Чтобы не пропустить момент, когда заклятый враг Мартина — ротвейлер из соседнего подъезда — будет проходить под их окнами, Брысь занял наблюдательную позицию на подоконнике ещё с ночи, заранее откинув пластмассовую гребёнку, которая не позволяла ветру распахивать створку окна (антимоскитное полотно в Сашиной комнате не прижилось — уж слишком часто неугомонный кот разрывал дорогостоящую сетку). Хозяин грозного пса, зная задиристый нрав питомца, старался выводить его на прогулку пораньше, когда большинство собак ещё нежились на своих мягких подстилках или в кроватях любимых «родителей».
Ротвейлера, мечтавшего о том же, о чём мечтал и Мартин, то есть — помериться силой с достойным противником, уже который день после возвращения из отпуска печалило отсутствие главного соперника. Он мог бы предположить, что огромный беспородный пёс отдыхает где-нибудь на даче, если бы не тот факт, что юный хозяин бывшей дворняги продолжает оставаться в городе. Значит… Что бы это значило, ротвейлеру в голову не приходило, и он терялся в догадках.
Натянув поводок, так что шипы строгого ошейника вонзились в шею, пёс торопился дойти до окон квартиры на первом этаже соседнего подъезда, чтобы проверить, не появился ли там знакомый запах. Увы, вместо крепкого собачьего духа из открытой створки тянулся лишь противный кошачий «аромат». Он раздражал ноздри и мешал ясно мыслить.
— Эй ты! — оклик, внезапно раздавшийся сверху и явно принадлежавший представителю враждебного племени, настолько ошеломил ротвейлера, что он споткнулся на ровном месте.
Такой наглости ещё ни один кот себе не позволял! Стоило боевому псу появиться на улице, как дворовая кошачья братия прыскала во все стороны, а те мяукающие, кому повезло обзавестись домом, быстренько сматывались с подоконников, вероятно предполагая, что он и там сможет их достать. И вдруг такая бесцеремонность, если не сказать — полное отсутствие уважения, ну или здравого смысла!
Пока ротвейлер пыхтел в негодовании, соображая, как наказать зарвавшегося кота, тот совершил и вовсе неслыханное — спрыгнул вниз и уселся прямо перед ним! Хозяин пса громко чертыхнулся, понимая, что никак не сможет помешать питомцу расправиться с лёгкой добычей: уж слишком тот был могуч и злобен. А потому, чтобы не стать свидетелем кровавого действа, просто закрыл глаза. Не услышав того, что ожидал, — предсмертного кошачьего вопля, снова их открыл и замер в удивлении: пёс и кот мирно беседовали! Во всяком случае, именно так происходящее выглядело со стороны. Спустя минуту кот спокойно запрыгнул на свой подоконник, а ротвейлер, проводив его глазами, повлёк хозяина на пустырь за домом…
— Что ты ему сказал?!
Рыжий и Савельич, которые полагали, что их друг обратится к сопернику Мартина на расстоянии, с недосягаемой для пса высоты, чуть не умерли от страха, когда Брысь вдруг совершил свой безрассудный прыжок. Теперь же, когда он вернулся здоровый и невредимый, они умирали по другой причине: от желания знать подробности разговора. Призрак графа Брюса, бывшего сенатора, дипломата и прочее, прочее, облачившись в парадное одеяние, отвесил «переговорщику» торжественный поклон.
— Вельми поражён, понеже не предполагал столь тонкого владения дипломатией от зверя пусть и необычного, но всё-таки кота, — с чувством произнёс Яков Вилимович. (Несмотря на ужас, который наводил на старика соседский пёс, его сиятельство воспользовался невидимостью и поприсутствовал на встрече.)
Ротвейлер, спеша на пустырь, прокручивал в голове только что услышанное и всё больше гордился собой: своей могучей статью, отвагой, выдержанным характером, смекалкой, скрытым благородством души и готовностью прийти на помощь тому, кто оказался в смертельной опасности, — в общем, всеми теми качествами, за которые, по утверждению серо-белого кота, ценил и уважал его соперник и наличие которых он до этого момента в себе и не подозревал (разумеется, кроме первых двух пунктов — тут уж, как говорится, что есть, то есть). Хорошо, что кот успел начать перечисление его достоинств раньше, чем он разорвал бы его на кусочки. А то так никогда и не узнал бы про себя столько важных вещей. Каким образом пузырьки из обувной коробки, зарытой на пустыре, пригодятся исчезнувшему Мартину (так и быть, он больше не будет называть его обычной дворнягой), ротвейлер не понял, но обещал выполнить просьбу, раз эти склянки смогут помочь «тому, кто оказался в смертельной опасности».
***
Валентина переводила растерянный взгляд со старшего лейтенанта на отца и обратно.
— Вы хотите, чтобы я обучила собак подрывному делу?! — наконец озвучила она свои сомнения. — Но я сама в нём ничего не понимаю!
Старший лейтенант нахмурился.
— Это же пограничные овчарки, а не пудели какие-нибудь (Юв и Гал оскорблённо взмахнули длинными пушистыми ушами)! Они прекрасно обучены слушать и выполнять команды. Ваше дело научить их в нужном месте и в нужное время скидывать взрывчатку.
— Какую взрывчатку? — Валентина по-прежнему плохо соображала от волнения. — Покажите мне её хотя бы!
— Покажем-покажем, а сейчас ваша задача приучить к себе собак, чтобы они вас беспрекословно слушались, — отрезал старший лейтенант, и по его лицу пробежала судорога (при малейшем волнении давала о себе знать контузия головы, вызывавшая приступ нестерпимой боли). Судорога на мгновение исказила правильные, почти аристократические черты, которые могли бы принадлежать поэту, но вряд ли подходили командиру партизанского отряда — тонкий длинный нос с изящными ноздрями, высокий одухотворённый лоб, красивой лепки губы, открывающие при разговоре безупречно ровные зубы, тёмные, с идеальным изгибом брови над глубоко посаженными карими глазами с густыми ресницами, волевой подбородок с небольшой ямочкой посередине. От такого лица было бы трудно отвести восхищённый взгляд, если бы не судороги, внезапно и до неузнаваемости меняющие облик: словно в одном человеке боролись прекрасный принц и отвратительный злой колдун.
— Для начала продемонстрируйте им, что вы умеете, — переждав приступ боли, продолжил старший лейтенант.
Валентина посмотрела на своих подопечных (Альф и Рол воспользовались случаем навестить приятелей и пришли вместе с ней), потом перевела взгляд на отца. Леонид ободряюще кивнул.
— Глянь, какая публика собралась! — подмигнул он дочери.
Действительно, слух, что циркачи сейчас покажут номер, каким-то непостижимым образом успел облететь лагерь, собрав на поляне немногочисленный пока отряд и всех собак, включая Мартина и Альму, уже видевших Валентину-Виолетту в работе.
Юв и Гал, затаившие обиду на старшего лейтенанта, который так пренебрежительно отозвался об их породе, решили показать, что они способны на такое… такое, что собравшимся и не снилось!
Валентина снова обвела глазами зрителей — красноармейцы, в основном её ровесники, совсем юные, многие, возможно, ещё никогда не бывали в цирке, да и вообще — много чего ещё не видели в своей короткой жизни, смотрели на неё с надеждой на праздник. На возвращение, пусть и ненадолго, в мирное время — туда, где не было взрывов, зловещего лязга гусениц, предсмертных криков товарищей, унизительного плена, болезненных ран… Туда, где были мама, папа, сестрёнки-братишки, школьные друзья, первая любовь, планы на долгую и счастливую жизнь…
Раздались робкие хлопки, какими обычно зрители вызывают артистов на сцену. Валентина посмотрела в ту сторону — аплодировал Гельмут, не сводя с неё восторженных влюблённых глаз и пользуясь тем, что красавца джигита не было рядом (Аслан остался на хуторе, жеребёнок должен был вот-вот появиться на свет).
— Вальс, — произнесла Валентина, обращаясь к питомцам, и, в отсутствие музыки, принялась негромко считать: — Раз-два-три! Раз-два-три…
Юв, Гал, Альф и Рол поднялись на задние лапы и закружились в такт знакомому ритму…