Если бы не подковы Звездочки…

— А в сейфе действительно были ценные документы? — спросила Дагмар Дальвейг.

— Там были лишь бумаги гере Пауля и записная книжка. Думаю, она принадлежала Амундсену. Я видел его бумаги в нашем архиве — почерк очень похож.

После побега Уле вернулся сюда, желая завладеть кладом. Ваш сын и Мерк разделили добычу, и, вероятно, сообщники собирались выкрасть обе половины сокровища. Но в случае с учителем Веснушку опередили, и опередили такие лица, вступать в противоборство с которыми ему было не по силе. Карлсен понял, что половина клада потеряна безвозвратно, и решил во что бы то ни стало добраться до второй.

И тут вы и ваш сын сами облегчили ему задачу, одновременно покинув дом. Да еще и оставив ваш ключ от подземного коридора гере Леннвальду. Вы настолько ему доверяете, госпожа Дальвейг?

— Я не склонна обсуждать с вами вопрос моего доверия, — равнодушно ответила баронесса. — Как вы видите, гере Леннвальд его полностью оправдал, и довольно.

— Да, оправдал. Но ключ от люка они все же сумели добыть, пусть и обманом. Как рассказал сам Леннвальд Кнуду Йерде, Ильмо сообщил ему, что Уле Веснушка вызывает его на разговор в Волчьем распадке. Когда управляющий явился на место встречи, они под дулом обреза отобрали у него ключ, а затем Уле неожиданно столкнул его в волчью яму. И то, что колья в ней подгнили, и ваш управляющий отделался поначалу лишь потерей сознания и ушибами — большое везение. А то что Кнуд Йерде и Эдна Геллерт его вовремя нашли и вытащили — везение вдвойне. Думаю, все остальное вы уже знаете от сына.

Ларс умолк. В жизни не приходилось говорить так долго — даже в горле пересохло.

Огонь в камине угасал. Тишина в доме казалась мертвой.

Баронесса коснулась рукой лба: видимо, разговор утомил и ее.

— Вы обещали мне длинную историю, гере Эриксен, и она в самом деле такова. Но пока я не услышала ни слова о покушении на Свейна.

— Да, но сказать по чести, покушение — вопрос глубоко второстепенный. Да-да, и не стоит бросать на меня возмущенный взгляд. Вашего сына никто не собирался убивать, он и ранен-то был по чистой случайности.

— То есть? — процедила Дагмар Дальвейг. — Вы утверждаете…

— Когда я стоял под дулом револьвера, Уле Карлсен обронил слова, которые просто-таки озаряют всю историю с покушением. А вы — несколько минут назад — сделали свет еще ярче.

— Да что вы?

— Веснушка назвал Ильмо «неубивцем». Когда Кнуд Йерде пытался поймать ульпа, тот нажал на спусковой крючок — но пуля прошла выше. С такого расстояния невозможно промазать. Он не пытался перезарядить обрез, а бросил его и попытался сбежать. Странно, не правда ли? Но вспомните детские страшилки — нойд не может убивать людей сам. Ильмо стрелял в барона, но он не собирался причинять вред вашему сыну, он лишь жаждал отомстить Бъярне Тильсену.

— Таким изощренным способом? Полноте…

— И виновата здесь, как ни странно, несчастная любовь.

— Любовь⁈ — баронесса удивленно посмотрела на Ларса.

— Не верится, но это так. Ильмо приглянулась… одна местная девушка. Однако она отвергла его и высмеяла его непривлекательный вид и бедность.

… Такая нелепица, моя сестра и какой-то уродливый северный дикарь. Именно так сказал благородный альв Гери Кнуду Йерде, когда тот перед рассветом отправился к еловым воротам за подтверждением. — Мы с братом даже собирались проучить этого убогого нищеброда, но Сигне не позволила, пасть Фенрира!

— А позже Ильмо узнал, что девушка выбрала Бьярне Тильсена, и решил отомстить. Проследил за Бьярне, выбрал удобный момент и нанес удар. Усыпив парочку, он пробрался в дом Тильсенов — подбросить улики и унести оставленный Бьярне оберег. Но так как гере Леннвальд взял его с собой в город, чтобы подготовить побег Веснушки, ему пришлось разыграть отравление, чтобы выиграть время. Он подстерег вашего сына, и оба выстрела должны были пройти мимо, но лошадь встала на дыбы, и пуля зацепила руку. На месте засады он бросил оберег Бьярне да еще и чуток поворожил, чтобы я не прошел мимо. А сам вернулся в загородную гостиницу и тем же вечером сидел в дилижансе.

— Но на что он рассчитывал? Правда все равно вышла наружу, когда та девица пришла в полицию.

— Подумайте сами. Если бы Бьярне осудили — это была бы прекрасная месть, но если бы парня отпустили (как и произошло), то отец Кары точно бы заставил его жениться — тоже немалое унижение. Ильмо надеялся, что разлучит парня с возлюбленной. В любом случае парень натерпелся столько, что нойд мог считать себя в выигрыше. А за себя он не боялся: чтобы раскрыть это дело, нужно поверить в странные вещи. Да и в любом случае он собирался покидать наши края. Господину нойду просто не повезло.

— Да, человеку, на пути которого встанете вы, не позавидуешь, — заметила баронесса.

Ларс слегка поклонился.

— Но я надеюсь, моя дорога свободна? — вопрос прозвучал почти небрежно. Дагмар Дальвейг желала проверить, как он поступит дальше. Будет ли настаивать на своей версии убийства Амундсена, предаст ли огласке помощь Веснушке. Баронесса ждала — без особой боязни.

— Полагаю, да, — ответил он.

Потому, что эта история словно собрана из лоскутков реальности и волшебства.

Потому, что свидетели либо мертвы, либо не относятся к роду человеческому.

И потому, что он так и не понял, по случайности ли никто раньше не обратил внимания на то, что в списке свидетелей по делу того шулера есть фамилия Дальвейг?

— Я должен был услышать вашу версию, — сказал Ларс. — И знаете, пожалуй, я ее принимаю. Я даже склонен забыть, что именно вы и ваши люди устроили побег опасному преступнику. Эта история слишком необычна, чтобы выставлять все ее детали на людской суд.

— И объяснять начальству, что мертвецы оживают, — добавила баронесса. — Но тогда наш разговор… закончен?

Вот и финал.

— Увы, нет, — Ларс пропустил намек мимо ушей, — поверьте, мы только подошли к самому важному в этой истории. Так сказать, раскололи орешек и добрались до сердцевины.

— Перестаньте, — поморщилась баронесса, — давайте без метафор. Говорите прямо.

— Как угодно. В начале нашей беседы мы заговорили о вашей тяжбе с Альдбро. Как вы думаете, если бы Кетиль Амундсен нашел жалованную грамоту, как бы он поступил?

— К чему такой вопрос? — баронесса взглянула на него с подозрением. — Суд вынес решение. Альдбро не сумело подтвердить свои права, и рассуждать на такие темы — пустая трата времени.

— Нет, — откликнулся Ларс. — Вовсе не пустая. Советник Амундсен успел убедиться, что грамота существует.

— Да? И где же она?

А она стойко держится, эта женщина!

— Здесь.

Дагмар Дальвейг вздрогнула.

Ларс вынул из портфеля плотный лист картона, к которому был за края пришпилен пожелтевший от времени пергамент. Старинный, со множеством завитушек и росчерков, шрифт, черные чернила, красное пятно сургуча с оттиском печати — Ларс развернул картон так, чтобы на него падал свет камина.

Баронесса подалась вперед и прищурилась.

— Я должна посмотреть поближе.

Ларс перевел взгляд на алые угли. Стоит бросить листок…

— Нет.

— Вы не доверяете мне?

— Я не желаю давать повод для поступка, которого вы будете стыдиться.

Баронесса вскинула бровь.

— Вы правы, — с горечью произнесла она. — Не стоит делать глупости. Вы уверены, что это именно тот документ?

— Да. Я уже советовался с секретарем суда — и подпись, и печать подлинные.

— Откуда она у вас?

— От Кетиля Амундсена. Он и впрямь нашел ее в ту ночь, когда сгорела мельница. И носил ее с собой — быть может, решал, как поступить дальше. Но, кажется, возвращаясь из очередной поездки, заметил слежку. Он положил документ в берестяной футлярчик для зубной щетки, который намертво залил свечным воском и затолкал в бутылку из-под поддельного виски. Бутылку так и нашли среди его вещей.

— Все знали, что он пьет, — произнесла баронесса. — Никому бы и в голову не пришло…

Она в упор смотрела на ленсмана, и Ларс впервые ясно видел в ее взгляде одновременно уважение и опаску.

— Что вы намерены предпринять, гере Иверсен?

— То, что следует сделать. Передать документ в суд и вернуть земли законному владельцу. Именно так вы и поступите.

— Я⁈

— Вы, — подтвердил Ларс. — Я решил, что так будет лучше всего. Документ найден, и вы, признав его юридическую силу, по доброй воле откажетесь от сеттеров и принесете извинения герсиру Альдбро. Уверен, они будут с почтением приняты. Не стоит так возмущаться. Вы проявите уважение к жителям деревни, в поражении не будет унижения, и на доброе имя вашей семьи не ляжет тень. Подумайте.

Наступило молчание. Наконец Дагмар Дальвейг кивнула.

— Ну, а вы, — спросила она. — Вы, непонятный человек? Какой выгоды вы ищете в таком раскладе?

— Мне выгоден покой, — ответил Ларс. — Как ленсману. И просто как местному жителю. Вражда между Сосновым утесом и Альдбро словно заноза, засевшая в ступне. Она мешает жить. Нам всем.

— И вы взяли на себя смелость выдернуть эту занозу, пока гной не отравил плоть?

— Кто-то же должен.

— А если я не соглашусь? — Дагмар Дальвейг улыбнулась, но в изгибе губ не было и тени веселья. — Не пожелаю унижаться перед мужланами…

— Согласитесь, — Ларс ответил на улыбку улыбкой. — И я уже сказал по какой причине. Я верю в вашу рассудительность, госпожа Дальвейг. Земли вы все равно проиграли…

— Но достоинство еще можно сберечь, — продолжила баронесса. — Да, вы правы. Пора заканчивать, слишком дорого обошелся этот фарс. Я согласна.

— Значит, завтра жду вас в суде, — Ларс поднялся. — Что ж, госпожа Дальвейг, позвольте откланяться. От всей души желаю, чтобы судьба оказалась благосклонна к гере Леннвальду. Надеюсь, он выживет.

— Да, — едва слышно ответила она. — Я тоже.

Снаружи стояла ночная темень.

Сосновые иглы шуршали под ногами. Ларс вел Воробья в поводу напрямик через парк, огибая черные стволы. Копыта коня мягко ступали по земле.

Да. Я тоже. Простые слова в финале долгой беседы. Но за этими словами чудилось нечто сложное, скрытое. Нечто большее.

Ларс обернулся. Особняк уже почти слился с мглой ночи, только два окна на втором этаже светились, словно сигнальные огни.

Где-то там за плотно закрытыми шторами сидела женщина, мысли и чувства которой не прочесть за маской безразличия.

Где-то там дрался со смертью мужчина, знавший, что за то, что дорого, не жалко платить и жизнью.

Иногда тайны должны оставаться тайнами.