Студентка Пупсик

Глава 19

Тройке и Четверке колдун велел охранять вход в лабораторию. Процесс изготовления жабьего камня недолгий, но требует внимания и своевременной подачи набора заклинаний. Не хотелось бы, чтоб я или Ордош отвлекались на нежданных гостей.

Астру я усадил в тот угол, где неделю назад спала Мая. Но усыплять ее мы не стали. В этот раз никаких тайных операций проделывать не собирались.

Я расставил на рабочем столе ингредиенты, включил вытяжку. Вид алхимического оборудования, склянок на стеллажах и витающий в воздухе специфический запах привели меня в чувство, настроили на работу.

«Не споришь, не жуешь сопли, четко выполняешь мои распоряжения, — сказал я. — И без самодеятельности!»

«Как скажешь, Сигей. Без вопросов. В этой комнате ты главный. Командуй», — сказал Ордош.

«Тогда приступим…».

«Охлаждай», — сказал я.

«В рецепте сказано…».

«Делай, говорю!»

Ордош бросил заклинание в густую коричневую кашицу, что бурлила в стеклянной ванночке. Та испустила похожий на кваканье звук. Скукожилась.

«Что за споры, колдун?!»

«Был не прав, Сигей. Прости».

Поверхность кашицы затвердела, покрылась инеем, приобрела зеленоватый отлив.

Преобразование прошло успешно. Как всегда.

Вид у жабьего камня или, как еще его называли, «жабы» получился не слишком привлекательным. Но это не беда. Сойдет.

«Нам не требуется сейчас идеальный продукт, — сказал я. — Нет времени ждать, пока камень остынет и затвердеет сам. Нужные нам свойства он приобрел. А товарный вид нам ни к чему. Не на рынок понесем».

«Не злись, Сигей. Я уже извинился», — сказал Ордош.

Я набросил на жабий камень сложенную вчетверо рубаху, взял его в руки (он холодил ладони даже через слои ткани). Аккуратно завернул свое неказистое изделие в ткань (прикосновение камня к коже — гарантированный ожог). Ордош убрал его в пространственный карман.

Повернулся к Астре. Пока я работал, та не издала ни звука; по-моему, даже не шевелилась.

— Готово.

Астра вскочила на ноги.

— Возвращаемся к великой герцогине, — сказал я.

Голоса у входа в Крыло герцогини мы услышали задолго до того, как увидели толпящихся около него гвардейцев. Колдун заранее определил их число — семеро. Когда я появился из-за поворота, женщины уже роняли пулеметы и оседали на пол.

«Не успели мы сделать все по-тихому», — сказал я.

«Ничего, Сигей. Я тут покопался в твоей памяти и выяснил, что, если с ядом мы не ошиблись, то приводить герцогиню в чувство будем недолго».

«Жабий камень очистит ее организм от сока сонного клевера за несколько минут».

«Эти минуты будут в нашем распоряжении, Сигей. „Костлявый квартет“ сдержит порывы любых гостей, желающих ворваться в спальню герцогини. Никто нам не помешает».

Тройка и Четверка, подчиняясь приказу колдуна, помогли Астре убрать спящих женщин с прохода.

Единица и Двойка никак не отреагировали на наше появление. Невозмутимо продолжали нести дежурство у Большой спальни. Пока мы отсутствовали, их внешний вид изменился: на красных плащах зияли многочисленные дыры.

«Трусливые пошли гвардейцы, — сказал Ордош. — Устроили здесь тир. И ни одна не решилась пойти с нашими девочками врукопашную!»

«Зато все остались живы», — сказал я.

«Я и говорю: трусы. Они должны были без раздумий броситься на спасение герцогини. Грудью проложить себе путь в рядах противников…».

«Ты видел их, колдун? Где там грудь? Так, одно название. Астру возьмем с собой?»

«Конечно, Сигей. Вполне возможно, скоро снова будет стрельба. Не хотелось бы, чтоб эту бандитку подстрелили. Кто вместо нее будет управлять лошадьми? Возвращаться пешком — слишком долго. А нам не стоит задерживаться: скоро проснется Мая».

Охранять Большую спальню остался «костлявый квартет». В полном составе.

Астре я велел следовать за мной в комнату герцогини.

В спальне ничего не изменилось. Светилась одна лампа. Те же запахи.

Шеста лежала в прежнем положении. Сидевшая около нее лекарка все еще спала.

— Жди здесь, — сказал я.

Указал Астре, где нужно меня дожидаться: неподалеку от входа. Та повиновалась. Замерла у стены.

Лекарка всхрапнула. Дернула рукой.

«Колдун, она не проснется прямо сейчас?»

«Займись своим делом, Сигей. За всем остальным присмотрю я», — сказал Ордош.

Я стянул с тела Шесты одеяло, отодвинул край сорочки, оголяя герцогине живот. Сказал:

«Давай».

В моей руке тут же появился сверток.

Осторожно, избегая прикасаться к жабьему камню голыми руками, я извлек его из рубашки, положил герцогине на живот поверх пупка. Почти сразу на коже вокруг него возник ореол воспаления.

Я поднес ладонь к поверхности камня.

«Бросай заклинание, колдун. Быстрее, пока он не прожег в ее животе дыру».

Как только плетение активации вошло в жабий камень, тот задрожал. Его поверхность перестала быть твердой, превратившись в студень. В центре него образовалась воронка. Издав похожий на кваканье звук, коричневая с зеленым отливом масса просела, стала быстро уменьшаться в размерах и скоро полностью втянулась через отверстие пупка в живот герцогини, оголив пятно химического ожога.

Вслед камню понеслись плетения регенерации.

«Шрам останется, — сказал Ордош. — Но ненадолго. И едва заметный. Ничего, такое наша теща точно переживет».

Я перевел дыхание. Смахнул выступивший на лбу пот.

Все же, в голове нет-нет, да возникала мысль: а вдруг архимаг обманул нас?

Не солгал Северик. Если бы Шесту отравили не соком сонного клевера, то сейчас ее тело корчилось бы в судорогах.

Теперь можно расслабиться. На пару минут.

«Все, колдун. Ждем. Я бы не отказался сейчас от чашки кофе. Только не с запахом мионского крема — лучше с ароматом роотского шоколада».

«Заманчивая идея, Сигей. Но кофе у нас только в зернах. Налить напиток в термос мы не удосужились. А сварить его здесь негде. Могу предложить тебе вино».

«Время для вина еще не пришло, — сказал я. — Но я обязательно вспомню о твоем предложении, колдун. Позже. Благо, поводов напиться у меня теперь — хоть отбавляй».

Герцогиня открыла глаза.

Наконец-то.

Я дождался, пока она сфокусирует взгляд на моем лице, и сказал:

— Очнулась? Хорошо. Значит, моя миссия выполнена. Я ухожу.

Демонстративно развернулся, показывая, что собираюсь направиться к выходу.

— Стой!

Я замер.

— Не могу пошевелиться, — сказала герцогиня. — Что со мной?

Ордош влил в Шесту тот же набор заклинаний, что и в стражниц у входа в Большую спальню, когда я пожелал с теми пообщаться. Я не хотел, чтобы герцогиня вдруг вскочила с кровати, и, испугавшись моей внешности, навязала мне борьбу. И чтобы не подняла тревогу до моего ухода.

— Тебя отравили, правительница. Но теперь с тобой все хорошо. Я исцелил тебя. Благодари за это богиню Сионору. Когда я уйду, ты вновь сможешь двигаться и нормально разговаривать.

— Кто ты?

Я погладил поверхность черепа-накопителя.

— Посланник богини любви Сионоры. У меня нет собственного имени. Я всего лишь тень моей госпожи. Меня нет, а есть крохотная частичка Ее могущества, воплотившаяся в вашем мире в угодный Ей образ. У меня нет собственных желаний и потребностей. Мои поступки — это поступки богини. Мои слова — это Ее слова. Мои приказы — повеления Сионоры. … Ну и так далее. Твои подданные любят тебя, правительница. Они молят Госпожу исцелить тебя. Богиня услышала их мольбы. И отправила меня в ваш мир.

«Хорошее было начало речи, Сигей. Очень пафосное».

«Что-то я устал, колдун. Влей-ка в наше тело пару малых бодростей».

Герцогиня скосила глаза, туда, где спала лекарка.

— Кто это рядом со мной? Где моя дочь? Что с ней?

— Эту женщину оставили присматривать за тобой, — сказал я. — Я усыпил ее, чтобы не мешала. С твоей дочерью все нормально. Слуги Сионоры приютили ее в своем доме. Сейчас ей ничто не угрожает.

— Ты сказала, сейчас? — сказала Волчица Шестая. — Что происходит? Почему она не рядом со мной?

Она осмотрела доступный ее взгляду участок комнаты. Вновь посмотрела на меня.

— Что последнее ты помнишь, правительница?

— Мы с ней поругались. С моей дочерью.

— Из-за мужчины, — сказал я. — Было такое. Что произошло после этого?

— Я… поднялась в комнату, что в Мужской башне.

— А потом?

— Беседовала с мужем дочери. Мы говорили…

— Дальше.

— Не помню. Я… не помню, как ушла от него. Почему? Что случилось?

— Тот, кого ты назвала мужем своей дочери, — сказал я, — уколол тебя иглой, смазанной соком сонного клевера. Вы называете этот яд пусайником.

— Уколол? — сказала Шеста. — Принц? Пусайник? Постой, подожди. Но… к пусайнику противоядия нет! Это всем известно! Именно этим ядом имперцы когда-то отравили Первую.

«Первую отравили? — сказал Ордош. — Похоже, травить правительниц — давняя традиция этого мира. Но… в учебниках сказано, что Волчица Великая умерла от какой-то экзотической болезни. В самом расцвете лет».

«Я помню это, колдун. Если бы Шеста умерла, в учебниках о причине ее смерти могли бы тоже написать: от экзотической болезни».

— Потому твои подданные и молились богине, правительница. Они просили о чуде. Не вспоминали о Сионоре тысячи лет. А тут вдруг толпами повалили к ее алтарю.

Я ухмыльнулся.

Пожалел о том, что около кровати нет зеркала — я не увидел, как блеснули зубы Злого Колдуна.

— Но богиня не злопамятна, — сказал я. — И ей нравится твое великое герцогство — тихое, спокойное, уютное. Сионора хочет, чтобы оно таким же и оставалось. Потому она и прислала меня явить вашему миру чудо: спасти тебя. Но! Помни, что у тебя теперь долг перед богиней, правительница. И еще: не забывай о том, что из всех богов лишь она откликнулась на мольбы твоих подданных. Только она. Помни.

— Я… не забуду, — сказала Шеста.

«Храму Сионоры быть, — сказал Ордош. — Но только эта самовлюбленная богиня не оценит твоих усилий, Сигей. Как бы ты ни старался».

«Мне это и не нужно, колдун. Не ради чьей-то похвалы стараюсь. А потому что я привык все делать хорошо. И если уж изображаю посланника богини, то должен сыграть эту роль так, чтобы никто не заподозрил во мне самозванца».

— Сейчас я уйду, правительница, — сказал я. — Пройдет совсем немного времени, и ты снова сможешь двигаться. Не залеживайся долго. Пока ты валялась в кровати, даже твой дворец превратился в свинарник. Наведи порядок во дворце, в городе, в государстве. Не забывай, что именно ты за них отвечаешь. Да! и обязательно помирись со своей дочерью, Волчица. Береги ее и себя. Не забывай о богине. Прощай.

«Считаешь, разумно оставлять герцогиню одну?»

«А почему нет? Гвардейцы у ее двери показались тебе похожими на заговорщиков? Мне — не показались. Да они бы нам зубами в горло вцепились, чтобы ее защитить! Если бы смогли. То, что я увидел во дворце, Сигей, не похоже на переворот и узурпацию власти. Дворец Волчиц сейчас напоминает склеп. Если бы армия что-то замышляла против герцогини, охранявшая ее покои стража имела бы совсем иной настрой. Да и вообще. Нас местная политика не касается. Кто здесь хороший, кто плохой, я не берусь судить. А Шеста — взрослая и опытная женщина. Не переживай за нее. Сейчас придет в себя и во всем разберется. Обязательно. Без нас».

Когда карета разворачивалась, я увидел за деревьями дворец. На вершине его центральной башни горели разноцветные огни. На фоне темного неба башня выглядела нарядной, словно украшенной для праздника. Траурный красный вымпел на ней сегодня так и не появился.

Почему не чувствую удовлетворения от хорошо проделанной работы?

«Колдун», — сказал я.

«Что?» — спросил Ордош.

«А ведь я не хотел убивать Северика».

«Я это знаю, Сигей».

Цокот копыт, грохот колес, скрип кареты.

Светятся окна домов. Фонари создают вокруг себя островки света.

Для столь позднего времени на улице многолюдно.

«Спасибо», — сказал я.

«Не за что, Сигей».

Живот заурчал, напоминая о том, что в последний раз я ел много часов назад.

Но аппетита не было.

«Я готов был исполнить любой его приказ, — сказал я. — Если бы ты его не убил, я продолжил бы ему служить, как раньше».

«Я это понял».

«Но ведь я больше не его слуга! Я больше не должен ему подчиняться! Почему я об этом забыл?»

«Ничего странного в этом нет, Сигей. Ты был его рабом сто лет. Подчинение его воле стало твоим условным рефлексом. И быстро от подобного не избавиться».

«Но я ведь понимаю, что стал свободным человеком. Понимаю!..»

«Большую часть жизни тебе навязывали рабскую психологию, Сигей. Твое счастье в том, что ты хорошо умеешь приспосабливаться — ты принимаешь правила игры, но не забываешь, что всего лишь играешь. И все же, прости за откровенность, кое в чем твой архимаг преуспел».

«В чем?»

«Он отучил тебя мечтать. Ты больше ни к чему не стремишься. Только приспосабливаешься. Это, на мой взгляд, твой главный недостаток. Ты плывешь по течению, согласен быть просто потребляющим организмом».

«Я хотел выбраться из башни. Я это сделал».

«Это желание было у тебя с самого начала. Ты его запомнил, привык к нему. Но задумайся: не начинаешь ли ты по этой башне скучать, жалеть, что покинул ее?» — сказал Ордош.

«Возможно».

«Вот! Об этом я и говорю. Ты не стремишься ни к чему новому. У тебя нет стимула для того, чтобы к чему-то стремиться, Сигей, — чего-то такого, что подстегивало бы твои желания, такого, что заставило бы тебя чего-то страстно желать, добиваться».

«Стимул? Как, например, Мая для тебя?»

«Хотя бы и так, — сказал Ордош. — Любовь — не худший вариант».

«Сомневаюсь, что смогу влюбиться, — сказал я. — У женщин не получится вдохновить меня на подвиги. Так что ты прав, колдун. Такого стимула у меня нет. И я не представляю, где его найти».

У особняка Гадюки горели фонари. Светились стеклянные шары и на верхушках столбов вдоль высокого забора, окружавшего придомовую территорию. Лошади остановились. Я успел разглядеть на створках красные щиты с зелеными сердечками посередине, прежде чем охранницы распахнули ворота, позволяя нам проехать.

«Еще днем этих щитов не было, — сказал Ордош. — Богиня Сионора набирает популярность, раз твоя подруга так засуетилась: плащи, теперь щиты на воротах… Что еще она придумает? Переделает свой дом в молельный зал?»

«Ты же говорил, что Сионора никак не отреагирует на такое. Или уже сомневаешься?» — спросил я.

«Богам нет дела до этого мира. И до местных бандитов. Я просто восхищаюсь тем, как быстро Гадюка переобулась из главаря банды в слугу Сионоры. Должно быть, считаться слугой богини любви сейчас выгодно. Интересно, она уже догадалась называть сбор дани с торговцев — дарами для алтаря Сионоры? И где она поставила этот алтарь? В своей комнате?»

Одежду я сменил до того, как подъехал к особняку Гадюки. За сегодняшний день я наловчился переодеваться в салоне, на ходу. Подпрыгивание и покачивание кареты мешали мне все меньше.

Иллюзию с лица и рук колдун убрал, накопитель спрятал в пространственный карман. И даже пожертвовал немного маны на малое заклинание бодрости — я сбился со счета, сколько он влил их в меня сегодня.

День и вечер выдались богатыми на события, вынудили меня израсходовать много энергии. Хорошо было бы теперь лечь поспать. Но сомневаюсь, что в ближайшие часы смогу это сделать. Разве только, если Мая еще не проснулась.

Ярко освещенные окна особняка намекали на то, что рассчитывать на сон пока не стоит.

Под присмотром двух вооруженных девиц, притаившихся у крыльца, я поднялся по ступеням к центральному входу. Шел в своем привычном образе. Снова Пупсик. Перед встречей с Маей на ходу репетировал добродушную улыбку.

«Как считаешь, колдун, она уже знает?»

«О том, что ты ее муж? Возможно. Сейчас выясним».

Прямо у входа на стуле сидела хмурая женщина с пулеметом в руках. Я кивнул ей, удостоился ответного приветствия. Еще с порога я почувствовал в доме спиртной запах. Услышал многочисленные голоса, скрип паркета, шарканье ног.

Первой мне навстречу вышла Елка.

— Явился?! Чо-то вы долго! Мы тут уже из последних сил держимся.

— Что случилось? — спросил я.

— Ха! Догадайся!

— Пупсик!

Я повернул голову и увидел бегущую по лестнице со второго этажа Маю.

«Проснулась», — сказал я.

«Увидела нас в окно. Ждала».

Мая улыбалась. Стремительно перескакивала со ступени на ступень. Коса подрыгивала, била ее по спине, хлестала перила.

— Пупсик! Какая прелесть! Наконец-то!

«Похоже, пока не в курсе», — сказал я.

Увидел неторопливо бредущую следом за Маей Чайку. Та смотрела на меня виновато, настороженно. И сам себе ответил:

«Знает».

Мая ринулась мне навстречу. Я уже приготовился к тому, что она с разбегу бросится меня обнимать. Но Мая вдруг остановилась. Покосилась на Елку, на замершую позади Елки Гадюку. Поморщила нос. Горделиво приподняла подбородок.

— И где ты был? — спросила она.

В огромной гостиной, где толпились гадюки, смолкли все голоса. Воцарилась тишина. Множество глаз смотрели на меня и Маю.

— Ездил к «Храму всех богов», — сказал я. — Там собралось очень много людей. И горожане, и солдаты, и аристократы. Мы все вместе молились богине Сионоре. Просили ее исцелить великую герцогиню.

Маска высокомерия схлынула с лица Маи.

— Маму? Как она? Что ты о ней знаешь? Почему я не могу поехать к ней? Меня удерживают здесь силой! Сказали, что это ты велел запереть меня в этом доме!

— Твоя мама жива, — сказал я. — Говорят, она недавно очнулась. Ее жизни сейчас ничто не угрожает. Богиня услышала нас.

Тишину разорвали радостные возгласы гадюк.

Мая прижала руки к груди.

— Правда?! Ты… Это точно? Тебя не обманули?

— Нет, Мая. Не обманули.

— Какая прелесть. Я должна ехать во дворец! Мне нужно увидеть маму. Объясни это своим бандиткам!

— Уже поздно, — сказал я. — Не лучше ли отложить поездку до утра?

— Я поеду сейчас!

Мая топнула ногой. И вдруг побледнела.

— Снова этот запах! — сказала она. Прижала руку к губам, посмотрела по сторонам. Увидела у стены цветы в больших горшках, поспешила к ним. Повернулась ко мне спиной, но по звукам я догадался, что ее стошнило.

— Опять, — сказала Чайка.

— Чо это она? — спросила Елка.

— Чем вы ее накормили? — спросил я.

Ко мне подошла Гадюка.

— Мы ее не кормили, — сказала она. — Волчица уже во второй раз говорит, что в моем доме плохо пахнет. Возможно, она права. Да уж. Однако…

Гадюка замолчала.

— Что, однако? — спросил я.

— Мне кажется, дело не в запахах, — сказала Гадюка. — Женщин тошнит не только при отравлении. Да уж. Точно так же вела себя моя сестра, когда была беременна Елкой.

— На что ты намекаешь? — сказал я.

— Ни на что. Так. Вспомнила почему-то.

Я нахмурился.

«Колдун! Ты ведь бросал в нее то заклинание, о котором я говорил?»

«Конечно, Сигей».

«Значит… просто отравление?»

«Возможно».

«Колдун! — сказал я. — Что значит: возможно?!»

«О заклинании ты напомнил мне лишь неделю назад, — сказал Ордош. — А в самый первый раз — тогда, еще до начала учебы, — я о нем не подумал».

«Как ты мог о таком позабыть?!»

«Прости, Сигей. Я думал тогда совсем о другом. Сказалось отсутствие опыта».

«И кто из нас дубина? Так ты допускаешь, что она… Не рановато ли ее тошнит?».

«Погоди. Так. „Особо чувствительных женщин начинает тошнить через 10–14 дней после состоявшегося зачатия“. Похоже, наша жена и относится к этим особо чувствительным».

«Где это ты такое вычитал?»

«Это не я вычитал, а ты, дубина. Я лишь нашел это в твоей памяти. Ты переживал, что станешь отцом еще на первом курсе университета».

«Считаешь, я помню, из-за чего переживал сто лет назад? Там есть хорошее заклинание… Надо бы проверить».

«Обязательно проверю, Сигей. Подожди».

Мая возвращалась. Вытирала рот платком.

— Мы с Чайкой едем во дворец, — сказала она. — Прямо сейчас. Попроси своих бандиток, чтобы нам приготовили карету. Ты, кстати, едешь с нами. Нам с тобой нужно поговорить. Догадываешься, о чем? Какая прелесть. И прихвати те документы, которые показывал сегодня Чайке. Надеюсь, ты не оставил их в общежитии?

— Нет, они здесь.

— Прелестно.

Я почувствовал, как колдун сплел заклинание.

«И что?»

Тишина.

«Колдун!»

«Гадюка не ошиблась».

«Хочешь сказать…».

«Да. Поздравляю, Сигей. У нас с тобой будет ребенок».

Его слова заставили меня поморщиться.

«Мне не понравилось, как ты выразился, колдун».

«Действительно, — сказал Ордош, — некрасиво прозвучало. Перефразирую: у нас и у Маи будет дочь».

«В таком виде твое сообщение звучит гораздо лучше, — сказал я. — Только не пойму пока, хорошее это известие или не очень».

«Не хочешь уточнить, почему дочь, а не сын?»

«Не считай меня идиотом, колдун. Я не глупее тебя. Понимаю. После всех тех заклинаний, которыми мы пичкали Маю на этой неделе, уцелеть могла только девочка».

«Я и не называл тебя глупцом, дубина».

«Волчица Восьмая».

«Осьмушка», — сказал Ордош.

«Сам ты Осьмушка, колдун! — сказал я. — Тоже мне, придумал!»

Улыбнулся. И сказал:

«Вося».