Лампа на столе отчаянно чадила. Ларс потянулся прикрутить фитилек, но руки отчего-то сделались такими тяжелыми — не подымешь. Ларс подивился такому странному обстоятельству, а потом задумался, какого рожна стол вдруг стоит посреди комнаты, и почему скатерть не желтая, а белая, да еще и с вышивкой…
— Гере Иверсен! Как вы?
Ларс повернулся на голос и очнулся окончательно. И обнаружил, что лежит в незнакомой комнате на кровати, по шею укрытый теплым одеялом, а под головой — подушка в наволочке веселенького ситца. Без лаванды.
Напротив, в кресле у горящей печки сидел, смирно опустив руки на колени, Бьярне Тильсен.
— Как вы? — повторил он, подымаясь.
— Ничего, — просипел Ларс. Говорить было трудно — горло изнутри словно наждаком драли. Он пошевелился. Тело повиновалось неохотно, мышцы ныли, как после долгой изнурительной работы, а левая рука так вообще отзывалась острой болью на каждое движение. Растянул? Нашел-таки приключение на свою шею…
— Лив?
— Живая, — Бьярне прошагал к столу и забренчал посудой, наливая в кружку горячую воду из чайника. — И перепугались же мы…
Работник протянул Ларсу питье.
— Вот. Чай с малиной и медом. Закоченели ведь? Сейчас я дров подкину.
В комнате и так было тепло, даже жарковато, но Ларс не стал сопротивляться. Принял кружку и послушно пил, дуя на сладкий душистый настой. Если обойдется без простуды, крупно повезет. Такое купание способно и свалить на несколько недель.
Огонь радостно загудел, обнимая сосновые поленья. Волна тепла шла по телу, разливалась ленивой истомой, затягивая в дремоту, но Ларс не собирался смотреть сны в чужом доме. Как он сюда попал?
Мост, ледяная пена, веревка, летящая с неба… Дальнейшее проваливалось в черное беспамятство.
— Бьерн, — спросил Ларс, — кто меня вытащил?
— Мы, — гордо сказал Бьярне. — Я, еще парни местные. Ежели б вы знали, как мы бежали, как бежали… Вы, гере Иверсен, счастливчик. В рубашке родились, не иначе. Не оказалось бы у гере Кнуда веревки в повозке, и все…
Ларс откинулся на подушку. Вот же поворот! Он полез спасать дочку Кнуда Йерде, а тот спас его самого. Но с другой стороны, оно и к лучшему. Квиты. Никто не в долгу. Ларс не любил быть должным.
Из соседней комнаты доносились голоса. Говорили достаточно громко: Ларс различал мягкий тон Эдны Геллерт, и иногда торопливый звонкий голос Лив, которая словно что-то доказывала.
— Пойду скажу, что вы очнулись, — Бьярне направился к двери.
Ларс поплотнее закутался в одеяло: вся одежда куда-то подевалась. Сапоги он скинул, китель утонул, но штаны-то где?
Дверь отворилась, и в комнату вошел Кнуд Йерде.
— Лежите, гере Иверсен, не вставайте, — проговорил он на попытку Ларса сесть в постели.
Кнуд Йерде прошел на середину комнаты, к столу. Плеснул из графинчика коричневой жидкости в рюмку, залпом выпил. Лицо у него было бледным, а руки, как успел заметить ленсман, слегка дрожали.
Наступило молчание. Наконец Кнуд Йерде обернулся.
— Гере Иверсен, мне сейчас трудно говорить… Просто знайте: моя семья никогда не забудет вашего поступка. Никогда. Я ваш вечный должник.
— Я ничего такого не сделал, — смущенно пробормотал Ларс. — И это я должен благодарить. Если бы не вы, меня бы уже жрали рыбы где-нибудь у городской плотины. Удивительно вовремя брошенная веревка…
— Перестаньте, — Кнуд Йерде кашлянул. — Простое везение, что я возвращался именно в это время и заметил, что на реке тонут. А веревка… что ж, мы умеем вязать крепкие узлы…
В печи щелкнуло, раскалываясь, полено.
— Надеюсь, купание не принесет Лив большой беды, — проговорил Ларс, чтобы прервать неловкое молчание.
— Думаю, все обойдется. Продрогла она сильно, но здоровье у моей младшей крепкое. Эдна напоила ее молоком с маслом. А вы гере Эриксен? Не откажетесь от кружки-другой горячего глинтвейна?
Ларс потер ноющую руку и решил, что глинтвейн будет уместен.
Глинтвейн получился отменный. Терпкий, с ароматом гвоздики и лимонной цедры, он исходил медовым паром и приятно щекотал язык и губы. Лучшее лекарство от любой простуды! Ларс был совершенно убежден в этом обстоятельстве: даже боль в руке отступила, голова прояснилась, и жить на свете стало легче и приятней. Он даже перестал стесняться своего странного вида: Кнуд Йерде одолжил Ларсу брюки и рубашку, но из-за разницы в росте и комплекции Ларс напоминал то ли клоуна, то ли какого-то великана-переростка.
— Еще кружечку? — предложила Эдна Геллерт. Улыбка ее была столь искренней и теплой, что Ларс не мог не улыбнуться в ответ.
— Да, пожалуйста, — ответил он, и половник нырнул в недра медной кастрюльки, чтобы наполнить глиняную кружку напитком, достойным богов.
Они сидели за столом втроем. Бьярне, махом выдув стакан, горестно вздохнул и распрощался. Сказал, что завтра с утра повезет Кару с матерью в город — за тканью на свадебное платье. Глаза у парня сделались, как у больной собаки, и Ларс поймал себя на том, что от души сочувствует непутевому.
Кресло у печи тут же оказалось занятым черным котярой. Откуда явился лохматый зверюга, Ларс не успел уловить: вроде и дверь в коридор прикрыта, и в комнате кота раньше не было, а вот он уже развалился, свесив хвост через подлокотник кресла, и не спеша вылизывает роскошную шерсть. Довольное мурчание, мягкий свет лампы, вино в приятной компании — чего еще желать в ночь, когда звездный свет льется на горы, и весь мир спит.
Кнуд Йерде курил сигарету. Дым клубился над столом и уплывал к приоткрытому окну.
— Так она сбежала из пансиона? — уточнил Ларс. — Так я и подумал.
— Из Сколлфьелля. Это частная школа в округе Федериция. Ее оставили на летнюю переподготовку, потому что она провалила экзамен по алгебре… и за прочие выкрутасы. Но такой расклад Лив не впечатлил, и она решила устроить себе каникулы самостоятельно.
— Но почему администрация школы не сообщила родственникам?
— Отчего же, — рассмеялась Эдна Геллерт. — Администрация попыталась. Но Лив вынула письма из почтового ящика и уничтожила. Моя племянница — чрезвычайно деловая особа, гере Ларс.
Уму непостижимо, подумал Ларс. В ее-то возрасте я… Он запнулся, вспомнив, что как раз будучи примерно на год старше он завербовался в армию, решив, что размеренная жизнь в маленьком городке слишком скучна и пресна. Но он-то парень…
— Что же теперь? — поинтересовался Ларс. — Будут крупные неприятности?
— Порядки в Сколлфьелле строгие, — ответил Кнуд Йерде. — Боюсь, с учетом прошлой истории дойдет до исключения. Что обидно — школа по уровню образования прекрасная.
— Держу пари: именно на исключение она и рассчитывает, — заметила Эдна Геллерт с непередаваемой иронией в голосе. — Лив знает, на что идет, брат. Такой характер.
— Но не знает куда, — проворчал Кнуд Йерде. — Но это мы обсудим позже, сестра. Вряд ли гере Иверсену интересны наши семейные трудности.
Эдна Геллерт вздохнула и встала из-за стола. Браслеты легонько звякнули, и женщина быстрым жестом вернула украшения чуть выше на запястья.
— Пойду проведаю «семейные трудности», — сказала она. — Пока они еще чего-нибудь не вытворили.
Кнуд Йерде бросил недокуренную сигарету в пепельницу.
— Гере Иверсен, вы встретили Лив здесь, у дома, не так ли? Вы желали переговорить со мной? Или с Эдной?
— Да, — ответил Ларс. — Желал. Помните наш разговор в полиции? Вы сказали, что всегда есть иная грань…
— И события подтверждают мое мнение. И, кажется, теперь не только мое, но и ваше?
— Я пытаюсь нащупать эту грань, но… возможно, для этого нужно… нужно…
Ларс помедлил, подыскивая оборот речи.
— Лучше понимать подоплеку событий? — помог Кнуд Йерде. — Согласен. И вы считаете, что я понимаю?
— Вы здесь живете. И вы человек уважаемый и в курсе всего, что творится в округе.
Кнуд Йерде усмехнулся и вытащил из портсигара новую сигарету.
— А ничего, что вы обсуждаете события с потенциальным подозреваемым? — заметил он, закуривая от лампы и отгоняя мотылька, норовившего приникнуть к огню. — Мы же все в Альдбро замешаны. По крайней мере, так считает Дагмар Дальвейг.
— Дагмар Дальвейг я уже выслушал, — ответил Ларс. — Теперь намерен услышать другие голоса.
Эта фраза получилась не слишком четкой — глинтвейн начал действовать на язык.
— Пока не уловите шепот истины? Что ж, тогда давайте думать и прислушиваться.
— Что вы думаете о ситуации вокруг Бьярне?
— Судя по всему, парня подставили, — уверенно сказал Кнуд Йерде. — Но кто и почему — ума не приложу. Впрочем, вы и сами так думаете, иначе не принялись бы выяснять подноготную жителей деревни. Да-да, гере Иверсен, не стоит смотреть на меня глазами невинного ребенка. Аксель Линд, конечно, весьма смышленый юноша и в своем стремлении выведать, кто из жителей Альбро выбирался в то утро за пределы деревни, он проявил виртуозную изобретательность и терпение, но все же его усилия привлекли внимание. По крайней мере, мое. Ничего подозрительного, насколько я знаю, он не обнаружил. Это не местные.
Ларс кивнул. Он и в самом деле дал Акселю такое задание.
— Продолжайте, гере Йерде. Ваши выводы очень… занимательны.
— Всего лишь предположения, не более того. Значит, если принять за аксиому, что никто в Альдбро не покушался на Дальвейга, то напрашивается мысль, что кто-то пытается таким образом подогреть наше противостояние с бароном и бросить на Альдбро тень.
— Но кто⁈ Не баронесса же!
— Дагмар Дальвейг ни к чему сомнительные спектакли. Она и так везде высказывает свое благородное мнение на счет всей деревни, герсира Блюмквиста и иногда на мой личный счет. Как правило, мнение это недружелюбное. Но Дальвейги и так были убеждены в своей победе. Полностью убеждены. Знаете, когда я искал грамоту, выяснилось, что в каждом месте, куда я обращался, уже побывали люди барона… Нет, гере Иверсен, здесь что-то другое.
— И что же другое? — посерьезнел Ларс. Цепочка рассуждений достигла самого интересного места.
— Понятия не имею, — честно признался Кнуд Йерде.
Ларс задумчиво повертел кружку.
— Так вы не откажетесь помочь в решении этой задачи? — произнес он наконец.
— Я никогда не не отказываюсь от загадки, — серьезно ответил собеседник.
— Брат, иди сюда! — позвала из коридора Эдна Геллерт. Голос ее звучал тревожно и настойчиво.
— Пойду узнаю, что еще стряслось, — Кнуд Йерде поднялся на ноги и вышел.
Ларс остался наедине с котом. От нечего делать попробовал встать (после глинтвейна слегка пошатывало) и прошелся по комнате. Уютно. Светлые обои, удобная резная мебель. На стене полки, плотно уставленные книгами. Картины. Ларс остановился у первой. Она изображала морской берег, пустынный и каменистый. Серые волны врезались в валуны. На одном из камней у самой воды сидел вполоборота к зрителю подросток. Темные волосы, взъерошенные ветром, поднятый ворот серой рубашки, подвернутые до колен штаны, башмаки без шнурков. Бледное резкое лицо с острыми скулами, к губам прижата черная флейта. А за мальчишкой сливалась с ненастным небом морская вода тяжелого свинцового цвета, и на этом стылом фоне поднимались черные горбы. Сначала Ларс подумал, что это рифы, потом решил, что силуэты лодок, но, приглядевшись, понял. Киты! Целое стадо китов. Казалось, они движутся к берегу, повинуясь… Чему? Флейте?
Картина производила странное впечатление: манящее и одновременно невыносимо тревожное. Подросток выглядел слишком хрупким по сравнению с холодным простором, и в то же время была в юном лице уверенность и даже властность. И еще что-то неуловимое… Ларс поежился, будто в теплой комнате повеяло соленым ветром. Ни подписи автора, ни названия картины, ни даже просто даты на холсте не было.
— Гере Иверсен! — окликнул его Кнуд Йерде. Ларс обернулся.
Кнуд Йерде стоял на пороге. Лицо его было до чрезвычайности серьезным и словно бы выжидающим.
— Гере Иверсен, скажите вы ничего… не видели там, на обрыве?
— На обрыве?
Ларс задумался и с удивлением понял, что предшествующие падению моменты словно бы выветрились из сознания. Странно. Он напряг память, стараясь преодолеть расслабляющее влияние глинтвейна. Вот он слышит крик, вот прорывается напрямик через кустарник, вот пытается дотянуться до Лив… Что дальше? Что-то было дальше, что-то… непостижимо жуткое.
Голова затрещала, словно от невероятного напряжения. Ларс вспомнил. Он видел. Видел чудовище и теперь должен быть заявить о своем видении напрямик.
— А Лив, — проговорил он, малодушно надеясь оставить крошечную лазейку для отступления. — Она что-то видела?
— Видела, — совершенно спокойно ответил Кнуд Йерде. — Она только что сказала, что встретила на обрыве покойника. Он напугал ее настолько, что она поскользнулась и упала со скалы.
— И вы… верите? — с беспомощной улыбкой спросил Ларс.
— Верю, — все с тем же спокойствием произнес Кнуд Йерде. — Но желал бы уточнить детали. Так кого видели вы, гере Ларс? Только честно. Дело серьезное, не до увиливания и игры слов. Рассказывайте.
И Ларс повиновался. Слова являлись медленно, не желая идти с языка, но он старался воспроизвести все свои впечатления как можно подробнее.
— Я не сумасшедший, — завершил он свой рассказ. — Чтобы оно ни было, я его видел дважды. И оба раза оно напало и пыталось убить.
Сейчас, когда это признание было произнесено в открытую, Ларс ощутил одновременно и облегчение, и тревожное чувство вины. Он должен был не прятаться от кошмара, а действовать.
— Вы определенно не безумец, — ответил Кнуд Йерде. — Напротив, нервы, гере Иверсен, у вас отменные, и рассудок вполне ясный. И видение ваше, увы, не плод больной фантазии.
— Тогда что оно такое?
— Драугр, — ответила Эдна Геллерт. Она неслышно вошла посредине рассказа Ларса и сейчас стояла у окна, вглядываясь в ночь.
— Без сомнения, — подтвердил Кнуд Йерде. — И это очень неприятно, странно и опасно.
— Вы сейчас серьезно? — почти простонал ленсман. В этот момент он желал лишь одного: оказаться за тысячу миль от Альдбро.
— Совершенно серьезно, — ответил Кнуд Йерде. — И, право, немного странно, что вы так недоверчиво отнеслись к моим словам. Особенно после этого.
Он достал из кармана жилета нечто маленькое и плоское. Ларс пригляделся и вздрогнул: на ладони музыканта лежал до боли знакомый ключ сумерек.
Ларс в который раз за эти дни ощутил, как вращается земля.
— Кто вы? — напрямик спросил он и выпрямился, словно готовясь к атаке. — Кто вы такой?
— Тот же, кто и вы, — ответил Кнуд Йерде. — Человек. Человек сумерек. Разве что смотрю туда несколько дольше и, возможно, вижу чуть глубже. Но это лишь вопрос времени и опыта.
— Откуда вы взяли…
— Ключ? — уточнил Кнуд Йерде, подбрасывая камешек на ладони. — Вот видите, вы даже не отрицаете, что узнаете эту занятную вещицу. Не стоит отпираться, гере Иверсен, мельничный ягненок поведал мне историю вашего прозрения.
— Так, вы что, тоже… теперь видите нечисть⁈ — Ларс растерялся и даже немного обрадовался, что отныне он точно не один на один с безумием.
Кнуд Йерде грустно улыбнулся.
— Нет, я не воспользовался «слезой альвов». К счастью или к беде, но мне не требуется ни ключ, ни иные средства, чтобы увидеть скрытый мир, как и почти всем в моей семье.
Ларс ошеломленно перевел взгляд на Эдну Геллерт.
— Да, гере Иверсен, — отозвалась она, не оборачиваясь. — И я тоже. И Лив, и…
— Можете считать такую способность семейной тайной, — сказал Кнуд Йерде, — тайной, о которой лучше не распространяться.
Ларс ошеломленно кивнул. На языке ленсмана вертелись новые вопросы, но Кнуд Йерде явно не желал сейчас продолжать разговор на эту тему. Ладно, повременим.
— Что вы собираетесь с ним делать? — спросил Ларс, указывая на ключ.
— Скорее всего верну альвам, — ответил Кнуд Йерде, — но лишь после того, как узнаю, где и как он был ими утрачен и почему оказался у вас. Поймите, гере Иверсен, на моей ладони лежит чудо, сокровище, за которое многие бы душу продали. Такие вещи не попадают в мир людей просто так.
— И вы не боитесь оставлять его у себя? — Ларс слегка отошел от первоначального изумления. — Ведь эти… альвы вполне могут напасть и на вас, если узнают.
— Не слишком. Я думаю, эта парочка уже догадалась, что ключ у меня, а нет, так грим расскажет. Думаю Гери и Фреки будут вести себя, как паиньки. Ведь иначе ярл Рандберге узнает, что его подданные оставили ключ во внешнем мире. А такое непростительно.
Голова шла кругом. Сельский музыкант может запросто нажаловаться главе местной нечисти на шалопаев-подданных. Правда ведь, ничего необычного! Ларс, куда ты попал: в сказку? Или в кошмар?
— Гери и Фреки? Это имена альвов?
— Прозвища, — пояснила Эдна Геллерт. — Тайный народ скрывает подлинные имена, ведь знание имени может быть использовано в колдовстве. Но с историей ключа можно и подождать, брат. Сейчас есть дело важнее.
Кнуд Йерде снова подкинул склянку, поймал и спрятал назад в карман.
— Нужно решить, что делать с драугром, — сказал он, опускаясь на стул. — Если эта тварь появилась, сама она не уймется. Просто везение, что за прошедшее время он объявился всего лишь два раза.
— Для начала скажите, что он такое.
— Нежить. Ими становятся те, кто умер неестественной смертью и не нашел покоя. Непогребенные или закопанные в неосвященной земле без обрядов. Они выбираются наружу после того, как зайдет солнце, и нападают на людей. Сворачивают шею, — он сделал резкий жест рукой, и Ларса передернуло. — Повешенные, зарезанные, а этот, судя по всему, утопленник.
— Его можно убить? — спросил Ларс. Сообразил, что сморозил глупость и с досады ругнулся.
— Он и так мертв, — задумчиво произнес Кнуд Йерде. — А уничтожить это порождение тьмы — трудное дело. Оно требует времени и подготовки.
Кот мявкнул, точно подтверждая его слова.
— И что дальше? А если он тем временем нападет еще на кого-нибудь?
— Такого допустить нельзя. Придется сделать кое-что для защиты деревни. Прямо сегодня. Еще до рассвета.
— Я готов, — сказал Ларс. Несмотря на тепло камина, по телу побежали мурашки. — Что нужно? Построить заслоны на дороге? Предупредить жителей? Зажечь костры? Вы слышите?
— Что? — Кнуд Йерде внезапно настолько ушел в свои мысли, что вздрогнул, когда Ларс позвал его. — Нет-нет, ничего такого не надо. Послушайте, Ларс… Вы говорите, впервые встретили драугра в ночь после нашего знакомства? Да, тогда все понятно…
— Что такое, брат? — Эдна Геллерт оторвалась от созерцания ночи.
— А то, что не каждый утопленник превращается в драугра. Чаще ими становятся, как это у вас в полиции говорится, «трупы с криминальной историей». И если сопоставить даты, то получается, что это не просто кто-то, погибший неизвестно где и когда. Это местный покойник. И зовут его, точнее звали при жизни — Кетиль Амундсен, городской советник из Гёслинга.
У вас в гераде произошло убийство, гере Иверсен.