Позднее они с Жози не раз встречались, и даже, краснея, обсуждали книги.
– Доктор уверен, что вот это, – она небрежно тыкала пальчиком в томик, лежащий на перилах. – Должно возбудить мое естественное любопытство. Но пока оно возбуждает только отвращение. Мне кажется, что это совсем не нужная вещь, только, быть может, для рождения детей.
– Возможно, – пожимал плечами Томас. – Я из этих книг понял, что мужчина практически всегда испытывает определенные потребности… Но мне это, видимо, недоступно. Или тут здорово преувеличено значение интимной близости.
– Разумеется, преувеличено! – горячо воскликнула Жози. – Это же литература, а там так много всего – выдумка!
– Согласен с вами. Давайте оставим это непотребство и просто погуляем по саду? В самом деле, здесь такая красота, надо пользоваться моментом.
Они гуляли по дорожкам и аллеям, делясь впечатлениями. Здесь, действительно, было очень красиво. Эта лечебница явно была очень дорогая. Пациенты, которым не требовался круглосуточный присмотр, жили в отдельных домиках, могли ходить на обед или ужин в общий зал, а могли заказать еду в свой домик. К их услугам был небольшой открытый бассейн (который пока был пуст – все же не лето на дворе), качели, для мужчин – силовые тренажёры. Не было лишь библиотеки, очевидно, считалось, что душевнобольным людям она ни к чему.
Кроме Жози, Томасу пару раз удалось поболтать с безумным поэтом, но тот был по-настоящему болен: говорил только стихами и то бессмысленную ерунду. Неудивительно, что с Жозефиной они подружились: главное, было ее совсем не трогать – и она была тогда совершенно нормальной.
В один из дней она примчалась к нему в беседку, ломая руки.
– Томас, доктор сегодня сказал, что мое лечение очень прогрессирует, – выпалила она, едва не плача. – Он сказал, что через пару недель отпишет моему мужу и пригласит его сюда, а потом, если все сложится – выпишет меня домой!
– Так это же прекрасно! – радостно воскликнул Грин. – Свобода!
Но Жози отчаянно разрыдалась.
– Ты не понимаешь, мне нельзя домой. Я потенциальная убийца! Что, если я все-таки убью его, и меня тогда арестуют, а может быть, даже казнят! Ах нет, женщин не казнят…
– Полно реветь, – вздохнул Том, привлекая девушку к себе и укачивая в своих объятиях. – Рано паниковать. Может быть, ты увидишь мужа и полюбишь его всей душой.
– А может быть, я вспомню, что он изощренно измывался надо мной и довел до сумасшествия, – сердито пробурчала Жози ему в плечо.
Том замер, вдруг понимая, что она совершенно спокойно переносит его объятия, а значит, решение доктора вполне объективно. Отчего-то от этой мысли стало горько во рту, и он ревниво прижал ее к себе чуть сильнее. Нет, он не хотел бы ее отпускать.
– Ты меня задушишь, – недовольно пробормотала Жози, ворочаясь в его руках, но не вырываясь. – Том, как думаешь, у дока должны быть записи? Ну, о нашем лечении, о прогрессе, о диагнозе…
– Однозначно, – кивнул Томас. – Предлагаешь взломать кабинет дока?
– Одна бы я ни за что не решилась, – покраснела Жози. – Но с тобой… мне не страшно. Я ведь была у него в кабинете, видела все эти ящики…
– Я вижу в темноте не хуже, чем днем, – сообщил ей Том. – Но кабинет заперт. Жози, у тебя ведь есть шпильки?
– Ну конечно!
Она вынула из гладко убранных пепельно-русых волос тоненькую металлическую шпильку, а Томас, повертев ее в руках, неожиданно для себя свернул из нее какой-то странный крючок.
– Вполне возможно, что я раньше был взломщиком, – задумчиво протянул он. – Знаешь, Жози… Если вскрывать кабинет, то сегодня или завтра. Тучи, туман по ночам. А ведь почти полнолуние, хороши мы будем, если нас заметят.
– Сегодня! – решительно заявила Жози. – Чем быстрее, тем лучше.
Они встретились ночью у главного здания и прокрались в кабинет врача (Томас, действительно, легко вскрыл дверь шпилькой).
– У тебя глаза светятся, – испуганно сообщила ему Жозефина. – Как у кошки в темноте.
– Бывает, – буркнул Томас, вскрывая один ящик за другим. – Кажется, нашел!
Жози ничего не видела во тьме, ей оставалось только слушать, как он читает громким шепотом:
– Томас Грин, мужчина, предположительно от тридцати до сорока лет, доставлен в клинику двумя неизвестными. С их слов Томас является: оборотнем класса рысь. Сексуальные предпочтения: мужеложец. Переломы рук и ног, открытая травма головы. Полная потеря памяти. Лечение… Так, это неинтересно. Мужчинами внесена оплата за пребывание Т.Г. в сумме 200 двойных империалов.
Он засунул папку обратно в ящик дрожащими руками. Ладно, оборотень – он это подозревал, но мужеложец – это уже слишком! Так вот почему док не возражал против его общения с Жози! Он не представляет для нее никакой опасности!
Чтобы хоть немного успокоиться, он нашел ее историю болезни и так же зачитал вслух:
– Жозефина Ивленг, 22 года. Синдром Святой Елизаветы. Доставлена в клинику мужем, лордом Эдмуном Ивленгом, в крайне истерическом состоянии. Видимых ран и повреждений, как свежих, так и застарелых, не обнаружено. При поступлении вела себя агрессивно, кидалась на людей, плакала. Назначенное лечение: ледяные компрессы, успокаивающие сборы, голодание… Тебя морили голодом? Какое скотство!
– Я не помню, – коротко ответила Жози. – Том, кто-то идет.
– Мы узнали всё, что хотели, – он убрал папку на место и запер ящик. – Ты вся дрожишь. Я провожу тебя в твой домик.
Жози послушно шла за ним и даже позволила усадить себя на единственный в маленькой комнатке стул.
– Я все же сумасшедшая, – потерянно шептала девушка, обхватив плечи руками. – Боги, какой стыд! Послушай, Том, ты должен мне помочь?
– Как? – приподнял рыжеватую бровь мужчина, за неимением второго стула присаживаясь на краешек стола.
– Ты ведь этот самый…
– Кто?
– Мужеложец.
– Предположительно. Но не точно.
– Я думаю, что ты он самый, – надула губки Жози. – Поэтому я тебя совсем не боюсь. Ни капельки.
Томас смотрел на эти губы и понимал, что в его истории болезни явно ошибка. Нихрена он не мужеложец. Ему очень хочется это Жози доказать, да так, чтобы она всхлипывала под ним, как героини её "лечебных" книг, но нельзя. Слишком хрупкой была ее психика. Он откашлялся и виновато произнес:
– А ты не думала, что ты меня не боишься, потому что я хороший? А вовсе не потому, что ты не интересуешь меня в интимном плане.
– Доктора я тоже не интересую, но я его все равно боюсь, – наморщила нос Жози. – К тому же ты меня не дослушал. Том, я больна. Но я думаю… раз я смогла к тебе привыкнуть, смогу привыкнуть и к мужу. Надо только немного потренироваться.
– Что это ты задумала?
– Я буду тебя трогать. Просто трогать, ничего больше.
– За что трогать? – подозрительно спросил Том.
– Ну… за руки. За локти. За лицо. И обнимать. Мне нужно понять, что в мужчине нет ничего страшного.
– Мне раздеться? – с невинным видом спросил Том. – Ты ведь явно мужчин без одежды боишься больше.
– А можно?
Жози хлопнула ресницами, с интересом оглядывая друга. Она бы не отказалась поглядеть на него обнажённого. Том ей нравился, а то, что он предпочитает мужчин, хоть и разочаровывало, но и успокаивало одновременно. Если честно, она бы поглядела на него целиком, но совесть тоже нужно иметь, все же она не в его вкусе.
– Совсем раздеваться? – хладнокровно уточнил Томас, прищуриваясь.
– А что, ты можешь совсем?
– Могу. Но за последствия не ручаюсь.
– Какие последствия? – чуть побледнев, сделала шаг назад Жозефина.
– Жози, я мужчина, – вздохнул Том. – У меня есть такая штука, которая может вести себя… ну… своенравно. И на красивую женщину среагировать.
– Но ты же не такой!
– Я может и не такой, а он – ещё какой.
Она снова закусила губу и задумчиво оглядела его с ног до головы, и Тому отчаянно захотелось лизнуть ее губы. Провести пальцами по ее щекам. Опуститься на колени и осторожно расстегнуть пуговки на платье.
– Знаешь, Том, не все же сразу. Постепенно. Давай пока ты просто расстегнешь рубашку.
– Жози, а поцелуи? Муж обязательно захочет тебя поцеловать, – Том решил выжать из этой нелепой ситуации максимум удовольствия. – У тебя хватит решимости?
– А тебе будет не противно?
– Мы же друзья, – хмыкнул Том. – Потерплю, если нужно.
Он расстегнул пуговицы на рубашке, распахивая её на груди и вопросительно взглянул на девушку.
– Волосатый, – прокомментировала она. – Как кот.
– А я и есть кот. Там же было написано. Оборотень. Рысь.
– Я люблю кошек, – сообщила Жози, проводя рукой по его груди вниз, зарываясь пальцами в волосы.
Ей и в самом деле нравился Том. Весь. Вместе с его шерстью. Нравилось его гладить. Утыкаться носом в плечо, нюхая. Пробовать его на вкус кончиком языка: он же не может это почувствовать, правда? Она подняла голову, заглядывая в его глаза, странно потемневшие и какие-то туманные, а потом потянулась к губам. Ей пришлось встать на носочки, ухватиться за его плечи, чтобы дотянуться.
– Жози, – тихо шепнул он, но она положила пальцы ему на губы, заставляя замолчать, а потом целовала так, как читала в своих книжках..
Том вцепился пальцами в столешницу, едва сдерживаясь, чтобы не схватить ее в объятия, подался ей навстречу, перехватывая инициативу, раздвигая языком ее дрожащие губы, лаская, увлекая в сладкий танец. Сколько длилось это наваждение – они не знали. Только когда она оторвалась от него и облизнула припухшие губы, он едва не застонал от огорчения.
– Итак, можно сделать вывод, – спокойно заявила Жози, скользя взглядом по его вздымающейся груди и разглядывая красноречивый бугор в штанах. – Я не совсем чокнутая. А ты не совсем мужеложец.
Он мог только кивнуть, виновато улыбнуться и развести руками.
– Ты ведь не можешь быть девственником, Том?
– К чему такой вопрос?
– Просто… любопытно.
– Я уверен, что не девственник. Но и не озабоченный.
– Тогда потрогай меня. Сделай мне приятно. Я хочу знать, где та самая граница.
Том шумно вздохнул.
– Жози… я… мне в голову только неприличные мысли лезут.
– Например?
– Например, я расстегну тебе платье и буду гладить грудь. И целовать.
Она расширила глаза:
– А тебе этого хочется?
– Очень.
– Тогда попробуй. Только…
– Я остановлюсь, – понял ее сомнения Том. – Иди ко мне, маленькая.
Он взял её за талию, поднял и посадил на стол.
– Уже страшно?
Она мотнула головой и сама потянула завязки на вороте платья.