Святые Бенгалии

Глава 15 Шри Рамадас Бабаджи (Фаридпур. Калькутта)

Рамадас Бабаджи родился в 1875-ом году в деревне Нилатуни района Фаридпур в Западной Бенгалии. Его отец Дургачарана Бабу занимал должность акцизного инспектора. Он назвал сына Радхика Ранджана.

Ещё в раннем детстве Радхика Ранджана проявлял качества махапуруши. Он не мог выносить страдания живых существ. Однажды он потерял сознание, увидев жертвоприношение барана перед богиней Кали, и в бессознательном состоянии закричал: «Ма! Не забирай его. Видишь, он плачет». Он не мог видеть птиц в клетках и приходил в дома соседей, которые держали пернатых пленников, и незаметно выпускал их на волю. Его радости не было границ, когда он смотрел на них свободно взмывающих в небо. Он родился певцом. У него был приятный голос и удивительная память. После посещения театрального представления он мог всех удивить, в точности повторяя мелодию каждой песни, услышанной им со сцены. Ему особо нравились нама-киртаны. Они были для него игрой, так же как и вдохновением. Радхика Ранджана вряд ли смог бы жить без них. Он собирал детей своего возраста обычно из более низких каст и пел вместе с ними. Родители ругали его за это, но безрезультатно. Они думали, что, может быть, деревенское окружение вредит сыну и можно исправить создавшееся положение, отправив его в город. Итак, они послали его в Фаридпур и устроили в знаменитую школу Бангахитайши.

Атмосфера города оказалась для него даже более благоприятной. Он там нашёл друзей, таких, как Судханва, Митра и Бакула Вишаваса, которые также интересовались киртанами и росли, как и он, чтобы в будущем стать великими святыми.

В те дни в Бенгалии наиболее известными считались так называемые вайшнавы из Баул сампрадаи. Они ходили, собирая подаяние, от двери к двери и пели в привлекательной манере, добиваясь исполнения своих нечестивых целей с помощью мантр и тантрических практик. Когда баулы проходили с песнями около дома Радхика Ранджаны, он так привлекался их пением, что какое-то время следовал за ними. Как-то один баул загипнотизировал его и привёл в свою акхаду[273]. В состоянии гипноза Радхика Ранджана не понимал, куда и зачем его привели. Очнувшись на следующее утро, он испугался, увидев вокруг себя множество баулов, мужчин и женщин, занятых своими мистическими ритуалами, и заплакал. Главный из них понял, что Радхика Ранджана принадлежит к респектабельной семье и что полиция, наверное, уже начала поиски пропавшего мальчика и в любой момент может наведаться к ним. Поэтому он сказал человеку, который привёл Радхика Ранджану, чтобы тот отвёл опасного гостя и оставил где-нибудь подальше от его дома. Тот снова его загипнотизировал и в точности исполнил поручение. Когда Радхика Раджана пришёл в себя, то увидел себя в окружении сильно обеспокоенных родителей и родственников.

В то время ему никто ничего не сказал. Однако Дургачаран начал тревожиться о будущем сына. Отец предчувствовал, что сыновья страсть к Харинаме, может привести к несчастью в семье. Он вспомнил, что его шурин Шри Бхаратачандра Сен всегда говорил: «Если ты отправишь Радхику жить у меня в Нилокхи, я быстро изгоню духа Харинамы, которым он одержим». Итак, отец отправил Радхика Ранджану к своему шурину в Нилокхи.

В Нилокхи Радхика Ранджана не мог повторять Харинаму или петь, пока его дядя по матери находился дома. Он пел, когда тот уходил, или удовлетворял свою страсть к киртану, воспевая в каком-нибудь укромном месте, или принимал участие в санкиртане в ашрамах вместе с садху. Но он не мог скрываться долгое время. Сен Бхаратачандра узнал о тайных занятиях Радхики. Он перестал отпускать его из дома и стал давать ему столько много заданий, что тот с трудом находил время для киртана. Дядя заставлял племянника каждый день запоминать сутры и грамматику санскрита и вечером повторять выученное за день в его присутствии. Бедный малыш проводил всё своё время в запоминании сутр. Если в его уме поднимались волны желания попеть, он безжалостно подавлял их. Но иногда, несмотря на все его усилия их удержать, волны бхавы прорывались, подобно цунами, и уносили его в глубины океана любви и вынуждали петь, не взирая на последствия.

В одном из таких случаев, когда, запоминая сутры, он вдруг начал с большим чувством петь песню, в которой жаловался на этот бессердечный мир, где нет никого, кому он мог бы открыть своё сердце и получить облегчение. Во время этого горестного сетования на судьбу в доме появился дядя. Он подошёл к двери и выслушал песню племянника. Мелодия песни выражала боль в сердце мальчика и намекала на безразличия к тому, кто запрещает ему петь. Для Сена Бхаратачандра это было сверх всякого терпения. Он ворвался в комнату и, взглянув на Радхику, как коршун на свою жертву, вывел его во двор, привязал к дереву кадамба и стал справа и с лева наносить удары палкой. Тётя Радхики каким-то образом вырвала племянника из рук разъяренного мужа. Но с этого дня Сен Бхаратачандра поклялся, подобно Хираньякашипу, избавить Радхику от привычки петь Харинаму. Чтобы добиться своего, он иногда на целый день привязывал малыша к дереву и временами несколько дней подряд не давал ему еды, а иногда зимой заставлял часами стоять в холодной воде. Радхика Ранджана, как Прахлад, смиренно выносил все мучения, но не оставлял Харинаму.

В конце концов, его терпение, вера в Святые Имена и тон песен, наполненных любовью и болью, тронули сердце Сена Бхаратачандры. Его отношение к племяннику начало меняться. По какому-то случаю Радхике нужно было уехать в Фаридпур, откуда он уже не вернулся. Там его снова устроили в школу Бангахитайши.

Радхике Ранджане исполнилось восемь лет, когда он встретился с тринадцатилетним Джагатбандху Прабху, который уже прославился как исключительно великий махапуруша. Радхика полностью предался стопам великого святого и начал совершать бхаджан под его руководством. Он не оставил мирское образование и в первое отделение сдал экзамены чхатра-вритти. Затем его приняли в толу[274], где преподавали мугдхабодха вьякарану.

Но он не мог прожить даже секунды без Джагатбандху, которому также нравилось его общество. И Радхика вместо того, чтобы идти учиться, к открытию толы приходил в дом Бандху и оставался у него, пока шли уроки. Они проводили это время в киртанах и в беседах о Кришне.

Особым свойством души Бандху было то, что рна переполнялась бхавой, как только слышал имя Радха. Поэтому вместо того, чтобы называть Радхику Радхика, он звал его Шарика[275]. Однажды он сказал ему: «Шарика! Послушай, каждый день после утреннего омовения принимай чатаку[276] сока листьев параболы вместе с одной толой[277] коровьего навоза». Радхика послушался и стал пить эту смесь.

В 1891-ом году, когда Радхике исполнилось пятнадцать лет, произошло одно очень важное событие. Фаридпурские поселения буно и саунтал долгое время пренебрегались индийским обществом и терпели ужасное к ним отношение, несмотря на тот факт, что они тоже принадлежали к индийской расе. Христианские миссионеры намеревались воспользоваться этим. Мистер Мид, христианский священник, попытался обратить их в баптизм. С помощью мистера Херберта, регионального судьи, он установил дату их крещения. Ни у кого не хватало смелости выступить против британского правительства и помешать им. Но Джагатбандху и Радхика не смогли это вынести. Они решили свести на нет все усилия мистера Мида и Харберта. В назначенный день крещения возле дома Джагатбанху по его зову собралась огромная толпа горожан с мридангами, караталами, раковинами, колоколами и флагами, чтобы выступить войной санкиртаны против христиан. Армия санкиртаны разделилась на семь больших групп и под воспевание Святых Имён двинулась маршем через город к месту поселения бунов и саунталов. Армия шла вперёд, и количество её солдат быстро росло. Учителя и студенты, идущие в учебные заведения, мужчины и женщины, спешащие на рынок за покупками, и владельцы магазинов, которые уже собирались открыть свои лавки, — все, забыв обо всём, присоединялись к санкиртане. Громыхание шестнадцати мриданг и звон огромного числа каратал, смешанных с возгласами «Харибол», вылетающими из бесчисленных ртов, сотрясали стены домов. Место ведущего певца занимал Радхика. Он пел и танцевал, украшенный слезами, дрожью и другими саттвика-бхавами. Остальных также переполняла бхава, они вторили запевале и танцевали вместе с ним. Джагдбандху всегда держался рядом с Радхикой. Когда того настолько сильно захлёстывала бхавой, что он подвергался риску потерять сознания и упасть под ноги толпы, Джагатбандху с расставленными в стороны руками приближался к нему вплотную и защищал от падения. Как только процессия достигла поселения бунов, те пришли в безграничное изумление, заслышав саикиртану, сотрясающую небо. Они автоматически втянулись в неё, подобно тому, как железо притягивается магнитом, и запели, и затанцевали вместе со всеми.

Джагатбандху сердечно обнял их лидера Раджанипашу. Последователи Джагатбандху также заключили в объятия остальных бунов. Благодаря объятию великого святого, Раджанипаша с такой силой исполнился бхавы, что упал без чувств на землю. Когда он пришёл в себя, то обнаружил своё сердце, полностью отданным во власть Джагатбандху. У его соплеменников также возникли подобные чувства. Они стали проклинать себя за потворство намерению англичан обратить их в христианство. В их сердцах заполыхал огонь раскаяния. Христианские миссионеры в смятении и разочаровании наблюдали происходящее.

После этого события Джагатбандху и Радхика Ранджан стали прославлены как два духовных сановника Фаридпура. Но в семье Радхики его известность послужила причиной небывалого возмущения родственников. Они стали думать, что он, начав открыто танцевать на улицах вместе со своим закадычным другом, полностью отбился от рук, поэтому его надо отправить из Фаридпура куда-нибудь подальше и таким образом лишить общества Джагатбандху. Итак, его сослали в Баришал, чтобы он жил со старшим братом Виершваром Бабу и изучал в толе санскрит.

Разлука с Джагатбандху тяжёлым бременем навалилась на ум и душу Радхики. Он теперь, ни с кем не разговаривал, всегда прибывая в молчании удручающего состояния. Никто не видел на его лице даже улыбки. Его аппетит также, казалось, покинул навсегда убитого горем юношу. Он пожаловался брату, что ему не подходит климат Баришала, и тот отправил его обратно в Фаридпур. Там Радхику устроили в толу Брахманаканда, которая находилась возле дома Джагатбандху, и он снова вздохнул новой жизнью.

В это время семейная обстановка в доме Радхики по сравнению с прошлой стала для него более благоприятной. Отец уехал в Варанаси, а братья, проживавшие в Фаридпуре, строго за ним не присматривали. Джагатбандху теперь решил организовать компанию проповеди Святого Имени. Как-то он сказал Радхике: «Шарика! Давай съездим в Пабану. В тех местах много святых».

Для Радхики не составило труда отпроситься у матери на двухнедельную поездку в Пабану. В пути Джагатбандху рассказал о реальной цели своих намерений. В Пабане они остановились у Динабандху Даса Бабаджи, которого весьма почитал Джагатбандху, и побывали на даршане Харана Кшепа, кого принимали за инкарнацию Адвайтачарьи, близкого спутника Шри Чайтаньи. На следующий день они устроили в ашраме Динабандху Бабаджи трисандхья киртан[278] и перед самым закрытием школ и колледжей вышли на нагара-киртан. Их мелодичный киртан и трансцендентная бхава привлекла студентов, и они вместо того, чтобы пойти домой, присоединились к танцам под воспевание Святых Имён. Каждый день, покидая учебные заведения, они узнавали друг у друга, в каком месте города сегодня проходит киртан, затем направлялись в указанный район и ждали санкиртану. А когда шествие появлялось, они подключались к нему и, воспевая и танцуя, создавали в городе невиданное дотоле зрелище. Это явилось причиной для беспокойств старшего населения. Они терялись в догадках, каково намерение этих двух фаридпурских подростков, начавших такого рода мероприятие. Ребята не были садху или нищие. Они принадлежали к уважаемым семействам и ничего ни у кого не просили. Они также не затаскивали никого в свои киртаны. Местное молодое поколение автоматически тянулось к ним. Их дети и внуки, забыв напрочь учёбу и всё остальное, как безумцы, под неистовые возгласы прыгали и скакали на улицах до самой ночи. Покровители городской молодёжи, посовещавшись, решили, что им необходимо что-нибудь предпринять, чтобы остановить это безобразие.

Шри Ранаджит Симха Лахиди и Прасанна Кумар Лахиди, два знаменитых адвоката Пабаны, были родственниками Джагатбандху. Покровители пожаловались им на его поведение и попросили прекратить нагара-киртаны. Адвокаты позвали Джагатбандху и сказали ему: «Послушай, Бандху, с завтрашнего дня ты не должен устраивать уличных киртанов. Пойте у себя или в ашраме Динабандху Бабаджи». Но, как только Бандху вернулся в ашрам, то объявил: «Шарика! Пойдём… давай снова устроим нагара-киртан\» Затем он взял мридангу и попросил Радхику петь:

Танцуя под пение Святых Имён, они направились к школам и колледжам. Казалось, сегодня они чувствовали более сильное вдохновение, чем в прежние дни. Звуки мриданги Джагатбандху и голос Радхики наполняло, сводящее с ума, очарование. Студенты и школьники начали выбегать на улицы и присоединятся к ним. Они толкались, соперничая друг с другом, стремясь оказаться поближе к ним, чтобы петь и танцевать, глядя на них.

Радхика пел одну единственную строку: «абара бола харинама, абара бола». Из его глаз нескончаемым потоком текли слёзы. Время от времени волны бхавы, кипящие в его сердце, вырвались наружу в неистовых возгласах, которые разрывали небо. Его бхава трогала сердца людей и заставляла их петь и танцевать вместе с ним. Шествие санкиртаны переходило с одной улицы на другую. Никто не знал, когда и где оно остановится. Никто даже не заботился об этом. Киртан прекратился в десять часов вечера на окраинах города.

Увидев, что на Джагатбандху и Радхику советы и упрёки братьев Лахиди не возымели действия, несколько нечестивцев разработали план их наказания. Когда они после нагара-киртана возвращались пустынной улицей в свой ашрам, на них с палками набросились два злодея, скрывающихся за деревьями. Джагатбандху и Радхика защищали друг друга, принимая удары на себя. Бандиты, избив юношей, сбросили их тела в овраг и убежали.

Через какое-то время они, помогая один другому, выбрались на дорогу и сели в ожидании кого-нибудь транспорта, поскольку у них не доставало сил передвигаться самим. Их подобрала проезжающая мимо повозка. Когда они в ней ехали, Бандху со смехом сквозь слёзы сказал Радхике: «Шарика! Как ты считаешь? Разве наше начинание не достигло успеха? Как только на пути бескорыстного труда появляются препятствия, в этот момент надо думать, что дело продвигается вперёд».

Радхика и Бандху приехали в Фаридпур. Вскоре после возвращения они отправились в Навадвипу и пожили в Харишабхе.

Теперь Джагатбанху стал известен по всей Бенгалии. Когда население Навадвипы и окружающей территории узнало, что он прибыл в город, они стали стекаться в Навадвипу, чтобы получить его даршан. Среди тех, кто там появился, были особые величины: Премананда Бхарата[279], Атула Чампати, Враджабала и Джай Нитай. Они все представляли собой ярчайшие светила, которые в те времена поднялись на духовном небосводе Индии. Почётные гости остановились в Харишабхе. Также ожидался приезд Шри Виджая Кришна Госвами. Их визит, кроме стремления получить даршан Джагатбандху, был также в не меньшей степени мотивирован желанием услышать, трогающие сердца, киртаны Радхики, о которых ходили легенды.

На следующий день рано утром они отправились на нагара-киртан вместе с Радхикой. Жители Навадвипы были без ума от мелодичного голоса Радхики и глубокого эмоционального настроя его киртанов. Они стали толпами присоединяться к шествию санкиртаны. Когда процессия вернулась, число её участников достигло такого большого количества, что их невозможно было разместить, в специальном холле Харишабхи. Радхика продолжал петь в холле, внезапно люди закричали: «Он приехал! Он приехал!» Радхика повернул голову и увидел, идущему к нему, махатму с огромным телом, спутанными волосами, сияющим лицом и красноватыми глазами. Он понял, что это ни кто иной, как Виджая Кришна Госвами. Госвами на какое-то время вперился в Радхику взором, затем внезапно с нечленораздельным криком, выражающим беспредельную любовь, кинулся к нему и заключил в свои объятия. Его прикосновение ввело Радхику в транс. Он упал к его стопам и стал кататься по полу. Виджая Кришна поднял его, снова обнял и неоднократно благословил, погладив по голове.

Вечером Бандху и Радхика отправились на даршан по храмам. На пути они увидели сидящих вместе мужчину и женщину, которые, как сумасшедшие, что-то бормотали неясными, бредовыми словами. Бандху спросил Радхику: «Ты знаешь, кто они такие?»

Радхика ответил: «Безумный мужчина и безумная женщина». Бандху засмеялся. Радхика не смог понять, почему тому так весело. Ночью перед тем, как отправиться спать, Бандху прошептал что-то на ухо Радхике и лёг на кровать. Радхика глубокой ночью, когда господствует кромешная темнота и тишина, быстро вышел во двор. Он пришёл в Подаматалу перед храмом Йгамайи, богини, которая устраивает лилы Гаура-Говинды. Дверь храма была открыта, а внутри, подобно двум факелам, освещая окружающее пространство прохладным, успокаивающим свечением, сидели те же самые личности, которые вечером показались ему сумасшедшими. Радхика, очарованный и оцепеневший, повалился без чувств на землю. Очнувшись, он, не понимая, как там очутился, обнаружил себя в Харишабхе.

После пятнадцати дней наслаждения в Навадвипе обществом святых, даршанами Божеств и санкиртаной Радхика с Бандху вернулся в Фаридпур. Прежде, чем уехать, он вернулся и попросил разрешение на отъезд у Падаратны Махашая: «Милостиво благословите меня, чтобы я освободился от препятствий, мешающих беспрерывно служить Махапрабху телом, умом и душой». Падаратна сказал, взглянув на Божество Махапрабху: «Прабху! Благослови это дитя и позаботься о нём».

Когда Радхика вошёл в свой дом, то увидел дядю и тётю, приехавших из Нилокхи по приглашению матери. Он понял, зачем их позвали. Сен Бхаратачандра через четыре года снова увидел Радхику. Он нашёл его более серьёзным и отметил божественное сияние на лице племянника. Дядя с трудом набрался смелости, чтобы заговорить с Радхикой. Повосторгавшись его преданностью и обсудив некоторые религиозные темы, он сказал: «Я слышал, что ты собираешься отречься от мира и принять образ жизни санньяси».

Радхика ответил: «Мамаджи[280], разве кто-нибудь может отречься от мира своими усилиями? И если Кришна пленил чьё-то сердце, разве сможет этот человек оставаться в миру? В день полной луны морской прилив уносит в море сухую траву. Разве солома оставила берег по собственной воле?»

Сен Бхаратачандра остолбенел. Он не смог найти слов. Мать Радхики, которая с небольшого расстояния слышала их беседу, сказал брату наедине: «Ну что, ты слышал. Он никогда не передумает. Это выросло в огромную проблему. Он не говорит ни с кем, не сидит ни с кем, всегда один… понимаешь один. Ни пьёт, ни ест, ни читает или пишет: вообще ничего не делает, только перебирает бусины чёток. Я не знаю, что ему думается или видится, из-за чего он иногда теряет сознание. Даже во сне он временами молится и кричит: «Ха, Гаура! Ха, Нитай!» — и плачет».

Одним днём рано утром Радхика пришёл в дом Джагатбандху, когда тот лежал на кровати, накрытый с головы до ног куском материи. Едва Радхика вошёл, Бандху спросил: «Кто? Рами? Заходи». Радхика подумал, что он имеет в виду кого-нибудь другого. Но Бандху добавил: «Я говорю тебе». Всё ещё лёжа на кровати, он пригласил гостя присесть рядом и продолжил: «Послушай, вчера я был в Пабане. Динабандху Дас Баба спросил меня: «Ты не взял с собой Рамадаса?» Он сказал, что твоё настоящее имя Рамадас. Когда я пришёл к Харане, тот сказал то же самое. Итак, с сегодняшнего дня у тебя будет имя Рамадас. Это имя, данное сиддха-махапурушой». Затем он взял флакон с ароматическим маслом, стоявшим рядом, намазал им грудь Радхики и сказал: «Посмотри, я сделал тебе абхишеку[281] маслом Радхарани». Радхика почувствовал себя, восседающим на троне другого плана бытия и что абхишека и новое имя означают для него новую жизнь в отречении.

Однажды пришли Судханва и Бакул и принесли ему письмо от Бандху, в котором он писал: «Дорогой Рамадас!

Я посылаю тебе десять рупий. Приезжай в Навадвипу, когда тебе будет удобно. Живи в Харишабхе. На встречи с Шриканта Чаудхари ты узнаешь, что делать потом».

В тот же день ночью Рамадас поднялся с кровати, поклонился спящей матери, в уме помолившись ей о разрешении уйти навсегда. Он вышел из дома, порвал своё дхоти на две половины, одну одел как бахирвасу, а другую вместо чадра и отправился в Навадвипу со стопкой книг на плече и мешочком для чёток в руке.

Прибыв в Навадвипу, он встретился с Шриканта Чаудхари, последователем Джагатбандху, который в соответствии с его инструкциями посадил Рамадаса на поезд с билетом до стации Хатхарас. В Хатхарасе Рамадас поселился в доме Сена Атала Бихари Нанди, другого преданного Джагатбандху. Затем он получил ещё одно письмо от Бандху, в котором тот писал: «Дорогой Рамадас! Из Хатхараса сам добирайся до Вриндавана. Отшельник всегда один, куда бы он ни пошёл. Он ни от кого не зависит. Он никогда не настаивает, чтобы другие следовали за ним или принимали его точку зрения. Он всегда принимает наилегчайший путь истины. Бхагаван обладает безграничными качествами, из которых шесть главных. Вайрагъя — самое важное из всех. У тебя есть поддержка и сила вайрагьи. Поэтому всегда оставайся свободным и бесстрашным. Живи, собирая мадхукари. Прежде всего сходи в храм Говинды Дева. Что делать потом, ты узнаешь в должное время. В должное время ты встретишь меня. Твой Бандху».

Получив письмо, Рамадас на первом же поезде поехал во Вриндаван. В поезде он познакомился с пожилой женщиной, которая показала ему старый храм Говинда Дева. С правой стороны храма находилась комната похожая на храм. Она вошла в эту комнату и сказала: «Заходи, это мой дом. Как только он вошёл, женщина исчезла, и на алтаре появилась Йогамайя в форме прекрасного Шри Мурти. Рамадас воскликнул: «Ма! Ма!» — и упал без сознания. Когда он очнулся, маханта храма сказал ему остаться жить в комнате Йогамайи. Рамадас подумал, что это всё произошло благодаря её милости.

На следующее утро Рамадас пошёл принимать омовение на Ямуну и случайно встретил Враджабалу и Премананда Бхарати. Премананда обнял его и поцеловал, сказав: «Каннайя[282] услышал мои молитвы. Он сделал тебя свободным и привёл в место Своих лил. Теперь Он будет играть с тобой и будет с радостью слушать твои киртаны».

Однажды Рамадаса лёг под дерево кадамба на Калидахе, воспользовавшись корневищем вместо подушки, и уснул, подобно тому, как ребёнок засыпает на коленях у матери, когда сосёт её грудь. К концу ночи он увидел во сне богиню, чьё тело сияло, подобно тысячи лун. Она нашептала ему на ухо мантру. Утром он пришёл в кутир к Враджабале и рассказал ему сон. Враджабала пришёл в восхищение и обнял Рамадаса, сказав: «Йогамайя! Милость Йогамайи! Милостью Йогамайи ты получил во сне мантру. Позднее ты получишь мантру от махапуруши. Джага[283] не дал тебе мантру. Он никому не даёт мантру. Повторяй джапу и мантру. Ты осознаешь желанную цель». Рамадаса услышав эти слова, задрожал всем телом, а из его глаз выкатилось несколько слёзинок.

Рамадас Бабаджи уже получил благословение всех великих махатам того времени. Теперь у него было благословение Йогамайи. После этого, что ему ещё оставалось желать? Оставалось только одно: исполнение благословений. Нижеследующее случилось незадолго до того, как его желания исполнились.

Одним днём, странствуя по Враджу, с целью получить даршан мест, связанных с лилами Кришны, он пришёл на Радхакунду. Он сидел на перешейке в месте слияния Шьямакунды и Радхакунду и вдруг увидел двух юных гопи, стоящих на берегу Радхакунды и разговаривающих между собой. Красота их лиц, светящихся трансцендентным сиянием, похитила его сердце. Когда он глядел на них, его представление о самом себе как о мужчине трансформировалось в восприятие себя манджари, служанкой Радхарани. Внезапно гопи исчезли. Солнце медленно закатилось за горизонт, и наступила ночь. Когда стало темно, появились, смеясь, те же самые пастушки. Они попросили его сопровождать их. Рамадас последовал за ними, подобно завороженному человеку, охваченному трансцендентальной бхавой. Он принял свою духовную форму ианджари и, пройдя некоторое расстояние, увидел красиво украшенные качели, свисающие с огромной ветви баньяна, на которых сидели Радха и Кришна, а несколько гопи раскачивали их. Рамадас почувствовал необыкновенное наслаждение от созерцания Божественной четы и запел. Вдруг вся сцена исчезла, но его Радха-даси (манджари) бхава осталась с ним навсегда.

Спустя некоторое время во Вриндаван приехал Бандху и взял Рамадаса с собой на Радхакунду. Они прожили там один месяц, наслаждаясь киртаном, смаранам и даршанам в медитации различных лил Радхи и Кришны, затем за день до Расапурнимы вернулись во Вриндаван.

Однажды, когда они возвращались после омовения в Ямуне, какая-то женщина дала Рамадасу богатый прасад: различные кушанья в большом количестве. После того, как она ушла, Бандху положил себе в рот одну щепотку прасада, а другую — в рот Рамадасу и предложил: «Пойдём поклонимся Ямуне и выбросим прасад в реку». Рамадас послушался, но не понял, почему Бандху сказал ему выбросить прасад в Ямуну.

Бандху внезапно заговорил: «Послушай, Шри Мурти и прасад не отличны. Шри Мурти остаётся в действительности не проявленным. Оно проявляет себя только чистому преданному: даёт ему даршан и разговаривает с ним. Подобно этому, прасад тоже не проявляется каждому. Он проявляет себя только в доме преданного. Поэтому прасад нужно принимать только в доме преданного. К прасаду, полученному от непреданного, нужно относиться как к Майей в форме прасада».

Через несколько дней Бандху решил вернуться в Бенгалию, оставив Рамадаса во Вриндаване. Когда он сказал Рамадасу об этом, глаза того наполнились слезами. У Рамадаса и так было тяжело на сердце, поскольку личность, ради общения с которой он отрёкся от мира, обрекла его на одиночество во Вриндаване. Он ожидал, что Бандху не будет больше его лишать своего общества. Но Бандху взял его за обе руки и нравоучительно произнёс: «Рама! Живи во Вриндаване. Ты достигнешь всего». Рамадас ответил сдавленным голосом: «Хорошо», — и из его глаз закапали слёзы.

После отъезда Бандху, Рамадас стал жить в Путана кундже, неподалёку от храма Радхармана. Он жил в строгом отречении и проводил своё время в джапе, лила-смаранам и в компании садху. За прасадом ему приходилось ходить в дом Рагхунанданы Госвами. Рагхунандана Госвами в присутствии Джагатбандху сказал ему ежедневно приходить к нему за прасадом. И Бандху из уважения к Госвами не возразил. Но он уже говорил Рамадасу не принимать ни у кого стхула-бхикшу[284]. Рамадас ощущал необходимость подчиниться им обоим. Поэтому он приносил прасад от Рагхунандану Госвами и отдавал его одной пожилой женщине бриджабаси, у которой брал две роти[285] из баджары или джвары[286]. Бедная женщина была рада получить от странного юноши богатое угощение, в которое входили такие блюда, как кхир, пури и сандеш. Однако Рамадас чувствовал себя более счастливым, получая от неё мадхукари: роти из кормового зерна.

Какое-то время прошло таким образом. Теперь Рамадасу исполнилось семнадцать лет, и в его жизни произошло одно важное изменение. В качестве прелюдии ему доставили десятирупиевую купюру с приказом от Бандху. На банкноте было надпись: «Приезжай в Калькутту на поезде через Хугли. Живи у Пхатики Маджумадара из Кумаратули. Твой Бандху».

Когда Рамадас прибыл в дом Пхатики Бабу, Бандху был уже там. Не много позже туда пришёл Шри Атул Чампати, махатма выглядевший как авадхута[287]. Он пригласил Рамадаса в комнату и сказал: «Ты оставайся здесь. Сегодня Бандху не хочет никого видеть». Рамадас, услышав эти слова, оцепенел. Он приехал к Бандху, кто был для него и жизнью, и душой, с нетерпением ожидая встречи после стольких долгих дней, и предполагал, что тот тоже ждёт его в беспокойстве и крепко обнимет, как только увидит. Ему не могло представиться даже во сне, что Бандху оттолкнёт его с таким безразличием. Он думал, зачем тот вообще вызвал его из Вриндавана. А если всё-таки позвал, то почему так равнодушен? Для этого должен быть какой-то важный и секретный повод. Он пытался догадаться, на каком основании его вызвали, но безрезультатно.

За день перед приездом Радхики Бандху сказал своим последователям: «Я ожидаю получить растение Харинамы из Вриндавана. У растения — хорошее семя. Не так давно я оставил его расти в климате Вриндавана. Сейчас оно прошло все испытания и, усыпанное плодами, скоро появится здесь». Бандху предчувствовал, что вриндаванскии попугаи могут съесть все плоды этого растения, и сотни тысяч людей останутся голодными. Он хотел оставить Рамадаса в миру как ходячее калпаврикшу (дерево желаний), чтобы тот, свободно перемещаясь, принёс блага всем людям. Однако это задача оказалась не из лёгких. И главным препятствием к её решения была любовь Рамадаса к нему и его горячее желание всегда быть рядом с ним. Это для удаления главной преграды он придумал уловку, которой воспользовался в самом начале приезда Рамадаса.

Однако более важной, чем эта, была другая причина, из-За которой Бандху решил держать Рамадаса на некотором расстоянии. Все последователи Джагатбандху относились к нему как к Бхагавану. Только один Рамадас считал его дадой или старшим братом. Связь, которая установилась между ними, основывалась на чистой любви, — любви простой, неизменной, естественной и свободной. Она не была заключена в рамки формальностей, страха или уважения к каким-либо видам айшварьи или положениям в обществе, вызывающих настроение поклонения, подобно тому, как эти рамки не ограничивали отношения гопи и Кришны. Гопи отказывались признавать Кришну Бхагаваном, хотя осознавали Его безграничную айшварью.

Для Джагатбандху было невозможным удержать вместе своих последователей, которые относились к нему противоречиво. Запоздавшая встреча Рамадаса с Бандху состоялась. Одна улыбка Бандху заставила его забыть все обиды. Они как обычно заговорили о лилах Кришны и устроили киргпан. По желанию Бандху Рамадас выходил днём на нагара-киртан, а ночь они проводили в беседах о лилах Радхи и Кришны и пели лила-киртаны.

Через пару месяцев Бандху арендовал дом № 64-1 на улице Чаша-дхопа-пада и переселился в него. Дом находился неподалёку от Домапада, Рамбагана и района, где жили проститутки. В этом месте воровство, вооружённые нападения и убийства были обычным делом. Бандху выбрал этот район, потому что его миссия спасения падших и направления их по пути бхакти могла быть более успешной только в том случае, если он сам будет жить среди них. Поселившись на новом месте, он отправлял Чампати вместе с другими своими преданными на санкиртану по городу и сказал Рамадасу каждый день омываться в Ганге и затем одному петь киртан в Домападе, Рамбагане и других местах прилегающей территории. Однако киртан доставляет больше удовольствия, когда поётся многими преданными. И милостивый Господь послал четырёх других преданных, на которых произвели сильное впечатление киртаны Рамадаса, и они предались ему. Их звали Туласи, Кширода и Рану. Четвёртым был чёрный и тощий пёс, обычно приходивший на киртаны раньше всех. Рамадас увидел его первый раз, когда открыл дверь дома, собираясь идти купаться на Гангу. Пёс показался ему старым вайшнавом с типах ой и кантхималой. Рамадас поклонился вайшнаву. Но как только он поднялся после поклона, перед ним сидел не человек, а собака. Пёс прибегал к нему каждый день, прежде чем он уходил омываться на Гангу, и куда-то убегал после его возвращения. Во время киртанов он периодически подвывал, издавая звуки похожие на Харибол.

Рамадасу не нравилось, что Бандху отделил его от других преданных. Он заметил, что отношение к нему последователей Бандху, особенно отношение Чампати, становилось всё более и более враждебным. Рамадас задыхался в такой обстановке. Он стал задумываться о возвращении во Вриндаван. Поэтому Бандху как-то сказал ему: «Послушай, это естественно для тебя тосковать по Вриндавану. Но только человек, который ест после того, как накормит других, является человеком в полном смысле этого слова».

Однажды Рамадас совершал смаранам ночью. Бандху, играя мягко на мриданге, заманивал его к себе на лила-киртан. Рамадас пришёл в его комнату и стал петь лила-киртан, в то время как Бандху продолжал играть на мриданге. Во время пения Рамадас вошёл в транс и увидел Радху и Кришну, танцующих вместе махарасу[288]. После махарасы уставшая Радха прилегла на колени Кришны. Кришна, подобно шмелю, стал целовать лотосное лицо своей возлюбленной. Он так сильно опьянел от нектарной махабхавы с Её губ, что вошёл в ступор и онемел неподвижный, как статуя. Когда Кришна целовал губы Радхики, Она также опьянела и уснула. Созерцая сверкающую, подобно молнии, золотую Радху, спящую на коленях Кришны, чьё тело напоминало цветом грозовую тучу, Рамадас запел: «сакхи тора дхире-дхире катха ка на, рай джена джаги на (О, сакхи! Говорите тише. Не беспокойте Радху и Её сон)».

Рамадас пел и наслаждался трансцендентной красотой Божественной четы. Постепенно он потерял внешнее сознание. Бандху тоже, переживая подобные ощущения, лишился чувств. На рассвете Бандху пришёл в себя и стал петь песню о пробуждении Божественной четы. Его песня пробудила внешнее сознание Радхики. Бандху дал ему тетрадь с песнями о кунджа-бханга-лиле[289] и попросил их спеть.

Рамадас сгоряча бросил тетрадь ему в лицо. Его глаза покраснели от злости, поскольку Бандху отнял у него наслаждение расой, которая доставляло необыкновенное удовольствие тем больше, чем глубже он уходил в себя от внешней действительности.

Бандху рассмеялся и произнёс: «Кто пострадал?

Посмотри в окно». Он имел в виду, что наступило время идти в город с нама-киртаном. Если ради личного удовольствия Рамадас пренебрежёт нама-киртаном, он совершит оскорбление и обидит Кришну, поскольку Нома и Нами, что значит имя Кришны и Сам Кришна, не отличны. Рамадас всё понял и от стыда наклонил голову.

Бандха как-то сказал Рамадасу, что человеком в прямом смысле этого слова, считается только тот, кто не ест сам, не накормив других. Он этими словами дал ему понять, что служение Святому имени выше, чем смаранам. И Рамадас подумал, что Бандху ему советует, чтобы он посвятил будущую жизнь служению человечеству через нама-киртанн, а не посредством лила-самаранам.

На следующий день Бандху внезапно уехал во Вриндаван, оставив Рамадаса в трудной ситуации. Бандху был к нему столь милостив и в то же время — столь безразличен. Он всё ещё восседал в сердце Рамадаса на царском троне, но сейчас покинул его. Образовавшийся вакуум разъедал душу Рамадаса. Он не находил никого, кто мог бы заполнить пустоту. У него также не было никого, кому он мог бы открыться, кроме Калькуттской Йогамайи Ма Кали. Он пришёл в её храм и рассказал свою историю. Ма услышала. Её ответ был скор и благожелателен.

Утром следующего дня, когда он вышел на нагара-киртан, его компанию разделял только пёс. Рамадас пересёк Читапур и шёл по пешеходной дорожке садоводческой фирмы, совершая киртан. Внезапно он услышал позади себя собачий лай. Его лохматый спутник никогда не лаял попусту, поэтому он обернулся назад и увидел его перед каким-то домом, виляющего хвостом и смотрящего на ворота.

Это вызвало у него любопытство. Рамадас пошёл назад, заглянул во двор дома и увидел, что двери гостиной открыты. В правом углу комнаты на диванной подушке сидел огромных размеров махатма с божественным сиянием на лице, который, казалось, прислушивался к киртану Рамадаса. Они какое-то время всматривались друг в друга. Трудно сказать, кто повлиял на кого и как в этом обмене взглядами. Рамадас захотел войти и поклониться ему. Но в следующий момент махатма поднялся и ушёл в другую комнату, бросив на него ещё один взор.

На следующее утро Рамадас, воспевая Святые Имена, сно, ва пришёл к дому Саха Бабу. К нему вышел слуга и спросил: «Возможно, Вы хотите встретиться с Барха Бабаджи из Пури. Он уехал вчера вечером».

Во Вриндаване Рамадас видел много святых, но никто из них, за исключением Бандху, не притягивал его к себе с такой силой, как Барха Бабаджи. Итак, он стал с нетерпением ожидать возможности получить его даршан.

К этому времени из Вриндавана вернулся Джагатбандху. Он со своим последователями остановился в Даржипаде, тогда как Рамадас продолжал жить в Чаша-дхопа-паде. Бандху послал ему послание: «Завтра мы отправляемся в Навадвипу. Встретимся у Ахиратала-гхата.

На следующий день, когда Рамадас пришёл на гхат, Бандху поплыл на лодке вместе с Чампати. Остальные преданные сели в другую лодку, и Рамадас поплыл вместе с ними. Но никто из преданных с ним не разговаривал.

Когда они прибыли в Навадвипу и затем пришли в Харишабху, где остановился Бандху, Рамадас спросил у Чампати: «Где Бандху?» Тот ответил с серьёзным тоном: «Прабху живёт позади Харишабхи в соломенной хижине. Сегодня никто его не увидит».

Чампати этими словами ранил его сердце, которое ещё не зажило, и ушёл.

По Навадвипе распространилось известие, что в город прибыл Нава-Гауранга (новый Гауранга) и что Он где-то скрывается. Рамадас узнал об этом и вспомнил, что когда он в последний раз посетил Навадвипу вместе с Бандху, в городе проводилась перепись населения, и тот попросил преданных спрятать его, чтобы не попасть в списки простых смертных. Теперь, когда о божественности Бандху говорили открыто, Рамадас подумал: «Может быть, для исполнения какой-то цели дада поставил себя в такое положение, поэтому надо держаться подальше, иначе я стану для него препятствием». От этих мыслей он задрожал всем телом, и его глазницы наполнились слезами.

Этот день был днём явления Махапрабху. Прежде, чем наступило время Его рождения, толпы людей устремились к святой Ганге, чтобы окунуться в ней. В Харишабхе никого не осталось, только в углу одной из комнат сидел плачущий Рамадас. В это время туда потихоньку зашёл Бандху и спросил: «Рами! Почему ты здесь сидишь один?» Рамадас заплакал еще горче. Он закрыл глаза обоими руками, поскольку не хотел его видеть. Бандху взял его за обе руки и сказал: «Пойдём… давай тоже посмотрим с расстояния».

Бандху повёл Рамадаса через заднюю дверь Харишабхи и затем улицами и переулками к берегу Ранги и остановился за сломанной кирпичной стеной старого сада. Они увидели бесчисленных людей, омывающихся в Ганге, бесчисленных — стоящих на берегу, бесчисленных — в лодках, и услышали разрывающие воздух возгласы: «Харибол!» Внезапно появилась группа киртана, которая шла к реке и мелодично пела: «Бхаджа Нитай-Гаура, Радхе-Шьяма, джапа Харе Кришна Харе Рама».

Бандху шепнул на ухо Рамадасу: «Группа Барха Бабаджи из Пури!» Рамадас почувствовал, что тот привёл его сюда только для того, чтобы намекнуть принять прибежище у стоп Барха Бабаджи.

В тот день они ни о чём другом не разговаривали. Поздно ночью, когда толпы людей разошлись, они омылись в Ганге и затем вернулись в Харишабху.

Рамадасу пришлось, плача и стеная, провести вместе с < Бандху ещё десять дней в Навадвипе и всё же в тягостной разлуке с ним. Он не мог оставаться в таком состоянии дольше, поэтому вернулся в Калькутту в Чаша-дхопа-паду и начал в соответствии с инструкциями Бандху выходить на нагара-киртан.

Бандху появился через семь дней. Он не пошёл в Дарджипаду, а прямиком направился в Чаша-дхопа-паду. В сердце Рамадаса засиял новый луч света и надежды, но быстро угас. Бандху пробыл рядом с ним двадцать четыре часа, но ни разу не позвал к себе. Ночью Чампати сообщил ему: «Рама! Завтра утром во время нагара-киртана пой прославления Джагатбандху как Бхагавану. Джагатбандху Бхагаван. Мы должны относиться к нему соответствующим образом».

Рамадас не мог поклоняться как Бхагавану тому, кого любил как бандху (друга) и дада (старшего брата). Если бы он сделал так, тогда бы в их отношениях образовалась зияющая пропасть. Как может тот, кому поклоняются как Бхагавану, быть близок чьему-то сердцу как друг или брат? Итак, он решил, что будет правильным куда-нибудь уехать. На расстояние он всё ещё мог быть более близок к Бандху, чем в его обществе. Но события развивались быстрее. На следующее утро Чампати увидел его поющим другие киртаны, а не молитвы Бхагавану Джагатбандху и набросился на него, как ястреб. Он побил его и прогнал прочь, крича: «Убирайся отсюда! Ты не заслуживаешь находиться здесь даже мгновение».

Так, избитый Чампати и игнорируемый Бандху, он пришёл в дом к своему последователю Натавару Ладу из Калькутты. Он жил у него, устраивал нагара-киртаны и практиковал смаранам в соответствии с указаниями Бандху. С того момента, когда его прогнал Чампати, его привязанность к Бандху уменьшилась, и он стал чувствовать всё большее и большее влечение к Барха Бабаджи. Он видел в этом десницу проведения, действующей по плану улучшения его положения и всего человечества, в котором расставание с Бандху и предание стопам Барха Бабаджи являлось существенной частью. Ему не терпелось встретиться с Барха Бабаджи, и он пустился на его поиски.

Он узнал, что в данное время Барха Бабаджи в Навадвипе и на следующий день отправился туда. В Харишабхе ему посчастливилось встретиться с Навадвипой Дасом. Представившись ему, он спросил, где можно найти Барха Бабаджи. Навадвипа Дас ответил: «Он мой дада. Я приведу тебя к нему, — и затем добавил. — Мы зовём его дада, потому что он по самой своей природе для всех нас дада. Его поведение, привычки и характер такие же, как у друга или брата. Он любящий бандху (друг) для каждого».

Рамадас несказанно обрадовался, узнав об этом. Он понял, что найдёт друга в другой личности и то, что казалось разлукой с Бандху, на самом деле было воссоединение с ним в более чарующем образе.

На следующий день Навадвипа Дас привёл Рамадаса в ашрам Палаговинда, где остановился Барха Бабаджи. Как только Рамадас увидел Барха Бабаджи, всё его тело задрожало от волн трансцендентной бхавы и счастья. Он распростёрся перед ним в дандавате. Навадвипа Дас, шепнув на ухо Барха Бабаджи, представил ему Рамадаса и рассказал о его разлуке с Джагатбандху. Когда Барха Бабаджи пристально посмотрел на нового преданного, его взор был суровым. Но в тот же самый момент на его лице засияла улыбка. Он поднялся и обнял Рамадаса. О! Как приятны, как экстатичны были его объятия! Они облили друг друга слезами, как будто старший брат после долгих лет разлуки нашёл младшего и излил на него через объятия и слёзы всю свою накопившуюся в сердце любовь.

Младший брат исполнился восторга, по счастливой случайности найдя своего родного старшего брата, потерянного когда-то давно. Барха Бабаджи присел на топчан, прижимая Рамадаса к своей груди. Через какое-то время волны бхавы взбудоражили его сердце, и он воскликнул: «Джай Нитай! — затем, положив левую руку на спину Рамадаса, добавил, — Бхай[290] Рама! Давай… пойдём!»

Он встал, собираясь выйти из ашрама. Спутники Барха Бабаджи последовали за ним с кхолами и караталами, которые зазвучали по его знаку. Рамадас услышал его слова, исполненные любви: «Бхай Рама! Ты не хотел бы вести нама-киртан?» Рамадас благозвучно запел: «хари боле ре бхаи, гададхара, гауранга басу джахнава нитаи…»

Сладкие звуки и сводящая с ума бхава киртана вводили людей в экстаз. Пока шествие двигалось к Харишабхе, к нему присоединялось всё больше и больше народу. В короткое время процессия достигла огромных размеров. Барха Бабаджи так переполнился бхавой, что затанцевал, подобно бешеному слону, восклицая время от времени: «Ха, Нитай! Ха, Нитай!» Он с трудом сдерживал свои чувства. Когда процессия приостановилась перед Махапрабху в Харишабхе, Барха Бабаджи с любовью обнял Рамадаса и сказал: «Бхай Рама! Ты сегодня сделал меня счастливым. Пусть Нитай благословит тебя премой, чтобы ты в свою очередь благословил бы премой других, распространяя её». С этими словами он посвятил Рамадаса стопам Махапрабху. Рамадас подумал, что Барха Бабаджи навсегда принял его под своё покровительство. Для него стало невозможным жить без него. Во сне или наяву он всегда думал только о Барха Бабаджи.

Рамадас захотел получить от него дикша-мантру. Барха Бабаджи сказал ему, чтобы он сначала спросил согласие у Джагатбандху. Рамадас встретился с Джагатбандху и попросил у него разрешение на инициацию у Барха Бабаджи, Тот с готовностью согласился, поскольку это было частью его собственного плана относительно Рамадаса. Как-то он ему сказал: «Рама, ты обрёл от меня Враджа-расу. Другой махапуруша, который не отличен от меня, даст тебе Гаура-расу, и ты наполнишь ею весь мир». Однако горе Джагатбандху, когда он прощался навсегда с Рамадасом, стало очевидно из письма, которое он написал ему в стихах. Вот несколько строк из этого стиха:

«О! Как расстаться навсегда, Как это стерпеть, как выразить моё горе. Моё тело дрожит при одной мысли об этом».

Великие люди отказываются от всего ради блага мира. Джагатбандху отрёкся от Рами, кто был дороже ему его самого, для блага человечества, чтобы тот под руководством Радхарамана Чарана Дева Даса проповедовал по всему миру Харинаму и дарил освобождение дживам века Кали.

Радхараман дав Рамадасу дикшу, сделал его в полном смысле своим. Рамадас также полностью предался ему и установил с ним такие же отношения, как с Джагатбандху, абсолютно свободные от любого вида преград, колебаний или условий. Это очевидно из следующего эпизода.

Однажды Барха Бабаджи пригласили в дом Шри Мукунда Гхоша. Мукунда Гхош и его жена любили Бабаджи по родительски. Жена Мукунды злилась на него, поскольку он не появлялся у них долгое время. Она намеревалась с его приходом не разговаривать с ним запросто как раньше и этим выразить свое негодование. Всеведущий Бабаджи понял её ум и, едва войдя в их дом, сказал страдальчески, подобно голодному ребёнку: «Ма, я очень голоден. Дай мне что-нибудь поесть». Это пробудило её материнскую любовь, и она забыла всё остальное. Она быстро принесла рабри, сандеш[291] и много другого разнообразного прасада и поставило всё перед Бабаджи и его спутниками. У неё был так же припасён целый поднос больших манго фаджали. Своими собственными руками она положила один плод в рот Бабаджи. Манго было очень большим, вследствие чего фрукт вошёл только наполовину. Внезапно на Рамадаса нашла волна сакхья-бхавы. Он подбежал к Барха Бабаджи, обнял его шею левой рукой и схватил зубами другую половину манго. Волны сакхья-бхавы также захлестнули сердце Барха Бабаджи, он усадил Рамадаса себе на колени, в то время как тот не выпускал манго изо рта. Какая удивительная и захватывающая лила сакхья-бхавы — оба держат одно манго в своих ртах, оба льют слёзы любви, оба погружены в океан бхавы без малейшего осознания окружающей действительности! Она напомнила Гхошу Бабу бана-бходжана-лилу[292] Кришны и его друзей, и он запел о ней песню.

Услышав песню, Бабаджи упал без сознания на землю. Его зубы стиснулись, тело выгнулось дугой, им поочерёдно овладевали дрожь, мурашки, испарина и другие саттвика-бхавы. Гхош Бабу стал повторять песню снова и снова. Рамадас присоединился к нему. Через какое-то время Бабаджи, находясь в полусознательном состоянии, начал петь различные песни сакхья-расы. Все присутствующие перестали осознавать внешнюю действительность. Все воспринимали себя в лесу под деревом, наслаждающимися вместе с Кришной бана-бходжана-лилой. После киртана Бабаджи взял поднос с фруктами и один за одним клал манго каждому преданному в рот, затем ел после них адхарамриту, после давал свою адхарамриту каждому из них.

Теперь Рамадас всегда находился рядом с Бабаджи. Он стал его правой рукой. Его главной задачей была помогать ему в санкиртане. Бабаджи часто говорил ему: «Бхай Рама! Не мог бы ты попеть Святые Имена?» И Рамадас пел, подобно певцу, на которого снизошло вдохновение, а Бабаджи наслаждался, подобно погружённому в океан бхавы. Через некоторое время Бабаджи с удовольствием дал Рамадасу бхеку[293].

Для Радхарамана Бабаджи было естественно вести себя по-дружески и с любовью по отношению ко всем, будь то его ученики или кого-то другого. Но если кто-нибудь из его учеников своим поведением наносил вред бхакти, тогда он не колебался наказать виновного. И Рамадас не был исключением.

Однажды в ашраме Шри Гаурахари Даса Бабаджи отмечали какой-то праздник, и Рамадас пел киртан. Он так сильно переполнился бхавой, что из его глаз нескончаемым потоком струились слёзы, а дрожь его тела временами становилась настолько интенсивной, что оно делалось невидимым. Вдруг он воскликнул: «аре амара питай ре! (О, Питай! Наш Нитай!)», — и громко заплакал. Он повторял снова и снова под звуки кхола и каратал одну и ту же строку и рыдал. Так продолжалось до двенадцати часов, пока кто-то не крикнул: «Пришёл Барха Бабаджи!»

Барха Бабаджи был занят в Радхарамана бхаге. Когда он узнал, что киртан, начавшийся рано утром, продолжается к крайнему разочарованию приглашённых гостей до сих пор, то пришёл, вероятно, его остановить. Рамадас перестал петь, вышел навстречу Бабаджи и поклонился. Бабаджи сказал: «Рама! Ты не знаешь, что такое сева (служение). Ты вдолбил себе, что только плачь в киртанах является настоящим бхаджаном. На махапрасад были приглашены вайшнавы. Всё готово. Но уже двенадцать часов, а твой киртан не заканчивается. Ты не знаешь, как много это доставило неудобств вайшнавам. Не достаточно одной премы, сева тоже необходима».

После того, как бхогу предложили Божествам и накормили прасадам гостей, Бабаджи с учениками и спутникам сел вкушать. Оглядев собравшихся, он спросил: «Где Рамадас?» Кто-то ответил: «Он обиделся и сидит один на гхате Бадала». Бабаджи сказал: «Идити и позовите его принять махапрасад». Кто-то ушёл и, вернувшись, сообщил: «Рама дада сидит один и о чём-то скорбит. Из его глаз льются слёзы. Я позвал его несколько раз, но он не ответил».

«Я понимаю, он злиться на меня», — буркнул Бабаджи. Он встал, вышел из дверей и закричал: «Рама!» Рамадас пришёл и встал перед ним с опущенной головой. Бабаджи с любовью его обнял и сказал: «Ты злишься, потому что я отсчитал тебя. Послушай, для преданного, совершающего Кришна-бхаджан, необходимо заботиться, чтобы не доставить кому-либо беспокойств или не стать причиной неудобств». Он взял Рамадаса за руку и посадил вкушать махапрасад рядом с собой в пангату[294]. Во время еды, если он находил какое-то кушанье вкусным, то клал со своего подноса на поднос Рамадаса немного от этого блюда, приговаривая: «Попробуй, как это вкусно».

В 1905-ом Шри Радхараман Чаран Дас Дев ушёл из этого мира, чтобы присоединится к вечным лилам Радхи и Кришны в духовном Вриндаване. Во время ухода он отдал свои караталы Рамадасу. Вместе с караталами он наделил его своим шакти и возложил на него ответственность проповедовать Харинаму посредством киртана. Соответственно с этим Рамадас начал свою миссию с Калькутты как с центра проповеди. Вся его жизнь была посвящена киртану. Помимо трисандхья-киртана, устраиваемого им ежедневно, он ходил с киртаном по разным местам Харишабхи и по домам преданных. В календарные даты, в которые Махапрабху или Его спутники совершали какие-либо лилы в каком-либо определённом месте, он приходил туда вместе со своими учениками и другими преданными и пел киртаны, связанные с этими событиями. Например, он устраивал киртаны на Ратха-ятре в Джаганнатха Пури, дандамахотсава-киртаны в Панихати в годовщину дня, когда Нитьянанда Прабху совершил дандамахотсаву, и нагара-киртаны во Вриндаване в день прибытия туда Махапрабху. На дни ухода спутников Махапрабху, ачарьев или преданных он пел сучака-киртаны[295]. Таким образом, едва ли проходил один день, чтобы он не устраивал какой-нибудь специальный киртан.

Радхараман Бабаджи также передал Рамадасу свою сверхъестественную способность сочинять песни во время киртанов. Многие песни, придуманные и спетые им в киртанах, были записаны его учениками, и сейчас изданы в трёх больших томах.

В процессе киртанов саттвика-бхавы, которые проявлялись на его теле, своей исключительностью напоминали саттвика-бхавы Радхарамана Бабаджи. Слёзы из его глаз лились так обильно, что за ним должен был кто-нибудь сидеть, чтобы их вытирать. Когда по его телу пробегали мурашки, то дыбом понимались не только волоски на теле, но и длинная шикха на голове. Его тело дрожало столь интенсивно, что становилось невидимым. Иногда одна половина его тела дрожала, а другая немела в ступоре. Изредка он, сидя со скрещенными ногами, подпрыгивал на один фут над землёй. Даже во время обычного повседневного поклонения или мантра-смаранам его бывало настолько сильно переполняла бхава, что он рычал от экстаза, подобно льву, и люди, которые издалека слышали этот рёв, понимали, что Баба совершает бхаджан.

Рамадас Баба в такой степени предался стопам \ Радхарамана Бабаджи Махараджа, что не имел отдельного i от него существования. Он путешествовал из места в место, устраивая санкиртану по его указанию, для его удовольствия и его шакти (энергией). Если он случайно сталкивался где-нибудь с противодействием, то встречал их бесстрашно, полагаясь на шакти гуру.

Однажды его пригласили жители Вишнупура по случаю проведения нама-ягьи, которую они организовали у себя в городе. Вишнупур являлся твердыней вайшнавов со времён раджи Вирахамавира. Но в ту пору там собралось большое количество людей, враждебно настроенных к киртану и не желавших, чтобы вишнупурцы попали под влияние Рамадаса Бабы. Как только Рамадас Баба вместе со своей группой киртана появился в городе, до них дошли слухи, что когда шествие санкиртаны достигнет Лалабанхапада, района, где проводилась ягья, на них нападёт противная сторона.

Адвайта Дас Баба, один из спутшпсов Рамадаса Бабы, посоветовал ему: «Дада! Ты слышал? Тебе завтра предстоит встреча со сборищем насильников, когда твой киртан придёт в Лалабандхападу. Давай не пойдём туда».

Рамадас Баба возразил: «Чей киртан? Твой, мой или гурудева Радхарамана? От чьего имени ты пришёл сюда, совершать киртан? Молись гурудеву или Нитай Чанду, чтобы никто не повредил киртану».

Утром следующего дня Рамадас Баба со своей группой киртана стартовал в Лалабандхападу. Сначала он звоном своих каратал призвал Радхарамана Бабаджи и Нитай Чанда, затем громко запел: «Бхаджа Нитай-Гаура, Радхе Шьяма, джапа Харе Кришна Харе Рама».

Жители Вишнупура провозгласили начало киртана звуком раковин и звоном колоколов. Тысячи людей начали присоединяться к шествию. Горожане осыпали процессию по мере её продвижения лепестками цветов с крыш и из окон своих домов, стоявших по обеим сторонам дороги. Полиция узнала о возможном насилии, поэтому во главе процессии находились вооружённые охранники.

Когда санкиртана приблизилась у Лалабандхападе, все увидели вдалеке большую толпу людей с латхи (палками), копьями и кинжалами, кричащих: «Идите сюда, Нитай-Гаура, Радхе-Шьяма! Мы здесь, чтобы вам, Нитай-Гаура, Радхе-Шьяма, преподать урок!»

Процессия встала. Полиция попросила толпу разойтись. Но никто не двигалась с места. Старший офицер пригрозил, что в случае неповиновения, они откроют огонь. Толпа не слушала, в ней по-прежнему раздавались угрозы и лозунги, призывающие к насилию. Охранники направили на агрессоров винтовки. Пули уже были готовы вылететь из стволов, когда Рамадас Баба, который продолжал петь, не обращая внимания на происходящее, вдруг прорвал полицейский кордон и, двигаясь вперёд, запел более громче и страстно: «Бхаджа Нитай-Гаура, Радхе-Шьяма, джапа Харе Кришна Харе Рама».

Все пришли в ужас. Охранники не могли стрелять, поскольку Баба оказался между сборищем насильников и винтовками на изготовке. Баба поклонился людям, собирающимся на него напасть, распростершись перед ними в дандавате, затем направился к помосту, на котором проходила нама-ягья. Его лицо не выражало ни малейших признаков страха. Он пел киртаи, не прерываясь ни на мгновение. По его щекам струились слёзы любви. Он так обезумел от бхавы, что время от времени пронзительно вскрикивал. Его крики волновали сердца и, казалось, разрывали воздушное пространство. В этот момент вышел вперёд Шри Хриши Кавирадж, главный организатор нама-ягъи. Он одел на Бабу цветочную гирлянду и среди возгласов «Харибол» и звуков раковин пригласил его на помост. Люди, которые намеревались напасть, также исполнились бхавы. Они присоединились к санкиртане, и стали танцевать и петь вместе со всеми[296].

В 1951 — ом году Рамадас Баба с двухсот пятьюдесятью учениками приехал во Вриндаван, чтобы устроить нагара-киртан в Картика пурниму, в годовщину визита Вриндавана Шри Чайтаньей Махапрабху. Автор этой книги, который жил в то время в Агре, вместе с доктором Гокулой Нараяной Вьясой, профессором в медицинском колледже в Агре, также прибыл поучаствовать в киртане во Вриндаване. Но случилась так, что Рамадас Баба заболел. У него была высокая температура, и известный в Калькутте доктор С. К. Дас, который прибыл вместе с ним, посоветовал ему в этот день в киртане не участвовать. Баба согласился, но сказал, что он начнёт петь и пройдёт несколько шагов с участниками шествия, ознаменовав этим начало киртана. Он помолился Шри Радхараману и запел. Слёзы, дрожь и другие саттвика-бхавы украсили его тело. Он так глубоко погрузился в бхаву, что забыл самого себя, и двигался вперёд, воспевая и танцуя. Никто не мог отважиться его остановить. Киртан начался в пять часов утра от храма Махапрабху, шествие прошло мимо храма Гопешвара Махадева, Рангаджи, Наджаки-мандира, Банакханди, Севакунджи, Имлиталы и в одиннадцать часов вечера вернулось к храму Махапрабху. Всё дорогу Баба пел, танцевал и лил слёзы. Ему в то время было семьдесят пять лет, автору — сорок три, а профессору Вьясу — около пятидесяти. Автор и Гокула Нараяна Вьяса в течении нагара-киртана присаживались отдохнуть в нескольких местах, но Рамадас Баба шестнадцать часов подряд продолжал петь и танцевать без каких-либо признаков усталости, погруженный в океан бхавы, которую мы никогда не испытывали прежде.

Жизнь Рамадасы Бабы представляла собой неиссякаемый поток Харинама-киртана. Он так отождествился с Харинамой, что всё шакти Святого Имен стало его достоянием. Баба мог по своей воле сделать всё то, что могла совершить Харинама. Он лечил болезни, устранял нужду и страдания людей и даже вдыхал новую жизнь в мёртвые тела. Его жизнь была полна милосердной помощи людям, которые входили с ним контакт. Мы опишем только несколько случаев.

Однажды Баба остановился в доме своего ученика в Сучанда Ракшита в Вишнупуре. Сучанда получил сообщение по телеграфу, что его зятя положили в госпиталь с холерой. Он немедля поехал к больному в Калькутту. Прибыв в госпиталь, он увидел зятя, лежащим мёртвым, а его родственников и друзей, ждущими у входа с цветами и носилками, чтобы сопроводить тело покойного к погребальному костру.

В Вишнупуре старая мать Сучанда стала на глазах у Бабы горестно плакать, стеная, и биться головой об землю. Баба растрогался. Он не мог не утешить её, сказав: «Не беспокойтесь. Он останется жить».

В это время в Калькутте мёртвое тело зятя вынесли за ворота госпиталя. Подметальщик, нёсший носилки, заметил, что оно задышало. Он побежал и информировал доктора. Доктор замлел от удивления. Больной вскоре поправился и вернулся домой[297].

Ученик Рамадаса Бабы, Харипада Кавирадж, жил в Банкуре. Баба был к нему всегда дружески расположен, поскольку тот оказывал бесплатное служение вайшнавам. Сам его дом являлся госпиталем для хворых вайшнавов, которые жили в нём пока не выздоравливали. В 1921-ом году у Харипады умирала сестра Шантабала. В тот же день в Калькутту по делам приехал Ашу Бабу, ученик Бабы. Он пришёл к Бабе и сообщил: «Кавираджа Махашая в большом горе. Его сестра Шантабала при смерти. Она уже, наверное, скончалась». Баба замер. После минуты молчания он сказал: «Не о чем переживать. Она выздоровеет».

На кровати лежало бездыханное тело Шантабалы. Послали человека за её мужем. С его приходом, тело его жены должны были унести на место кремации. Он не мог прийти до поздней ночи. В два часа к Кавираджу Махашая, сидящему в гостиной комнате вместе с другими членами его семьи, пришла пожилая женщина и сказала: «Харипада! Пойди посмотри. Шантабала попросила воды. Попив, она повернулась на бок и уснула». Все родственники устремились в её комнату и с удивлением увидели Шантабалу, которая мерно посапывала во сне.

В 1951-ом году ученик Бабы, Шри Гауранга Дас Бабаджи, слёг в постель. Его ученик доктор Гокула Нараяна Вьяса взял больного в свой дом на лечение. Но его состояние продолжало ухудшаться. Стало ясно, что ему осталось жить не больше, чем двадцать четыре часа.

Ранним утром следующего дня доктор Вьяса на своей машине привёз его обратно во Вриндаван. В пути больной лежал без сознания и доктор предположил, что он, может быть, сделал свой последний вздох в машине. В это время Рамадас Бабаджи в Калькутте проводил утреннюю пуджу Божествам. Его ученик налил для него в стакан чаранамриту от всех Тхакуров, которую Баба обычно принимал в процессе пуджи. Внезапно его глаза расширились, и он, присев, замер со стаканом в руке. Ученик напомнил ему: «Баба, пейте». Баба ответил: «О! Гауранга оставляет нас, я не позволю ему уйти вперёд меня».

Одновременно с этими словами Гауранга Дас открыл глаза. Его состояние начало улучшаться. Он прожил ещё один год и покинул тело через пятнадцать дней после ухода Рамадаса Бабы.

Рамадас Баба проливал свою милость не только на учеников. Его сердце переполнялось состраданием даже к врагам и к душам, которые полностью деградировали. Однажды в Вишнупуре Баба отдыхал в гостиной комнате Сучанда Ракшита, после того, как он где-то по соседству провёл киртан. Его спутники расположились на отдых в соседнем доме, В это время туда пришёл под видом садху, играя на кханджани[298], пьяница по имени Куламани Ачарья, ненавидевший вайшнавов, и стал карикатурно изображать садху вайшнавов в танце под барабан с непристойными жестами в следующей песне:

Сучанда Ракшит не смог стерпеть такого рода осмеяния вайшнавов и с такой силой ударил кривляющегося певца по носу, что из его ноздрей потекла кровь. Подбежали также другие преданные, крича: «Держи его! Бей его!» Рамадас услышал их крики. Он подбежал к ним и, прижав побитого артиста к своей груди, сказал: «Не бейте его. Он принял веш (облик) садху вайшнава, — облик, который священен, давший многим людям возможность пересечь океан Майи. Путана достигла Кришну только за счёт принятой ею веши. Окажите почтение веши. Вместо того, чтобы бить его, прославьте так, чтобы вы тоже могли быть благословенны этой вешью и могли достичь Кришну, совершая бхаджан в соответствии с ней».

Услышав эту речь, все преданные стали касаться стоп Кулумани Ачарьи. Кулумани упал к стопам Бабы и произнёс: «Бабы, ты не кто иной, как Нитьянанда. Милостиво освободи меня из темницы Майи!» — и заплакал. На глазах у Рамадаса также навернулись слёзы. Он утешил Кулумани и собственными руками отёр кровь с его лица.

На следующий день Кулумани опять пришёл к Бабе. Он с побритой головой, с Туласи-кантхи на шее и с тилакой на лбу упал к ногам Бабы и стал плакать и молить о веша-ашрая[299]. Баба дал ему мантру и попросил Гопала Даса Бабу дать ему веш. После инициации Кулумани получил имя Кришнакинкари Дас. Кришнакинкари Дас ушёл во Вриндаван и поселился в храме Шри Враджендра Госвами, где начал служить и совершать Кришна-бхаджан. Милостью Баба он не только преобразился, но и полностью утвердился на пути бхакти.

Однажды в ашраме Рамадаса Бабы у Шри Дулала Бабу из Калькутты украли дорогие часы. Часы обнаружили в чемодане у человека по имени Нагараваси. Адвайта Дас Баба сказал Рамадасу Бабе: «Дада! Это не безопасно держать такого вора в ашраме. Выгони его». Рамадас ответил: «Я получил наставление от гурудева принимать, а не отвергать. И буду жить со всеми людьми независимо от того, плохие они или хорошие».

Баба обычно говорил: «Если вы узнали, что человек греховен, и прогоняете его из-за этого. Кто его примет? Вы должны оставить грешника при себе и преобразить его. Сердце Нитьянанды всегда рыдало, ради освобождения падших».

Как-то к Бабе в ашрам пришёл нищий, страдающий ужасной формой проказы, и попросил еды. К тому времени все в ашраме, кроме Бабы, уже поели. Для него оставили прасад на подносе. Баба поставил свой прасад перед нищим. Тот съел сколько смог, оставив на подносе остатки. Баба без каких-либо колебаний или брезгливости съел объедки прокажённого. Обитатели ашрама глядя, как Баба ест остатки больного проказой, содрогались от отвращения, но не осмеливались ничего сказать. Этот случай показывает, что Баба не только всегда проливал милость на самых падших, но и приводит пример чинмая-буддхи[300] к бхагават-прасаду. Шастры говорят, что прасад никогда не оскверняется, поскольку он чинмая (духовен). Человек, думающий по-другому, обречён.

Однажды, когда Баба жил в Навадвипе в Самаджабари, к нему пришёл смертельно пьяный забулдыга. Он вперился в Бабу осоловелым взглядом и невнятно пробормотал: «Ты Рамадас Баба? Я У пен Дутта. Я убил много людей. Посмотри, сколько у меня на спине шрамов от ножей». С этими словами он повернулся к Бабе спиной. Затем, подойдя к нему вплотную, продолжил: «Ты Рамадас, правильно? Я У пен Дугта», — и упал к стопам Бабы. Во время его падения на пол упали и разбились две бутылки спиртного, которые он держал подмышками. Содержимое бутылок растеклось в разные стороны. Садху и Госвами, сидевшие рядом, отскочили назад. Но Баба не двинулся с места. Пьяница начал кататься в луже спиртного и реветь: «Ты Рамадас Баба? Правильно? Разве ты не освободишь меня? Я Упен Дутта».

Некоторые садху стали думать, не позвать ли полицию. Баба продолжал молча с состраданием глядеть на убивающегося Упену Дугту. Из его глаз потекли слёзы, а тело охватила дрожь. Вдруг он воскликнул: «Ха Нитай!» — и обеими руками поднял его. Голова пьяницы безвольно покоилась на груди Бабы. Баба двинулся, поддерживая его. Тот сделал два шага и снова свалился на пол. Тогда Баба надавил ему между бровей большим пальцем правой руки и произнёс мантру. В момент звучания мантры, Упен Дутта затих, казалось, он уснул. Через какое-то время он открыл глаза и с недоумением огляделся. Баба снова его поднял и, обнимая как брата, повёл. Его ученики наблюдали, стоя поодаль. Никто не мог набраться смелости что-нибудь сказать. Баба вышел из ашрама и направился в обнимку с Упеном в сторону Шриваса-ангана-гхата. Лалита Даси попросила садху последовать за ними.

Баба ещё не принимал, прасад, поэтому все погрузились в его ожидание. Но он вернулся, когда наступили сумерки, во время вечернего арати. Пьяница пришёл вместе с ним. Он совершенно изменился. На его лбу красовалась тилака, а вокруг шеи — Туласи-кантхи. Баба одел на него одну из своих кантхимал. У пена Датта держался спокойно, скромно и покорно и ходил с опущенной головой, как человек, совершивший тяжкое оскорбление. Но это не был прежний Упен Дутта, он стал Упеном Да, братом в боге учеников Бабы Рамадаса.

Однажды преданные Арамабагха в районе Вардхамана пригласили Рамадаса Бабаджи провести у них аштапрахара-киртан. Когда Бабаджи с тридцатью учениками спустился с поезда на станции Вардахамана, шёл сильный дождь, и пришлось идти по скользкой дороге. Но они всё же шли под пение киртана. Вдруг дождь хлынул как из ведра. Дорогу залило по колено. Им пришлось укрыться под навесом соломенной хижины одной пожилой женщины, не доходя до Арамабагха. Киртан зазвучал в полную силу. Звуки кхола и каратал сотрясали воздушное пространство. Преданные Арамабагха, пришедшие их встречать, также присоединились к ним. Они увидели, что Бабаджи полностью потерялся в киртане. Интенсивность его погружения можно было оценить по аштасаттвика-бхавам, которые беспрерывно украшали его тело. Он совершенно забыл самого себя и предстоящий киртан в Арамабагхе. Поскольку ливень также продолжался с неослабной мощью и интенсивностью, из-за чего было невозможно доставить Бабаджи в Арамабагха, они решили провести аштапрахара-киртан прямо здесь. Через какое-то время место для киртана организовали под быстро натянутым во дворе тентом из подручных материалов. На следующий день туда пришло много людей из Арамабагха, чтобы принять участие в киртане.

Пожилая женщина была изгнана из общества из-за внебрачной связи в юном возрасте. Не один уважающий себя человек никогда к ней не заходил. Она всеми покинутая в своём преклонном возрасте вела ужасную жизнь. В её сердце всегда бушевал огонь раскаяния. Но в тот день провидение внезапно смилостивилось над ней. Её хижина преобразилась в храм для киртана. Аштапрахара-киртан очистил её существование и ознаменовал собой новую главу в её жизни. Она приняла инициацию у Бабаджи и получила имя Сатьядаси. Сатьядаси продала свою хижину и уехала во Вриндаван жить как преданная Кришны.

Как-то Бабаджи собирался посетить Пури, чтобы принять участие в Ратха-ятре. Он сел со своими спутниками в забронированное купе на станции Хаврах. Кто-то украл портфель у его ученика Шри Нанды Бабы. В портфеле лежало две тысячи триста рупий, собранных преданными для Ратха-ятры. Вором оказался хорошо одетый человек, выглядевший, как джентльмен. Через какое-то время его поймала полиция и привела вместе с портфелем к Бабаджи. Полицейские хотели, чтобы Бабаджи написал на него заявление. Но он стоял смиренный и жалеючи глядел на вора. По его щекам потекли слёзы. Вор содрогнулся от проникновенного взгляда святого и упал к его стопам. Баба понял его настоящее состояние. Он сказал голосом, переполненным состраданием, одному из своих братьев в Боге: «Он в беде.

У него нет денег, чтобы отправиться куда-либо. Дайте ему немного денег на билет». Вручив бедняге деньги, Бабаджи со своими спутниками сел в поезд. Поезд тронулся, и на перроне никого не осталось, кто мог бы написать на него заявление.

История Наянатары Деви из города Сонамукхи также является хорошим примером милости Рамадаса Бабаджи к греховным и падшим. Наянатара родилась в респектабельной семье брахманов из Сонамукхи. Все члены её семьи принадлежали к образованным людям. Она также получила хорошее образование. Её выдали замуж за единственного сына одного богача из Варанаси. Жених был просвещён, но не красив. Наянатаре он не понравился. Она сбежала от него вместе с сыном ювелира. Он привёз её в Дели, затем в Агру, Лакнау и поменял ещё несколько других мест. В итоге они поселились в Калькутте. Он прожил с ней там некоторое время и бросил. Ей ничего не оставалось, как вернуться к родителям. Но её приняли плохо. Спустя какое-то время она переехала в Банкур и стала зарабатывать проституцией, поселившись в соответствующем районе.

Как-то случилось так, что Бабаджи после нагара-киртана в Банкуре проходил через район, где жили проститутки. Увидев Наянатару, он одарил её милостивым и сострадательным взглядом. Его взгляд тронул её сердце, оно полностью изменилась. На следующий день она приняла у Бабаджи инициацию, раздала своё добро подругам и, побрив голову, с единственным сари, одетым на её тело, отправилась во Вриндаван. В течение длительного времени никто о ней ничего не слышал.

В 1933-ом году Бабаджи Махарадж приехал во Вриндаван по случаю Расотсавы. Его сопровождало большое число преданных и Госвами. Одним днём он пел свапнавшаса-лила-киртан[301] в Нидхуване. В одной строфе киртана говорилось:

Одна женщина, едва услышав этот куплет, упала без чувств. Её сознание больше к ней не вернулось. Она в действительности умерла, плача в разлуке по Кришне. Это была ни кто иная, как Наянатара, отвергнутая обществом. Милостью Бабаджи Махараджа она стала истинной вайшнави. Возможность такой смерти жаждут многие святые. Она оставила тело в Нидхуване в присутствии гурудева, слушая его никунджа-лила-киртан, и вошла в духовном теле в трансцендентную никунджу.

Как-то Шри Радхараман Чаран Дас Дев сказал Рамадасу: «Рама, не строй новые храмы или матхи. Если появиться возможность восстанавливай старые и организовывай в них должное служение Божествам». В соответствие с волей гурудева Рамадас Бабаджи, несмотря на настойчивые просьбы преданных, не строил храмы. Но количество старых храмов и ашрамов, возрождённых им, и число Божеств, для которых он устроил подобающее служение, было на удивление велико. Особыми примерами являются Харидаса Тхакура матх в Пури и Патхабари ашрам в Вараханагаре в Калькутте. В 1907-ом году администрация города собралась продать с молотка христианам матх Харидаса Тхакура. Рамадас Бабаджи приложил громадные усилия, чтобы овладеть им, и добился успеха. Он устроил соответствующую организацию служения в матхе, которая продолжается до сих пор.

Замысел, для которого Джагатбандху Прабху вызвал Рамадаса из Вриндавана, теперь был исполнен. Рамадас, подобно ходячему калпатару, благословил своими плодами тысячи людей и направил их по пути бхакти. Настало время ему последовать за Лалитой Сакхи, его сестрой в Боге, оставившей этот мир в 1946-ом, чтобы присоединится к нитья-лиле Радха-Говинды. Итак, в 1953-ом году на аграхаяна шукла чатурдаши он как обычно проснулся ночью в два часа тридцать минут и сказал своему помощнику: «Сегодня я должен уйти. Диди (Лалита Сакхи) зовёт меня. Позови всех. Принеси Тхакуров (картины с изображением Гаура-Нитай)». Затем он принял омовение и сел на пол. Пришли все жители ашрама с картинами Гаура-Нитая. Бабаджи сказал им повторять Харинаму, после чего воскликнул: «Джай Джагатбанху! Джай Махавира Радхараман! — и громко запел. — Бхаджа Нитай-Г'аура, Радхе-Шьяма, джапа Харе Кришна Харе Рама».

Все обитатели ашрама со слезами на глазах присоединились к киртану. Голос Бабаджи постепенно ослабел. В итоге он совершенно замер. Рамадаса Бабаджи больше не было. Он ушёл в нитъя-лилу божественного Вриндавана.