Так они погибают

Глава двадцать шестая

Я проснулся и стал разыскивать джокера, с помощью которого смог бы заморозить банк и получить очередной ход в покере. Под подушкой его не оказалось. Не было и среди простыней, как и на полу возле кровати. Я уже начал вылезать из постели, чтобы поискать его под кроватью, когда понял, что все еще досматриваю сон.

Стрелки будильника показывали точно полдень. Вверх по улице поехал грузовик, раздался скрежет переключаемых скоростей, напоминая мне о том, что мир и без меня продолжал крутиться. Я решил: пусть себе крутится. Первым делом я принял продолжительный горячий душ, а затем небольшой холодный. И ощутил боль в затылке от давления воды. Затем побрился, почистил зубы первый раз за последние два дня и почувствовал себя необычайно приподнято. Лицо мое мне даже понравилось, на нем не осталось и следа пережитого мною за эти двое суток. Прекрасно, что пара глаз может увидеть очень многое и остаться не затронутой тем, что видит. Человеческое существо слишком хорошо приспосабливается, но это не всегда ведет к добру.

Кухню заливал золотистый солнечный свет, который проникал через окно над раковиной. Я включил кофейник, поджарил несколько ломтиков грудинки, разбил четыре яйца в шипящий жир, приготовил пол-дюжины ломтиков поджаристого, хотя и несвежего хлеба. После еды присел в кухонном закутке с сигаретой и чашкой черного кофе, ни о чем не думая. В порядке разнообразия приятно побыть в тишине и одиночестве. Явное удовольствие доставляла возможность не разговаривать и во время второй чашки кофе. Но через некоторое время я обратил внимание на то, что ритмично постукиваю каблуком по полу и начинаю грызть ноготь на большом пальце левой руки. По улице проехала машина, издавая звук автобуса, на который я мог опоздать. Золотистый солнечный свет на линолеуме казался бесцветным. Третья чашка кофе показалась слишком горькой, и я не стал ее пить.

Подойдя к телефону в гостиной, я позвонил на коммутатор, чтобы узнать, кто мне звонил. В понедельник и во вторник звонила некая миссис Каролин Стэндиш. Нет, она не оставила своего телефона, сказала, что позвонит еще раз. Миссис Самуэль Лоуренс дважды звонила во вторник утром. Во вторник после обеда некий лейтенант Гэри очень срочно хотел поговорить со мной. Был также звонок от мистера Колтона из окружной прокуратуры. В среду был лишь один междугородный звонок, из Палм Спрингс. Некая миссис Марджори Феллоуз просила позвонить ей в отель «Оазис».

— Когда был последний звонок?

— Примерно два часа назад. Миссис Феллоуз звонила в половине одиннадцатого.

Я поблагодарил хладнокровный женский голос, нажал на рычаг и позвонил на станцию междугородных переговоров. Меня соединили непосредственно с Марджори Феллоуз.

— Говорит Арчер. Вы мне звонили?

— Да. Я очень хочу с вами поговорить. Тут произошло много событий, и я не знаю, к кому обратиться, — она говорила надломленным и смущенным голосом.

— Что, например?

— Что вы сказали?

— Приведите мне один пример событий, которые произошли у вас.

— О, их произошло очень много. Полиция и… многое другое. Я бы не хотела говорить об этом по телефону. Вы знаете этих сотрудников на коммутаторах. — Она произнесла это с преднамеренным злым умыслом, предназначая свои слова для гипотетического оператора, который слушал наш разговор. — Не могли бы вы приехать и поговорить со мной здесь?

— Удобнее было бы вам приехать в город.

— Я не могу этого сделать. У меня нет машины. К тому же я такая растеряха. Я так надеялась на вас. Я совершенно никого не знаю в Южной Калифорнии. — Жалобная нотка проскользнула в ровном голосе уроженки Среднего Запада, пропала и появилась опять как проявление жалости к себе самой. — Вы действительно частный сыщик, как сказал лейтенант Гэри?

— Действительно. Что случилось с вашей машиной?

— Генри… Он забрал ее.

— Из Палм Спрингс вы можете прилететь сюда за полчаса.

— Нет, полет совершенно исключается. Неужели вам непонятно это? Я ужасно расстроена. Мне нужна ваша помощь, мистер Арчер.

— В профессиональном плане?

— Да, разумеется. Не могли бы вы приехать и пообедать со мной в нашем ресторане?

Я сказал, что приеду, если она готова перенести обед на более позднее время. Затем надел галстук и пиджак, зарядил револьвер.

Объехав стороной Палм Спрингс, я приехал в Оазис вскоре после половины третьего. На плоской пустыне уже лежала сетка готовых дорог — залог бурного развития, которое, как полагали, ждет лишь появления резкого подъема деловой активности. Холм из черного камня закрывал непостроенный город, его крутые склоны загибались и складывались наподобие жесткого черного брезента, небрежно брошенного до горизонта. Пустыня за ним уходила в радужные дали. Ослепительный медный кружочек солнца жарко висел на плоском, как будто нарисованном, небе.

Оштукатуренные здания отеля «Оазис» в дневное время сверкали своей белизной. Это была общедоступная гостиница, главное здание которой выходило на дорогу, а за ним разбросано около двадцати коттеджей. Поливаемые лужайки перед ними казались искусственными и неуместными, как зеленый широкий ковер, разостланный на высохшей земле. Я запарковался у стены жилого помещения, у наружной галереи, и вошел в фойе. Кондиционированный воздух охладил мой взмокший лоб. Большой зал был меблирован легкими изделиями из дерева и кожи, покрытыми чехлами из тканей цвета пустыни с индейским рисунком. Декоратор отличался вкусом и располагал деньгами — необычное сочетание для любого места.

Портье у регистрационной конторки был извещен о моем приезде. Он обратился ко мне по имени и попросил коридорного — филиппинца в белом фраке проводить меня. Я последовал за его худощавой бесстрастной фигурой по бетонированной дорожке, проложенной между разбросанными коттеджами. На солнце жарились полураздетые тела мужчин и женщин, другие лежали на раскладных креслах в тени веранд: отверженные из Голливуда, Чикаго и Нью-Йорка. Еще больше таких особ столпилось вокруг бассейна, который поблескивал в глубине комплекса. Приятное времяпрепровождение с указателем цены в один доллар.

Филиппинец подвел меня к крылечку одного из маленьких коттеджей и негромко поступал по сетчатой двери. Когда появилась Марджори Феллоуз, он скороговоркой произнес: «Мистер Арчер» — и исчез.

В белом полотняном платье без рукавов она выглядела массивней, чем тогда, ночью: платье подчеркивало ширину ее плеч и бедер.

— Я так рада, что вы смогли приехать. Очень. — Она открыла дверь и протянула мне руку. У нее была прохладная и влажная ладонь, и она некоторое время удерживала мою руку.

Я буркнул соответствующее приветствие и высвободил руку. Она провела меня в гостиную и усадила в кресло.

— Я взяла на себя смелость сделать для вас заказ, — сообщила она. — Тут кухня закрывается в три часа дня. Нам подадут омлет с этими симпатичными маленькими свиными сосисками, которыми они потчуют. Я заказала то же самое для нас обоих. Омлет «а ля Берси».

Я сказал, что омлет «а ля Берси» — прелестное блюдо.

— Может быть, пожелаете что-нибудь выпить? Вы совершили долгую утомительную поездку в жаркую погоду, и все по моей милости. За мной приятная прохладная выпивка. — Она суетилась вокруг моего кресла.

Я сказал, что меня вполне устроит бутылка пива.

Она пронеслась к телефону мелкими подпрыгивающими шагами, которые сотрясали домик до основания, повернулась ко мне, держа в руке трубку:

— У них есть хорошее импортное пиво «Лоуенбрау», по крайней мере оно нравится Генри. Вам темное или светлое?

— Пусть будет темное. — Пока она делала заказ, я оглядел комнату, чтобы обнаружить следы Генри. Но не обнаружил.

Когда она снова занялась хлопотливым ухаживанием, я спросил:

— Где же ваш муж?

На ее задумчивом лице появилась недовольная гримаса. Большие руки неуклюже повисли по бокам. Неожиданно я испытал к ней сочувствие, смешанное с некоторой долей внутренней настороженности. Такой тип женщин был произведен на свет, чтобы создавать комфорт для мужчин. Если же рядом не оказывалось мужчины, женщина совершенно терялась, не зная, что с собой делать. А Марджори Феллоуз оказались без мужчины.

Мне хотелось взять обратно свой резкий вопрос и задать его в более приятной форме.

Она поняла смысл моего взгляда и ответила на него, как и на сам вопрос:

— Я рада, что вы об этом спросили. Именно об этом я и хотела с вами поговорить, но не решалась затронуть эту тему. Я — ужасная фантазерка, мистер Арчер. Живу в своем выдуманном мире, пока кто-нибудь не опустит меня на реальную землю, как только что сделали вы.

Она уселась на тахту, которая заскрипела и провисла под ее тяжестью. Как ни странно, но у нее были хорошие ноги. Она придала им такую позу, чтобы я не мог не заметить изящества коленок.

— Мерзавец кое-что забрал и бросил меня, — сказала она низким, хриплым голосом. Ее глаза округлились от злости или от удивления, что она позволила себе такое выражение. — Боже милостивый! — воскликнула она своим обычным голосом. — Я никогда не ругаюсь, честно.

— Поругайтесь еще. Возможно, это пойдет вам на пользу.

— Ну нет, я не могу это делать. — Она покраснела до ушей. Но сказала: — Я назвала его мерзавцем потому, что считаю его таковым.

— Будет лучше, если вы расскажете все с самого начала.

— Мне не хотелось бы. Противно говорить об этом. Я вела себя, как законченная дуреха. Позволила ему воспользоваться собой во всех отношениях.

— Где вы на него наткнулись?

— Наткнулась?

— Как получилось, что вы с ним встретились?

— Ах, — воскликнула она. — Он остановился на том же ранчо для туристов в Рено, когда я ждала там развода. Все мне представлялось в таком романтическом свете, и Генри так хорошо сидел на лошади, и его беседы были так занимательны. Я вроде бы полюбила его, на отскоке.

— На отскоке?

— Я хочу сказать, в момент, когда я ушла от Джорджа. За Джорджем я была замужем шестнадцать лет, и, кажется, он мне надоел. Или мы надоели друг другу. Десятого июня исполнилось бы семнадцать лет. Мы перестали куда-нибудь ездить и что-то делать вместе. Единственное, что хотел Джордж — ездить после работы в загородный клуб и дожить, по крайней мере, до восьмидесяти. Мне всегда хотелось побывать в западных штатах, но Джордж так и не свозил меня дальше Миннеаполиса. Джордж работает секретарем-казначеем шарикоподшипниковой компании «Симплекс». — На ее лице отразилась борьба противоречивых чувств — гордости, возмущения, тоски по былому. Сожаление об ушедшем прошлом взяло верх. — Я поступила глупо, что ушла от него, очень глупо, а теперь пожинаю плоды. Я бросила Джорджа, теперь Генри бросил меня. Второе мое замужество продержалось всего шестнадцать дней, — Убийственный для нее контраст. Осознание этого вызвало слезы на ее глазах, уже и так припухших и покрасневших от плача.

— Генри вас бросил?

— Да-а. — Этот слог перешел как-то незаметно во всхлипывание. — Он уехал сегодня утром, забрав машину и деньги и… все.

После скандала?

— Мы даже не поскандалили, — как будто этим Генри лишил ее чего-то, принадлежавшего ей по праву. — Сегодня рано утром позвонили из полиции Лос-Анджелеса, на звонок ответил Генри, а позже он услышал, что и я разговаривала с ними по телефону. Он тут же начал собирать свои вещи, даже до того как я положила трубку. Я умоляла его объяснить мне, в чем дело. Он не пожелал сказать мне ни слова, только заметил, что ему надо уехать по делам. Он рассчитался с отелем за себя одного и уехал на машине, даже не позавтракал.

— В вашей машине?

— Заплатила за нее я, но зарегистрирована она на него. Генри так захотел и обставил это очень мастерски, к тому же мы купили ее для нашего свадебного путешествия. В общем-то, я сама предложила записать машину на его имя, так я чувствовала себя по-настоящему замужней. — Она дотронулась до своего большого красивого бюста, но этот жест не мог ничего дать, кроме холодного утешения.

— Миссис Феллоуз, вы упомянули также про деньги.

— Да. — От уязвленного чувства дрогнули и нахмурились ее брови. — Пожалуйста, не называйте меня так, мне это противно. Называйте меня Марджори или миссис Бэррон.

— Это фамилия Джорджа?

— Да, — она выдавила из себя небольшую улыбку, хотя ее глаза все еще были наполнены слезами. — Джордж проявил большую щедрость при разделе имущества, а я уже значительную часть его размотала. Ну, разве я не круглая идиотка?

— Во сколько же вам обошелся Генри?

— Тридцать тысяч долларов. — Произнесенная вслух цифра, казалось, ужаснула ее. Бессознательно она потянулась к сумочке из крокодиловой кожи, которая лежала на тахте возле нее, и прижала ее к своему затянутому в корсет животу. — Он сказал мне, что ему представился отличный случай хорошо поместить наш капитал — в тот жилой дом в Голливуде. Он мне даже показал этот жилой дом. Думаю, теперь все это лопнуло, как мыльный пузырь.

В дверь за моей спиной негромко постучали. Она открыла ее, и престарелый официант вкатил в гостиную тележку с обедом. Пока он накрывал на стол, Марджори вышла из комнаты. Она вернулась вовремя и с излишней щедростью отблагодарила его чаевыми с улыбкой на умытом и освеженном косметикой лице. Во всяком случае, Генри забрал у нее не все как в финансовом, так и в других отношениях.

Она аппетитно поглощала свои блюда и спрашивала меня, нравятся ли мне мои. Я сказал, что немецкое пиво великолепно и что качество омлета «а ля Берси» не подкачало. Когда после трапезы мы закурили по сигарете, я спросил:

— Что вы сказали полиции по телефону сегодня утром? Видимо, это и спугнуло Генри.

— Вы так думаете? Этот лейтенант Гэри хотел приехать и поговорить со мной, но я ему объяснила, что у меня медовый месяц, и тогда он сказал, что он позвонит мне в другой раз и организует дело так, чтобы я могла дать свою часть показаний, или что-то в этом роде. Затем он мне задал массу вопросов о том доме мистера Дэллинга: что я там делала; были ли вы без сознания, когда я вас увидела; ну, и я, конечно, сказала, что так и было, и какой шел час в ту пору. А в конце он сообщил мне, что Дэллинг убит, какой ужас, правда?

— Это ужасно. Спросил ли вас лейтенант Гэри о том, что вы делали возле дома, когда обнаружили меня там?

— Спросил.

— И что вы ему ответили?

— То же, что и вам. — Она скромно опустила глаза и стряхнула пепел с кончика сигареты. — Что я просто проезжала мимо и увидела на крыльце лежавшего человека.

— Думаю, пришло время, чтобы вы рассказали кому-нибудь правду об этом эпизоде.

Она слабо вспыхнула, как сырая лучинка.

— Разве я могла тогда сказать ему правду? Генри стоял рядом у телефона, прислушиваясь к тому, что я говорила. Я не решилась сказать ни слова о своих подозрениях, что он…

— Значит, у вас появились подозрения?

— Если сказать честно, то у меня с самого начала зародились к Генри подозрения. Но он вселял в меня такое приятное чувство! Я не решалась посмотреть правде в глаза. Знала, что у него практически нет денег, а он знал, что они у меня есть. Я понимала, что поступила глупо, поторопившись выйти за него замуж, не наведя о нем справок. Но мне так сильно хотелось поверить в то, что он полюбил меня ради меня самой! Я нарочно себя обманывала и торопилась со свадьбой. Я бы никогда не дала ему тридцати тысяч, если бы не хотела сама ослепить себя. Я — идиотка, но не отпетая, мистер Арчер.

— Я вообще сомневаюсь в вашей глупости. Вы просто дьявольски эмоциональны, вот и все. Возможно, вы допустили ошибку, когда развелись с Джорджем, но такую же ошибку совершают многие женщины. Или же их ошибка заключается в том, что они не разводятся со своими Джорджами.

— Вы — ужасный циник, верно? Но то, что вы говорите, истинная правда. Я действительно чересчур эмоциональный человек. Я — большая, эмоционально неустойчивая дуреха. Вы точно указали на мою основную слабость. Именно мои дурацкие эмоции заставили меня отдать ему деньги. Я ему верила, потому что очень хотела верить. Я должна была ему поверить, чтобы немного продлить впечатление реальности всего происходившего. Боюсь, уже тогда все начинало разваливаться.

— Когда это происходило?

— В прошлый четверг, день спустя после нашего приезда сюда. До этого мы жили в отеле «Балтимор» в Санта-Барбаре. Неделя, проведенная там, походила на абсолютную идиллию. Там отличный большой плавательный бассейн, и Генри научил меня плавать. Генри — великолепный атлет, и это обстоятельство среди других мне очень понравилось в нем. Мне приятно видеть, когда мужчина способен что-то сделать. Он сказал мне, что когда был помоложе, до ранения, у него был чемпионский титул по боксу в армии. — Она подметила, что стала высказываться мягче о Генри, и резко себя одернула, в ее голосе опять появились нотки омерзения: — Думаю, это было вранье, как и все остальное.

— Его ранило? — задал я наводящий вопрос.

— Фронтовая рана. На войне он был полковником, пока его не демобилизовали из-за ранения. Он жил на пенсию по инвалидности.

— Показывал ли он когда-либо вам правительственный чек на получение пенсии?

— Нет, но я знаю, что в этом он не обманывал. Я видела его рану.

— Где он был ранен?

— В Германии. Он воевал под командованием генерала Паттона.

— Не в географическом плане. Физиологически — в какое место.

— Ах, это… — Она покраснела. — У него ужасный шрам на животе. Рана все еще не зажила окончательно, хотя прошло столько лет.

— Скверно.

— За эту неделю в Санта-Барбаре он рассказал мне все о своей жизни. Но даже тогда у меня начали возникать сомнения. Один официант в «Балтиморе» знал его. Этот официант называл его другим именем. Видимо, он запомнил Генри, когда работал в другой гостинице и в другом месте. Это совершенно вывело из себя Генри. Он объяснил мне, что это — прозвище, но я-то знаю, что официанты не обращаются к гостям по кличкам. Позже я задумалась об этом.

— Что это было за имя?

— Странно, я не помню. Хотя, возможно, потом оно придет мне на память. Как бы там ни было, с того момента мои подозрения усилились. А потом, когда мы приехали сюда, Генри всегда где-то пропадал, уезжал по делам, как он говорил, но куда ездил — не говорил. В воскресенье вечером мы поссорились из-за этого. Он собирался куда-то поехать один, а я не давала ему ключи от машины. Он вынужден был вызвать такси. Когда водитель такси вернулся на стоянку, я подмазала его, чтобы он сказал, куда отвез Генри. Шофер сообщил, что доставил его к дому мистера Дэллинга. Я дождалась его возвращения, но он не сказал мне, зачем туда ездил. То же самое произошло и в понедельник вечером. Он уехал, а я ждала, ждала и решила, наконец, съездить к тому дому и поискать там его.

— А нашли вместо него — меня.

— И нашла вместо него вас. — Она улыбнулась.

— Но вы ничего не сказали об этом лейтенанту Гэри.

— Ни словечка. Я не могла этого сделать, Генри стоял рядом.

— Расскажете ли вы об этом, когда будете давать свои показания?

— Вы думаете, это надо сделать?

— Обязательно.

— Не знаю. — Она отодвинула стул, встала и начала расхаживать взад и вперед но ковру с индейским рисунком, ее полные бедра волнующе колыхались. — Не знаю, рассказывать об этом или не надо. Он действительно мог отправиться в деловую поездку и завтра вернется, как предупредил. Генри — странный неразговорчивый человек.

— Он действительно сказал, что завтра вернется?

— Что-то в этом роде. Думаете, ему можно верить? Было бы ужасно, если бы произошла ошибка, если бы я позвонила в полицию, а он бы действительно вернулся. — Она стояла лицом к двери со странным видом возможных угрызений совести, как будто Генри уже появился и собирается отчитать ее за такие нелестные о себе мысли. — Что же мне делать, мистер Арчер? Я не сразу решилась на такой поступок. Собственно, об этом и хотела побеседовать с вами.

— А чего вы хотите сами? Вернуть Генри?

— Нет, не думаю. Даже если он захочет вернуться, я ему больше не верю, я боюсь его. И дело не только в том, что он меня обманул. Я могла бы простить все это, если бы он вернулся и доказал, что любит меня, начав новую страницу жизни. Но я не могу отделаться от предчувствия, что он замешан в каком-то ужасном преступлении и именно поэтому так поспешно и неожиданно уехал. Я ведь не знаю, кто он такой и чем занимается. — Она присела на краешек тахты, сделала это неожиданно с уставшим видом, будто ей отказали ноги.

— У меня есть довольно определенное представление о том, кто он такой и чем занимается. Не назвал ли официант в Санта-Барбаре фамилию Спид?

Она вскинула голову:

— Спид! Совершенно точно. Я знала, что я вспомню это слово. Как вы догадались? Вы знаете его?

— По отзывам. У него скверная репутация. Рану в живот он получил не на войне. Он заработал ее в схватке бандитов прошлой осенью.

— Я знала это! — воскликнула Марджори и замотала головой, словно у нее заболели зубы, блестящие крашеные волосы упали на лицо. — Я хочу вернуться назад в Толедо, где живут такие милые люди. Мне раньше хотелось переехать в Калифорнию, но теперь, когда я побывала здесь, вижу, что это — отвратительное место. Я оказалась среди воров, вот что со мной произошло. Воры, убийцы и мошенники. Я хочу назад, к Джорджу.

— Это похоже на очень хороший план действий.

— Впрочем, я не могу этого сделать, он никогда меня не простит. Я буду посмешищем до конца своих дней. Что я ему скажу о тридцати тысячах? Скорее даже это — сорок тысяч, если учесть стоимость машины и все другие деньги, которые я потратила. — Она поглаживала свою крокодиловую сумочку сжатыми кулаками.

— Существует возможность получить их назад. Имеете ли вы представление о том, куда отправился Генри? Наверное, вряд ли.

— Он не сказал мне ничего об этом. Он просто взял и уехал. Теперь я знаю, что больше его не увижу. Но если он мне попадется, я выцарапаю ему глаза! — Это было так по-женски: выцарапывать глаза гангстеру. Я не знал, смеяться мне над ней или присоединиться к ее плачу.

Я посмотрел в окно, на лужайку, где в солнечных лучах плясали разноцветные брызги из механической поливалки.

— Были ли ему письма, телефонные звонки, телеграммы? Не заходил ли кто?

Наступила продолжительная пауза, а я продолжал наблюдать за летящими водяными брызгами.

— Ему позвонили по прямому проводу из Сан-Франциско, вчера. Я сама подошла к телефону, он заставил меня пройти в спальню и закрыть дверь. Имеет ли это какое-нибудь значение?

— Может иметь. — Я встал. — Постараюсь проверить. Не было ли какого намека на го, кто мог звонить, не произносились ли какие-то имена?

— Нет.

— Но вы уверены, что звонили из Сан-Франциско?

— Да, конечно. Об этом сказала телефонистка. — Она откинула волосы с лица назад и стала казаться менее расстроенной. В ее глазах появился холодный блеск твердости, чего раньше я не замечал.

— Я должен сообщить вам, миссис Феллоуз…

— Миссис Бэррон, — настойчиво поправила она. — Практически я не была замужем за Генри.

— О’кей, миссис Бэррон. Вы можете добиться лучших результатов, если расскажете обо всем полиции.

— Не могу. Это попадет во все газеты. Тогда я вообще не смогу вернуться домой. Неужели это непонятно?

— Если мне удастся вернуть ваши деньги или хотя бы часть их, я возьму с вас комиссионные — пятнадцать процентов. Это составит четыре с половиной тысячи из тридцати.

— Согласна.

— Кроме того, выставлю вам счет за те расходы, которые мне придется произвести. И это все. Обычно я беру поденную оплату, но ваше дело — нетипичный случай.

— Почему мое дело нетипичное?

— У меня есть свои собственные основания желать встречи с этим… Генри. И если я его разыщу, то поступлю так, как сочту нужным. Вам я ничего не обещаю.