Тайна за семью печатями, или… Новые невероятные приключения Брыся и его друзей

Глава 18. Мартин

Шум голосов, стук колёс и цоканье лошадиных копыт по камням, доносившиеся словно издалека, наконец стихли совсем, осталось журчание, сначала ласковое, нежное, а потом всё более громкое и настойчивое. Оно уже не убаюкивало, а будило, и Мартин нехотя открыл глаза. Прямо мимо носа, едва не затекая в ноздри, струилась вода, почему-то розового цвета, и первой мыслью было, что Пафнутий опять экспериментирует с краской. Только на этот раз хочет покрасить не себя, а его. Недовольство поведением маленького приятеля заставило мозг работать быстрее, и вскоре Мартин понял, что лежит на мелководье. Чуть в стороне, выше по течению, он увидел Дину. Перекатываясь через её тело, вода становилась красной, а потом, разбавленная чистыми струями, светлела и до Мартина доходила уже розовой. Здесь поток снова насыщался алым, но израненный пёс этого не замечал. Вокруг, насколько хватало обзора, сверкали на солнце, слепя глаза, драгоценности, и Мартин опять вспомнил Пафнутия — вот бы обрадовался кладоискатель. Присмотревшись, разглядел, что это никакие не сокровища, а горы стреляных гильз. Память воскресила картины жестокого боя, и Мартин приподнял голову — человеческих тел не было, видимо, педантичный враг уже забрал своих погибших.

Подниматься не хотелось, но намокшая шерсть вызывала озноб, даже зубы непроизвольно стали клацать. Пёс с трудом встал, сразу почувствовав боль. Казалось, что она поселилась в каждом участке его тела, включая белую кисточку на хвосте. Как хорошо, что Альмы не было в этом жутком сражении. Мартин, медленно переставляя лапы, добрёл до Дины. На морде овчарки застыл свирепый оскал, остекленевшие глаза смотрели куда-то вдаль.

— Спасибо тебе, — пробормотал Мартин. Так получилось, что не он отдал жизнь за кого-то, а жизнь отдали за него… И теперь он просто обязан жить за двоих. И уничтожать врагов за двоих…

На берегу он обнаружил холм земли. Противник проявил уважение к мужеству тех, кто с ним сражался, и похоронил отважных пограничников. А вот красно-зелёный столб был вытащен из земли и теперь лежал, поверженный, рядом с тем местом, где совсем недавно гордо возвышался над рекой…

«Нужно найти Альму». — Мартин, шатаясь от слабости, направился по следам своей подруги. Мысли в голове постепенно обретали ясность; силы, пусть и медленно, но возвращались в истерзанное тело — сказывались удивительные способности организма, приобретённые благодаря неугомонному Пафнутию*. Кровь перестала сочиться из ран, они затянулись коростой, и скоро о них будут напоминать только глубокие шрамы. Но никогда не заживёт душа, и память о Дине, Верном и пограничниках, почти мальчишках, умрёт лишь вместе с ним…

Миновав ряды подсолнухов, Мартин остановился, втягивая воздух, — слишком много запахов хранило открывшееся перед ним ромашковое поле, слишком много историй пытались они ему рассказать. Пёс помедлил, прислушиваясь. После шума сражения ему казалось, что вокруг воцарилась тишина. Но вот уши различили тяжёлый гул самолётов в вышине, а со стороны посёлка — чужую речь, там уже хозяйничал враг. Угрюмо молчал только лес, начинавшийся у дальнего края поля, — ни пения птиц, ни шороха звериных лап…

Солнце уже перешагнуло самую высокую точку на небе, и Мартин осознал, что с момента их расставания с Альмой прошло довольно много времени. Куда она делась? И куда делись цирковые?

Невдалеке виднелась изгородь из тонких, очищенных от коры и потемневших от времени стволов. Подчиняясь какому-то непонятному чувству (приятели-коты, наверное, назвали бы это интуицией, хотя и не поверили бы, что у собак она тоже есть), Мартин подошёл к ограждению и сразу уловил запах Альмы. Широкая полоса примятой травы, продолжившаяся на грядках, свидетельствовала о том, что по полю и огороду тащили что-то тяжёлое и в этом участвовала «сыщица».

Что именно тащили, тоже было понятно — раненого человека. Однако Мартин мог поклясться, что сейчас ни в доме, ни во дворе никого нет. Только корова шумно вздыхала в своём загоне. Обогнув дом, такой же деревянный и тёмный, как изгородь и все прочие постройки, он прошёл к распахнутым настежь воротам, рядом с которыми стояла собачья будка, и замер: пёс-охранник лежал в луже крови. Он был совсем небольшой, размером, пожалуй, со спаниеля, и вряд ли опасный, учитывая короткую цепь, крепко удерживавшую его возле будки. Служил, вероятно, просто в качестве «звонка», когда кто-то чужой проходил мимо ворот…

Из центра посёлка доносился гул множества голосов: напевно-певучий — жителей села и неприятно-резкий — врага. Мартин направился туда. Может быть, там он найдёт Альму. Вдруг у него после ранений ухудшилось обоняние и поэтому он больше не чувствует её присутствия, хотя голова буквально напичкана всевозможными запахами…