После того, как Гэлли увезли, один из помощников шерифа, по фамилии Рансивалл, провел со мной целый час или около того, осматривая дом. Марио оставил след крови на полу кухни и на пути через заднюю дверь в близлежащий гараж. Мы прошли по следу и нашли место, где был спрятан пистолет: за некрепко прибитой доской стены между гаражом и домом. Там оставалась коробка патронов 45-го калибра, но денег не было. Мы обнаружили еще одну сколько-нибудь важную вещь. Несколько черных волосков, прилипших к внутренней стене морозильника. Я посоветовал Рансиваллу опечатать его в закрытом виде и объяснил, почему. Рансивалл нашел мою идею великолепной.
Вскоре после двух часов ночи я снял номер в отеле «Оазис», чтобы провести там остаток ночи. Портье сказал мне, что миссис Феллоуз пока что не съехала. Я попросил разбудить меня в восемь утра.
В это время меня и разбудили. Я принял душ, осмотрел свой небритый подобородок в зеркале ванной комнаты и надел на себя то же самое несвежее белье. Затем направился через лужайку к бунгало Марджори. Стояло сверкающее солнечное утро. Бронзовые дверные ручки блестели. За изгородью пальмовых листьев фырчал красный трактор, который таскал за собой взад и вперед культиватор по рощице финиковых пальм, которые резко выделялись на фоне голубого неба. Высоко над ними, в лазоревой выси, парила кругами одинокая птица, которую трудно было распознать, ибо она была слишком высоко. Я предположил, что это орел или сокол, и подумал о Гэлли.
Марджори завтракала на свежем воздухе под нераскрытым оранжевым пляжным зонтиком. На ней было в цвет зонтика японское кимоно, под которым, возможно, ничего более. Рядом с ней за столом сидел седовласый мужчина в шортах и аккуратно жевал, откусывая от поджаренного кусочка хлеба.
Она радостно посмотрела, когда я подошел, ее круглое лицо сияло загаром и довольством порядочной немки:
— Боже, мистер Арчер! Какой приятный сюрприз! Мы как раз говорили о вас и строили догадки о том, где вы сейчас находитесь.
— Я провел тут остаток ночи. Приехал поздно, думал, что, может быть, не побеспокою вас в этот час.
— Ну, разве это не любезный поступок? — сказала она седовласому мужчине. — Джордж, это мистер Арчер. А это — мой муж, мистер Арчер. Скорее, надо было бы сказать: мой бывший муж. — Удивительно, но из крупного тела в кимоно вырвался девичий хохоток.
Джордж поднялся и живо поздоровался со мной за руку.
— Рад познакомиться с вами, Арчер. Я много наслышан о вас. — У него была узкая впалая грудь, животик человека, привыкшего к сидячей жизни, и недоуменное выражение лица.
— Я тоже много слышал о вас. От Марджори.
— Действительно? — Он устремил влюбленный взгляд на верхнюю часть ее головы. — Я чувствую себя ужасно неловко в этих коротких штанишках. Она заставила меня их надеть. Ну да ладно, если рядом нет людей из Толедо… — Он близоруко стал озираться вокруг в поисках шпионов.
— Ты прекрасно в них выглядишь, Джордж. А теперь втяни свой живот. В них ты мне нравишься. — Она повернулась ко мне с величием королевы: — Присаживайтесь, пожалуйста, мистер Арчер. Вы уже позавтракали? Разрешите мне заказать вам что-нибудь. Джордж, принеси мистеру Арчеру стул с веранды и закажи ему тоже яичницу с ветчиной, — Джордж отправился выполнять указание, туго втянув живот и высоко подняв голову.
— Не думал, что встречу его здесь.
— И я тоже. Правда, это — замечательно? Он прочитал обо мне в газетах и тут же вылетел из Толедо первым же рейсом, ну просто как герой кинофильма. Я вчера чуть не упала в обморок, когда он вошел. Подумайте только, как он беспокоится обо мне. Вчера, конечно, ощущалась какая-то неловкость. Он провел ночь в другом бунгало, потому что юридически мы пока не женаты.
— Пока? Не хотите ли вы сказать — больше?
— Пока, — она еще больше покраснела. — В полдень мы вылетаем в Сан-Франциско, заберем там машину и поедем на ней в Рено, где и обвенчаемся. В Рено совсем не надо ждать, а Джордж говорит, что он без необходимости на намерен оттягивать это ни на минуту.
— Поздравляю. Но не возникнут ли юридические затруднения? Конечно, вы можете аннулировать свой брак со Спидом, поскольку он женился на вас под вымышленной фамилией. Но это займет время, даже в штате Невада.
— Разве вы не слышали? — На ее озадаченном лице, с которого сбежала улыбка, отразилось внутреннее волнение. — Полиция Сан-Франциско прошлой ночью обнаружила мой «кадиллак». Он бросил его на середине моста Золотые ворота.
— Не слышал.
— Да, он мертв. Несколько человек видели, как он прыгнул с моста.
Это сообщение сильно на меня подействовало, хотя Спид для меня ничего не значил. Теперь оказалось, что насильственной смертью погибли четыре человека, даже пять, если считать Москито. Полностью покончено с общими знакомыми, которые были у меня и у Гэлли.
— Вам не удалось его найти, правда? — продолжала она говорить. — Вы его не застали?
— Простите?
— Я хочу сказать, вы не имеете отношения к его самоубийству? Если бы я узнала, что он пошел на это, потому что я его преследовала… Это было бы ужасно, правда? Меня пугает мысль об этом. — Она закрыла глаза и стала походить на сильно раскормленного ребенка.
Ответ мог быть только один:
— Я не нашел его.
Она тяжело вздохнула.
— Я чувствую такое облегчение, так рада. Мне наплевать на деньги, особенно теперь, когда вернулся Джордж. Наверное, их унесло в море вместе с его телом. Джордж говорит, что мы, возможно, сможем вернуть их за счет удержания из нашего налога.
Джордж спустился с веранды с летним стулом.
— Кто-то здесь склоняет мое имя? — весело спросил он.
В ответ она улыбнулась.
— Я как раз говорила мистеру Арчеру, как это приятно сознавать, что ты опять рядом со мной, дорогой. Это похоже на пробуждение от кошмарного сна. Ты заказал завтрак?
— Сказали, сейчас принесут.
— Боюсь, не могу больше у вас задерживаться, — сказал я.
Они были приятными людьми, гостеприимными и богатыми. Но почему-то мне не хотелось оставаться в их компании или есть заказанную ими еду. Мое сознание все еще было обращено к смерти, зациклено на густых ее тенях. Если бы я задержался, то должен был бы рассказать им о вещах, о которых не хотелось говорить. О вещах, которые бы испортили им и настроение, и аппетит, если в их новом состоянии вообще что-нибудь могло нарушить их благолепие.
— Вам действительно надо уходить? Очень жаль. — Она уже потянулась к своей сумочке. — Во всяком случае, я должна заплатить вам за потраченное время и беспокойство.
— Прекрасно. Ста долларов будет достаточно.
— Прошу прощения, что все так получилось. Это вряд ли справедливо по отношению к вам. — Она встала и вложила купюру в мою руку.
— Вы очень расположили к себе Марджори, Арчер. На самом деле она — прекрасная женщина. Раньше я даже не осознавал до конца, какая замечательная женщина Марджори.
— Да будет тебе. — Она игриво толкнула Джорджа.
— Ты действительно такая. И знаешь это. — Он тоже ласково толкнул ее.
— Я — самая глупая толстая женщина на всем свете. — Она опять хотела его оттолкнуть, но он схватил, ее руку, удерживая в своей.
— До свиданья. Удачи вам. Привет Толедо.
Я оставил их веселыми и смеющимися. Наполовину потерявшись в вышине, чертила свои круги над финиковыми пальмами неизвестная птица.
Вся эта история закончилась там же, где и началась, среди мебели в гостиной миссис Лоуренс. Время было полуденное. После жары в пустыне приятно было оказаться в маленькой сумрачной комнате. Сама миссис Лоуренс встретила меня достаточно приветливо, хотя выглядела измученной. К ней то и дело приезжали из полиции.
Мы сидели рядом, как незнакомые люди, пригорюнившиеся на похоронах общего друга. Она была одета в порыжевшее черное платье. Даже чулки были черного цвета. Ее осунувшиеся и впалые щеки были покрыты неровным слоем пудры. Она предложила мне чаю, от которого я отказался, потому что недавно поел. Ее речь и движения замедлились, но она не переменилась. Ничто не могло изменить ее. Она сидела, как изваяние, положив на колени сжатые кулаки.
— Конечно, моя дочь абсолютно невиновна. Как я сказала сегодня утром лейтенанту Гэри, она не обидит и мухи. Когда она была ребенком, я не могла заставить ее прихлопнуть муху, даже если бы от этого зависела вся ее жизнь. — Ее глаза глубоко ввалились и походили на щели в камне. — Вы верите в то, что она невиновна? — Это был не вопрос, а утверждение.
— Надеюсь, что это так.
— Конечно, ее никогда особенно не любили. Никогда не любят красивых и умных девушек. После смерти отца, когда у нас кончились деньги, она все больше и больше уходила в себя. Она жила мечтами в школьные годы, была фантазеркой, и это не прибавило ей популярности, наоборот, она нажила себе этим врагов. Много раз они пытались втянуть ее в неприятности. Это случалось даже в больнице. Различные люди выдвигали против нее необоснованные обвинения, их злило, что у Гэлли был выдающийся отец.
— Какого рода обвинения?
— У меня язык не поворачивается повторять их, и я не хочу осквернять ваш слух, мистер Арчер. Я знаю, что Гэлли — хороший человек по самой своей природе, и этого для меня достаточно. Она всегда была хорошим человеком и осталась такой. Уже много лет назад я научилась не слушать низкие людские толки, — Ее рот обрел железную твердость, сжавшись в тонкую линию.
— Боюсь, одной вашей убежденности недостаточно. Вашу дочь посадили в камеру, против нее есть много серьезных доказательств.
— Доказательств! Чудовищные фабрикации полиции, чтобы скрыть их собственную некомпетентность. Они не смеют превращать мою дочь в козла отпущения.
— Ваша дочь убила своего мужа, — сказал я. Никогда мне не приходилось выговаривать слова с таким трудом. — Вопрос заключается в одном: что вы можете сделать, чтобы как-то облегчить ее положение? У вас есть какие-нибудь деньги?
— Немного есть. Долларов двести. Однако говорю вам еще раз: вы ошибаетесь. Я понимаю, дело складывается мрачно для моей дочери. Но как ее мать я знаю, что она абсолютно не способна на убийство.
— Давайте не будем спорить. Двести долларов — это не деньги. Даже имея двадцать тысяч и лучших адвокатов Калифорнии, ей не миновать обвинения в убийстве второй степени. Во всяком случае, ей придется провести в тюрьме много лет. А проведет ли она весь остаток своей жизни в тюрьме, будет зависеть только от одного — от ее защиты в Верховном суде.
— Думаю, я смогу выручить какую-то сумму за дом.
— Он уже заложен, верно?
— Да, но я сохраняю право на некоторую часть имущества…
— У меня тут есть немного денег. — Я достал из заначки сложенную купюру Доузера и бросил ей на колени, — Эти деньги мне не понадобятся.
Она было открыла, а потом закрыла свой рот.
— Почему?
— Ей нужна поддержка. Мне придется давать показания против нее.
— Вы — добрый человек. Вы не можете себе этого позволить. — Ее глаза наполнились слезами, как водой, просочившейся через камни. — Чтобы поступать так, надо верить в невиновность Галатеи.
— Нет. Я приобрел выучку в полиции, и ее жесткость оставила на мне следы. Я знаю, что она виновна, и не могу делать вид, что это не так. Но в каком-то отношении я чувствую и свою ответственность. За вас, если не за нее.
Она поняла меня. Слезы покатились по ее щекам.
— Если бы вы поверили, что она невиновна. Если бы кто-нибудь поверил мне.
— Ей понадобится двенадцать поверивших людей, у нее не будет такого количества. Вы видели сегодняшние газеты?
— Да. Я их просмотрела. — Она подалась вперед, смяв купюру на коленях. — Мистер Арчер…
— Я могу быть чем-нибудь полезен?
— Нет. Больше ничем. Вы так добры, я действительно думаю, что могу вам довериться. Я должна вам сообщить… — Она порывисто поднялась к швейной машине, стоявшей у окна. Подняв ее крышку, она запустила руку глубоко внутрь и вынула оттуда продолговатый пакет в оберточной бумаге. — Это мне дала Гэлли и попросила сохранить для нее. Во вторник утром. Она взяла с меня обещание не говорить никому об этом, но теперь обстановка изменилась, ведь правда? Может быть, здесь какие-то улики в ее пользу. Я не открывала пакет.
Я оторвал клейкую ленту, которой был запечатан один конец пакета, и увидел пачку стодолларовых банкнотов. Там находились тридцать тысяч Гэлли. Тридцать тысяч долларов, которые были спрятаны в швейной машинке старой женщины в то время, когда мужчины погибали из-за этих денег.
Я вернул ей пакет.
— Это действительно улики. Деньги, из-за которых она убила своего мужа.
— Этого не может быть!
— Невозможные вещи происходят постоянно.
Она посмотрела на деньги, которые держала в руке.
— Неужели Гэлли действительно убила его? — прошептала она, — Что мне с ними делать?
— Сожгите их.
— А ведь нам гак нужны деньги.
— Либо сожгите их, либо отдайте адвокату, и пусть он сам свяжется с полицией. Может быть, вам удастся о чем-нибудь договориться. Попытка не пытка.
— Нет, — произнесла она. — Я этого не сделаю. Моя девочка невиновна, и о ней позаботится Провидение. Теперь я знаю это. В минуту острейшей нужды Господь посылает ей помощь.
Я поднялся и направился к двери.
— Поступайте как хотите. Если полиция узнает, откуда взялись деньги, это подорвет защиту вашей дочери.
Она проводила меня до прихожей.
— Они ничего не узнают об этом. И вы им не расскажете, мистер Арчер. Вы верите, что моя дочь невиновна, хотя и не хотите в этом признаться.
Но я-то знал, что Гэлли Лоуренс виновна по уши.
Цветная лампочка над дверью отбрасывала на ее мать горестный фиолетовый оттенок. Она открыла дверь на улицу, и яркий полуденный свет озарил ее лицо. Следы слез на нем напоминали редкие капли дождя на пыльной дороге.
— Вы им не расскажете? — Ее голос дрогнул.
— Нет.
Дойдя до тротуара, я оглянулся. Она стояла на ступеньках и коричневым пакетом прикрывала глаза от немилосердного солнца. На прощанье она подняла другую руку и бессильно опустила ее.